Отделенные

Глава 3. Отделенная

Тихий звук… Едва слышный шелест… Ветер?

Я открыла глаза. Небо? А это… облака? Что со мной? Почему все так… странно.

На меня уставились глазки-бусинки. Птица? Да, кажется, птица. У нее… черный… черные глаза на… белой голове. На белых крыльях есть… серые перья, еще у нее серый… хвост? И сидит птица на ветке дерева…

Что со мной? Я пошевелилась. Сердце замерло. Кажется, на мне… путы? Меня держат в плену? Так, надо сесть… Получилось. Множество тонких светлых нитей окутывали мое тело и, казалось, мерцали. Я пригляделась. Предки, это корни?! Они переплетались между собой, спускались с ложа, на котором я сидела, утолщались и превращались в серебристый ковер на земле. При попытке снять корни с руки они сами распались, стоило чуть коснуться их. На коже остались едва заметные светлые полосы. Будто прожилки. Я теперь как лист какого-нибудь растения.

А кто я?

Сердце оглушительно застучало.

Кто я и где?

Так, надо осмотреться.

Ложе на ощупь шероховатое, теплое. Из земли? Оно находилось в центре небольшой поляны, окруженной высокими деревьями. Красивые… И тоже светятся. Я видела эти деревья раньше. Как же они называются?..

Живой ковер из корней был густо усыпан крупными белоснежными цветами. В их чашечках притаились тычинки с ярко-синими бусинками на концах. К этим крохотным капелькам так и хотелось прикоснуться… Эти цветы я тоже знаю, но…

Кто я?

И цветы, и деревья, и корни – все мерцало, пульсировало мягким светом. Вся поляна будто дышала…

Я хотела встать, но поняла: что-то не так. Что-то тянется за мной, тяжелое и… Я обернулась. Это мои волосы?! Тонкие стебли волос спускались с ложа и растекались по всей поляне. Предки, я думала, это все корни, а это… У меня ведь не было таких волос! Или были? Да нет, как бы я тогда ходила? Как долго я лежала здесь, если они так отросли? И кажется, будто кто-то их аккуратно укладывал. Сколько же лет… мне?

Взгляд упал на птицу. Черные бусинки внимательно следили за мной.

– Ну, что мне делать? – зачем-то спросила я. – Даже ходить не могу.

Звук собственного голоса показался слишком громким и неприятным, будто чужим. Птица чирикнула и улетела. Ну вот, теперь никого рядом нет.

Я снова легла и почувствовала, как меня опять обвивают тонкие корни. Накатило ощущение тепла и покоя. Свечение будто усилилось. Я поднесла руку к глазам. Корни не отпускали ее, словно врастая в кожу. Они… питают меня? Поэтому я так долго была без сознания и не умерла? Кто это сделал? Как?

Раздалось звонкое чириканье, и через секунду надо мной зависла та же птичка. Или другая? В коготках она держала маленький… нож?!

– Откуда у тебя это? Постой… Ты поняла меня?

Летунья снова чирикнула, будто отвечая. Я взяла нож. Освободившись от тяжелой для нее ноши, птичка довольно пискнула и уселась рядом. Так, если она раздобыла нож, значит, поблизости кто-то живет?

Собрав волосы в руку на уровне пояса, я кое-как их обрезала. Теперь можно ходить.

Надо посмотреть, что там за деревьями. Птичка полетела следом. Корни расползались передо мной, и я шла по собственным волосам. Странное ощущение…

Листья у деревьев казались бархатными. От них исходил нежный, чуть пряный аромат. Как же они называются? Пробравшись сквозь густые ветви, я увидела еще одну поляну. Здесь почти ничего не было. Только ковер из корней и белых цветов, среди которых пробивалась нежная зеленая травка. И небольшой холм в самой середине. Когда я приблизилась к нему, корни с тихим шуршанием расползлись.

Сумка и одежда. Это мои вещи?

Сев на землю, я принялась осматривать находки. Штаны, блузка… А что в рюкзаке? Какой-то он странный… Такое ощущение, будто в нем лежит гораздо больше, чем должно. Я вытащила небольшой серый мешочек, и из него высыпались… Деньги. Эльфийские. Птичке блестящие штуковины, кажется, понравились. Она прыгала, тыкала в них клювиком и звонко чирикала. Среди монет нашелся металлический кружок с изображением синего дракона. Тоже монета? Нет, слишком большая для нее…

В рюкзаке оказалось немало интересных вещей. Правда, для чего нужны некоторые из них, я не поняла. Самой замечательной находкой была маленькая книжица – на деле целая библиотечка. Это унат-хаарская книга. Как их вообще придумали? Потрясающе… Каждая страничка – отдельная книга: по целительству, истории и другим наукам. Жаль, нет никакого дневника.

