– Да, конечно. – Мойра отлично все понимала. – Семье Клима пока ничего не скажем?
– Составь письмо, пожалуйста, прежде чем отправить, узнай у Октавии, тут она начальник.
– Раз уж ты летишь со Светой, – объятия расцепились, но они еще держались за руки, – было бы здорово между делом разузнать у нее больше подробностей. Ты и так знаешь, о чем. Не хочется и дальше жертв из-за умалчивания и сокрытия очередных тайн. Мы должны быть начеку.
– Посмотрим. Не хочу сейчас загадывать – но да, она явно что-то еще скрывает, с этим не поспоришь. Я больше всего боюсь, что это может аукнуться вам тут, пока меня нет. Так что, пожалуйста, будь внимательна, не рискуй лишний раз. Вектор огромный, там чего только может не быть, а неизвестность – главный наш враг.
17
Утолив голод, вцепляясь зубами в небольшие, но единственные куски мяса, и восполнив жидкость благодаря содержимому в найденных существах, первым делом захотелось спать – причем так легко и естественно, словно это лучший момент в непродолжительной жизни. Погрузившись в состав утробы, получилось согреться, все же та была довольно тепла, да и невероятно приятна, благодаря чему глаза сами стали закрываться, а тело – беспроблемно расслабляться. Голова была почти погружена, лишь нос и рот остались на поверхности как способ поддержки дыхания, причем все это было не через строгий контроль, за которым тенью таится страх, а вполне инстинктивно, даря странное чувство удовлетворения собственным существованием. Образы мелькали слишком разные, обрывчатые и почти несвязные, хотя можно ли вообще увидеть своего рода систему в хаосе, заставившем в итоге из-за непонимания так называемого сна почти в крике подняться из ванны, размахивая руками? Было тяжело дышать, голова болела, казалось, все это не более чем плохой сон. Но мысли о странной и тесной связи между сценами перед глазами и тем, в каких условиях происходит ныне существование, не отпускали еще долго. Выбравшись из ванны, которая была еще и спальней, он тянул руки, чтобы ощупать все вокруг, каждый метр пола и стен, словно ища ответ на пока еще не заданный вопрос, который с каждой минутой лишь чуть-чуть прорастает, да и то все очень смешанно. Одна стена была самой ровной, прямо напротив места рождения, туда как раз бил единственный, самый большой луч из-под пола, сквозь биологическую поверхность. Поначалу заметить увиденное было сложно, и уж тем более различать одно и другое, подчеркивая машинально ту или иную разницу в структуре, глубине, цвете, размере и прочих параметрах взор пока мог с трудом. Но все же это случилось, что вызвало интерес на очень продолжительное время. Там, шириной в метр и такой же высотой, были символы, абсолютно неизвестные пытающемуся понять их уму, состоящие из ровных и кривых линий небольших размеров. Содержание было неизвестно, как и суть существования здесь и сейчас, но кое-какие плоды эта находка все же принесла, причем на первый взгляд совершенно не связанные с тайными символами. Рассматривая их под разными углами, порой почти вплотную приглядываясь к тому или иному месту, и внимание привлекло некоторое отличие той стены, что справа, от всех остальных. Углубленная, с непонятным врезом посередине, будто бы этот кусок стены имеет иное назначение, нежели все остальные поверхности. И вот тут, опять же неожиданно, медленно и естественно проснулась мышечная память. Взглянув на ладонь и пальцы, пришлось найти то место, куда они тянулись, не отдавая отчет остальному телу. Там была панель для открытия створок двери, что почти с болью пробудилось не просто в понимании, а именно в памяти, как веревочка из колючей проволоки, по которой надо ползти, чтобы добраться до главной мысли… или идеи, чего-то важного и почти жизненно необходимого! Упав на колени, держась руками за раскаленную от мыслей голову, пришлось с болью в горле кричать в помощь трудному пути сквозь ужасные всплески в памяти. Это продлилось вроде бы недолго, но остаточный эффект вынуждал еще какое-то время сидеть и трястись, плакать и всхлипывать от действительно осознанного страха. Страха тут и умереть, когда жизнь только вернулась в руки. Голод опять намекнул о своем наличии, холод не отстал от своего собрата, а окончательно подстегнуло к главному выводу, определившему всю дальнейшую жизнь, одиночество, которого не должно быть, потому что есть те, кого хочется видеть рядом, с кем быть рядом, но тут их нет. Вывод напросился сам – уходить отсюда, чтобы вернуться к кому-то самому близкому и важному, отсутствие которого или даже которых приносит самую ужасную боль, перекрывающую и голод, и холод.
