Танец осени

На пожилом лице медленно расцвела легкая улыбка, подобная улыбке учителя, понявшего, насколько старания и время вложенные в ученика были не напрасны. И в такие моменты казалось, даже бусы из можжевельника сияли в темноте и пахли смолянистее чем обычно. Бабушка приоткрыла глаза, взглянув на чуть не закрытый ящик, проблема которого всегда оставалась в тугом закрытии до конца. И вновь качнувшись на, прошуршавшей соломой, кресле, она прикрыла глаза, продолжая вслушиваться в стук посуды и поругивания брата и сестры на кухне. Но вскоре эти звуки утихли. Послышался деревянный стук закрывшейся двери и шорох залетевших на порог листьев.

Перо усердно скребло бумагу, разбрызгивая чернила, вычерчивая острые буквы. Птицы. У меня дома птицы в рубахах. Птицы в платьях. Они же птицы! Может я что-то наколдовала? Ну да, Тота я всегда хотела превратить в курицу, но не в буквальном же смысле! Хотя, не далеко ушло. Может не только я вижу птиц? Или это выпечка брата? Что он туда напихал?

С низу послышался оглушительный восклик Амбри: «Мама!», – и можно было не сомневаться, она кинулась на порог, стаскивая с нее накидку. Да, нужно тоже спуститься! Кейсп тут же закрыла чернильницу, отложила перо и застегнув туфельки, сбежала по лестнице. Действительно, Амбри кружилась вокруг мамы треща, размахивая коричневыми косичками и путаясь в темно-зеленом платье, перетянутым корсетом в цвет дубовой коры. Тот, скрестив руки, высокой веткой возвышался у столешницы, рассматривая костер у диванов. Все как обычно. Ну и хорошо, больше она никогда не попробует выпечку Тота!

– Да, да! – девушка подскочила к столешнице и схватила кекс, протянув его «гостье». – Я сделала кекс, а Тот отравил Кейспер!

Слушатель лишь протяжно вздохнул.

– Никого я не травил.

Но беспокойство на лице мамы не исчезло. Разуваясь, она только и спрашивала:

– Что значит отравил?

– Значит, – вторгся паренек. – моя сестра любит придумывать небылицы.

– Ничего я не придумываю, – Амбри подскочила к столешнице, указав на синабон с серединой, из которой высыпался пепел. – У него опять угли! А Кейсп потом еще минуту шептала о сойках и павлинах, пошатываясь!

Мать, отложив обувку, взглянула на синабон и тут же взглянула на сына.

– Тот!

Парнишка только медленно поднял руки, уставши от неразберихи вокруг, закрывая глаза. В общей суете Кейсп просочилась к порогу, перехватив торбу, выкладывая горсть грибов, протягивая их столпившимся.

– Вот и ответ, почему ей было плохо, – ответил наконец Тот, выходя на кухню.

– Нет, – девочка положила подарки на столешницу, взглянув на него. – Не от этого. Просто нужно заняться работой! – посмотрев на то, как сестра скачет вокруг матери, кивающей ее рассказам, девочка решила подняться наверх.

Еще час, посвященный записям и мыслям, и мозг уже вскипал от переизбытка информации, бешено выпуская пар из трубы, как несущийся по рельсам паровоз. Птицы и одежда, одежда и птицы, перья и лица, пирог, порох, прах, зола и кекс из тыквы. О чем ты думаешь! Ты хоть представляешь, насколько ты скучна сверстникам, сидя только за этими свитками и книжкой, Кейсп! «Она права, – слышался голос. – мы действительно скучны для остальных. Ну что с этим поделаешь? Я согласен! Пойдемте повеселимся! Подышим воздухом! Мы совсем недавно вышли из леса, о чем ты? Нет, он прав, нам нужно прогуляться. Вот-вот! Слышите? Кто-то идет?», – как они определяют приближение кого-то? И тишина. Конечно, никто не даст мне ответа. Стук в дверь.

Из-за двери послышалось пофыркивание. Девочка развернулась на стуле.

– Продолжаем сходить сума?

– Зачем сходить сума? – мама. Это всего лишь она.