Зато есть карты. Но как понять, где я нахожусь? На первой карте, которую я развернула, красовалась надпись «Светлый Лес». Эльфийское государство. Хм… Я покосилась на птицу, весело скачущую среди монет и безделушек. Ну, чем лес не шутит…

– А ты, случайно, не знаешь, мы не в Светлом Лесу?

Птичка чирикнула, перелетела поближе и села на карту. С уморительно важным видом попрыгала по ней, а потом уставилась на меня глазками-бусинками.

– Это Светлый Лес?

Птица смешно дернула головой. Чирик.

– Это не Светлый Лес?

Чирик. Кажется, нам не хватает переводчика с птичьего.

– Ладно, посмотрим, есть ли здесь карта мира.

Когда я нашла и развернула ее, моя звонкоголосая спутница принялась прыгать по землям и океанам. Она что, умеет читать?

Та-ак… Небольшой материк Катаáр и Унáт-Хаáр, самый крупный город на нем. Город мастеров, как еще про него говорят. Материк Иалон, Эйсстурм в Северных землях, королевство Зандерат, королевство Алинáс… Светлый Лес и Тал-Гилáс, его столица…

Птичка ткнула клювом в карту и сделала в ней дырку. Получается, я где-то в Темных Чащах, почти в центре. Огромное темно-зеленое пятно раскинулось чуть ли не на четвертую часть Иалона.

А вот и карта самого материка. Посмот… Что? Среди множества маленьких деревьев, обозначавших лес, не было названий. Получается, здесь нет ни одного города и поселения? Как мне отсюда выбираться?

Птичка вдруг пронзительно закричала, вспорхнула и улетела за спину. Что такое? Я обернулась, и сердце застыло.

На поляну вышел волк. Большой волк. Нет – огромный! Таких ведь не бывает…

Раздался негромкий скрипучий голос.

– Приветствую, – сказал зверь и, помолчав, продолжил: – Меня попросили встретить тебя, когда ты проснешься. Как мне тебя называть?

К-как он говорит? Ладони стали неприятно липкими, а тело словно окаменело.

– Не бойся. Я тебя не трону, честное слово.

Тут ему на голову села моя крылатая подружка и что-то защебетала прямо волку в ухо. Он послушал и тихо тявкнул. Птичка вспорхнула и пропала.

– Успокойся, тебе ничего не грозит, – опять обратился ко мне волк. – Как мне тебя называть?

Я сглотнула комок в горле.

– Ты можешь идти сразу к своим или к людям в их города, наш Старейшина проводит тебя. Или можешь остаться у нас на время.

У кого «у нас»? Что за Старейшина?

– К-кто ты?

Непослушный язык ворочался с трудом.

– Твой народ когда-то называл нас мар-даан-лáид.

Волк разумный. Сказочное животное… То есть, выходит, нет.

– Что за Старейшина?

– Глава нашего племени. – Волк отошел от меня и сел неподалеку. – Успокойся, я тебя не съем. Во-первых, ты разумна, во-вторых, на тебе мяса нет. Сначала пойдем в наше логово. А там скажешь Старейшине свое решение.

При слове «логово» все внутри сжалось в комок. Соваться в логово к чудовищам ведь не очень хорошая идея?

– Собирай вещи, я подожду. Вы же, двуногие, носите одежду, так? Может, в ней тебе будет спокойнее?

Ох, сижу, понимаете ли, голым кустиком… Одевшись, я принялась собирать вещи. Спокойнее не стало – никакая одежда не спасет от волка размером с рослого коня.

– Садись, – сказал он, увидев, что я готова, и лег на землю.

Предки…

– Н-на тебя?

– Конечно. Ты на свои лапы посмотри, на таких далеко не уйдешь.

Кажется, мои ноги обругали… Пришлось сесть. У волка оказался жесткий мех – шерсть даже через ткань колола кожу. Шуба была бы не очень… Ой! Волк резко поднялся и двинулся сквозь чащу.

Какое-то время прошло в молчании – я приноравливалась к движениям зверя, да и шли мы через такой густой лес, что постоянно приходилось уворачиваться от ветвей. В конце концов я распласталась на волчьей спине, обхватив руками мощную шею. Страх прошел. Точнее, теперь я боялась не столько волка, сколько упасть с него.

