12. Системасис
Он идет по лесу. Продираясь сквозь буреломы, выбредает из чащи на мелколесье и вскоре оказывается на краю небольшой затопленной солнцем полянки. Он вспоминает, что видит сон, и что бывал в этом месте много раз прежде. На той стороне поляны, у самой опушки, притаился тот домик. Беленые стены, окна со ставнями, красная веселая черепица. Едва протоптана, к дому ведет тропинка из примятой травы.
Оказавшись здесь в первый раз, в полузабытом отрочестве, Онже не посчастливилось даже приблизиться к терему. Тот лишь поманил, но тут же исчез, рассыпавшись в прахе ушедшего сновидения. В другой раз он подошел ближе, но не сумел подняться по лестнице. В пятый одолел все ступеньки, но дверь оказалась на крепком замке. Теперь снова. Дом манит, тянет к себе, и ему страстно хотелось бы оказаться внутри, но торопиться нельзя. Чуть поспешит – сон развеется снова. Ступит резвее чем нужно, и в тот же миг пробудится.
Отблескивают солнцем окошки, поскрипывают перила, вот он снова на высоком крыльце. Боясь прищемить дверью собственную удачу, он бережно тянет за ручку, и на сей раз она поддается. Он внутри. Ни мрачная и ни ясная, ни тесная и ни просторная, ни убогая и ни роскошная, единственная светелка почти пуста. Солнечный луч падает сквозь оконце на потемневшую стенную обшивку, на келейную утварь, на простенькую деревянную мебель. Здесь нет ничего лишнего и все на своих местах.
Он тихо смеется достигнутой цели. Здесь всего более чем достаточно, и от этого так покойно душе, столько лет мучимой неизвестностью. Только вот…
Нет, здесь определенно что-то не так. Какая-то неуловимая, но навязчивая деталь ломает общее впечатление. Снова оглянув горницу, он убеждается в том, что картина неполна. Отчего-то нарастает изнутри чувство подвоха, ожидание близкого шока. Ощутив себя на грани нового пробуждения, он жадно обшаривает глазами каждый угол и каждую стену, ворошит взглядом нетронутую постель, ворочает мебель в надежде преодолеть последний, невидимый оку барьер. Незаслуженная обида, чувство несправедливой беспомощности вгрызаются ему в грудь, выхватывая как всегда прочь из лесной сказки.
***
Будто добравшись до скомканного кем-то и сваленного в кучу вороха мысленной ткани, я пытаюсь разобрать этот навал. Тяну за нитку, сматываю в клубок, нахожу другую – сматываю в клубок, тяну за третью – и она оказывается переплетена с первой. Сплетаю косу из двух, трех, пяти нитей. Ворох шуршит, опадает, мнется, но его хитросплетениям не видно и края. Упрекающий взгляд Онже высверливает мне череп, но я даже не поднимаю глаз. Лишь то и дело выхватываю ковбойским жестом из кармана ежесекундник, и строчу в него жутким египетским почерком, от которого мою первую учительницу хватил бы кондратий.
– Братан, хорош фигней заниматься, трогаемся! – насущная жизнь вторгается в автономную работу сознания. Не отрывая глаз от свеженарисованных каракуль, я погружаюсь в волжанку. Краешком глаза примечаю старшего мастера, застывшего в проеме цеха: он вышел нас проводить. Краешком уха слышу, как Онже начинает что-то нудеть про работу. Краешком тела ощущаю: мы трогаемся.
Скорость движения сто сорок пять. Заляпанной цветастой клеенкой мимо нас проносится осень. Деревья с содранной кожей, жухлые травы, лужи слякоти и выцветшая портянка неба, – все так устало от собственной жалкости, что просит скорейшей зимы, крепких морозов и убеляющего любую грязь пухового снежного одеяла. Магнитолу перекрикивают бесконечные реплики Онже. Маячит по левую руку его щербатая улыбка, оскаленная неукротимым рвением к деньгам и власти, плюс еще тысячи слов, зачем-то обращенным ко мне. «ДА, БРАТКА! Ты все правильно говоришь, надо мозги срочно включать – и работать, работать, работать!» Услышав знакомое заклинание, Онже возвращается к своему бормотанью.
