Террор. Кому и зачем он нужен

Передо мной лежит книга. Она называется «Книга русской скорби», была издана еще в начале ХХ века и содержит истории и рассказы о тех, кого сразила пуля или бомба террориста. Толстый такой том – а всего их было выпущено 14. Просто листаю наугад.

6 сентября 1906 года полковник 3-й лейб-гвардейской артиллерийской бригады Е. И. Николаев был застрелен на улице в Варшаве. Двое неизвестных подошли к Евгению Николаевичу якобы что-то спросить и в упор выпустили в него несколько пуль. Преступники так и не были найдены. Сиротой осталась двухлетняя дочь^[52].

Онуфрий Иванович Казачковский – городовой Винницкой полицейской команды – был убит 16 июля 1908 года. В этот день его нашли мертвым на посту. В груди и на голове было 13 ран: шесть из них колотые, видимо кинжалом, остальные нанесены тупым орудием. Убийцы не найдены.

Николай Степанович Лишин – капитан Севастопольской минной роты – был убит в Севастополе 25 сентября 1907 года. Вечером недалеко от казарм к нему подошли двое неизвестных. Один из них выстрелил в упор из «браунинга», после чего выпустил офицеру еще пять пуль в голову. Убийцы не найдены.

Иван Васильевич Иванов – подполковник, начальник Ростовского отделения Владикавказского жандармского полицейского управления железных дорог – был убит в Ростове-на-Дону 7 августа 1903 года. Трое террористов с «браунингами» устроили засаду у входа в подъезд дома. Одна пуля попала Иванову в голову, другая в сердце. Истекая кровью, он дошел до своей квартиры на втором этаже, открыл дверь и заполз внутрь. Убийцы не найдены.

Петр Иванович Камашев – земский стражник г. Бендин Петроковской губернии. Убит в деревне Гондовка 1 апреля 1908 года. Застрелен тремя неизвестными, убийцы не найдены.

Иван Васильевич Шереметов, Наталья Семеновна Шереметова – жандармский ротмистр Керчи и его супруга. Шестеро неизвестных расстреляли супружескую чету на пороге их дома 9 июня 1906 года. Пораженный восемью пулями Шереметов упал замертво, а смертельно раненная в живот Наталья Семеновна скончалась к утру. Маленькая дочка Шереметовых Ирина, на глазах которой в дом занесли окровавленные тела родителей, скончалась к концу года от скарлатины. После этого сошла с ума и быстро умерла ее бабушка, перед этим похоронившая дочь и зятя. Убийцы не были найдены. И таких историй тысячи. Внутри России началась самая настоящая террористическая война!

А теперь несколько слов о правом терроре. То есть о терроре против революционеров, который был в Российской империи в начале ХХ века. Был ли он? Был. Но сравнить его с волной террора революционно-террористических организаций совершенно невозможно. «Черной сотней» называли себя представители правомонархических организаций, своей целью ставивших сохранение российского самодержавия, порядка и государствености. Наиболее известной черносотенной организацией стал «Союз русского народа», созданный в ноябре 1905 года. Эти проправительственные организации вошли в историю в основном не своей идеологической или иной борьбой, а погромами, изучение которых остается за пределами нашего исследования.

Были ли ими осуществлены политические убийства? Да. Вот их полный список. 18 июля 1906 года был убит депутат Государственной думы, кадет и финансист М. Я. Герценштейн. Когда он прогуливался с дочерью по берегу Финского залива в Териоках (на территории тогдашней Русской Финляндии, ныне – Зеленогорск), к ним подошел террорист. Михаил Яковлевич был убит двумя револьверными выстрелами, а его 17-летняя дочь Анна ранена в руку. Убийца скрылся в лесу^[53]. Причиной убийства стала речь Герценштейна в Думе 19 мая 1906 года, которая многими царскими чиновниками была воспринята как призыв к поджогам и бунту: «Чего же вы теперь ожидаете?! Вы хотите, чтобы зарево охватило целый ряд губерний? Мало вам разве опыта майских иллюминаций прошлого года, когда в Саратовской губернии чуть ли не в один день погибло 150 усадеб?!»^[54]

