–
А круг рисовать будем?
–
А зачем?
–
Как зачем, чтоб панночка не забрала?
–
Какая панночка?
–
Так которую Хома отпевал!
–
Тю, так а это при чем тут, мы Миколайчика вызывать будем!
–
А почему не Андрея? Ему же гадают вроде.
–
Потому что я нашла вызов Миколая!
–
Все равно я нарисую круг, а то вдруг панночка прилетит.
Зинаида нарисовала круг, хоть он больше походил на многоугольник, а Лидка, как самая опытная в колдовстве, достала какой-то маленький и грязный листочек, на котором карандашом были нацарапаны каракули.
–
Это я списала у бабки своей, она говорила – призывать нужно добрых сущностей, а не чертей всяких, они душу заберут и в пекло утащат, даже у непорочных, потому что призыв – это уже злобное дело.
–
Мы расселись внутри круга, а так как круг был небольшим, то наши колени почти касались пламени свечи и я начала жутко бояться того, что загорится моя коса. Зинка начала гнусаво и на манер песни выводить слова:
–
Прийди, Миколай Заступник, прийди і покажи, що є правда, що є брехня, де мій милий і ким йому бути!
–
Йалоким! ЙАЛОКИМ
–
Мишка, прекрати!
–
Плеклати!! ЙОЛАКИМ!
–
ЙОЛАКИММММ ПЛИДЕ!
–
МИШКА, ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ!
–
ЙОЛКАКИМ СОТОТ
–
МИШКА, ЗАТКНИСЬ!
Малой начал хныкать. И тут мы услышали, будто кто-то скребется под полом. будто длинными металлическими гвоздями с силой кто-то водил по доскам. В ушах зазвенело, а по спине побежал липкий страх. Было ощущение, что сейчас произойдет что-то очень плохое и никакого добра и вообще жизни больше не будет. Сквозь эту пустоту я слышала молитвы Лидки, она пыталась вспомнить слова, которые ей говорила бабушка, но получалось что-то нечленораздельное.
Зинка описалась и прижималась в угол бани, шмыгая носом. Ее остекленевшие глаза таращились на маленькое окошко. Ее била крупная дрожь Звуки под полом стихли и мы все вместе услышали нестройное мужское пение где-то за домами. Пели так, будто совсем не умели и на каком-то чудном языке. От этого было еще страшнее, потому что ничего не понятно.
Мне стало совсем страшно и я решила матюкнуться, потому что слышала, мол нечисть боится крепкого словца. А мата я и не знала! Пришлось громко крикнуть “ЖОПА”!
В этот момент двери чуть не слетели с петель! Мы все вместе завизжали, а Зинка, кажись, писнула еще раз.
–
ЧТО ЭТО ВЫ ТУТ ВЫТВОРЯЕТЕ?!
В баню влетел мой отец, лицо которого было белее снега!
–
Вы совсем с дуба рухнули?! Фрицы по деревне шастают, на улице мороз. Вам старосты мало? быстро все к нам в дом, а с утра по хатам своим!
Отец взял меня за шкварку и потащил домой, а Мишка в этот момент наматывал сопли на рукав и семенил за нами. Все остальные девчонки понуро шли следом.
Ночью во дворе я услышала немецкие ругательства, какие-то вопли, бег, затем удаляющиеся звуки выстрелов. Потом наступила мертвая тишина. Сквозь ставни я выглянула наружу и увидела прямо возле хаты распростертое тело немца, а над ним в свете луны склонилось нечто темное. оно выдирало внутренности и наматывала кишки молодого гитлеровца на свою лапу, словно веревку. Нечто подняло то место, которое должно быть лицом и я кожей почувствовала его взгляд, хоть и не видела глаз. Я подумала, что на меня смотрит что-то, что не должно существовать. У него был лишь силуэт, словно это тень в боковом зрении. Но мне показалось, что есть в этом силуэте что-то до боли знакомое.