АКТ 2
18
Привет. Снова Алдо, пишу уже третье сообщение, хотя от тебя получил лишь одно. Я не жалуюсь, просто у нас с тобой сейчас разное восприятие времени, я все же большую часть сплю в криосне, а у тебя прошла пара недель, если не ошибаюсь. Думаю, уж что-то можно было написать, особенно когда я в прошлом письме просил прислать что-то от Тони и Тани. Представляешь, я даже перед этим письмом запросил у руководства сведения о вас: вдруг случилось что, а я и не знал. Но нет, к счастью, чему я безмерно рад, все целы и живы. Я не хочу наседать и требовать лишнего внимания, но тут я один и постоянно проверяю почту на предмет наличия весточки от вас, моей семьи. Если ты злишься, то лучше напиши большое гневное письмо, нежели игнорировать меня, пожалуйста, это важно для меня. Не то чтобы я тут с ума схожу – нет, все отлично, просто больше-то мне не с кем общаться. Ты и дети – единственная моя семья, и ты знаешь об этом. Конечно, тут нам предоставляют ботов для общения – этакая симуляция диалога с программой, но я даже приступать не хочу, все это фальшь. Даже представлять не хочу, как было бы трудно без криокамер, где один и тот же день, ужас. Ну а сама работа вдруг неожиданно стала превращаться в рутину, ответственную и важную, но уже без того волнения, как вначале, хотя пока было всего два объекта, но кажется, что ничего нового-то и не увижу. Последнее оказалось обычным космическим мусором – старый звездолет, насквозь пробитый и без признаков жизни, видимо, брошенный неизвестным владельцем, который забрал из него все ценное для перепродажи на черном рынке. Меня удивило, как на самом деле немного осталось, видимо, купить готовы многое, но не все. Так или иначе, я ощутил пустоту, когда работа была закончена, – знаешь, такую безоблачную и, я бы сказал, разочаровывающую. Но такова работа, жаловаться не смею, по факту проще ее не найти, особенно за такие деньги и условия, но все же есть некое чувство нереализованности. Вот таковы мои сводки. Знаешь, уж прости, но я ждал весточки от тебя. Правда, и я все больше думаю о нас с тобой, времени тут полно для размышлений, самое то, чтобы разобраться в себе. В каком-то смысле я вижу сейчас все случившееся более трезво, чем когда-либо. И я знаю, что мы договорились дать друг другу время, – но знаешь, по сути, уже дали, у меня времени тут более чем. А если бы не криосон, то даже представить страшно, как много. А с учетом того, где я, всегда есть риск не вернуться, а значит, надо ценить каждый момент, ибо он может оказаться последним. И я напишу сейчас страшное, но прошу, дочитай до конца. Эта мысль очень крепка, и я не могу не высказать ее, пусть это и трудно, но именно ради преодоления трудностей все это делается. Сейчас я понимаю, что не жалею об измене. Да, это было неправильно, несправедливо и нечестно по отношению к тебе и нашим детям. Но сейчас я понимаю, что это дало куда больше хорошего, нежели плохого. Разве нет? Когда ты забеременела, мы не были готовы и наши жизни сильно изменились, молоды были, глупы, но любили ведь друг друга – и любим, в этом я не сомневаюсь. Слишком многое на нас свалилось, и если твоя семья тебя поддерживала и у тебя был хороший пример, то у меня нет. Ты ведь помнишь мою мать – тот еще циник, если бы еще была жива и узнала о том, что я в космосе, то отказалась бы от меня, наверное. Я пытаюсь сказать, что, совершив этот тупой и ненужный на самом деле шаг – это оскорбление, я пришел к четкому пониманию, насколько сильно я ценю тебя и девочек. И, пытаясь загладить вину, я и смог повзрослеть, как бы тупо это ни звучало. Почти потеряв вас, я понял, как хочу не просто все вернуть, а сделать лучше, стать лучше ради вас, потому что вы – самое ценное в моей жизни. Я никогда не прекращал любить тебя, ты моя женщина и любовь на всю жизнь, пусть у нас и были трудности, и многие проблемы еще есть, но я не хочу терять это. Наша семья – это то, ради чего я готов бороться до конца, и поэтому я и стал Одиночкой. Мне кажется, так будет время и у меня, и у тебя все обдумать и взвесить. Наши ошибки делают нас сильнее – в это я верю, надеюсь, веришь и ты. Разве я не заслуживаю второго шанса? Думаю, что заслуживаю, особенно за все, что сделал для тебя и ради тебя. Так, на этом пока все: тут у меня система безопасности кричит о чем-то, надеюсь, что ничего страшного. Все, убежал, сразу дам знать, как и что, целую, всех обнимаю, люблю.
