Czytaj książkę: «История нацистских концлагерей»
© 2015 by Nikolaus Wachsmann
© «Центрполиграф», 2017
* * *
Заметит ли мир хоть каплю, толику того трагического мира, в котором мы жили?
Из письма Залмана Градовского от 6 сентября 1944 года, найденного после освобождения, во фляге, зарытой на территории крематория Освенцим-Бжезинка
Пролог
Дахау, 29 апреля 1945 года
Еще не наступил полдень. Американские части сил союзников, стремительно продвигавшихся по Германии, готовясь сокрушить последние остатки Третьего рейха1, приближались к одиноко стоящему на рельсах товарному составу в районе огромного объекта СС под Мюнхеном. Подойдя ближе, солдаты увидели нечто ужасное: вагоны заполнены трупами, их наверняка не меньше 2 тысяч. Это мужчины, женщины и даже дети. Исхудалые, искривленные, изувеченные, окровавленные конечности сцепились между собой среди соломы, тряпья, экскрементов. Несколько солдат, с посеревшими от потрясения лицами, отвернулись, разрыдались, кое-кого вырвало. «Это вызвало у нас страшную тошноту, мы просто обезумели, единственное, на что были способны, – так это сжать кулаки», – писал на следующий день один из офицеров. Потрясенные солдаты по мере продвижения в эсэсовский лагерь одну за другой обнаруживали группы узников – их было около 32 тысяч. Эти 32 тысячи, люди самых разных национальностей, народностей, религиозных и политических убеждений, уцелели, выжили, – граждане почти 30 европейских стран. Шатаясь, еле двигаясь, они брели навстречу своим избавителям. А многие так и лежали в переполненных, грязных и зловонных бараках, не в силах выбраться. Взоры солдат повсюду натыкались на трупы – бездыханные тела лежали между бараками, ими были завалены канавы, подле лагерного крематория трупы были сложены будто бревна. Ну а тех, кто повинен во всем этом смертоубийстве, здесь давно уже не было, они успели унести ноги, в своем большинстве это кадровые офицеры СС. В лагере осталась лишь горстка подонков из нижних чинов охраны, от силы пара сотен2. Картины этого ужаса вскоре облетели весь мир, впечатались в коллективное сознание. И по сей день концентрационные лагеря, такие как Дахау, нередко воспринимают по кинокадрам, сделанным освободителями: все те же, ставшие знакомыми миллионам траншеи, заполненные телами, горы трупов и костей, изможденные лица оставшихся в живых, глядящие в камеры. Но какое бы сильнейшее впечатление ни производили эти фильмы, они, однако, не в состоянии поведать нам все о Дахау. Ибо у этого лагеря история долгая и ее последний, адский круг завершился только под последние залпы Второй мировой войны3.
Дахау, 31 августа 1939 года
Заключенные поднимаются затемно, и так каждое утро. Никто из них пока что не знает, что на следующий день вспыхнет Вторая мировая война, но она их не затронет никак, все так и будут следовать обычному лагерному распорядку. После безумной давки – первым добежать до уборной, потом наскоро проглотить пайку хлеба, потом уборка бараков, – печатая шаг, узники уже следуют на лагерную площадь на построение для переклички. Почти 4 тысячи человек в полосатой арестантской форме, коротко или наголо остриженные, застыв по стойке смирно, со страхом дожидались начала очередного изнурительного дня. За исключением группы чехов, все здесь немцы или австрийцы, хотя нередко единственное, что их друг с другом связывает, – так это язык. Разноцветные треугольники на полосатой форме служат здесь знаками различия – политических заключенных, асоциальных элементов, преступников, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы или же евреев. Позади выстроившихся в ряд заключенных тоже рядами расположились одноэтажные бараки. Каждый из 34 специально сооруженных для содержания заключенных барак имел около 35 метров в длину. Внутри надраенные полы, аккуратнейшим образом заправленные койки. Побег практически невозможен: барачный сектор – 200 метров в длину и 100 в ширину – окружен рвом и бетонной стеной, сторожевыми вышками с пулеметчиками и оцеплен колючей проволокой, по которой пропущен ток высокого напряжения. За ограждениями – огромная зона СС с более чем 220 зданиями, включая складские помещения, цеха, жилые помещения и даже бассейн. Она предназначена примерно для 3 тысяч человек эсэсовцев-охранников из подразделения добровольцев, объединенных общей идеей – пропускать заключенных через прекрасно отлаженную систему издевательств и пыток. Смертельные случаи здесь относительно редки – но в августе четырех узников не стало. Маловато, конечно, чтобы подумывать о строительстве крематория, пока что насущной необходимости в нем у эсэсовцев нет4. Пока СС ограничиваются лагерями как средством управляемого террора, а не убийства – огромное отличие от разнузданной вакханалии смерти последних дней весны 1945 года, впрочем, как и от убогих первых попыток превратить Дахау в концлагерь весной 1933 года.