– Не больно, что я вцепилась в шерсть?

– Нет, я тебя почти не чувствую. Ты легкая, как щенок.

– Ладно…

– Если бы ты шла сама, мы бы шли долго.

– Далеко ваше логово?

– Не очень. Солнце не пройдет и головы, как будем на месте.

– Чьей головы?

Волк издал странный кряхтящий звук.

– Скорее, моей, чем твоей.

Это была шутка? И вообще, какое солнце? Деревья росли очень густо, и внизу царили вековой полумрак и сырость.

От волка веяло теплом. Мне даже захотелось глубже зарыться в густую шерсть, которая пахла хвоей и землей. Интересно, а какое сейчас время года?

Страх постепенно уходил. Кажется, волк и правда настроен дружелюбно, и как еда я ему не интересна.

Он вдруг чуть повернул голову и посмотрел на меня желтым глазом:

– Что ты помнишь?

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему ты спрашиваешь в ответ?

– А сам-то!

Волк опять странно закряхтел. Это смех?

– Ладно. Меня зовут…

Гортанные звуки, смешанные с тявканьем и рычанием.

– Э-э-э…

Волк повторил.

– Да я в жизни не выговорю.

– На твоем языке это значит что-то вроде «крепкие когти, черная шерсть, длинный хвост».

– Но ты не черный, а серый.

– Я не сам себе имя выбирал.

– Можно я буду звать тебя Крепкие Когти?

– Ладно. А как называть тебя?

– Я… Не знаю.

– Все-таки не помнишь. Мы зовем тебя…

Смесь тявканья и подвывания.

– И что это означает?

– Ну, примерно «отделенная, спящая среди цветов».

Хм, вторая часть вполне понятна, а вот первая…

– А долго я там спала?

– Дай-ка подумать… В моей семье несколько поколений щенков с тех пор было.

– Это сколько в годах?

– Не знаю, я не совсем понимаю, как двуногие считают время. Но это очень много лун назад. Когда я родился, ты уже давно там лежала. Старейшина, наверное, знает сколько. Почти дошли. Сейчас выйдем на пригорок, оттуда видно наше логово.

Вскоре мы оказались на холме в узком пролеске, и я снова увидела солнце. Внизу пролесок переходил в небольшую лощину, почти полностью укрытую густыми ветвями. Никакого логова я пока не заметила, но мне ведь неизвестно, как оно должно выглядеть.

Сознание внезапно убежало… к воде. Сердце подпрыгнуло. Рядом ручей! И я – его основа, его поток. Прохладные струйки бережно омывают каждую мысль. «Утекай с нами», – говорят они. И я делаю это. Но при этом остаюсь здесь, на теплой пушистой спине. Странное ощущение… Вода успокаивает и дает силу. Я могу взять ее, могу подвинуть поток, создать другой из силы вокруг.

– Так ты из Порождающих, – вдруг сказал волк, вырывая меня из неги. – Генас, так говорят твои сородичи.

Да, я – генас, точнее, иллигенáс. Но как Крепкие Когти догадался? Я поняла, что вокруг меня кружатся крохотные бисеринки воды. Их создаю я, и это… приятно.

Вскоре мы спустились, нас окружила свора волчат. Они смешно взвизгивали, бегали вокруг и подпрыгивали, пытаясь меня рассмотреть.

– Ну все, мы пришли.

Глава 4. Новшества

9 день 2 месяца 524 года новой эпохи

Эйсгейр шел через парк по мощенной синим камнем дорожке.

Кругом по-весеннему журчали ручьи. Весело пробегая между деревьями и кустами, они стремились к скалам, где находился главный храм воды. Единственный на Иалоне осененный силой своего Покровителя. Весь год здесь был и лед, и снег, и звенящие потоки, словом – вода в любом ее проявлении.

И по мнению рыцаря, для главного храма воды не существовало места лучше. Конечно, на юге тоже имелись храмы, посвященные воде, но им не хватало прохлады севера, его льдов и снегов, чтобы в полной мере олицетворять мощь и силу Океана-отца.

Теперь так говорил лишь Эйсгейр. Люди же давно называли Покровителя воды, как Дети Леса, – И́ллитаром. Хотя это означало то же самое: «илла» – вода, «тар» – владыка.

Синяя дорожка привела рыцаря к высокому обрыву, туда же, куда текли ручьи и откуда они хрустальным бисером падали в вечно неспокойное море.