Только она стучится три раза. Тот и Амбри врываются сразу. Бабушка всегда бросает в дверь всего лишь один требовательный стук. А папа… Обычно он собирался сразу входить, но всегда вспоминал что нужно постучать и вскоре щелчок ручки закрывшейся двери, даже до стука, стал его особенностью, отпечатывающейся на древесине.

Да, ему не всегда нравилась медленная сельская жизнь и мамино дело – пасека. Она неизмеримо гордилась ей, и папа даже создал для нее еще один домик в самом селе, чтобы продавать янтарный мед с двух сезонов. Даже семейное дело, передающееся по наследству, не должно было пропадать. У него «всегда все шло в ход», как он любил выражаться. «Ничто не должно стоять без дела!», – громогласно заявлял он, просматривая гнездовые рамки в своем смешном сероватом защитном костюме. И все могло бы быть замечательно, если бы новая семья не переехала в поселок. Кому понадобилась эта, забытая богом, деревушка! Да, глупое чувство. Он полюбил прекрасную девушку с двумя сыновьями и дочуркой. Чем ему не понравились мы? «Тебе следует быть чуточку взрослее, Кейспер», – какое милое пожелание на прощальный конец. Многое ли это изменило? Это изменило все. Общение со сверстниками, времяпровождение, отношения с семьей. Теперь она училась, не играла с Каспером в прятки и больше не боялась леса, считая его своим домом. Здесь изменилось многое и многие. Все перевернулось: Амбри ссорилась с Тотом, бабушка все чаще звала Кейсп учится бестолковым вещам, не выходя в лес, не соединяясь с ним, не танцуя со звуком, теперь она вязала. А мама реже посещала пасеку и наняла в тот домик продавца. Более они не делали вощину, лишь закупали нужное под конец зимы и снова гнали мед. Как ей хотелось вернуть все назад, в дни, когда она не думала о прошлом и не сожалела о произошедшем, не сумев ничего сделать. Но теперь поздно, отец с новой семьей уехал из села. Теперь им пройдётся самостоятельно справляться. Ничего, у них все получится.

– Послушай, – слышалось из-за двери. В тишине послышалось фырканье. Кейсп вновь взглянула на дверь, всмотревшись в нее и в один момент заметила, как из-за нее медленно пробиралась пушистая, крепкая мордочка с носом.

– Подожди, – она вскочила со стула, распахнув дверь. Перед ней возвышалась массивная лошадиная морда в мамином льняном платье.

Бежевые копыта деликатно постучали друг об друга.

– Кейсп, – голубые глаза медленно поднялись из-под оборки пушистых ресниц. – все хорошо?

Хлоп.

Бледные пальцы проплелись сквозь темнеющие нити волос.

– Это сон!

– Послушай, – деревянная доска сотряслась от стука. – если что-то не так, это нельзя оставлять без внимания!

– Минуту! – задвижка щелкнула. Ручка окна дернулась, чуть не вывалив девочку на улицу. Прохладный ветер ворвался в комнатку, раскидывая шуршащие листья по полу. Она резко подняла голову, откинув волосы, всей грудью вдыхая воздух с осенней улицы. – Уже лучше, – защелка вновь щелкнула. – Да мам!

Женщина с сомнением на лице, аккуратно заправила темную прядь хвостика.

– Ты, наверное, знаешь, я уеду на ярмарку всего на два дня. Ребята решили приготовить что-то вечером и было бы не плохо, если бы ты заглянула на рынок…

– Хорошо, – она отошла в сторону, выискав в шкафу карандаш и кусок бумаги, ожидая.

– Но про список лучше спросить их.

Тогда она кивнула, подхватила торбу, запихнув туда листочек с карандашом и кинулась к лестнице, лишь взмахнула рукой.

– Я скоро!

Тот и Амбри как ни в чем ни бывало убирались на кухне. Парнишка жаловался на потерю своей рабочей тетради, которую не нашли даже предки. Вот ему повезло. Он мог устанавливать связь с мертвыми, общаться с духами и он безгранично гордился своим даром, ну, по крайней мере он создавал такое впечатление. Теперь никто не знает как часто во сне он проваливается в мир духов и как часто снятся ему кошмары, навеянные существами оттуда. Появляются ли еще ссадины от ненужной встречи, как часто сущности и «черти», как их называют в церкви, претворялись ему близкими?