14 марта 1907 года был убит друг Герценштейна с гимназических времен, редактор «Русских ведомостей», а также кадет Г. Б. Иоллос. Григорий Борисович был застрелен на улице в Москве. Помимо этого на счету черносотенцев убийство бывшего депутата Второй Государственной думы, трудовика (это такая политическая разновидность эсеров, А. Ф. Керенский также был трудовиком), доктора А. Л. Караваева. Александр Львович был смертельно ранен 4 марта 1908 года в Екатеринославе (Днепропетровск). Убийцы пришли к нему под видом посетителей, якобы позвать к больному. Один из пришедших прошел в приемную, другой остался в прихожей. Доктор все не освобождался, тогда террорист вошел в кабинет и почти в упор выстрелил в грудь Караваева. Затем он выстрелил и в пациентку, но пуля пролетела мимо и врезалась в пол. После чего террористы скрылись. Суд над ними состоялся спустя 18 лет, в 1926 году! Убийц приговорили к расстрелу. На этом жертвы «правого политического террора» и закончились.

Несмотря на то что его убийца Николай Михалин вообще не состоял ни в какой политической организации, большевика Н. Э. Баумана зачастую включают в список жертв черносотенцев. Пусть так – но список этот очень и очень мал. Несопоставимо. Убитый в Москве Николай Эрнестович Бауман для людей моего поколения стал легендой и «центральной прогулочной улицей» своей родины – Казани. А было все вот как: 18 октября 1905 года, сразу после выхода царского Манифеста, Бауман старался не просто устроить антиправительственные митинги и демонстрации, а направить толпу громить тюрьму. Из которой, кстати, только что вышел по царской амнистии, всего 8 дней назад! Схватив флаг с лозунгом «Долой самодержавие!», он остановил извозчика, вскочил в пролетку и двинулся по улице в направлении одного из заводов, скандируя: «Товарищи, присоединяйтесь к нам! Долой царя! Долой самодержавие!» В этот момент из толпы и выскочил рабочий Николай Михалин с обрезком газовой трубки в руке. В тот момент он работал на фабрике, но до этого пять лет отслужил Родине в лейб-гвардии Конном полку, куда брали с ростом не ниже 180 сантиметров. К тому же эта часть входила в личную охрану императора. 29-летний Николай Михалин стал вырывать красное знамя у 33-летнего Николая Баумана. Тот в ответ поступил так, как и должен поступать добропорядочный «борец с самодержавием», – достал «браунинг» и открыл огонь. Николаю Михалину такое развитие событий не понравилось, он ударил трубой по руке с пистолетом, а потом еще три раза по голове революционера. Когда товарищи подбежали к Бауману, лежавшему на мостовой, тот был уже мертв. Убежав от выстрелов других боевиков, через час Николай Михалин добровольно пришел в полицию. Суд был долгим – проблемой оказалось доказать, что Бауман был вооружен и стрелял. Но свидетели этого нашлись, в итоге Михалин получил полтора года тюрьмы и честно срок отсидел.

И совсем завершая эту главу: 27 января 1906 года за Невской заставой Санкт-Петербурга группа революционных боевиков атаковала харчевню «Тверь», в которой был своеобразный «штаб» черносотенцев. Она была организована «Союзом русского народа», и здесь на средства жертвователей кормили потерявших работу рабочих Невского судостроительного завода. В окно бильярдной харчевни была брошена бомба, когда же люди побежали на улицу – вторую швырнули в стеклянную дверь. Следом раздались револьверные выстрелы, чтобы бомбисты смогли благополучно скрыться. В результате теракта были убиты два рабочих: 40-летний Василий Никифорович Королев и 18-летний Алексей Васильевич Барабанов. Одиннадцать человек получили серьезные ранения. Виновные найдены не были.