Храм, вырубленный прямо в скале, находился чуть ниже. К нему тянулись древние белые ступени, которые – как и храм – не брали ни время, ни ветра, ни бури. Из чего их сделали, никто не знал. Кто вообще построил храмы стихий, разбросанные по всему Иалону? Эйсгейр всегда считал, что Дети Леса – среди их самых древних зданий были похожие. Но в эльфийских летописях таких сведений не нашлось, а потому никто не мог сказать наверняка.

Рыцарь спустился по лестнице к храму. Двадцать семь безупречно белых колонн в три полукруга поддерживали потолок большой высеченной в камне ниши. В ее центре находилось святилище – тоже полукруглое – открытое морю с одной стороны. И пол, и стены, и потолок покрывал все тот же белый материал.

В глубине святилища стояли девять безликих фигур, как и везде в храмах стихий: восемь статуй в два ряда и одна позади них, возвышающаяся над остальными. Считалось, что меньшие олицетворяют четырех Покровителей стихий – по две на каждого, ведь они могут быть и мужчинами, и женщинами. А большая статуя – это Богиня жизни, повелевающая всем.

Вера в нее и Покровителей существовала везде. Отличались названия, обряды, но суть была одинакова. Богиню жизни и ее сыновей-дочерей, которым она дала власть над воздухом, водой, землей и огнем, чтили на всем Иалоне. И не только люди.

Даже значение статуй толковали похоже. Оно всегда казалось Эйсгейру надуманным: фигуры не выглядели явно мужскими или женскими. Хотя лично ему было все равно. Зачем нужна странная фигура без лица, если можно прийти к самому Покровителю? Чаще всего Эйсгейр так и делал. Ему, сильнейшему стихийнику на Иалоне, не было нужды даже находиться рядом с водой – до океана он мог дотянуться отовсюду. В храм же приходил раз в год, следуя личной традиции. Именно здесь Океан-отец назвал его своим сыном. Здесь Эйсгейр стал рыцарем воды.

Пройдя к внешнему краю святилища, рыцарь повернулся спиной к статуям, сел на колени и устремил взгляд в море.

При виде мужчины с длинными светлыми волосами и бородой, заплетенной в две косички, посетители храма на миг застыли от удивления. Потом поклонились, поняв, что это не кто иной, как владыка Эйсстурма. Взгляд его синих глаз показался бы странным тому, кто видел Эйсгейра впервые. Такими синими бывают вековые льды в далеких северных морях.

Рыцарь долго сидел на краю святилища, то глядя на горизонт, то опуская глаза туда, где под храмом бились волны в вечной борьбе с неприступным камнем.

Эйсгейр вспоминал. Свою жизнь. Конечно, он не помнил всего – долгие века изгладили из памяти немало событий. Он не стремился забывать. Так получалось само собой. Но каждый год, в один и тот же день, рыцарь приходил сюда, вспоминал минувшее, думал над тем, что случилось и не случилось. Говорил с Покровителем. Правда, общение было односторонним – Океан слушал, но молчал.

Не всегда Эйсгейру удавалось посвятить этому столько времени, сколько хотелось. Например, сегодня. В Эвенрате, столице королевства, устраивали пышное торжество, и великому лорду Северных земель полагалось быть там. У рыцаря получилось урвать для себя лишь пару часов.

«Отец, – в его сознание осторожной струйкой влилась мысль от Утреда, – ты просил напомнить о времени».

Эйсгейр вздохнул и поднялся, не без раздражения отметив, как снова склонились люди вокруг. Нельзя ли хотя бы здесь забыть о статусах и рангах? Вернувшись ко входу в храм, он призвал стихию и перенесся в собственную спальню. Никто не мешал сделать это прямо из святилища, но в храме и парке при нем рыцарь привык ходить как обычные люди.

Ярл Мурмярл, царственно возлежавший на кровати, совсем нецарственно зашипел, когда на него попали снежинки и капли воды из вихря Эйсгейра. Сыну диких полярных котов не к усам незапланированно мочить драгоценную шерсть! Его пушистость встряхнулся и снова улегся.

Камердинер как раз занимался одеждой для столичного торжества. Глянув на нее, Эйсгейр подумал, что с радостью надел бы какое-нибудь ярко-красное облачение. Но блюстители родов, гербов и традиций не вынесут подобного непотребства на официальном приеме. Красный не цвет Северных земель. Будто где-то есть такая земля. И вообще, почему, например, герцогу Мирáра можно иметь на своих гербах мантикор, хоть они и близко от его дома не пролетали, а вздумай Снежная Длань надеть красное – караул, святое попираем?