Девушка же, укрывая обеденный стол яркой праздничной скатертью, шуточно предлагала ему поискать предметы маятником. Убедиться, что тетрадь дома и ее брат-потеряшка не забыл ее где-то еще. Да, если бы у Кейсп была такая способность она бы пользовалась ей постоянно. Амбри повезло больше. Ей были доступны и руны, и маятники, и карты. Она могла знать будущее, прошлое и творить настоящее, искать незримое и слышать неслышимое. Но у всего есть минусы. Если неверно прочтет руну, карту или маятник, будущее покарает. Если не ее, так человека, которому гадала. Так, еще когда ей было десять, она нагадала что две мамины сковородки находятся совсем не дома. Через час бабушка, загоревшись идеей из газеты, навела ревизию на кухне и две сковороды оказались совсем не дома. Тогда они около часа искали их сначала по дому, а затем, после признания Амбри, вышли на улицу. Сковородки они нашли в мусорке за домом.

Кейсп потом спрашивала, почему она не изменила судьбу отца. «Не все в мире подвержено изменениям. Есть вещи, которые я не в силу изменить». Этот урок она усвоила надолго. Уход его из семьи было чем-то важным. Без этого они бы не жили здесь и сейчас. Эта мысль грела, как потрескивающий костерок камина в гостиной. Да, без прошлого не было бы настоящего.

– Так, – девушка, закинув за спину две косы, с усердием выписывала ингредиенты на листке. – почти все, – она вновь перечитала написанное и обернувшись, крикнула: – Тот, нам нужно еще что-то?

Брат смерил ее недовольным взглядом и соизволив отвлечься от вытирания посуды, выдернул из ее рук листок, осмотрев. После осмотра, он вновь впихнул ей в руки лист.

– Нет. Сегодня у тебя получилось запомнить все что нужно.

– Грубиян, – Амбри вновь осмотрела листок, силясь понять, что начиркала, но вскоре отдала его девочке. – Да! Это все что нужно, но поспеши! Вернись к ужину! Или… или раньше. Нам нужно сготовить на стол!

Кейсп накинула плащ и вышла на улицу. В торбе так и бултыхалась маска. Она вытянула ее оттуда, осмотрев. Сколько ей уже лет, а выглядит так, словно и не старела. Когда-то они делали ее с бабушкой, и она рассказывала, что вскоре эта маска пригодится. С помощью нее люди скрывали себя от прохожих в лесных рощах. И у каждого маска была своей. У кого-то это была птица, у кого-то бабочка, кто-то выбирал рысь. Времена меняются и Кейсп внесла свою лепту в их создание. Это будет первая с изображением дракона. Когда-нибудь и ее маска будет лежать в архиве бабушки и у нее будет имя хозяина. Когда-то и она будет рассказывать свою историю.

Бережно одев ее на лицо, девочка накинула, шуршащий теплой кожей, капюшон и поспешила по протоптанной тропе в деревушку. Лес редел, ели становились все мельче и светлее, трава желтела и вытаптывалась. Скоро свет лучей, выбравшись из пелены неба, уже виднелся среди стволов. Тогда девочка свернула плащ с маской и побежала, выйдя на поляну. Золотистая трава колосилась как грива сотни игреневых лошадей и мелкие листки и сухие иглы неслись на поляну с ветром, искрясь словно перья жар-птицы. На поляне, чуть сбоку пожилой пастух с зеленоватой кожей, изрытой морщинами и на удивление хлюпкими клыками на нижней челюсти, приветственно взмахнул ей рукой.

– Здравствуйте, Лурбук! – ответила она, всмотревшись в картинку, которую видела много раз.

Посередине поляны, привязанные к деревянному столбику, возились, бегали, жевали траву и взлетали, удерживаемые веревкой, браштераны. В детстве она очень любила играть и скакать на этих добрых существах, большое напоминающих помесь овцы с драконом. Имея крылья и поедая все, что ни увидят, они стали любимчиками жителей деревни. С них они собирали шерсть, с их помощью ловили мышей и грызунов, бабочек и пауков и всякую надоедливую тварь, что шла на прекрасный корм этим милым существам с массивными, бараньими рогами, изогнутыми клювами и глазами-бусинками на пол мордочки. Цокая копытцами, они в огромной кучке толпились бело-серыми пятнами издавая рокочущее, мурлыкающе и переливающееся то ли рычание, то ли мяуканье звуки.