Всего за период 1905–1907 годов в России от рук террористов погибло около 9000 человек. Но террористы убивали и до 1905 года, и после^[55].

Примерно через 10 лет в России произошел Февральский государственный переворот, в результате чего вековая империя рухнула и рассыпалась.

А еще через 10 лет после этого…

Что же было в России в 1927 году? Переносимся туда.

Глава 2
Так ли одиноки террористы-одиночки

В 1927 году все уже было по-другому. Много воды утекло с далекого тогда года 1907-го. Как будто века прошли. Сначала катком по Европе прошла Первая мировая война, затем в России началась война гражданская. Изменилось все – внешний вид людей, название стран, их достаток и образ жизни. Исчезли целые империи, и в их числе Российская империя. Те, кто в 1907 году ее «качал» и сидел в тюрьмах, теперь сами были властью, сами стали новой Советской Россией. Не изменилось только одно: мировая политика и терроризм как один из инструментов ее осуществления.

Описывая этот день 1907 года и место действия, мы бы так и написали: Варшава, Россия. Но в 1918 году Польша быть Россией перестала, поэтому и события, которые нас интересуют, произошли в независимом польском государстве, которое было воссоздано после 123-летнего отсутствия на политических картах мира^[56]. 7 июня 1927 года в 9 часов утра посланник СССР в Польше Петр Лазаревич Войков прибыл на вокзал польской столицы. Он встречал своего коллегу Аркадия Павловича Розенгольца, возвращавшегося в Москву. Путь был непростой и долгий: советский дипломат ехал из Лондона через Берлин. Уже почти два года, как товарищ Розенгольц был тем, кого сегодня принято называть послом в ключевой точке мира. Великобритания в этот момент – самая сильная страна в мире, и отношения с ней безусловно для Москвы приоритетны. Место посла в США и Китае сегодня – это самое важное и почетное назначение в российском МИДе, и занимающий это место дипломат стоит на первой ступени сверху карьерной лестницы, которая, как известно, весьма крута и уходит в небо. В 1927 году точно такая же ситуация была в отношении Лондона, поэтому мы можем смело сказать, что товарищ Войков встречал на вокзале польской столицы самого значимого своего коллегу. Выпив по чашечке кофе в вокзальном кафе, дипломаты вышли на перрон к скорому поезду, отправлявшемуся в столицу СССР. Они так и шли, обсуждая непростую мировую обстановку, как в этот момент раздался револьверный выстрел^[57]. Стрелял неизвестный мужчина, причем стрелял именно в Петра Войкова, а другой советский посланник, Аркадий Розенгольц, террориста совершенно не интересовал. Террорист стрелял не переставая, Войков отскочил от коллеги и бросился бежать, Розенгольц же просто отошел к краю перрона с линии огня. Петляя на ходу, советский посол в Варшаве достал из кармана пальто свой «браунинг». Он даже несколько раз выстрелил в террориста в ответ, как вдруг стал падать и в итоге рухнул на руки подбежавшего полицейского, нападавший же бросил оружие на перрон и поднял руки. Из своего револьвера системы «маузер» он выпустил все шесть пуль, от которых Петр Войков получил два огнестрельных ранения: одну с левой стороны в область грудной клетки, другую – в область мягких тканей правого плеча. Через пятьдесят минут после ранения, в 10:40, Петр Лазаревич скончался в госпитале Младенца Иисуса прямо перед началом опе- рации^[58].

Даже политические противники, прямо скажем, враги большевиков из белой эмиграции, которые обеспечивали дальнейшую защиту террориста и постарались сформировать о нем то самое впечатление из серии «онижедети», признавали, что посланник СССР вел себя очень достойно: «Войков сохранял перед смертью значительное присутствие духа. Придя в сознание в госпитале, в который он был перевезен с вокзала, он отдал своему секретарю распоряжение, касавшееся бывших при нем бумаг и ключей полпредства, о судьбе которых он беспокоился»^[59].