19
Первым проснулся Алден Закс. Верхняя часть крышки съехала вниз, стимуляторы просочились в организм, позволяя зацепиться руками за края и выбраться из своего, как он всегда называл в шутку, «гроба». Процесс происходил путем автоматической системы пробуждения после прибытия по заданным координатам. Потирая лицо руками, он уже уверенно стоял на ногах, надевая поверх обтягивающего термобелья штаны и накидывая сверху плотно облегающую куртку с капюшоном. Довольно крепкого телосложения, ростом под два метра, с небольшой рыжей бородой и такими же рыжими длинными волосами, скрученными обычно в пучок, Алден обладал глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и скулами, слегка выпирающими из-под жесткой растительности на лице.
– Надеюсь, мы точно на месте, а не опять встряли куда-то! – пробормотал он тихим, низким и слегка хриплым голосом, чуть ли не ворча в присущей себе манере, пока сам выходил из отсека с криокамерами через небольшой шлюз прямо к мостику. Там за боковыми и торцевыми иллюминаторами обездвижено пробивались звезды, вплоть до момента, как были включены несколько потолочных ламп по краям. Глянув в иллюминатор справа, он не увидел ничего нового – все те же звезды. А вот слева наискосок от корабля находилась экзопланета. Из-за отсутствия солнца или какого-либо источника света поблизости она выглядит пугающим черным диском. Но интерес составляет совершенно не этот булыжник в космосе, а то, что находится на его орбите. Звездолет, ради которого они оказались здесь сейчас, был визуально потерян на фоне огромной экзопланеты, чей вид в такой близости даже пугает своим масштабом и кроющейся неизвестностью. Такие моменты он любил: ощущение величия огромного и неизведанного космического объекта, и даже при условии абсолютной безжизненности ему всегда нравилось быть в предвкушении покорения неизвестного. Любовь к этому стала главным аргументом в пользу того, чтобы оставить уже известную ему родную планету, всецело обратив внимание в космос, где таким, как он, всегда найдется место.
Алден удостоверился в правильности места прибытия, сверившись с маршрутами на карте, размещенной на виртуальной пленке между двумя иллюминаторами.
– Раз мы здесь, то пора и поработать, – вновь пробурчал он себе под нос.
Второй проснулась Ханна Прист: ростом под метр семьдесят, фигура ее была стройная и женственная, при этом все ее движения и осанка кричали о крепости тела и уверенности в силах мышц. Ханна обладала редкой и порой неоднозначной для стороннего глаза красотой: небольшие карие глаза подчеркивались зачесанными назад каштановыми волосами, завязанными на затылке резинкой, оголяя красивый и большой лоб, позволяя совсем чуть-чуть впалым щекам придавать лицу многогранность. Порой, взглянув на ее лицо, выловив ее взгляд, можно было считать ее самой красивой женщиной мира – но порой, если чуть сменить угол обзора, она преображалась в другого человека. Взгляд, наклон головы, все мышцы лица – она управляла ими так изящно и порой, казалось, неестественно, что однозначно понять, какую она испытывает эмоцию или какая мысль сейчас преобладает в ее голове, было невозможно. К этому еще и прибавляется то, как порой она сама не отдает себе отчет о внешних проявлениях, всецело погруженная в свой внутренний мир.