Но, не став задерживаться, она поспешила спуститься с холма, откуда виднелась сама деревня. Кейсп шустро пробежала по пыльным, земляным улицам, мимо толпы ребят играющих с черной кошкой. Они не позволяли хищнице догнать спешащую с цыплятами, курицу. Грядки и домики стелились друг за другом. На свежей земле мотыгой пропалывали грядки старушки. Она прошла мимо аллеи, наполненной разнообразными лавками со спящими колокольчиками у дверей. Дальше шел рынок, где лавки продавцов, в несколько рядов, заключались в круг, делясь по половинам.

Здесь всегда царил шум: шуршали льняные мешки, сыпался на пол картофель, кричали торговцы, лаяла собака в поисках мослов у мясной лавки. Тут всегда кипела жизнь и не было дня, когда площадь была пуста. Сверившись со списком, Кейсп прошла к овощной лавке, ожидая небольшой очереди, выискивая монетки. Общий шум здесь всегда был, но ей показалось что она слышала что-то новое, незнакомое и это было правдой.

– О боже! – теперь она расслышала эти слова четче. Послышался цокот копыт, свойственный только одному известному ей человеку. – Кейсп, это что, ты?

Она наконец обернулась и увидела именно то, что ожидала увидеть. Это была невысокая девочка с рыжими недлинными волосами, заплетенными в косу, перекинутую через плечо. Казалось, локоны в этой косичке превращались в еще несколько таких же маленьких косичек, вступающих в плетение. На некоторых из них были нанизаны деревянные и металлические бусины со своим собственным орнаментом, словно каждая из них пыталась передать свою уникальную историю. Девочка одернула голубоватую рубашку, подергав шнуровку у горла и стукнув копытом от тела небольшой лани, с цокотом подскочила к Кейсп.

– Привет Вейн.

Глава 3

Монеты звякнули о деревянную стойку.

– Спасибо, – Кейсп стянула морковь, уложив ее в торбу.

– Да, да! – Вейн веселым олененком проскакала у продавщицы, смерившей ее недовольным взглядом, отчего девочка, еще выше поднимая тонкие копытца, отчеканила новую дробь по мощенной площади, радостно повиливая коротким хвостиком. – Сейчас так цены возросли! Морковь стоит уже три медных!

– Все верно, – собеседница подошла к новой лавке, сверившись со списком, указав на кусок мяса. – Можно килограмм.

Кейсп вновь всмотрелась в список, вычеркнув мясо.

– Да, цены кусаются как драконья пасть.

– Да ну, – перед ней возникла довольное лицо. – ну что ты какая хмурая? – Вейн отскочила, пробежавшись кругом, но поняв, что атаки не произойдет, вернулась на место.

– Просто веду подсчеты.

– О, Кейсп! Тебе тогда надо было родиться обычным человеком, а не…

– Всего хорошего, мы уходим! – лист метнулся в торбу. Схватив Вейн за локоть, она поспешила от лавки.

– Эй! – девочка лишь только обернулась, взглянув на высокого продавца с недоумеваем провожающего их взглядом. – Не могу поверить, что тебе не понравился продавец.

– Боже! – она наконец отпустила локоть, обернувшись к девочке-лани, встерся руками, прошипев: – Не-е-ет!

Короткие ушки медленно опустились. Вейн отогнулась назад, предупредительно цокнув, сделав несколько шагов. После некоторой тишины она наконец чуть наклонилась в сторону собеседницы.

– Могу предположить, что я сделала что-то не так?

Кейсп только вздохнула.

– Спокойно!

– Это ты мне или себе?

– Давай, – они наконец тронулись в путь, выходя с ярмарки. – расскажи, что он делает? – ведьма указала в сторону сероватого мальчишки-кота на площади.

– Он? Ну… газеты раздает.

«Падение цен! Драконы мирно спят или уже вымерли? Какого количество людей, проживающих в Вуйфраме и отдаленных городах! Все это в утренней газете! Свежие газеты «Тени дракона»!»