Мое сознание занято. Завешено красной пластиковой табличкой DO NOT DISTURB. Заблокировано для лесов, полей, дачных поселков, запаха шалы, песен по радио и онжиных воззваний к моей повредившейся совести. Я включаю болванчика: смотришь в пустоту и автоматически поддакиваешь «м-м» в ответ на любую фразу. Онже все равно не поймет, почему я так напряженно размышляю о сути. Ему этот вопрос даже не покажется существенным, а все потому, что ему не выдалось прочитать «1984».
Система – вот на чем сконцентрирован мой теряющий рассудочность разум. Она гипнотизирует меня, увлекает мои мысли в водоворот, тянет вглубь неизведанной бездны. Схемы функционирования Системы сокрыты, тайны, упрятаны от досужих взоров. Фундамент ее на поверхности, но вершина скрыта непроглядным мраком океанской пучины. Матрица словно айсберг, направленный острой вершиной под воду. По широченному основанию можно блуждать годами, так ничего не поняв, не заметив, не обнаружив. Прямо под ним находятся видимые невооруженному глазу элементы управления. Но глубоко под кромкой воображаемой линии тьмы возникают звенья, напрямую относящиеся к вершине Системы. Корни щупалец растут из немыслимой, квантовой, непредсказуемой неизвестности. И где-то находится мозг, центральный процессор. Некий принцип, вокруг которого выстраивается здание пирамиды.
– Мы теперь сами система! – вклинивается в эфир Онже, пытаясь настроиться на мою частоту приема-передачи информации. – Поодиночке мы ей быть не могли, а Матрица нас как бы в одно спаяла, понимаешь? Теперь нам следует создавать системы под собой: создали – запустили – переключились на другую тему. Если нам мешает другое предприятие, другие люди, другая система – их необходимо устранить, понимаешь? Поглотить либо утилизировать!
Выжить в мире бизнеса невозможно, не укрупняясь. Если раньше за выживание боролись отдельные предприятия, то теперь целые корпорации. Они сталкиваются друг с другом, ведут долгую и изнурительную войну до тех пор, пока один из соперников не сдастся на милость победителя, не будет уничтожен и поглощен. Слияние неизбежно, и борьба ведется лишь ради выяснения: кто кого. Остановиться нельзя, ибо любая остановка в развитии Системы неминуемо приводит к падению под натиском конкурентов. Либо ты развиваешься, либо тебя повергнут враги, поскольку для любой Системы все соперники являются антисистемами.
Когда я пришел работать в «Помойку», количество универсамов торговой сети едва превышало сорок. За полтора года, что я там пропахал, сеть увеличилась втрое: началась борьба с ритейлерами-соперниками, и сети принялись выживать друг друга. Вырывали лакомые площади из-под носа у конкурентов, заключали эксклюзивные контракты с поставщиками и производителями товаров, привлекали дополнительные средства за счет выпуска биржевых облигаций и договоров франчайзинга. В конце концов, незримо для обывателей разрешилась битва титанов. Сегодня рядовой потребитель оставляет деньги в сотнях универсамов с разными вывесками, не подозревая, что наполняет карманы одних и тех же владельцев.
Система овладевает средой, предоставляя своим элементам потенциал для конкурентного захвата и использования ресурсов. Свободная конкуренция – фикция, переходный этап в сторону неизбежного: контролируемой монополии. Но кто, все же, этот монополист? Если большинство крупных собственников – лишь номинальные владетели бизнеса, принадлежащего всеобщей Системе, тогда кому принадлежат ресурсы, скапливающиеся в таком огромном количестве? В чьих руках сосредотачивается вся власть и все деньги, извлекаемые структурами Матрицы из миллионов людей-батареек?
– Братиша, ты пойми: система от конкретных людей не зависит, ей по барабану, кто ее интересы проталкивает. Если мы помогаем ей выжить и укрупниться, то поднимаемся вместе с ней, а вот если будем яйца чесать, вместо того чтоб работать – тогда рано или поздно нас самих схавают, и даже Контора нам ничем не поможет! Дон Вито умер – выразите уважение дону Майклу, понимаешь? Мне Матрица мафию больше всего напоминает.