Дахау, 22 марта 1933 года
Первый лагерный день близится к концу. Холодный вечер пару месяцев спустя после назначения рейхсканцлером Адольфа Гитлера, проторившего Германии путь к нацистской диктатуре. Только что доставленные заключенные (им даже не успели выдать лагерную робу) ужинают хлебом с колбасой, запивая их чаем, в здании бывшего заводоуправления фабрики по производству боеприпасов. Здание за несколько дней наспех приспособили под импровизированный лагерь, отгородив его от фабричного пустыря с разваливающимися корпусами, грудами щебенки и запущенными проездами. Всего здесь 100, может, 120 политических заключенных, в основном местных коммунистов из Мюнхена. Когда их совсем недавно привезли сюда на открытых грузовиках, охранники – 54 крепких субъекта – объявили, что всех арестованных будут «содержать под стражей для обеспечения их же безопасности». Нелегко было тогдашним немцам понять, что сие означало. Но – как бы то ни было – пока что все было вполне переносимо: охранники не из нацистских штурмовиков, а дружелюбно настроенные полицейские: запросто болтают с заключенными, раздают им сигареты и даже спят в одном и том же здании. На следующий день заключенный Эрвин Кан написал длинное письмо жене, чтобы рассказать, что все в Дахау хорошо. И еда, и обращение, хотя он ждет не дождется, когда же его выпустят. «Интересно, сколько еще все это продлится». Несколько недель спустя Кан был убит, застрелен эсэсовцами, принявшими от полиции охранные функции заключенных. Он был одним из первых почти 40 тысяч узников Дахау, погибших там начиная с весны 1933 года и по весну 1945 года5.
Три дня Дахау, три разных мира. Всего лишь за 12 лет лагерь изменился до неузнаваемости. Менялись заключенные, охранники, условия пребывания – казалось, решительно все стало другим. Совершенно по-другому выглядела и территория лагеря – в конце 1930-х годов старые фабричные здания снесли, заменив их на сборно-щитовые бараки. Кто-либо из побывавших здесь весной 1933 года теперь не узнал бы ничего6. Итак, почему все-таки Дахау столь разительно переменился с марта 1933 года? Почему он подвергался непрерывным изменениям вплоть до катастрофического завершения Второй мировой войны? Что это означало для его заключенных? Что было известно об этом лагере людям на воле? Ответы на эти и другие вопросы следует искать в сердце нацистской диктатуры, и расспрашивать нужно не только о Дахау, а о системе концентрационных лагерей в целом7.
Дахау был первым из многих концентрационных лагерей СС. Созданные в Германии в первые годы правления Гитлера, лагеря эти по мере захвата нацистами Европы с конца 1930-х распространятся и на Австрию, Польшу, Францию, Чехословакию, Нидерланды, Бельгию, Литву, Эстонию, Латвию8 и даже на британский островок Олдерни в водах пролива Ла-Манш. Всего СС за период существования Третьего рейха создали 27 крупных лагерей и свыше 1100 лагерей помельче, хотя число это колебалось: постоянно исчезали старые лагеря и появлялись новые; один только Дахау просуществовал все 12 лет правления нацистов9.