– Нет! – Кейсп выбежала перед девочкой. – Он рассказывает о количестве людей в Вуйфраме! Знаешь какая тут храниться проблема?

– Нет?

– Уменьшение количества совершенно обычных людей в городах!

– Да! – она яро закивала, размахивая длинными ушами. – Это всем известно!

– И именно поэтому тебе не следует говорить об этом.

– Да просто знаешь, – Вейн поправила ремни сумок на спине. – мне вот все равно кто ты и как выглядишь. Считаю и всем должно быть все равно, – они медленно свернули в одну из оттененных улочек между лавок. – Потому, какая разница, человек ты или ведьма?

– Коситься будут. Нас же давно выгнали.

– Ну и что?

– Мне не нравиться, когда на меня косятся. Еще выследят, потом заявятся и сожгут нас всех!

– О нет! – Вейн выбежала перед ней, продолжая путь спиной вперед. – Сожгут? Как так? Не смеши меня! – она отмахнулась, повернувшись лицом вперед, поворачивая за угол. – Инквизиции не существует уже… век, если не два! Да и какая разница как на тебя смотрят? Мне вот наоборот нравится, когда все смотрят на это, – и она обернулась, указав на небольшое тело с пятнышками на спине. Вейн вновь направилась по невиданным тропкам мимо домов, вскинув руку. – Это называется индивидуальность!

Кейсп медленно направилась за ней.

– Лучше бы ее не существовало.

– Знаешь, – продолжала Вейн, слух которой славился особой остротой. – тебе нужно избавиться от своих убеждений. О! – и подскочив она шустро обернулась к собеседнице. – Я знаю! Если люди здесь бояться исчезновения людей, нам нужно заселить деревушку тварями! – и заметив испуг на лице подружки, девочка задумалась. – Ну на несколько дней, чтобы, когда эти дни и ночи прошли, люди поняли, что, если в их немногочисленной обители находятся крохотные остатки кентавров, людей-котов, ведьм, эльфов, орков и вампиров, в этом нет ничего страшного! По сравнению с тем днями. Нужно рассказать всем! – и она перешла на галоп.

Кейсп бросилась за ней, ловя лишь только отрывки рассуждений:

– Бежим! Ко мне, там… скорее! Нужно поспешить… Кардо… Возможно, хотя… неважно! Он будет согласен!

За бегом, бесконечные стены из камней и дерева исчезли, сменившись шуршащей сухой травой, корнями, словно темные змеи, мирно прячущиеся в подземные норы. Листва сбилась в один неясный, но теплый цвет, как краски на палитре искусного художника. Вороны разлетались, черными мазками взмывая к голубым небесам. В лицо летел легкий прохладный ветер, пропитанный запахом сырой листвы, поддающейся перегною.

Через некоторое время они наконец прибежали и Кейсп чуть не рухнула, врезавшись в тело Вейн.

– Мы здесь, – девочка обернулась, перекинув через плечо перестукивающуюся бусинками косу. – Помнишь это место?