Фильм «Горец» – вот что вспоминается мне. Куча бессмертных чудил с мечами и саблями. Непонятно откуда взялись и втайне живут среди обычных людей по своим чудильным законам. На протяжении многих веков они борются за право остаться в единственном числе, а, отрубая голову неприятелю, принимают в себя его силу. «Должен остаться только один!», – гласит их чудильный лозунг.
Государства – те же Системы. Территории, этносы, материальные ресурсы – топливо для их непрекращающегося развития. В течение всей известной истории государственные Системы занимались единственным делом: борьбой за выживание. На протяжении тысячелетий отдельные национальные государства вымирали либо становились многонациональными державами: трансформировались в империи, федерации и конфедерации, поглощали и ассимилировали друг друга. Отгородиться от этой борьбы можно было только за счет особых географических условий, да и то ненадолго. Даже тибетская государственная Система, чья стабильность зиждилась на абсолютной экономической, политической и культурной изоляции от других Систем, пала. Географический фактор перестал быть проблемой для завоевателей, и в результате Тибет оказался под мощной пятой китайской Системы.
– Все точно как в лагере! – находит понятную аналогию Онже. – Сильный жрет слабого, слабый прилепляется к сильному, чтобы не быть схаванным другим сильным, понимаешь? Когда сталкиваются два или более сильных – происходят рамсы, а если сильные общий язык меж собою находят, то в оконцовке получается братская постанова.
Последняя война на европейской территории была выиграна без единого выстрела: невозможность выжить вне общего рынка заставила скопище независимых и когда-то враждебных друг другу государств сплотиться в рамках единой межгосударственной Суперсистемы. Швейцарии, Германии, Франции перестали быть самими собой, пожертвовали имперскими амбициями «великих карликов» и укрупнились в колоссального монстра. Далее возможно лишь укрупнение самого колосса: он станет привлекать новых членов, а также искать возможности объединения с другими мировыми Суперсистемами.
Но сколько в сегодняшнем мире крупных Систем, способных претендовать на дальнейшее развитие? Объединенная Европа, Североатлантический союз, Ближневосточный блок, Страны Азиатского региона, да еще Россия небезуспешно стремится вернуть свое влияние и господство в пределах полумертвого Содружества Независимых Государств. Что же дальше? А дальше, похоже, начинается Оруэлл. Никто не захочет отдавать пальму первенства. Когда все мелкие государственные системы прекратят независимое существование, став прозелитами международных гигантов, Системы неизбежно окажутся в условиях жесткого противостояния.
В «1984» описаны три мощных равновесных супердержавы. Все три существуют по одинаковым принципам, на базе доведенного до совершенства тоталитарного режима. Единственная идеология, принятая в этих обществах – тотальное подчинение индивида безликому коллективу. Единственное направление внешней политики – война во имя мира. Ни одна из Систем не может взять перевес над другими по причине равного научно-технического и военного потенциала, намеренно ограниченного Системами ради поддержания зыбкого равновесия на планете.
Для литературного вымысла картина правдоподобна, но для реальности вряд ли подходит. Стагнация Системы при наличии действующих антисистем равносильна ее самоубийству. Если принять как посылку, что Система не может остановиться в развитии, пока не поглотит все конкурирующие системы, тогда никакое равновесие невозможно. Под влиянием естественного прогресса, рано или поздно должно произойти крупномасштабное столкновение, последняя битва за первенство, за право построить какой-нибудь «изм» на отдельно взятой планете. Системы стремятся к укрупнению, к объединению, к тому уровню, когда развиваться будет некуда, незачем, нечем. На сегодняшний день осталось всего несколько реальных претендентов на мировую корону. А значит скоро, совсем скоро, совсем уже скоро начнется Третья Мировая Херня.
Но есть и решение. К нему стремятся Системы, и однажды непременно придут – частью военным путем, частью договорным. Глобальная политика, глобальная экономика, глобальное информационное пространство, глобальное общество, – вот за что готовы и будут сражаться Системы. Ставка велика, но и награда безмерна: абсолютное мировое господство. Ради его установления жителей сверхдержав уже вскоре ожидают широкомасштабное ущемление гражданских прав и свобод, поэтапное установление железной политической диктатуры и широкое использование карательных мер в отношении несогласных и идеологически неблагонадежных. Только такие методы позволят Системам настолько консолидироваться, чтобы, сплотившись в единое системное целое, выстоять под неминуемым натиском друг против друга.