Концентрационные лагеря как никакое другое учреждение Третьего рейха воплотили в себе дух нацизма10. Они сформировали особую систему доминирования, со своей собственной организацией, правилами, штатом, и даже породили аббревиатуру – в официальных документах и в обиходной речи их нередко упоминали как «Ка-цет» (сокращение от нем. Konzentrationslager)11. Управляемые главой СС Генрихом Гиммлером, главным подручным Гитлера, концлагеря стали отражением маниакальных идей нацистской верхушки, таких как создание унифицированного национального сообщества посредством исключения политических, социальных и расовых аутсайдеров, как принесение индивидуума в жертву на алтарь расовой гигиены и смертоносной науки, как использование принудительного труда во славу фатерланда, как установление власти над всей Европой, как избавление Германии от ее заклятых врагов путем массового их истребления и, наконец, как решимость погибнуть, но не сдаться. В течение долгого времени все эти навязчивые идеи и формировали систему концлагерей как систему геноцида. Примерно 2,3 миллиона мужчин, женщин и детей прошли через концентрационные лагеря СС в период с 1933 по 1945 год. Большинство из них (свыше 1,7 миллиона) погибли. Почти миллион евреев умертвили в одном только Освенциме, единственном из концлагерей, которому нацисты отвели главную роль в осуществлении того, что они называли «окончательным решением», – систематического истребления евреев Европы во время Второй мировой войны, ныне известного как холокост. С 1942 года, когда СС стали направлять туда евреев целыми составами со всех концов Европейского континента, концлагерь Освенцим стал единственным в своем роде сочетанием лагеря труда и лагеря смерти. Приблизительно 200 тысяч евреев были отобраны сразу же по прибытии для рабского труда вместе с другими обычными заключенными. Остаток – приблизительно 870 тысяч евреев – мужчин, женщин и детей – нацисты сразу же направили на смерть в газовых камерах, даже не дав себе труда зарегистрировать их как заключенных лагеря12. Несмотря на свою уникальную роль, Освенцим оставался концентрационным лагерем со всеми присущими такого рода учреждениям особенностями – в качестве примеров можно привести Эльрих, Кауферинг, Клоога, Редль-Ципф и многие другие, в том числе и ныне позабытые. Все они занимали особое место в Третьем рейхе, как средоточие террора, породившее и отточившее наиболее бесчеловечные формы нацистского правления.
Прецеденты и перспективы
В апреле 1941 года немецкие зрители стекались в кино, чтобы увидеть напичканный кинозвездами художественный фильм, якобы основанный на действительных событиях и широко распропагандированный нацистскими властями. Кульминационный момент фильма разыгрывался на необычном фоне – в концентрационном лагере. Никаких хеппи-эндов для голодавших и больных заключенных не предусматривалось, всем им суждено было стать невинными жертвами убийственного режима: неустрашимый пленник повешен, его жена расстреляна, а остальных замучили зловредные похитители, в финале – одни лишь могильные холмы. Жуткие сцены обнаруживали странное сходство с концентрационными лагерями СС того периода (был запланирован даже специальный показ фильма охранникам лагеря Освенцим). Но пресловутый фильм никак не был драмой на тему концлагерей СС. Сюжет его основывался на южноафриканской войне, а злодеями решили избрать британских империалистов. «Ом Крюгер» – так назывался фильм – составил важный элемент германской пропаганды во время вой ны с Великобританией, отразив сказанное несколькими месяцами ранее Адольфом Гитлером в одном из выступлений: «Концентрационные лагеря не были изобретены в Германии, – так заявил он. – Англичане их изобрели, чтобы сломать хребет народам других стран»13.
Знакомая песня. Гитлер никак не желал претендовать на пальму первенства в том, что касалось авторства этих узилищ, он решил признаться своим родным немцам, что, дескать, ничего подобного не изобретал, а просто все скопировал у проклятых англичан (но никак не их злодеяния)14. В первые годы национал-социализма все речи и статьи, как правило, возвращались все к тем же британским лагерям периода войны в Южной Африке (1899–1902), вызвавшей тогда бурю возмущения в Европе, а также указывали на то, что, мол, и сейчас повсюду концлагерей хватает, в том числе в таких странах, как, например, Австрия, где томятся активисты национал-социалистического движения. Главная задача упомянутой пропаганды – то, что лагеря СС не исключение, – никак не могла быть понята двояко, но глава СС Генрих Гиммлер все же решил разжевать ее еще раз во время речи по германскому радио в 1939 году. Дескать, концентрационные лагеря – «освященное веками учреждение» во всем мире, рассуждал он, добавив, что родная немецкая их версия куда гуманнее зарубежной15.