Перед ними стелилась невысокая темная выкованная ограда из изгибающихся прутьев. В солнечных лучах поблескивали позолоченные шпили узоров. Вейн отогнула чуть скрипнувшую калитку, пройдя по дорожке из плит, засыпанной листвой. Мимо выстраивались небольшие квадратные площадки, огороженные уникальной и неповторимой изгородью. Где-то она напоминала вензеля, окрашенные голубоватой краской, словно волны моря. В другом месте ограда стояла как выросшие из сухой травы штыри темного цвета и частокол пересекался лишь одной поперечной, соединяющей их. У кого-то вход был открыт, словно приглашая присоединиться к трапезе или зайти в гости, где-то боязливо прикрыт калиткой. Иногда встречались деревянные столики и скамейки, но они были редки. У каждого камня росли свои пестрые огоньки увядающих цветов, недавно политых быстрым дождем. И покрытые зелеными вкраплениями мха, омытые зимой, пригретые летним солнцем, окутанные зеленью весны и накрытые желтым покрывалом осени, стояли квадратные, полукруглые камни с изображениями, словами, предметами и угощениями. Каждый раз всматриваясь в фарфоровые, керамические, высеченные на камне или мраморе лица, задумываешься эти люди гостеприимны? Что они предпочитают на завтрак? Какое у них дело и есть ли оно вообще? Чем они занимаются? Может этот молодой мужчина был ремесленником, чьи глиняные горшки и деревянные статуи каждый год обогревало солнце на витринах. А эта старушка любила готовить и каждый праздник пекла отменные пироги, угощая ими знакомых. Этот мальчик любил стругать игрушки из брусочков древесины и каждый раз топя печь, пачкался в золе. А кем они были? Вот близнецы. Может они являлись оборотнями и каждое явление полной луны снимали волчьи шкуры и бежали из леса домой, желая хотя бы в полнолуние забыть о волчьей жизни. А этому парнишке суждено было провести всю начинавшуюся жизнь эльфом. Вот этот человек сошел бы за кентавра. Половины портретов здесь никогда не раскроют своего нутра и только редкие не боялись демонстрировать недостатки. Мальчик с волчьими ушами, девочка-кошка, Кейвы и Сертаны здесь были редки, вырисовываясь мордочками ящериц и игуан. Как они относились к недовольству, если отличались от толпы? Но на этот вопрос они уже не ответят. Этот каменный лес, из срубленных пеньков вековых деревьев с изображениями людей, продолжался до бесконечности, далеко вдаль, где невиден конец золотистой ограды. Где невиден конец несметным полчищам сероватых камней и перетекающих друг в друга оград.

Гости вошли в долину, принадлежащую кому-то иному, никак не человеку. Там, справа желтели пушистые лиственницы, чьи мягкие иголки овивали тонкие ветки как нескончаемая сияющая гирлянда. За лиственницами стоял небольшой домик из древесины и бревен. Рядышком пристроилась большая картонка с рисунками ярких гробиков, которые ясно кричали о детишках, приложивших к работе ручки. Баннер кричал о скидке на мемориальные камни, искусственные цветы, гравировку плит и еще целый список услуг похоронного бюро, которым являлся этот двухэтажный дом.

Вейн весело поскакала по плитам, налегла на деревянную дверцу домика и, с силой толкнув, оказалась в обширной комнатке с деревянными, бревенчатыми стенами.

– Заходи! – она махнула рукой Кейсп, которая медленно просочилась в помещение.

Дверь захлопнулась и комнату огласил звон. К колоколу у двери была прикреплена черепушка скелета, тело которого болталось за головой вовремя громкого позванивая. Он оповестил о приходе гостей. По краям комнаты стояло неисчислимое количество гробов: лакированные, обработанные, из можжевельника и дуба, с одеялом и без, с оборками, железными вставками на краях, надписями. За ними громоздились деревянные вытянутые изваяния. Одни, витиеватые, походили на знаки верования Сертан, другие, напоминающие несколько звезд, принадлежали эльфам, иные неясные рисунки, силуэты и знаки посвящались менее распространенным верованиям. На стенах крепились целые композиции из искусственных ветвей и цветов, а рядышком под каждым крепились баснословные цены.

–Тридцать серебряных за композицию? – Кейсп возмущённо указала в сторону нежных, свисающих со стены лилий в окружении роз и папоротников. – За такую цену можно… козу купить!

Вейн обернулась, проходя к подъему на второй этаж и лишь пожала плечами.

– Цены растут, – и весело двинулась в сторону подъема, скрытого за стойкой напротив входной двери.

Кейсп поспешила за ней. Подъем представлял собой горку, на которую Вейн взбиралась скачками, звонко цокая по необработанному дереву. Взобравшись на второй этаж, она решилась подождать подружку, вечно соскальзывающую с подъема.

– А впрочем, – продолжала девочка, подергивая косу с бусинками. – ты, конечно, права, что это довольно дорого, но ты бы знала сколько сейчас стоит этот пластик и цветы из него. Тем более это ручная работа! Мы с Кардо тоже помогали.

– Не может быть, – выдохнула Кейсп, наконец взобравшись наверх.

– Может-может! – и цокнув копытами, девочка метнулась в одну из комнат, следом в другую, потом еще в одну. Потом она осторожно приоткрыла комнату.

