Картинки – как будто бы про меня, а будто бы и нет

Вся эта трансформация из сказки в реальность длилась во мне по-видимому не более полуминуты. После этого я предпринял вторую попытку встать и её уже я реализовал.

Славик не стал мне бить рожу сразу, видимо потому, что как-то сжалился надо мной, понимая в каком я состоянии, – и наверно решил, что даже если он набьёт мне беззащитному рожу, то я могу забыть побои когда проснусь на следующее утро.

Но вот что было в последующие дни – это самое тяжёлое, что я могу вспомнить из всего, что со мной случалось. К слову, опять это чёртово сходство с Инь и Янь! Неужели это совпадение, что после самого сказочного вечера в моей жизни случились самые невыносимые дни, и в таком несоотносимом перевесе!

*

По прошествии двух дней я так же, как и в прошлый раз, отправился к дяде Вадиму, и так же без копейки денег. Я понимал, что он мне и так слишком уже помог забесплатно, но что же было делать. Эти два дня я не появлялся в компании и никого не видел. Когда я достучался к дяде-Вадимову в железную калитку его огромного шикарного дома, – так как в домофон мне никтт не отвечал, – и когда он наконец вышел, то я уже был готов к каким-нибудь угрозам или даже побоям за то, что не отдаю долг, да ещё и так нагло ломлюсь к нему. Но дядя Вадим встретил меня вновь по-отечески, чего я никак не ожидал.

– То, за чем ты пришёл, я тебе конечно не дам. А вот слушай совет: Славик на тебя очень обижен. Если даже захочешь с ними увидеться, то по крайней мере обожди, пока он остынет.

Я не стал этого говорить дяде Вадиму, что я так «обжидал» целых два дня. Я подумал: значит больно уж задел самолюбие Славика мой невинный флирт в тот вечер с его красавицей. Я нашёл в себе какие-то благородные остатки сил и сказал:

– Спасибо, дядя Вадим, за совет. Клянчить не буду, – знаю, что и так по гроб жизни Вам обязан. И это не фигура речи! Если бы вы в тот вечер меня не подогрели, то я может быть на самом деле умер, – так уж мне было совсем невмоготу.

Я отправился – куда бы вы думали? В парк. Настроение моё чуть было только лучше, чем в прошлый раз, и физическое здоровье так же. На свою ли удачу, или наоборот, в парке я никого не застал. Вернее, было там несколько типов, которые мне сообщили, что мои друзья недолго были и куда-то уехали.Телефона у меня не было, – его я давно продал по дешёвке, в один из вечеров. Я знал ещё одно место, где их можно застать, – это двор одного из друзей. В этот вечер моих поисков день числился рабочим, а не выходным и не пятницей, так что вряд ли он могли уехать в клуб. Они нередко бездельничали в том дворе, я решил направиться.

Чего я хотел от них? Я сам не знаю. Да, были в компании те, которые могли подогреть, что называется, – то есть угостить. Угостить если и не тем, что мне требовалось, то хотя бы чем-нибудь полегче.

Но всё-таки это было не то. Причина была глубже… К тому же, при такой накалённой обстановке, о которой стало мне известно от дяди Вадима, ничего кроме, как минимум, скандала меня не ожидало. Я боюсь показаться смешным, если всё-таки признаюсь, что шёл туда – на свой страх и риск – к ней, к Екатерине. Будто она теперь была моим наркотиком. И если я её добьюсь, то стану как бы “независимым наркоманом” – наркоманом, который управляет своей зависимостью! Да, это бред…

До того двора возле убогой малосемейки было не так далеко – километров пять… Я пришёл к ней уже затемно. Они были там – это я понял ещё метров за сто по шумному разговору, – ору и смеху, – и громкой музыке.

Я приблизился к ним точь-в-точь как в сцене какого-нибудь фильма, когда все замолкают при виде некого странного нежелательного субъекта. По этому молчанию я понял, что на всякий случай руку для пожатия тянуть никому не стоит, чтобы не быть униженным в случае бойкота. Но Славик сам протянул свою мне – и протянул так дерзко, так искусственно, что по одному этому можно было предположить – что-то будет.

– Здорово, дружище! – сказал он не в меру громко.

Я вопросительно взглянул на него.

– Что тебе скучно зажилось-то так?

– А чему веселиться? – ответил я тихо.