Да, точно как в том дурацком, тысяч на десять серий, фильме. Победивший в многотысячелетней тайной войне бессмертных приобретет власть над судьбами всего мира и получит возможность заглянуть в сердце каждого человека и прочитать его мысли. Ужесточение политического режима, усиление государственных карательных органов, размещение военных баз и противоракетных систем защиты на территории пока еще суверенных государств, экспорт культуры и разноцветные революции – все это разнородные проявления единого, происходящего ныне повсеместно процесса. Идет расстановка фигур на шахматной доске Последнего Сражения.
***
Реплики Онже долетают до меня будто с Марса. Они поступают в дежурный приемник, регистрируются аппаратурой слежения, записываются в кратковременную память бортового компьютера и получают ответный волновой сигнал: М-м… М-м… М-м. Я на связи. По-прежнему в эфире. Наш космолет пролетает мимо астероидного кольца загородных коттеджей, одинаковых и безвкусных как заводские пельмени. Некогда их настроили рядами, целыми дюжинами один подле другого, стандартно упакованный счастьепакет для молодой семьи. Десятки под копирку построенных кукольных домиков для однояйцовых Кенов и Барби пустуют не первый год, дожидаясь своих постояльцев.
Системе необходимо сделать людей счастливыми. Количество благ для плебея в грядущем обществе будет ограничено фиксированными минимальными и максимальными величинами. Уже теперь Система формирует условия, при которых рядовой гражданин гарантированно получает порцию хлеба и зрелищ в том случае, если он способен успешно выполнять свои социальные функции. Выйти же за рамки системных установлений обыватель не в силах, поскольку декларируемое равенство прав не подтверждается фактическим равенством возможностей.
Это улей. Пчелы-труженики, пчелы-бойцы, пчелы-трутни. Миллионы пчел рождаются для того, чтобы трудиться всю жизнь. Новые поколения тружеников закупоривают с самого рождения в мелкие соты, чтобы те не выросли до размера бойцов. Чтобы от рождения и до смерти занимались одним и тем же делом: собирали нектар и производили мед на благо улья. Пчелиный улей – Система, отлаженная миллионами лет эволюции и доведенная до эстетического совершенства. Пчелам некуда и незачем эволюционировать. Они достигли предела своего развития и существуют ради одной-единственной цели: бесконечного поддержания своей пчелиной Системы.
Мне хочется выйти из машины и сесть в одиночестве, хоть бы и на обочине. Или углубиться в поле, привалиться спиной к дереву, к камню, закрыть глаза и основательно поразмыслить. Если логическая цепочка верна, то не в книгах, не в фильмах, не в сказках, а в реальной действительности стремительно нарождается самое совершенное тоталитарное общество. Настав однажды, такому режиму не будет конца. Ведь некому его будет разрушить, некому сломить, некому даже и угрожать, разве что прилетят марсиане или наступит конец всяких концов.
Тоталитарные режимы прошлого века – лишь обкатка возможностей. Черновая работа, проверка теоретических построений методом проб и ошибок. Что нацизм, что большевизм вполне могли превратить планету в один сплошной вечнозеленый концлагерь, но эти Системы оказались недостаточно жизнеспособны. Жизнеспособность Системы определяется ее внутренней устойчивостью, а Система живет людьми. Значит, эффективную Систему можно создать только на базе согласных. Тех, кто с удовольствием и с радостью предаст свою индивидуальность в жертву коллективу и пренебрежет личными интересами ради всеобщего блага (либо того, что принято за благо считать). Коммунистическая и нацистская Системы использовали кнут даже там, где дешевле и проще было заткнуть глотку пряником. Эти режимы строились на основе всеобщего страха перед государственной машиной, и потому никакой лабораторно-идеологический патриотизм или образ внешней угрозы не могли отвадить граждан от ненависти и презрения к правящей власти. Современные Системы построены на куда более прочном фундаменте. Липкий страх перед карательными органами скрепляет цементным раствором кирпичную кладку сытого конформизма.