Там аккуратно, словно куколке, маленькой девочке помогал одевать платьице мальчик с темными, растрепанными волосами. Он все скакал вокруг нее, цокая тонкими копытцами пятнистого, небольшого тела жеребенка с коротким хвостом.

– Давай, Марька! – мальчик все пытался просунуть ручку в маленькое отверстие платьица.

Марька же, потопав ножками о пол вскинула головку, посмотрев на брата, пролепетала:

– Смотли какое класивое.

– Вижу, вижу! – пыхтя, он присел, наконец просунув ручку сестры в рукав. – Вот! – и мальчишка указал на бордовое льняное платьице.

Отец, стоя рядом, стукнул мощным копытом тяжеловоза и кивнул, наклонился к девочке. Он взял ее на руки, выходя из комнаты

– Ну все, теперь можно гулять.

Дверь открылась и Вейн выскочила к ним.

– Гулять собираетесь?

Отец только кивнул с серьезным видом спускаясь на первый этаж.

– Кардо, погуляй с Марькой, ко мне клиенты пришли.

Вейн выскочила за ними, уперевшись в балюстраду из деревянных столбиков.

– Нет, это мы пришли! – она отошла от столбиков и сбросив тяжелые сумки с продуктами, перескочила столбы рухнув тонкими копытцами на спуск.

– Сколько раз говорил тебя этого не делать? – проворчал папа, отпуская Марьку на пол.

– Ну пап! – девочка-лань перегнулась через крепкую руку. – Не пойдешь с нами?

– Они будут убираться у дома, так и погуляют, а мне нужно кремацию оформить, – и вытащив из-под стойки блокнот, он вычеркнул Скотрейн. – Придется вести в Вуйфрам. Это дополнительные траты на перевозку.

Вейн вытянулась, привстав, упираясь копытами в стойку, стараясь увидеть имя покойника.

– А кого не стало-то? – прошептала она.

– Вейн, – мужчина отмахнулся, указав на дверь. – идите, вещи в инвентаре.

Кардо приоткрыл входную дверь для младшей сестры.

– Я думал их мама даст! – выкрикнул он.

Вейн только фыркнула, спустившись на пол. Она взмахнула рукой, проходя к двери.

– Пойдем, Кейсп, сейчас все расскажем!

Ветер шептал еле слышимые послания, поднимая синиц с веток желтеющих, пушистых, но осыпающихся лиственниц. Где-то вдалеке алыми плодами блистал на лучах боярышник. Шурша ветками и стуча листвой деревья передавали друг другу, от листьев к корням, единственную новость. Они шептали и птицы слушая разговор. Синицы слетали с веток, чирикая, унося новости глубоко в лесные рощи, в поля, к ветрам всех сторон света и трепетный шепот несся во все концы. Со взволнованным шорохом листьев, шепот кружился в бессмертном вальсе, поднимая дорожную пыль, осыпая ее песчинками золота. Ветер танцевал по длинным улицам и аллеям шепча, напевая, стуча и отбивая ритм вальса в каждую дверь, неся новую, как осенний мир, новость: «Самайн идет», «Осень стучит в двери!», «На пороге», «Он уже здесь!»

И каждый встречал его приход по-своему. К каждому, стуча прохладной рукой звонкого сквозняка, приходил он, словно давний дух родственника. Кто-то открывает дверь шире, позволяя ему пройти к праздничному столу, освещенному группками свечек. А кто-то с громом захлопывает дверь перед самым его носом, заставляя духа ютится у окон, поглядывая на домик из-за прохладного стекла.

– Ты не понимаешь! – Вейн скакала у братца, скребущего тропки граблей. – Это очень важно! Тебе не придется больше одевать мантию, когда идешь на рынок!

– А мне и так не придется, – веерная грабля проскрежетала по плитам, шурша свежей листвой. – Ты на рынок ходишь и весело повиливаешь хвостиком.

Девочка надулась, взмахнув руками.

– Не правда!

– Правда, – и рука всунула ей граблю. – Займись делом.

– Сам занимайся – она отпустила граблю, не долго балансирующую на прутиках и вмиг обрушившуюся на чей-то монумент.