– Как наши дела? – спокойно спросила она с первыми шагами на мостик, застегивая лямки немного мешковатого комбинезона, надетого поверх термобелья, чьи рукава она засучила по локти для удобства.
– С добрым утром. Вроде все отлично.
Ханна первым делом стала проверять состояние груза через панель справа, сразу при входе на мостик. Пользоваться выдвижным стулом она не решилась, подтянув плоский сенсорный экран до уровня глаз.
– Так-с, – немного деловитым тоном произносила она вслух, – грузовой отсек в порядке, а все наши последние находки как были мертвы, таковыми и остались! Никаких изменений с момента отлета замечено не было. Можем приступать ко второму. Это он?
– Да, корабль старенький, но вроде бы целый.
Ханна встала рядом с Алденом, рассматривая изображение потерянного звездолета на том экране, что между иллюминаторами.
– Целый, да только жизнью побитый. – Предвкушая возможные проблемы, Ханна выдохнула и, похлопав по большому плечу Алдена, пролезла на второе место пилота. Чуть ли не упав туда, окруженная сеткой иллюминаторов сверху и панелью приборов впереди, она первым делом включила проверку всех частот. – Можно тебя попросить, пока я связью занимаюсь, разогреть…
– Уже грею, могу ли я оставить вас с утра голодными! – заботливо произнес Алден, улыбнувшись развернувшейся к нему Ханне, которая ответила ему более скромной, но откровенной ухмылкой. – Кстати, о голодных – где там Кросс шляется! Кро-о-о-о-осс!
Алден крикнул во все горло вглубь их звездолета, так, что эхо пронеслось по всем отсекам, прямо до криокамер. Они располагались вдоль стен, для эвакуации в случае критического состояния корабля или какой-либо иной угрозы. Три штуки слева, три справа: если смотреть прямо сквозь коридор, то видно будет лишь того, кто вылез из любой из них.
– Пни его там от души, а то, как всегда, ждем дольше всех. Он там опять свой ритуал проводит! – сказала Ханна, взглянув на изображение с камеры наблюдения криоотсека, где в крайней левой Кросс Коэн работал за планшетом, чуть ли не упираясь в него носом.
Алден шел к нему наигранно громкими шагами, пригибая голову у каждого шлюза.
– Что вы там разорались! – недовольно, но без злобы прокричал Кросс, обратив внимание на только что пришедшего Алдена. – У меня тут проверка моих когнитивных…
– Когда в последний раз ты проваливал тест? – спросил Алден, доставая одежду из шкафчика рядом с дверью для Кросса.
– Пока еще ни разу, друг мой, пока еще ни разу, – крайне утвердительно и гордясь, произнес Кросс, – и не провалю, потому что держу себя в тонусе, а то вот вы смеетесь…
– Мы не смеемся.
– … а последствий после криозаморозки столько, что страшно сосчитать!
Кросс ткнул планшетом в грудь Алдена, тот его сразу же взял со взглядом человека, уже не раз слушавшего это вступление. Кросс стал вылезать из криокамеры, продолжая отстаивать свою позицию так, словно ведет урок с особо заинтересованными учениками:
– Безусловно, можно опереться на тот факт, как редко сейчас встречаются побочные эффекты в виде амнезии, расстройства личности или недомогания, – увидев желание Алдена возразить, он поправил себя, продолжив после с долей артистизма: – Зафиксированные побочные эффекты! Но разве в руках человека не находится его жизнь и не в его ответственности собственная безопасность? Вот именно. Друзья, блин, нет чтобы поддержать!
Одевшись в процессе своей речи, Кросс наконец выпрямился перед смотревшим сверху вниз даже заботливым взглядом Алденом.
– Как часто у тебя была амнезия или что-либо из указанного?
– Ни разу. И прежде чем ты начнешь, я скажу, что, наверное, не просто так, да.
– Братан, – уронил Алден свою большую руку на худые плечи Кросса, закрепив сие действие дружеской улыбкой, – никто тебя ни за что не критикует, нам ли не знать твою паранойю.
– Мнительность!
– Проблема в том, что весь этот твой процесс можно и нужно делать уже после пробуждения, например за завтраком.