Подобные попытки убедить всех в том, что все, мол, относительно в этом мире, включая и лагеря СС, имели мало успеха, по крайней мере за пределами Германии. Однако в узколобой нацистской пропаганде присутствовала и капля правды. «Лагерь» как место содержания под стражей действительно был широко распространенной международной практикой. За десятилетия до того, как в Германии воцарились нацисты, лагеря как средство массовой изоляции политических противников – наряду с обычными тюрьмами – возникали в Европе, да и не только в Европе, как правило, в периоды войн и политических переворотов. Подобные лагеря процветали и после краха Третьего рейха, склоняя отдельных исследователей к рассмотрению всей новейшей истории как «эпохи лагерей»16.
Первый такой лагерь возник в период колониальных войн в конце XIX – начале ХХ столетия и был жестким ответом на партизанскую войну. Колониальные державы стремились победить местных повстанцев путем массовых интернирований гражданского населения в деревнях, городах или на специально отведенных участках территории – в лагерях. Такая практика широко использовалась испанцами на Кубе, Соединенными Штатами на Филиппинах и британцами в Южной Африке (оттуда и пошел термин «концентрационный лагерь», получивший столь широкое распространение). Полнейшее равнодушие к судьбам заключенных и ограниченность колониальных властей вызывали массовый голод, эпидемии и гибель тысяч людей в местах интернирования. Впрочем, вряд ли их с полным правом можно считать прототипами будущих лагерей СС, поскольку они сильно от них отличались и по функциям, и по внешнему виду, и по назначению17. То же самое относится и к лагерям в германской Юго-Западной Африке (ныне Намибия), управляемой колониальными властями с 1904 по 1908 год во время жесточайшей войны против местного населения. Многие тысячи людей из племен гереро и нама бросили в тюрьмы и в учреждения, иногда называемые концентрационными лагерями, и приблизительно половина из них, как говорят, погибла из-за пренебрежения и презрения к ним их германских церберов. Эти лагеря отличались от других колониальных лагерей, поскольку необходимость их диктовалась не столько военной стратегией, сколько стремлением наказать непокорных, обрекая их на принудительный труд. Но даже на статус весьма «грубой модели» для лагерей СС они никак не тянули, как нередко утверждают те, кто всерьез считает их прототипами Дахау или Освенцима; подобные попытки явно не имеют под собой почвы18.
Истинным началом эры лагерей можно считать Первую мировую войну, когда чисто колониальная лагерная модель благополучно перекочевала в Европу. В дополнение к лагерям военнопленных, где содержались миллионы солдат, многие воюющие государства, обуреваемые идеями всеобщей мобилизации, радикального национализма и социальной гигиены, открывают исправительно-трудовые лагеря, лагеря беженцев и гражданские лагеря интернирования. Такие лагеря легко было создавать и охранять благодаря недавним инновациям, таким как пулеметы, дешевая колючая проволока и передвижные сборно-щитовые бараки массового производства. В Центральной и Восточной Европе условия содержания узников были хуже некуда: систематический принудительный труд, разгул насилия, произвол администрации. В результате несколько сотен тысяч заключенных умерло. К концу Первой мировой войны Европа была перенасыщена лагерями, и память о них оставалась еще долгие годы после их упразднения. В 1927 году, например, немецкая парламентская комиссия все еще продолжала осуждать злоупотребления военного периода, выпавшие на долю немецких заключенных в «концентрационных лагерях» Франции и Великобритании19.
Большое число лагерей появились и в 1920-х и 1930-х годах ХХ века, они возникали по мере того, как часть европейских стран отказывалась от демократических принципов. Тоталитарные режимы, с их манихейским разделением мира на друзей и врагов, прочно удерживали пальму первенства по числу лагерей, используемых ими как средство изоляции и террора против потенциальных противников. Именно эти учреждения и послужили предтечей концлагерей, унаследовав от них некоторые, самые характерные особенности. Можно говорить даже о непосредственных связях. Лагерная система франкистской Испании, например, охватившая сотни тысяч заключенных, брошенных туда в ходе гражданской войны и по ее завершении, наверняка вдохновила нацистов на создание подобных институций и в самой Германии20.