Стрелявший и убивший главу советской дипмиссии в Польше оказался 19-летним учеником гимназии Русского общества в Вильно^[60] по имени Борис Коверда, работавший в редакции еженедельника «Белорусское слово». При обыске у террориста были найдены еще четыре патрона к револьверу, и, что позже подчеркивали его адвокаты – ни копейки денег^[61]. Задержавшим его полицейским он сказал: стрелял, желая убить Войкова в качестве посланника СССР. Дабы отомстить за Россию, за миллионы людей.

Суд над Борисом Ковердой начался 15 июня 1927 года, то есть всего через 8 дней (!) после совершения террористического акта. Террорист занял странную позицию, так и сказав на суде: «Признаю, что убил Войкова, но виновным себя не признаю».

«Меня зовут Борис Коверда, сын Софрона и Анны. Я родился в Виленском уезде 21 августа 1907 года. Место постоянного жительства – Вильна. Национальность – русский. Подданство мое мне неизвестно, отец мой, кажется, является польским гражданином. Вероисповедание – православное», – говорил судьям Коверда^[62]. То есть 19-летний парень заявил, что не знает, какое у него гражданство.

Свой поступок он объяснил так: «будучи противником существующего в России политического и социального строя, стремясь к выезду в Россию, дабы там принять активное участие в борьбе против этого строя, он прибыл в Варшаву с целью получения разрешения представительства СССР на бесплатный въезд в Россию, а когда ему было в этом отказано, решил убить посланника Войкова как представителя власти СССР». Парень хотел поехать в Россию, чтобы свергать большевиков, а они, злодеи, взяли и не дали ему визу (разрешение на въезд). Понятно, что в таком случае нужно обязательно кого-то убить. Вы же так всегда поступаете, уважаемый читатель, если вам отказывают в визе?

Портрет Войкова Коверда якобы нашел сам^[63], как якобы исключительно сам и прочитал в варшавских газетах о предполагавшемся отъезде Войкова в Москву, после чего в течение нескольких дней ходил подстерегать свою жертву к московскому поезду. Но вот незадача – Войков-то никуда не уезжал! В Москву уезжал возвращавшийся проездом из Лондона товарищ Розенгольц, но об этом в газетах никто ничего не писал. Это значит, что «из газет» ничего Коверда вычитать не мог, а прекрасно знал, когда и почему Войков появится на вокзале. Вот только от кого он это узнал? Зная, что в Варшаву приезжает Розенгольц, можно было догадаться, что Войков обязательно придет его встретить и проводить. Сверить часы, что-то передать в Москву через Розенгольца – это обязательно будет актуально. И точно это будет на вокзале, в буфете, в момент пересадки с одного поезда на другой.

Объяснения Бориса Коверды, которые он давал на суде, могут быть объяснены лишь двумя причинами: это либо хитрые уловки адвокатов, или надо признать, что он был просто психически нездоров. Попутно заметим, что у бедного как церковная крыса парня, который работал, чтобы помочь своей матери и сестре, и действительно практически не имел средств для самого себя, в суде было 4 адвоката!^[64] И эта массированная защита тщательно работала, пытаясь создать перед польским судом образ несчастного, гонимого и обиженного. Основная идея, которую повторяли адвокаты Коверды: «Все эти внешние обстоятельства, сопутствующие покушению, указывают несомненно на то, что Коверда совершил его один, без чьей-нибудь посторонней помощи»^[65]. Причем защищающие его юристы, с разным опытом, с разной тактикой и стратегией защиты, все они постоянно пели одну и ту же песню: Борис Коверда все сделал сам. Он был один, точно один. И иначе быть не может. Никто не помогал, никто не подсказывал. Он же еще совсем ребенок.