Кены и Барби истово веруют, что они самодостаточны и свободны, что их никто ни к чему не понуждает. Добровольно подписывая кредитный договор или кабальное трудовое соглашение, манагеру Кену и в голову не взбредет, что он расписывается в собственном рабстве. Ему привили идею, что он работает на себя. И он старательно пашет, стремясь обеспечить свою Барби самым необходимым. Точнее тем, что Система назначает для нее самым необходимым. Ведь Барби и в голову не придет, что это не она выбирает, что ей покупать, как выглядеть, что носить, где отдыхать, чем развлекаться, что читать и какими интересами увлекаться. А на случай, если по своему складу ума и характера Кен и Барби нонконформисты, Система заботливо предложит им альтернативу в виде «антигламура». Полагая, будто протестуют против всеобщей тупости, стадности и конформности, Кен и Барби включаются в социальные группы с элементами неизбежно коммерциализированной контркультуры, со свойственными ей одной образом жизни, модой и стилем, «принципами» и «ценностями» вплоть до субкультурной накипи, включая ритуализированные действа и сленг.
– Вот почему столько неформалов сейчас развелось! – подхватывает Онже, вытягивая меня на вменяемый разговор. – А где они в советские годы прятались? Тогда в рваных джинсах и с патлами на улицу выйти – уже идеологическое преступление было, понимаешь? Ни байкеров никаких не водилось, ни сатанистов, ни металлистов. Одни хиппари-задохлики с властью кусались. А теперь свобода наступила, дядя милиционер пальчиком не грозит, вот они все из щелей и повылазили: грудь колесом, черепа, цепи, крутые все – не ебаться в рот, понимаешь?
Ограничение прав и свобод зачастую подталкивает личность к борьбе за свободу выбора, закаливает ее волю, воспитывает личностное самосознание. Барское же разрешение «спускать пар», материнское дозволение Матрицы «чем бы дитя ни тешилось» сводит индивидуальную волю к простейшему выбору между несколькими альтернативами. Фильм «Бразилия», сцена «обед в ресторане»:
Официант (подобострастно): Что будете заказывать?
Первая дама: Мне обед номер три.
Вторая дама: Мне номер пять.
Официант (свысока): А Вы?
Сэм Лаури: Без разницы, несите любое.
Официант (возмущенно): Что значит «ЛЮБОЕ»? Вы должны ВЫБРАТЬ!
Самой стабильной формой существования глобального общества может являться тот строй, при котором насилие государства над личностью имеет не явный, а латентный характер. Так, принуждение должно быть замаскировано под приглашение. Чтобы массы кухарок свято верили в то, что именно они управляют мировым государством, а рабами люди становились добровольно и с радостью.
Иерархический принцип общественного устроения никогда не менялся. Происходила лишь смена названий, правящих партий и форм правления. Суть же была и остается всегда неизменной. Просто общество господ и рабов ныне стремится к окончательному переустройству. Под вывеской всеобщего равенства перед законом в Системе грядущего будет реализовано окончательное кастовое расслоение, при котором диапазон экономических и политических возможностей для каждого человека будет напрямую зависеть от социального слоя, в котором ему посчастливилось родиться.
В Системе будущего не окажется места для классовой ненависти или для межнациональной розни, и не найдется никаких независимых групп: ни этнических, ни конфессиональных, ни политических. Доля того, что называется человеческим фактором, будет сведена к статистической погрешности. Системе необходимо, чтобы общество выродилось как множественность свободолюбивых «я» и эволюционировало в единство послушного «мы». В классовом отношении сохранятся лишь две основные социальные страты: ЭЛИТА и ПЛЕБС, а между ними контрольная, управленческая и силовая прослойка, изъятая элитой путем селекционного отбора из плебейской среды.
Рабовладельцам нужны надсмотрщики, феодалам – вассалы, помещикам – управляющие. Современной элите требуются менеджеры по обеспечению Системы трудовым человеческим материалом. Сотрудники спецслужб, госаппаратчики, руководители и координаторы причастных к Системе финансовых структур – это формирующаяся ныне межклассовая прослойка управленцев, пчел-бойцов, менеджеров по Матрице. Элитой же в полном смысле этого слова могут являться только собственники, настоящие трутни. Они-то и есть корни щупалец Матрицы, суперагенты Системы и грядущие властители мира.
