– Я бы бесконечно любовался тобой, как любуются северным сиянием или млечным путём, – я поправил выбившуюся у неё из-под шапки прядь волос.
Лиза улыбнулась. – Скажи, если бы у тебя была тайна, которую ты не можешь никому раскрыть, – я запнулся. Желание рассказать ей кем я был, и кем стану через полгода было почти непреодолимо. То, что происходит между нами не может быть до конца настоящим. Потому что Лиза не знает о том, что я маг. В то же время я понимал, что она лишь человек. Да и после того, что случилось летом за гаражами, испытывать терпение Виолетты было опасно.
– Тайна? – поймала меня на долгой паузе Лиза.
Я улыбнулся. Взявшись за руки, мы продолжили кататься.
– Мне просто интересно. Допустим, у тебя есть тайна, которую сложно принять, и в которую сложно поверить. Ты бы рассказала мне о ней?
Лиза нахмурилась.
– Ты раньше не говорил загадками.
– Так ведь, что плохого в загадках? – я слегка сжал её руку. – Они делают жизнь интереснее.
– Не знаю, – протянула Лиза. – Хочу, чтобы в моём мире было всё предельно ясно.
Я провожал её до дома. На прощание мы поцеловались. Снег продолжал тихо падать мохнатыми белыми хлопьями. Я посмотрел Лизе в глаза.
– Если бы я сказал, что могу остановить снег на какое-то время, чтобы ты смогла бы полюбоваться застывшим моментом прекрасного?
Лиза залилась звонким смехом.
– Ну и выдумщик же ты! Я бы сказала, что это бред, и такого не может быть.– Она скрылась за парадной дверью. А я тяжело вздохнул. Завтра же иду к наставнице!
Виолетта, слегка наклонившись, стояла у окна на кухне, поливая своих зелёных питомцев в горшках. Передо мной на столе дымился свежесваренный кофе.
– Виолетта, я, наверное, влюбился, – покраснел от смущения. – Я встретил одну девушку…
Виолетта закончила свои дела с растениями. Повернулась. Не спеша села за стол. Подняла на меня свои пронзительные зелёные глаза. Она смотрела без слов, тем самым говоря: «Продолжай». Я рассказал всю историю про Лизу от начала и до конца. И, конечно, озвучил свою просьбу. Несколько секунд Виолетта молчала.
– Плясать на граблях, видимо, твой стиль жизни, – Виолетта приподняла левый уголок губ. – Твоя мать даже после свадьбы не рассказала своему мужу (твоему отцу) о магии. Костик узнал о том, что Ангелина волшебница только за месяц до смерти. Да и то только потому, что Эн-Джи заботилась о тебе.
– Зачем вы про маму! – сердце сжалось. – Вы же знаете, что это больная для меня тема! – Виолетта хмыкнула.
– Я напоминаю тебе: только осознание, что Эн-Джи умрёт при родах, заставило её раскрыть твоему отцу тайну. Ведь ему предстояло воспитывать тебя в одиночку. И Костику повезло, что я согласилась приехать из Штатов, чтобы помочь подруге.
– Я знаю это! – чуть повысил голос.
– А ведёшь себя, как будто нет, – Виолетта не обращала внимание на мои эмоции.
– Лиза не папа. Она сразу всё поймёт! – я недоумевал почему наставница противится моему счастью. – Я знаю, какая она и хочу, чтобы она знала какой я.
– Окей, – Виолетта сделала пару глотков кофе. – Вот представь: ты ей всё рассказал. Да ещё и показал фокус, как ты это любишь. И твоя распрекрасная Лиза не приняла твою суть, твой дар. Потому что испугалась, как те сопляки, которых ты пытался спасти летом. Как ты поступишь?
– Я не верю в это, – начал было я, но остановился. – Тогда я сделаю так, что она забудет о моей магии. И я навсегда останусь в её глазах человеком.
– Видишь, – устало посмотрела на меня Виолетта. – Ты никогда не станешь сильным магом, если будешь отрицать свою природу, особенно ради тех, кого ты любишь.
В воздухе повисла тишина. Виолетта первая нарушила её.
– Открывать тайну магического мира этой девушке я тебе не позволяю. Разговор окончен.
Злость и негодование мощной волной накрыли меня. Но я не позволил им выплеснуться наружу. Только не при наставнице. Показывать свои эмоции – это не то, чему она меня учила. Тем более, оспаривать её решение чревато. Мы попрощались.