Вероятно, самый близкий зарубежный сородич концентрационных лагерей СС находился в Советском Союзе при Сталине21. Используя накопленный за годы Первой мировой войны опыт, большевики использовали лагеря (иногда называемые «концентрационными лагерями») начиная с революции [1917 года]. К 1930-м годам они образовали гигантскую систему принудительной изоляции под названием ГУЛАГ, включавший трудовые лагеря, колонии, тюрьмы и так далее. В исправительно-трудовых лагерях одного только Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) на начало января 1941 года насчитывалось приблизительно 1,5 миллиона заключенных, во много раз больше, чем даже в эсэсовских концлагерях. Как и нацистские, так и советские концлагеря создавались на основе бредовых утопий создания идеального общества посредством устранения его врагов. Все лагеря эволюционировали по одной и той же схеме: от единичных мест содержания под стражей к необозримой сети централизованно управляемых лагерей, от арестов политически неблагонадежных до изъятия из общества других социальных и этнических аутсайдеров, от перевоспитания на раннем этапе существования лагерей до заведомо обрекавшего узников на гибель принудительного труда в дальнейшем22.
Возникновение советской системы и сталинских лагерей склонило часть исследователей предположить, что, дескать, нацисты вульгарно заимствовали систему концентрационных лагерей у Советов. Утверждение это вводит в заблуждение многих, причем оно далеко не ново, как и сами лагеря СС23. Существует две специфических проблемы. Во-первых, системы сталинских и нацистских лагерей были в корне отличны друг от друга. Хотя смертность в советских лагерях первоначально была куда выше, чем в нацистских, последние по прошествии времени наверстали свое, превратившись в лагеря смерти и достигнув пика на примере Освенцима, не имевшего равных ни в СССР, ни где-либо еще. У заключенных лагерей НКВД вероятность выйти на свободу была все же выше, нежели умереть, тогда как для заключенных периода войны в концентрационные лагеря СС картина была диаметрально противоположной. В общей сложности приблизительно 90 % узников ГУЛАГа выжили; в концлагерях же число выживших было, вероятно, наполовину меньше. Согласно утверждениям философа Ханны Арендт, чье исследование тоталитаризма можно считать первой попыткой в этом направлении, советские лагеря служили чистилищем, нацистские – адом в чистом виде24. Во-вторых, мало убедительных доказательств тому, что нацисты слепо копировали Советы. Безусловно, верхушка СС присматривалась к репрессиям Советов, к ГУЛАГу, особенно после немецкого вторжения летом 1941 года: нацистское руководство рассматривало возможность перенять кое-что от «концентрационных лагерей русских», как они выражались. Был даже разослан отчет об организации и условиях содержания в советских «концентрационных лагерях», адресованный их собственным комендантам концлагерей25. Если говорить в общем, террор большевиков в Советском Союзе, как подтвержденный документально, так и принятый во внимание со слов очевидцев, служил в Третьем рейхе постоянным ориентиром, своего рода контрольной точкой. В Дахау служащие СС приказали в 1933 году своим первым эсэсовским охранникам действовать с той же жестокостью, как ЧК (Чрезвычайная комиссия) в СССР. Несколько лет спустя в Освенциме лагерные сатрапы СС окрестили один из самых страшных пыточных инструментов «сталинской вешалкой»26.
Но в целом интерес к террору Советов и его влияние не следует переоценивать. Нацистский режим не был вдохновлен ГУЛАГом, и трудно предположить, что история концентрационных лагерей СС существенно отличалась бы, если бы сталинского ГУЛАГа вообще не существовало. Концлагеря были в основном изделием германским, в точности так же, как и ГУЛАГ был прежде всего продуктом правления Советов. Спору нет, между ними имелись кое-какие черты сходства, но различий было куда больше – у каждой из этих лагерных систем были своя собственная форма и функции, сформированные и определявшиеся чисто национальной спецификой, целями и прецедентами. Сравнительный анализ аналогичного международного опыта, разумеется, перспективен и полезен, однако лежит за пределами данной книги. Читателю предстоит столкнуться с историей концентрационных лагерей СС, хотя автор позволяет себе время от времени бросить взгляд туда, куда нацисты так и не дотянулись.