– Так и не надо веселиться! Грустить надо. Видишь какая погода серая. Грустить время пришло.

–Ты сейчас очухался? Я ведь в тот раз тебя отпустил потому, что ты же совсем невумате был.

–Отпустил? – несколько дерзко произнёс я. Но на этом слове дерзость моя иссякла тут же.

– Ну да… “Отпустил”. Так ты значит давно уж за моей спиной два пальца над моей головой держишь?

Я посмотрел на Катю – она стояла и тихонько улыбалась отчего-то. «Чёрт! Какой же я дурак!» – подумал я в ту же минуту, глядя на эту улыбочку.

–Какие два пальца? – задал я вопрос чтобы оттянуть маленько время.

–Дурачком-то не прикидывайся! Она же мне всё рассказала! И как ты на кухне к ней приставал, и как проводить однажды порывался! А теперь ещё и в моей собственной машине пристроился.

Я понимал, что сейчас объяснять Славику, де она и вовсе была непротив, бесполезно, так как она конечно уже обрисовала ему картину в выгодном для себя ракурсе.

– Что молчишь-то? Боишся что ли?

– Чего мне бояться? – ответил я.

– Известно чего боятся такие как ты – ответственности.

В толпе раздался смех; один из товарищей заметил:

– Славик, ты чё как мусор в протоколе? «Ответственности!» Ха-ха-ха!

– Ну а как? – повернулся Славик к смеющимся и тоже улыбнулся.

Мне показалось, что он тут же возненавидел себя за эту улыбку, потому что только что распалил в себе неслабую ярость и сам де её притушил весёлым чувством.

– Ну так что молчишь-то? Ты под кайфом может опять? Машину что ли продал? Откуда у тебя деньги? А, обморок?

В толпе опять раздался смех.

– Нет. – ответил тихо я.

– Ну так скажи что-нибудь хотя бы в своё оправдание. – тут Славик с этой фразой уже сам улыбнулся, а не от шуток друзей, – улыбнулся злобно и победоносно.

Мне было не до Славика и не до его наездов, – сердце моё пронзило предательство той, из-за которой я пошёл на весь этот риск. Я проиграл, сделав ставку на самообман, – теперь я просто стоял и ждал, чем всё закончится.

– Нет, ты точно под кайфом. – произнёс ещё раз Славик. – Мы ж с тобой сколько знакомы? А?

– Какая разница? – вполголоса ответил я.

– Действительно – никакой. – ответил и он, и тоже как-то замолчал, будто на миг задумавшись.

Так бывает между людьми, когда разговор заходит в тупик и нужно либо найти новую тему, либо сделать какое-то действие – выбрать новый поворот. И Славик выбрал второе.

Я был очень удивлён в ту же миллисекунду, когда увидел звёзды, как в мультике, в глазах. Я думал, что такие звёзды остались все в школьном времени, но нет – теперь я был взрослый, а звёзды всё те же.

Я упал от Славикова удара и он начал меня запинывать, стараясь ногами попасть опять по лицу, – что ему, впрочем, весьма удавалось, так как я не знал что делать… Я не привык получать и, кажется, никогда не был в таком положении жертвы, поэтому и не закрывался и встать, чтобы полезть в драку, тоже не пытался. Но наконец, когда один из ударов получился слишком удачным (что я даже услышал своими ушами хлопок, как по футбольному мячу, по своей щеке), я почувствовал сильную боль, от которой уже, не рассуждая, укутал как мог голову руками.

«Хорош, хорош.» – послышались голоса, – впрочем, весёлые голоса. Славик, как победитель и как человек гордый, разумеется, не слушал дружеских советов и ещё отыгрывал ногами по моим бокам. Тогда послышался голос уже Екатерины: «Слав, надоело, поехали куда-нибудь.» Голос её тоже был расслаблен и не то чтобы там какой-нибудь хотя бы с ноткой жалости, будто бы она лисит, а на самом деле ей всё же меня жалко. Нет, голос её звучал даже наоборот, с ноткой брезгливости, дескать оставь ты этого недоноска, – охота тебе об него ноги марать?

Не знаю, как я уловил эти нотки в её голосе, – может быть конечно мне только так показалось , – но я не сомневаюсь в своём впечатлении до сих пор. И те её слова прибили меня духовно не хуже, чем физически меня прибили удары Славика. Я, кстати, и про тот вечер так же считаю, что не в наркотике всё же было дело, когда мы сидели с ней в машине, а в ней самой.