Работа адвокатов чувствуется в его показаниях. Например, пытаясь уйти от однозначно отрицательной формулировки «убийство дипломата», он попытался добавить эмоций: «Я хочу еще прибавить, что я убил Войкова не как посланника, а как члена Коминтерна»^[66]. Хотя в другом месте прямо говорил, что решил убить именно посланника, именно Войкова, за то, что тот не дал ему документы на проезд в Советскую Россию.

Во время судебного заседания всплывали интересные факты, которые много говорят тем, кто знает историю России и помнит, кто осуществлял теракты в нашей стране в начале ХХ века. Отец Бориса Коверды (Софрон Коверда) тоже дал показания суду.

«В Вильно еще в царское время я принадлежал к партии социалистов-революционеров и принимал участие в нелегальной работе».

«Когда наступил переворот, я принимал участие в уличных боях против большевиков. Однако после переворота большевики мобилизовали меня и назначили комендантом этапа, потом меня забрали в армию. Я не мог примириться с таким положением вещей и в 1921 году нелегально бежал из России, перейдя границу под Несвияжем. Семья моя была тогда уже в Польше. Я перешел польскую границу как офицер Красной армии».

«При Керенском в 1917 году я боролся против большевиков и говорил об этом с Борисом».

«…Я начал издавать в Варшаве газету «Крестьянская Русь». Это был орган организации Савинкова, демократического направления. Я издавал эту газету, пока у меня были деньги. Я – белорус, моя жена тоже»^[67].

Смотрите, как интересно. Софрон Коверда оказался эсером, который принимал участие в нелегальной работе в царское время, потом активно с оружием боролся против большевиков. При этом он был не рядовым участником самой кровавой партии русской истории, но издавал для социалистов-революционеров газету Бориса Савинкова, который, как я напомню, был фактическим главой одной из террористических группировок, боровшихся против СССР. С одной стороны были террористы «левого толка» Савинкова, с другой – террористы из Белого движения, о которых мы поговорим чуть ниже. Как вы думаете, такой папа влиял на своего сына, увлекая его левыми идеями эсеров?

Обратим внимание, что себя и свою жену Софрон Коверда назвал белорусами, а их сын себя называет русским. Это значит, что идейно Борис Коверда был отнюдь не левым, в этом его расхождение с отцом. А что же общее? Готовность к террору и вооруженной борьбе с властью, которая тебе не нравится. А флаг для этого террора может быть разным.

«Мне жаль, что я причинил столько неприятностей моей второй родине – Польше, – сказал на суде Борис Коверда. – Вот в газетах пишут, что я монархист. Я не монархист, а демократ. Мне все равно: пусть в России будет монархия или республика, лишь бы не было там той банды негодяев, от которой погибло столько русского народа»^[68].

Что характерно, в Советской России ситуацию видели именно так! Сомнений в том, что за террористическим актом стоит большая политика, а вовсе не молодой идеалист, у советской печати не было. «Выстрел, поразивший на главном варшавском вокзале т. Войкова, был вспышкой молнии, осветившей провокационную работу британского империализма по вовлечению Польши в военную авантюру против СССР. И, как бы в подтверждение этого, появилось в виленском органе польских монархистов «Слово» (от 11/VI) весьма характерное интервью с есаулом Яковлевым. Яковлев заявил следующее: «Коверда приходил ко мне неоднократно, зная, что я имею много русских книг и журналов, издаваемых за границей, которых он не мог бы найти в Вильне в другом месте. Видывал я его только в типографии, где одновременно печатались «Новая Россия» и «Белорусское слово»… «Несомненно, война какого-нибудь государства, а в первую очередь Польши с Советской Россией, значительно помогла бы нам… Мы, русские эмигранты, не можем отрицать того, что мы боремся и будем бороться с большевиками на жизнь и смерть всеми доступными нам средствами: террором, насилием, огнем и мечом». Одновременно с этим заявлением Яковлева появились в варшавских газетах «Курьер Поранны» и «Наш Пржеглонд» сообщения о том, что обыски, произведенные в Вильно у русских монархистов, дали в руки следственных властей обильные материалы о деятельности белогвардейских террористов в Польше… И вдруг примерно с 10–11 июня тон польской прессы резко изменился, словно по мановению какой-то таинственной дирижерской палочки. Газеты забили отбой и обрушились на СССР с неслыханными чудовищными нападками вплоть до обвинения нас самих в убийстве Войкова. Появились сообщения о том, что следствие не установило абсолютно никакой связи Коверды с русскими монархистами в Польше»^[69].