Но в середине февраля я всё-таки решился нарушить запрет. Мне не терпелось убедиться самому и убедить Виолетту в том, что та ошибалась. В том, что Лиза примет меня таким какой я есть. С этими мыслями и в приподнятом настроении я набрал домашний номер Лизы. Она ответила почти сразу, как будто ждала звонка.
–Алло.
–Лиза, привет. Я бы очень хотел с тобой сегодня встретиться и поговорить.
– Кирилл! – радостно ответил голос. – Конечно, давай встретимся. И мне очень нужно поговорить с тобой.
Мы встретились в городском парке. Мы всегда гуляли по его аллеям, заросшим по обе стороны деревьями. Лиза светилась от счастья. Её молочные, слегка присыпанные веснушками, щёки раскраснелись. От этого она казалась ещё более взволнованной. Лиза бросилась на шею Кириллу, она начала быстро и радостно что-то рассказывать. Парень не успел даже сказать: «Привет».
– Кирилл, у меня потрясающая новость! Ты же знаешь, что наш институт проводит набор студентов для учёбы по обмену в США? Я подала заявку, прошла конкурсное задание и, ты не поверишь, мою кандидатуру утвердили на двухлетнюю учёбу в Нью-Йорке! Я не сказала тебе, что участвую в конкурсе, потому что была уверенна, что ничего не пройду. Ты же знаешь, что май инглиш из нот перфект, – Лаза засмеялась, и я вместе с ней. – Но это случилось! Ты рад за меня?
Лизины глаза светились, словно новогодние огоньки. Я не сразу осознал, что это означает только одно: Лиза уезжает.
– Конечно, – ответил я, но почти безрадостно. Лиза не заметила смену интонации. – Это хорошая возможность учить язык и узнать жизнь в другой стране.
Она снова обняла меня.
– Я так счастлива.
– Но я буду очень скучать по тебе, – нехорошее ощущение подступающего одиночества. Я слегка провёл рукой по её волосам. Лиза посмотрела мне в глаза.
– И я. Но ведь я вернусь, и всё у нас будет хорошо.
– Будем жить долго и счастливо, – мы рассмеялись. Зимний вечерний ветер крепчал, пронизывал тело липким холодом. Пахло грязным снегом, сыростью и чем-то терпким. Это был запах перемен.
Лиза собиралась в дорогу, воодушевлённая новыми возможностями и впечатлениями. Конечно, мы договорились писать друг другу письма. Однако, этого было мало для нас. Но большего нам не оставалось. Улетела Лиза в конце февраля. Я ей так и не рассказал правду про себя. Тогда что-то удержало меня от разговора. Может лизина радость. Я не хотел омрачать момент. А может помешала моя растерянность.
В первом письме Лиза писала про свой восторг от новой страны и о том, как сильно меня любит, как скучает. Интересовалась делами Стихийного Бедствия. Котяра частенько лежал у меня на коленях, когда я перечитывал весточку от Лизы. Думаю, и он скучал по своей спасительнице. Лишённый своей силы, я и не мог прочесть мысли кота. Но интуитивно старался разгадать, о чём же думает этот гордый представитель кошачьего племени.
Второе письмо было короче первого. Лиза писала, что у неё очень мало свободного времени. Постоянная учёба или путешествия, если выкраивается свободное время. Рассказывала про новых друзей. Про Тома, как тот вытащил её из неловкой ситуации, когда у Лизы не хватило денег, чтобы расплатиться на кассе в супермаркете. О Джейн, с которой Лиза учится в одной группе, и которая успела показать ей самые интересный места в Нью-Йорке.
Мне же оставалась учёба в нашем провинциальном городке. Я старался не оставаться наедине с своими мыслями. Старался не пускать в сердце тревогу и тоску. Но, как грозовые облака нарастают в пасмурный день, так и во мне нарастало давящее чувство одиночества.
Как-то вернувшись домой после пар, я не нашёл нигде Стихийное Бедствие. Заглянул под все диваны и во все шкафы. Куда мог деться кот внушительных размеров из полностью закрытого помещения? Я ходил по квартире и тщетно продолжал звать кота. Вечером с работы пришёл отец.
– Так это я, получается, его выпустил, – папа не удивился исчезновению моего рыжего друга. – Я заходил сегодня днём домой, не успел открыть дверь, как кот выскочил и убежал на улицу. Весна, сам понимаешь, гормоны и всё такое. Нагуляется и вернется.
Внезапно я почувствовал, что вместе с котом от меня ушло нечто очень важное. Я пытался убедить себя, что всё вернется на свои места. Стихийное Бедствие так и не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Кот, казалось, своим именем удерживал хрупкий барьер. Не давал обрушиться бедам на мою голову.