Опаньки. Нечто подобное я слышал и прежде. И даже читал. Кое-что непотребно глупое и смешное.
– Мне тоже один джус в лагере эту книжонку подогнал, – зевает во всю пасть Онже. – Я хотел было до конца пробить, но не смог, понимаешь? Поначалу вроде смешно, а потом надоедает одно и то же читать: вот мы вооружимся хитростью и пронырливостью, вот мы такие лживые и злокозненные, вот от нас повсюду зло и терроризм как триппер распространяется. Это по ходу не мудрецы, а старые маразматики собрались где-то в геронтологическом отделении, и главному врачу втирают, как они мир будут завоевывать, понимаешь? Им укол – они в ответ мировой капитал, им клизму – они про марионеточные правительства!
Опубликованные более ста лет назад, 24 программных заявления, названные «Протоколами Сионских Мудрецов», содержат детальный и планомерный проект по захвату власти на всем земном шаре горсткой олигархов, одержимых идеей своей богоизбранности. В стремлении представить образ врага в самых мрачных и отвратительных красках, публикаторы документа – монашествующий антисемит Нилус и черносотенец Крушеван – настолько переборщили с ксенофобскими сгустителями, что текст начал выглядеть нелепой карикатурой, а коварные и расчетливые «сионские старцы» больше походили на выживших из ума галантерейщиков. Однако резонанс от тогдашнего взрыва общественного мнения, последовавшего за публикацией «Протоколов», эхом звучит до сих пор.
Фундаментальные принципы, на базе которых мифическое Сверхправительство намеревалось подчинить себе всех и вся – деспотизм капитала, право сильного и оправдание любых средств ради достижения главной заговорщицкой цели: установления вечного и нерушимого господства тайной олигархии над человечеством. Заполучив власть над экономикой, политикой и прессой в большинстве развитых стран, и спрятав ее за ширмой марионеточных президентов, парламентов и правительств, авторы «Протоколов» планировали вверить управление капиталами, властью, СМИ и культурной жизнью народов в руки «сверхправительственной администрации». В различных странах в нее должна входить местная элита: люди, подчиненные Сверхправительству посредством тайных организаций, призванных подчеркнуть избранность своих членов. Нерушимость установленного повсеместно «конституционного строя», по замыслу олигархической верхушки, должна обеспечиваться силами специально организованных тайных служб с широкими карательными полномочиями, основная задача которых – искоренять возможность частной инициативы (таковая, по убеждению авторов документа, является наиболее опасной для Плана, ибо ее сложно направлять и контролировать).
Финальный этап проекта заключается в выходе Сверхправительства из тени и его воцарении на Земле. Планета должна быть поделена на административные регионы, контролируемые олигархами посредством сверхправительственной администрации, а нерушимость и крепость олигархического строя должен символизировать единый Государь, всемирный Патриарх, возведенный на престол «сионскими старцами». Ко времени реализации данного шага, путем искусственного разжигания межгосударственной розни и повсеместного террора, управляемого через специальные службы, «мудрецы» планировали развязать мировую войну, призванную ликвидировать значительную часть человечества. А оставшихся довести до такого состояния, когда люди будут готовы принять любую власть, лишь бы та установила мир и безопасность на глобусе.
– Доля смысла здесь есть, – сквозь зубы соглашается Онже. – Только у Нилуса Матрица какая-то кошерная получилась, понимаешь? Он на том и лоханулся, что всех их в одну кучу смешал: и сионистов, и тамплиеров, и иезуитов. А наших-то если взять? Что Морфеус, что Полкан, что бычье ихнее – никакие не жиды, а голимые тевтонцы, понимаешь?
Система существует над этносом и над государственным строем, она не зависит от конкретных исполнителей и сама диктует им modus operandi. Принципиальную основу теории заговора можно перелицовывать десятки раз: составить протоколы индийских браминов, зулусских шаманов, нанайских акынов и зеленых человечков с красной планеты. От этого ее суть не изменится. Какие бы люди и организации не выступали в качестве исполнителей Плана, за маской каждого из них прячется одно лицо на всех: АГЕНТ СМИТ.