Но вернемся к суду. Каков должен был быть приговор суда? Умышленное убийство, сознательное и хладнокровное. Убит глава дипломатической миссии, но ведь он же из России. И суд учитывает «чрезвычайно важные смягчающие вину обстоятельства, к которым следует также причислить глубокий патриотизм подсуд. Коверды и глубину понимания им страдания его сородичей – дают суду возможность приговорить Коверду к бессрочным каторжным работам»^[70]. То есть вместо смертной казни – бессрочная каторга. Убит же не французский и не британский, а всего лишь дипломат из Советской России. Но и это еще не все. В приговоре написали, что Коверда должен оплатить судебные издержки, и тут же указали: освободить его от их уплаты. А далее суд постановил обратиться через министра юстиции к президенту Речи Посполитой (Польши) с ходатайством о замене Коверде бессрочных каторжных работ теми же работами на пятнадцатилетний срок. Молодой террорист убил русского, поэтому вместо пожизненного просим дать 15 лет.

Сложно не согласиться с оценками советской стороны: «Перед судом прошел ряд специально подобранных свидетелей, которые всеми способами обеляли Коверду, изображая его невинным отроком с кристальной душой и голубиным сердцем. Обычно с понятием суда связано представление о защите и обвинении. Суд над Ковердой, в сущности, не имел обвинения. Прокурор и защита разделили между собой труд, целью которого было представить Коверду в виде «национального героя». Государственный обвинитель, изложив в начале своей речи формальное содержание соответствующих статей кодекса, в дальнейшем фактически защищал Коверду. Прокурор, призванный защищать оскорбленный убийством посла престиж польского государства, констатировал сразу, что варшавское преступление – это всего-навсего «столкновение двух атомов в безбрежном пространстве… Сравнив убийцу с Иваном Сусаниным, прокурор закончил свою обвинительную речь призывом к милосердию»^[71].

Вот тут самое время пару слов сказать об авторе книги, которую мы столь много цитируем, «Убийство Войкова и дело Бориса Коверды», что очень оперативно увидела свет в Париже в том же самом 1927 году. Автор ее на обложке обозначен лишь двумя буквами: С. В. За ними скрывался Сергей Львович Войцеховский. Про всю его жизнь вспоминать не будем, вспомним лишь самое яркое, много говорящее сегодняшнему патриоту России.

1. После Октября 1917 года господин Войцеховский оказался на незалежной Украине, где служил чиновником для особых поручений и переводчиком при гетманском министерстве иностранных дел. То есть мало того, что служил только что созданной и никогда до этого не существовавшей Украине как государству, так еще и умудрился делать это под властью немцев! Редкой принципиальности был этот «русский патриот».

2. При этом был С.В. монархистом, ярым противником большевиков, в Польше находясь уже в эмиграции. Но не просто так он жил в польской столице, а был в Варшаве резидентом разведывательно-информационной части Канцелярии Великого князя Николая Николаевича, которой руководил генерал от инфантерии А. П. Кутепов. То есть автор книги о Коверде фактически возглавлял разведку белой эмиграции, которая в описываемый нами период (какое совпадение!) начинает переходить к террору в отношении деятелей большевистского режима.