Облачившись в светло-синий наряд, расшитый серебряными снежными узорами, Эйсгейр дал камердинеру придирчиво осмотреть себя и, дождавшись одобрительного кивка, призвал вихрь. А через несколько мгновений уже оказался в столице, за многие тысячи лиг от Эйсстурма.

В последний раз рыцарь был в Эвенрате чуть меньше года назад на коронации. После новоиспеченный правитель принялся за ремонтные работы во дворце. Поэтому до начала мероприятия, пока собирались благородные господа и дамы, Эйсгейру хотелось посмотреть, чего там напеределывали.

Снаружи дворец выглядел по-прежнему, только новые штандарты повесили. А вот внутри молодой король разошелся.

Эйсгейр гулял по преобразившимся чертогам – в них поменяли и перестроили почти все что можно.

Новшества рыцарю нравились. Собственный Ледяной дворец даже показался ему немного жалким: королевский был в несколько раз больше, а уж какие здесь богатства… Самому рыцарю такие не то чтобы не снились – он попросту не стал бы тратить столько золота на украшения. Хотя, разглядывая резные балюстрады, Эйсгейр подумывал, а не сделать ли ему подобное у себя. Но уж точно не из ракáтского хрусталя. В океан такие траты…

Оказавшись в большом холле, рыцарь улыбнулся от воспоминаний. За огромными, богато украшенными резьбой дверями скрывался внутренний сад. Там, чуть больше трехсот лет назад, Эйсгейр убеждал предка нынешнего короля отказаться от строительства Темного Тракта. Задумка прорубить путь сквозь Темные Чащи выглядела слишком безумной и жутко дорогостоящей для того, чтобы в ней оставался смысл: соединить восток и запад Иалона. Но… Вот уже два с половиной века Темный Тракт доказывал – и пятисотлетние мужи могут ошибаться. Хотя насчет стоимости Эйсгейр не ошибся.

Рыцарь прошел вдоль стены, на которой между изящными драпировками висели картины. Они его не заинтересовали, а вот проход, обнаружившийся между ними, – очень даже.

В устланном коврами коридоре не было слышно никаких шагов. Эйсгейр нахмурился. Слишком удобно для убийц и шпионов. Политические водовороты опасны, и молодому королю стоило бы соблюдать осторожность.

– Или ты просто древний дурак, – сказал рыцарь самому себе.

В королевстве уже лет восемьдесят царил мир и покой… Но держать ухо востро все равно надо! Политика, она такая – с виду все спокойно, а потом как начинается…

Эйсгейр надеялся, что король это понимает. Хотя постоянно быть начеку тому было трудновато, и вовсе не из-за молодости. Просто, взойдя на престол, он почти сразу женился, и весьма удачно – слухи о счастливом браке венценосной четы разносились далеко за пределы дворца. Даже в Эйсстурме ходило немало сплетен среди знати. Как все подозревали, молодая королева уже ждет первенца, о чем на сегодняшнем торжестве должны объявить во всеуслышание.

Рыцарь медленно шел по коридору, осматривая роскошную драпировку. Точно из Унат-Хаара: такие затейливые узоры ткут лишь в Городе мастеров. Стоит чудовищно дорого, как и ракатский хрусталь.

– Нет, все-таки ковры слишком мягкие и толстые, – пробормотал себе под нос Эйсгейр. – Надо намекнуть об этом ко…

До него донеслись голоса. Рыцарь замер. Слышно было плохо, поэтому он снова медленно пошел вперед.

– Мне самому лично сказали, что их король безумен.

Эйсгейр, наконец, смог разобрать речь.

«Чей король?» – подумал он, весь обращаясь в слух.

Говорили за стеной, в одной из комнат отдыха для знати, как догадался рыцарь.

– У них есть информаторы в самом Лесу. – Этот голос, как и первый, был Эйсгейру незнаком. – И они могут попасть во дворец.

«Океан-отец, – изумился рыцарь, – это об эльфийском короле?!»

Он почти не дышал, слушая разговор за стеной.

– Вот когда грохнут этого остроухого, тогда и посмотрим. – Третий, хорошо поставленный голос определенно принадлежал Шéлану, герцогу Мирáра.

– Вполне возможно, тогда будет уже поздно решать, – ответил первый голос.

– А по мне, сейчас слишком рано решать, – возразил герцог. – Периамский император когда-то тоже бахвалился, что у него есть оружие, беспроигрышный план и он захватит Лес. А в итоге? И к тому же…

Послышался звук открывающейся двери.