– Мы пытаемся сказать, что наша работа требует пунктуальности, а тебя вечно ждать приходится. Никто не запрещает, просто тогда просыпайся раньше! – прокричала Ханна по громкоговорителю.
– Хорошо, я буду оптимизировать свое время, друзья! – наигранно, чуть ли не стоном, выронил Кросс, после чего пошел к мостику.
– Мы это уже слышали, – подтрунивая, проворчал Алден, идя позади. Кросс на это недовольно дернул головой, закатив глаза, и продолжил шагать.
В такие моменты они напоминали семью, которой на самом деле успели стать за несколько лет работы в космосе на частную компанию, чья основная сфера влияния – изучение тех или иных объектов с забором анализов или простой разведкой. Таких называли «Пилигримы» – аккурат в честь тех, кто давным-давно освоил первые перелеты в космическом пространстве. Причем тогда еще даже не было двигателей и топлива, позволивших почти приблизиться к скорости света. Таких групп, как эта, было много, некоторые исчислялись большим персоналом, некоторые даже меньшим – таких смело называли Одиночками, работающими так же по контракту, как и Пилигримы.
Их корабль «Лом» был настроен Ханной на сближение, и пока автопилот плавно по дуге сокращал расстояние до объекта их внимания, каждый занимался своей работой.
– Итак, дамы и господа, – бодро начал Кросс, сев перед терминалом за стенкой мостика и глядя в монитор, – наш второй потеряшка – это грузовой корабль, только без груза, следов срыва креплений или искусственного отрыва путем взрыва или незаметной спилки. Скорее всего, он и не брал ничего лишнего при отлете. Оказывается, таких уже не делают, там даже нет искусственной гравитации – так что, Алден, друг ты мой, давай с магнитными ботинками.
– Кислород-то на нем еще есть? – спросил Алден, подготавливая скафандр для выхода в открытый космос.
– Сложно сказать, но если пробоины и были, то следов от разгерметизации я не вижу. Нужен визуальный контакт, сканирование ничего этакого не выдало. Как, кстати говоря, и признаков тепловой сигнатуры тоже. Либо там и нет никого, а сам он тут оказался из-за аварийной расстыковки или… просто брошен, либо… либо, как всегда, встретим мы лишь призраков.
– Ставлю на то, – начала внимательно Ханна, рассматривая через иллюминатор корабль, – что его скорость замедлилась сначала из-за встречных метеоров или неких аналогов, – вон, весь корпус еле живой, если зрение не подводит. От этого он и с курса сбился, еще и двигатели отрубились, иначе запустились бы аварийные ускорители. Ну а потом притяжение планеты помогло остановиться. Повезло нам, – уже воодушевленно заключила она, всерьез удивляясь причудам судьбы, ведь каковы же были шансы на такой исход.
Такие моменты всегда завораживали: самые разные и ни разу не скоординированные события, поначалу кажущиеся лишь примером хаотичности мира, на самом деле тонко влияли друг на друга, создавая порой совершенно непредсказуемые эффекты и последствия. Но то было лишь поначалу: чаще всего в ее работе, как и в жизни, нельзя расслабляться ни на секунду, ибо не раз случалось на ее веку так, что пока ее взор удивлялся одной цепи событий, совсем рядом, почти перед самым носом, происходила другая, проглядев которую Ханна не раз потом сожалела. Взяв себя быстро в руки, она ввела новую команду кораблю, чтобы автопилот облетел этот давно забытый и потерянный звездолет – буквально подаренный самим космосом, ведь любая перемена в любой момент его пути могла навсегда отдать его бесконечному простору.
– Время экскурсии, смотрим глазками! – произнесла Ханна громко. – Сделаем пару оборотов, надо все заснять.
– Можем определить владельца? – Алден не отрывал глаз от иллюминатора, разглядывая космолет, который находился уже в метрах ста от них.
– Нет, он принадлежит компании по… поправка – принадлежал. Та уже закрылась, обанкротившись. Кстати, если кто не заметил, то это серия, сделанная на такую скорую и простую руку, что они даже на планету не могли приземлиться, – чисто вагончик! – засмеялся Кросс. – Туда-обратно гонять грузы, и все. Занятно, конечно.