3. 4 мая 1928 года родной брат Сергея Войцеховского – Юрий – выстрелил в торгового представителя СССР во все той же Варшаве товарища Лизарева и легко его ранил^[72]. После покушения советская дипмиссия направила польским властям ноту протеста, в которой прямо назвала стрелявшего террориста и указала: «По имевшимся у Посольства достоверным сведениям, названный Юрий Войцеховский участвовал в организации убийства советского Посланника Войкова Ковердой»^[73].

4. Ну и вишенка на торте: в своей книге Войцеховский пишет, что имел честь видеть Бориса Коверду… сразу после ареста на вокзале! Через несколько минут после убийства! Как такое могло быть, он не поясняет. Вы поверите в такое случайное совпадение или в то, что они не были знакомы ДО теракта?

Но вернемся к вердикту суда. Как вы уже, наверное, догадались, Борис Коверда не отсидел весь срок. Он был освобожден из тюрьмы через 10 лет, 15 июня 1937 года, потом через Германию уехал в Югославию. В 1938 году приехал в Варшаву, где женился, после чего с супругой вернулся обратно в Белград.

А дальше начинается самое интересное. Все факты, неудобные для версии «сам все сделал, был один» в биографии Бориса Коверды удаляются или ретушируются. Но мы, уважаемый читатель, вам расскажем то, что другие тщательно стараются скрыть. Будучи в Варшаве летом 1939 года, пишут нам биографы Коверды, он «почувствовал приближение начала войны» и в Югославию уже не вернулся. Далее они перематывают его жизнь сразу в 1945 год. Конец войны, мол, застал Бориса Коверду в Лихтенштейне. Его жена и дочь находились в Германии в лагере перемещенных лиц в Регенсбурге.

Но ведь нам интересно, что же Борис Софронович Коверда делал с 1939 по 1945 год, когда и каким образом очутился в Лихтенштейне, да еще и разлученный со своей семьей?

Прячут факты биографии не случайно. Дело в том, что великий русский патриот Борис Коверда сразу после 22 июня 1941 года пошел служить немцам. Возможно, что и раньше уже был с ними на связи, но это мы можем только предполагать. Но где и с кем он был в период Великой Отечественной, мы знаем достоверно. В интернете гуляет фотография, на которой Коверда запечатлен во Пскове в 1943 году. В это время там стояла немецкая армия, а убийца Войкова числился в составе формирования, позднее переименованного в 1-ю Русскую национальную армию. Вот в составе этого подразделения вермахта Борис Коверда и нашел убежище на территории нейтрального Лихтенштейна весной 1945 года.

Теперь небольшое отступление, чтобы понять, что это за такая «Русская национальная армия». Был в истории сотрудничества белых эмигрантов и гитлеровцев майор вермахта Борис Смысловский, который взял себе псевдонимы фон Регенау, а потом Артур Хольмстон. Он у немцев командовал неким «Зондерштабом-R» (Особый штаб «Россия»). Этот белый офицер, ставший кадровым германским разведчиком еще до прихода Гитлера к власти, занимался тем же самым, что и генерал Власов, – формированием боевых частей для армии фюрера из русских. Можно сказать, это были конкурирующие проекты. Власов оказался более известным и менее успешным: всех предателей стали называть власовцами, а самого Власова поймали, судили и с бандой приспешников повесили во дворе московской тюрьмы по приговору суда. Хольмстон-Смыс- ловский создал воинскую часть, но сумел с ней уцелеть. Его верным соратником и был террорист Борис Коверда. Звание у убийцы советского дипломата было фельдфебель германской армии, а должность – осведомитель сектора 2-го отдела. То есть русский патриот Коверда следил, чтобы военнослужащие дивизии Хольмстона не перешли на сторону Красной армии, чтобы они верно служили фюреру германской нации Адольфу Гитлеру.