– Господа, пора в тронный зал.

Эйсгейр спешно перенесся стихией к комнатам отдыха, надеясь увидеть, с кем будет герцог. Не получилось – пришлось обмениваться приветствиями и словесными приятностями с разными благородными господами. Когда рыцарь нашел герцога Мирара, статного мужчину в накидке с золотыми мантикорами, рядом с ним была только его супруга. Низенькая и пышнотелая герцогиня выглядела совершенно не подходящей своему мужу-красавцу.

– Великий лорд Эйсгейр, – сказал Шелан и поклонился: статус обязывал его поздороваться с правителем Северных земель первым.

«Точно его голос», – подумал рыцарь.

Обмениваясь любезностями, он размышлял, не вывести ли разговор на эльфов. Но вопрос решился сам собой.

– Вы ведь бывали в эльфийской столице, милорд? – вдруг поинтересовалась герцогиня, и Эйсгейр увидел, как Шелан, едва заметно прищурившись, зачем-то одернул накидку.

– Да, миледи, но больше века назад.

– Говорят, тронный зал теперь похож на зал во дворце эльфийского короля в Тал-Гилас. Это правда?

– Простите, после ремонта я здесь впервые, – сказал Эйсгейр, с улыбкой глядя то на Шелана, то на его жену, – не успел все осмотреть. Не могу ничего сказать.

– О, жаль…

– А вы видели эльфийского короля? – спросил Шелан, пока у его супруги разочарованно колыхался второй подбородок.

– Видел, конечно, и говорил с ним.

Герцог хотел было сказать что-то, но жена его перебила:

– И какой он? Слышала, эльфы и слова против не могут сказать своему королю, такой он суровый.

– А я бы сказал, они его любят… – ответил Эйсгейр, мельком глянув на Шелана: тот чуть нахмурился и поджал губы. – По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление. И он показался мне добрым.

Шелан вдруг чуть наклонился к рыцарю, будто на самом деле хотел перейти на шепот:

– Но, если прошло больше века, не мог ли он измениться?

– Кто знает. Все может случиться.

Рядом с ними появился церемониймейстер.

– Милорды, нижайше прошу поторопиться. Милорд Эйсгейр, позвольте проводить вас к вашему месту.

Рыцарь сдержал вздох и последовал за ним, хотя и сам отлично знал, где должен быть. Он хотел побеседовать с Шеланом подольше, тем более об эльфийском короле. Может, герцог сболтнул бы чего ненароком или как-нибудь не так себя повел? Подслушанное Эйсгейру, мягко говоря, не нравилось, и в голове не укладывалось совершенно. Убийство эльфийского короля… Это вообще возможно? Кто эти «они», утверждающие, что владыка Светлого Леса безумен?

Эйсгейр наконец увидел обновленный тронный зал: его расширили, витражи в высоких стрельчатых окнах отреставрировали, а некоторые даже полностью поменяли. Теперь внутри огромного помещения стало гораздо светлее и радостнее, чем было при старом короле.

«И правда, напоминает дворец в Тал-Гилас, – подумал рыцарь. – Или то, как он выглядел сто тридцать лет назад».

По пути к своему месту рядом с троном Эйсгейру снова пришлось раскланиваться и всячески любезничать. Это немало его раздражало. И собственные мысли о подслушанном разговоре радости тоже не добавляли.

Видимо, выражение лица рыцаря выдало его испортившееся настроение – король заговорил с ним:

– Милорд чем-то недоволен?

В его темных волосах блистала украшенная крупными изумрудами корона. Одной рукой молодой монарх держал скипетр, а второй сжимал ладонь жены, протянутую ему поверх обитого золотом подлокотника.

– Все в порядке, ваше величество, задумался о всяком. Куча дел, расширяем Эйсстурм.

– Да, я слышал об этом.

Король улыбнулся и хотел сказать что-то еще, но его супруга потребовала внимания мужа.

Эйсгейр пробежался взглядом по гостям дворца, нашел герцога Мирара. Его окружали люди, которых рыцарь не знал. Кто-то из них участвовал в том разговоре? Любопытство и подозрения обуревали Эйсгейра. А возможное безумие эльфийского владыки ему очень хотелось обсудить с послом Светлого Леса в Эйсстурме, но тот уехал по каким-то делам в Тал-Гилас.

«Ладно, пощупаем пока его светлость», – подумал рыцарь и решил после приема побольше походить среди всех этих голубокровных особ. Кто знает, вдруг найдутся неизвестные собеседники Шелана.