Весной в воздухе витает любовь – уверены многие поэты. Поют птицы, природа возвращается к жизни, люди чаще улыбаются. Может быть, вокруг поэтов и витала любовь, но про себя я такого сказать точно не могу. Меня раздражали влюблённые парочки. Они гуляли по улицам, держась за руки, а некоторые, не стесняясь, целовались прямо на лавочках в парках. Меня так и подмывало оттащить их друг от друга. Наорать, подраться, да как угодно насолить этим людям. Я понимаю: мой невроз вызван тем, что уже месяц Лиза не отвечает на мои письма, не звонит. В почтовый ящик я заглядывал раз по десять в день. Счета, весточки от бабушки, газеты, листовки каких-то партий. Меня раздражать даже они. Я злился на эти бумажки. Начал сжигать содержимое почтового ящика. Просто вынимал бумаги, доставал зажигалку и обращал в пепел. Серым, как дым, снегом они разлетались по двору. Я начал курить. Никогда этого раньше не делал. Поначалу жутко кашлял. Продлилось это недолго. Вредные привычки быстро въедаются в твой организм, в твой мозг.
13 мая. Вторник. Этот день я запомню на всю жизнь. Радости моей не было предела, когда вместо счетов и листовок я вынул из почтового ящика белый, как снег, прямоугольник американской бумаги, украшенный марками Соединённых Штатов Америки. Я вскрыл письмо тут же и впился глазами в знакомый почерк, знакомый до боли.
«Милый Кирюша, я всё-таки решилась тебе написать. Извини, для меня это всё сложно, поэтому просто скажу и всё. Я остаюсь в Америке. Здесь у меня друзья и Том. Короче, я понимаю, что это моя половина. Ты был в моей жизни лишь остановкой, а он – конечный пункт. Прости меня, но я тебя больше не люблю. Прощай. Лиза».
У меня подкосились ноги. Я не верю в то, что это происходит. Такого быть не может! Перечитал письмо. Выкурил сигарету. Перечитал письмо. И ещё раз. Пачка закончилась, а я всё читал и читал. «Ты был в моей жизни лишь остановкой, а он – конечный пункт». В голове не укладывается. Такого одиночества я не испытывал никогда. Ни магии, ни друзей, ни любимой девушки. Абсолютная пустота. The end. Причём далеко не happy. Шагнуть с крыши, наглотаться таблеток, банально повеситься. Что у меня творилось в голове, сложно описать. Сжал кулаки. Меня трясло от ярости. Гнев наполнял каждую клетку, затмевал сознание. Если бы я сейчас владел силой, то уничтожил бы всё, что меня окружало. Вырвал бы с корнем деревья, покорежил бы почтовый ящик. И не дай бог мне бы кто-то попался на пути. Но магии во мне не было. От этого гнев стал сильнее. Я вихрем залетел домой, схватил ключи от папиной машины. Она стояла во дворе. Старенькая волга, синего цвета. Отец на ней до сих пор таксовал. Ключ, зажигание, педаль газа в пол. Из глаз градом катятся слезы, дороги я практически не вижу…
~СЛАВА~
Удар, ещё удар. Глухой звук, когда кулак встречается с грушей, меня расслабляет, придаёт сил и укрепляет уверенность в себе. Я записался в секцию бокса, чтобы уметь постоять за себя, но теперь спорт стал моей жизнью. Чемпионаты, кубки, медали, до мастера спорта остался один шаг. Тренер меня хвалит, парни в секции уважают, да и местная шпана спокойнее стала вести себя. Только Захар ещё гнет пальцы. Да и фиг с ним. Успокоится. Ладно, тренировка закончилась пора собираться домой. Переоделся, толкнул металлическую дверь зала. В свои объятия меня заключил прохладный ветер. Хоть уже и конец весны, но у нас вечера совсем не тёплые. Как, собственно, и весь май в этом году. Я застегнул ветровку и зашагал по знакомой дороге. Освещённая улица, полночь, вокруг ни души. Путь мой пролегал через район, который считался самым криминальным в городе. Вот и пивнуха, в которой всегда собирались «сливки общества».
– О-о-о-о! На ловца и зверь бежит, – Захар был пьян, от этого слова, искажаясь в его гортани, вылетали из кривого рта смешанные с перегаром.
– Здорова, Славик, как жизнь боксёрская? – я, не обращая внимания на толпу «перепелов», шагал своей дорогой.