Под занавес войны, когда всем все было уже понятно, 1-я Русская национальная армия умудрилась в конце апреля 1945 года тихонько пройти по территории Германии, а в ночь на 3 мая организованно перешла границу с Лихтенштейном. Там она была интернирована и фактически стала единственной частью армии Третьего рейха, которая избежала плена. Тех, кто решил остаться в небольшом Княжестве Лихтенштейн, оказалось совсем немного: 432 военнослужащих, 30 женщин и двое детей. Борис Коверда был в этом списке под номером 372^[74]. Надо отдать должное Лихтенштейну, это крошечное княжество в центре Европы отказалось выдавать кого бы то ни было и не испугалось ни Сталина, ни Вашингтона с Лондоном. Из Лихтенштейна так никого ни в СССР, ни союзникам и не выдали. Через некоторое время все интернированные получили возможность уехать из княжества туда, куда они хотят. Борис Коверда захотел в США^[75].

Далее в его жизни начался американский этап, и он тоже полон загадок и удивительных событий. Биографы нам рассказывают, что жена и дочь Коверды уже переехали в США, а его самого американские власти не пожелали впустить. Это логично – он террорист и уголовник. Но тут произошло очередное чудесное совпадение в жизни Бориса Коверды. По просьбе неких видных эмигрантов американский конгрессмен по фамилии Вальтер внес законопроект… о допущении Б. Коверды в США! Законопроект был внесен, принят и подписан президентом Эйзенхауэром. Подумаешь – террорист и убийца дипломата. Он же убил советского дипломата, а это совсем другое дело^[76].

В начале 1956 года Борис Коверда приезжает в США. Здесь он работает в газете «Россия», а после ее закрытия – переводчиком в «Новом русском слове». Что за «русская пресса» была в Штатах во время периода холодной войны, думаю, уточнять не надо: цеэрушная. Любопытно, что была в истории жизни Бориса Коверды встреча и с лауреатом Нобелевской премии по литературе А. И. Солженицыным. 18 февраля 1987 года Коверда тихо скончался на 80-м году жизни в американском местечке Адельфи.

Вот такая история Бориса Коверды. А ведь ему даже стихи посвящали! Это сделал Константин Бальмонт, справедливости ради, не знавший тогда, что этот юноша, застреливший Войкова, потом будет служить в гитлеровской армии, а позже и в цеэрушных изданиях.

 
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг нее сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради^[77].
 

Если же вы все еще верите сказкам про юношу с горячим сердцем и револьвером «маузер», то придется вас погрузить в геополитическую реальность, что была на 7 июня 1927 года. А была она не менее жесткой и тревожной, чем сейчас. Дело в том, что чуть менее чем за две недели до стрельбы на вокзале Варшавы Великобритания разорвала дипотношения с СССР (27 мая 1927 года)! Подобный разрыв с сильнейшей державой того времени резко усиливал напряженность вокруг советских границ, да и внутри их тоже^[78]. И всего через 11 дней после демарша Лондона на вокзале Варшавы Борис Коверда застрелил Петра Войкова! Можно сказать: как же вовремя?!

Разрыву дипломатических отношений с Москвой предшествовал налет британской полиции, которая 12 мая 1927 года внезапно ворвалась в помещения АРКОС и советского торгового представительства, размещавшихся в лондонском Сити на Мургет-стрит. Как и сейчас, тогда мировая политика была делом непростым и нелинейным. Поэтому торговлю с Западом молодая Советская республика, где не было частной собственности, осуществляла через… частную компанию АРКОС (All Russian Cooperative Society Limited). У АРКОСа никакого иммунитета не было, что же касается торгового представительства СССР, то оно пользовалось дипломатической защитой. Но англичан такие мелочи не волновали. Фактический захват помещений АРКОС и торгпредства продолжался четыре дня. Все это время бравые британские полисмены вскрывали стальные сейфы и искали компрометирующие документы. После чего последовало заявление, что обыск «доказал, что из дома № 49 по улице Мургет направлялись и осуществлялись как военный шпионаж, так и разрушительная деятельность на всей территории Британской империи». Лондон действовал по схеме: ничего не нашли – заявили, что нашли – дипотношения с СССР разорвали^[79].