«Лом» плавно делал круги вокруг объекта, чей корпус во многих местах подвергся по касательным повреждениям, где-то углубившись на сантиметры, где-то лишь чуть-чуть оставив следы.
– Ну вот, все и ясно, – начала Ханна, – в двигатель попали метеоры, пробив обшивку достаточно, чтобы повредить всю систему.
– Знаете, – начал Кросс несколько наивно, – а ведь владелец, наверное, и не подозревал о том, куда занесет его судьба.
– Так, харе, а то начинается меланхолия раньше времени! – ответственно оборвала Ханна, вводя команду на сближение и стыковку.
– Давай потом. Все три точки координат были помечены максимальной степенью биологической опасности, а это в нашей работе редкость. Нужно сосредоточиться – нерутинная работа, успеешь еще свои истории дописать и нам рассказать.
– Почему же тогда нас просили их изучить и пропылесосить, а не взять на прицеп и дотащить до базы? – несколько резко вырвалось из Кросса в упрек серьезности Алдена.
– Я не знаю. Может быть, потому, что это наша работа. Незачем хранить рухлядь на складе, ты же знаешь, что куда проще бросить найденные корабли как есть, а не заняться переработкой материала или же восстановлением. Если бы их надо было просто буксировать, то для этого сгодился бы и Одиночка.
Алден был немного серьезнее обычного. Хотя самому всегда казалось наоборот, словно он легкомысленнее должного, что в каком-то роде служило дополнительным стимулом к ответственности. Так уж сложилось, что еще с детства он вместе с отцом путешествовал по всем уголкам родной планеты Земля, то взбираясь на горы, недоступные большинству, то погружаясь в океаны и моря. Да и простой поход в никуда по труднодоступным территориям многогранной планеты также присутствовал в его жизни. Конечно, бывали моменты, когда ему хотелось побыть нормальным ребенком, завести постоянных друзей хотя бы в одной из многочисленных школ, куда порой приходилось ходить в период недолгих остановок, самая продолжительная из которых была на семь месяцев. Со временем проснулась личная тяга к покорению вершин во всех смыслах этого слова – и вот через годы, когда он наконец смог, откинув прошлое, стать самостоятельным, пусть и не через преодоление сложнейших эмоциональных и моральных преград, – его взор и притянул космос.
Скафандр был надет, шлем закреплен, кислородный баллон прикреплен за спиной, прямо рядом с ремонтным набором в небольшом ящичке с аккумулятором для включения аварийной системы, если питания нет. Заряженный пистолет на всякий случай был прикреплен на правом предплечье, так как Алден левша. Кросс подготовил небольшой ящичек с инструментами для взятия проб и там же проведения анализов на составляющие. Ханна проверила аудио- и видеосвязь со скафандром, отдельно уточнив обратную связь с передатчиком, который ему надо будет подключить к кораблю. Все происходило так, как много раз прежде.
Получив отмашку, Алден, как и много раз до этого, вошел в шлюзовой отсек, там его просканировали на предмет состояния костюма и его организма, после чего был открыт путь вперед. Ради излишней безопасности, провоцируемой неизвестностью, Ханна использовала не стандартную стыковку, а временную, просто выстрелив магнитным тросом ко входу, дабы расстояние в пару метров Алден проделал в невесомости. Цель такого маневра проста: все, что потребуется в случае непредвиденной ситуации, – отсоединить трос, а не складывать переходной отсек. Через левый иллюминатор она наблюдала не только небольшой по сравнению с ними звездолет, но и то, как позади спокойно и уверенно Алден уже оказался у входа туда. Огромная экзопланета закрывала от них все звезды, увидеть которые сейчас можно было, лишь развернувшись назад. Вся эта картина заставила Ханну всерьез задуматься о необходимости сначала отбуксировать исследуемый объект подальше, дабы была возможность забрать Алдена или любой важный объект без проблем, а не с планеты, куда произойдет крайне смертоносное падение в случае какого-либо непредвиденного инцидента. Но сейчас уже было поздно думать об этом, ведь Алден там, да и попытка передвинуть эту рухлядь может нанести еще больше вреда всей конструкции, состояние которой окончательно не ясно.