– Постой-постой, хлопчик, – передо мной вырос крепкий, коренастый парень. Коротко стриженные русые волосы, широкие скулы, которые уже ходили ходуном от предвкушения драки. – Ты людей совсем не уважаешь. С тобой поздоровались, – парень толкнул меня, я остановился.
– Мужики, не нарывайтесь на проблемы, – спокойно сказал я ровным голосом. Гоп-компания ответила громким ржанием.
– Это ты на проблемы нарвался! – удар. Я от неожиданности упал. И тут же получил удар ногой в живот. Остальная компания ринулась помогать своему дружку. Но я оказался быстрее – резко вскочил на ноги и бросился наутёк. Будь я даже чемпионом мира по боксу, против толпы не выстоял бы. Перебежать дорогу, чтобы оживленное движение центральной улицы хотя бы ненадолго задержало их – единственная мысль, которая пришла мне в голову.
~ОТ АВТОРА~
Кирилл мчался на бешеной скорости. Он думал только об одном: как она могла так поступить с ним?! Что-то тёмное мелькнуло впереди. Кирилл ударил по тормозам. Грохот. Сердце забилось часто-часто, перегоняя по всему телу кровь, смешенную со страхом. Он заполнял всё, выплескивался наружу. Руки похолодели, язык онемел. Кирилл вышел из машины и подбежал к парню, который лежал на асфальте. Из его головы сочилась кровь. Горе-водитель перевернул сбитого человека на спину. Господи! Нет! Этого не может быть! Слава. Он схватил парня, перенёс его в машину, сел за руль. Гепардом старенькая волга сорвалась с места и помчалась, куда фары глядят. А смотрели они в сторону дежурной больницы.
Приёмный покой встретил запахом хлорки и неприветливыми врачами. Славу положили на каталку. Стук колёс по серо-жёлтому потрескавшемуся кафелю нарушил тишину полусонных палат и коридоров. Славу госпитализировали. Травма оказалась несерьёзной. Врач велел Кириллу отправляться домой. Наутро пришли милиционеры, записали показания. В итоге Славу через две недели выписали. Следствие установило, что Кирилл не виновен. Слава перебегал дорогу в неположенном месте. ГАИшники дали заключение: возможности для манёвра у Кирилла не было, и авария была неизбежна. Однако Кирилл всё равно возместил весь ущерб.
Пустота внутри росла…
~КИРИЛЛ~
Ночь просочилась в комнату, через неплотные занавески и ударила в голову мыслями. Предательски, без предупреждения. Казалось, вот-вот уснул почти. А тут… Уже светает, а я пятый час курсирую по маршруту «кровать – балкон». Думаю и курю. Курю и думаю. «Он даже не здоровается при встрече. Прошла неделя после выписки. На мои звонки не отвечает. Уж если всё так важно, сказать: да, чёрт возьми, я не хочу больше видеть тебя. Но не молчать. Только не молчать, – думал я. – Чувство вины ширится и заполняет всего тебя, перерастает границы твоего тела, сознания. А ты сидишь и успокаиваешь себя: всё не зря. Что ни делается, всё к лучшему, и что-то о кармических долгах. Только вот это, как таблетки из мела, но без эффекта плацебо. Да, я сбил Славу тогда на ночной дороге. Да, я фактически совершил преступление. Но разве я не заслуживаю хоть какой-то реакции?»
~СЛАВА~
Пейджер на столе завибрировал и издал пару монофонических писков. Я открыл входящие сообщения. «Слава, с тобой общение будет. Сегодня в 5 на поле. Захар». «Он всё никак не успокоится, – подумал я. – На этот раз точно его уделаю. Даже если будет толпа – пофиг. Бегать я больше не собираюсь».
Экран пейджера погас, я отложил его и сел на кровать. Полудрема, в которой мой мозг пребывал до этого сообщения, как рукой сняло. Я окинул взглядом комнату. Обычное логово подростка конца девяностых: письменный стол у окна, заваленный тетрадями, учебниками, журналами о спорте и всяким хламом, платяной шкаф времён Советского Союза – светлое дерево, дверцы, инкрустированные зеркалами, которые уже слегка потемнели от старости, палас на полу с причудливыми узорами. Старенькая скрипучая кровать и ламповый цветной телевизор на монолитной тумбе. Постеры бодибилдеров, крутых американских актёров и супер-звезд рока были наклеены плотно и занимали почти всю стену над кроватью. Вот и всё убранство комнаты. Открылась дверь, на пороге стояла мама. Невысокого роста хрупкая женщина, круглое лицо, выразительные зелёные глаза, тёмно-каштановые волосы.