Марька, неловко топая на своих двоих, подошла к ограде, подтягивая граблю. Она отбросила ее в сторону, рассматривая мемориальный камень. Холодные, но блестящие вязью серебристых прожилок, рамки его были аккуратно выточены, словно деревянная рама картин неизвестного художника. Перевесившись через железную ограду, девочка всмотрелась в выточенные витиеватые буквы.

– Пекалла? – она с недоумением взглянула на, угрюмо скребущего дорожки, Кардо.

Смягчившись, брат проронил улыбку, незаметно кивнув.

– Пекалла, верно, – и продолжил с непроницаемым выражением лица скрести груды листьев, собирая кучку.

Вейн, обдумав, наконец возразила:

– Ну хорошо, это будет важным для жителей Преки! – но собеседник не поднял головы. – Это будет важно для тех людей-котов, кентавров и всех остальных, кто скрывается среди однообразной толпы. Лурбук пасет овец только потому, что когда-то его предки убедили дать селянам возможность оркам пасти браштеранов, и они победили миф о том, что их род сожрет все до одной, – копыта простучали по плитам, и она выстроилась прямо перед усердным работником, собиравшим листья в льняные пакеты. – Это все ничего?

Марька подождала, указав на мраморный камень, пролепетав:

– А кто она?

Кардо замер, повернувшись к младшей сестре

– Она пекарь, Марьк, – завязав мешок, он поднял сестру, усадив на небольшое, пятнистое лошадиное тело. А когда маленькая наездница крепко ухватилась за темную рубашку, мальчик подхватил мешок и граблю и направился в сторону инвентаря. Уложив мешок рядом, он отошел к новому месту, засоренному ярким всплеском листьев.

– Может, не стоит тратить время? – спросила Кейсп.

О, нет! Эти слова всегда воздействовали на Вейн как активатор в химической реакции, заставляя мысли в голове не завертеться быстрее, а вспыхнуть огнем. Она подскочила на копытцах, каждый из которых пытался раздробить каменные плиты. Она разъяренным быком встала перед братом. Замечательно!

Марька, растерянно глядя на противостояние, попыталась разрядить обстановку:

– А мы пойдем к ней в гости? К пекалю?

– Нет, она живет далеко, – худая рука медленно потянулась к сестре, удерживая ее на спине. Расставив копыта, Кардо молчал.

Марька, словно почуяв запах разогретого пороха, предусмотрительно перекинула ножки, скатившись со спины брата, неловко топая к Кейсп.

– Тебе плевать? – рука направилась в сторону грабли, но Кардо быстро убрал ее с пути, не дав выбить из рук. – О, все выучил? – в холодном воздухе отдался стук надвигающейся фигурки. – А правила общества выучить ты забыл.

– Вейн, успокойся. Ты борешься за глупые и несущественные вещи, – прутья веера клацнули. Мальчик развернулся, поспешно обходя сестру, но холодная рука схватила запястье.

– Тебя не волнует общество, а как насчет ее? – и девочка указала на Марьку, бродящую у монументика под руку с Кейсп. Маленькая девочка показывала на надписи. «Пледставляешь, это пекаль! – и Кейсп уверенно кивала ей. – Она живет далеко. Но когда-нибудь я обязательно навещу ее. Ласкажу о своих иглушках, о цветочках, котолые папа создает. Хочешь ласскажу как он их делает?» – Представь, – продолжала Вейн. – она подрастет, пойдет в школу, а дети будут смеяться над ней только потому, что она из такой семьи. О! А если узнают… – в холодном воздухе прошелся шепот. – «Девочка из детского дома!» – она отошла от брата, отпустив руку. – Ты этого будущего для нее хочешь?

Потерев запястье, отложив граблю на ближайшую ограду, Кардо только покачал головой.

– Не делай за меня выводов. Если хочешь изменений – иди к Графии. Я здесь не помощник и единственно что могу сделать – это проследить за выполнением плана. Это все, – и подхватив инструмент, он вновь подошел к дорожкам, сгребая в кучки, горящие пламенем листья.

Вейн растерянно взглянула на Кейсп. Она расхаживала у захоронения с Марькой за ручку. Кейсп только пожала плечами. Высвободив руку из хватки Марьки, она присела на корточки, помахав ей ручкой, обещая еще увидится и поднявшись, взмахнула Вейн рукой.