– Поехали, Слав, внатуре. – раздался голос кого-то из друзей. – Щас соседи мусоров вызовут – тебе оно надо?

Теперь у Славика была законная причина – нестыдная по нашим уличным понятиям причина, чтобы послушаться и оставить меня. Они с шутками и смехом завели свои два автомобиля и неспешно уехали. Из окна одной из машин, – очевидно из машины Славика, – я услышал хулительное слово, разумеется в мой адрес.

5 (точно последняя глава)

Да, наврал я, что предыдущая была последней. Но то правда, что глава предыдущая описала последнюю, так сказать, главу в моей наркожизни.

Теперь к моим побоям, – вернее, к моим травмам. Не буду долго философствовать, – наверно любой человек хоть раз в жизни получал по мордасам, не исключая причём и женщин…

Я по мордасам отхватил весьма серьёзно в этот раз. До сих пор удивляюсь – как я не отключился. Впрочем, есть этому объяснение анатомическое: я хоть и не биолог, и вообще никто в нише научной, и даже слово «анатомическое» написал правильно со второй попытки, но я увлекаюсь боями без правил и люблю смотреть трансляции по ТВ, – так вот в этих боях стоит только бойцу удачно попасть сопернику за ухо, так тот тут же как робот с отключенным питанием складывается спать. Я это отметил и поэтому, пользуясь случаем, хвастаюсь. Что касается моей собственной головы, то я не помню в какие её части приходились удары.

Я хоть и не отключился, – и, кстати , если бы отключился, то наверно мне бы было лучше, – и состояние моё в сознании было куда более, я думаю, плачевное, чем у человека без сознания; если бы я отключился, то Славик наверно не так долго бы добивал меня. Я встал как только они уехали и попытался идти. Идти-то у меня получилось даже без всяких проблем, но пройдя шагов десять, я почувствовал такую боль в голове, похожую на резкий выстрел. Я прошёл ещё – и снова боль выстрелила. Тогда я сел на корточки и зажал голову руками, отчего боль ннмногт затихала.

Я терпеть не могу врачей и никогда не обращался к ним в жизни, но теперь всерьёз задумался, чтобы попросить хотя бы любого прохожего вызвать мне Скорую. Я встал с корточек и снова попытался идти; голова болела, но уже без выстрелов. То что выстрелы прекратились, обнадёжило меня. Я шёл медленно, – рожа моя, очевидно, была вся в крови, – благо, был вечер и кровь не бросалась в глаза случайным встречным, хотя, кое-кто и замечал, тут же отворачиваясь и идя восвояси с испуганными глазами.

Как я и сказал, я не биолог там какой-то, и ведать не ведал что со мной происходило. Не знаю, может быть с километр мне удалось пройти и наконец я не вытерпел. На пути попалась аптека; меня будто что дёрнуло в неё войти, ведь ещё за мгновение я и не планировал этого поворота.

– У меня денег нет. Вызовите мне Скорую, пожалуйста. – обратился я к фармацевту каким-то расстроеным уродским голосом.

Фармацевт была слегка полная черноволосая татарочка лет тридцати. В глазах её я увидел ужас, а после первого испуга мелькнуло и сострадание. Она без лишних слов взяла свой телефон и стала вызывать помощь.

Я сел в угол, на пол, так как не хотел пачкать мягкую кушетку своей одеждой, что была вся в больших пятнах земли. Мне хотелось лечь на пол, но я сдерживался из приличия, так как и без того напугал бедную женщину; да и просто было стыдно, хотя никого из посетителей не было, но ведь в любую минуту кто-нибудь мог войти.

Стыд мой был, впрочем, недолог, – его хватило минут на пять, а все эти пять минут я постепенно скатывался по стене, пока наконец совершенно не переместился на пол.

Как и дурман от наркоты, как и чувство любви – не опишешь словами то, что чувствует больной человек, – и это, кстати, одна из главных проблем в той же медицине при выставлении диагнозов. Я лежал по большей части с закрытыми глазами, так как яркий свет с потолка сильно слепил меня, но я был в сознании. Я до сих пор не могу вспомнить того момента, как я стал уходить в кому…

Последние разы, когда я смотрел, я успел увидеть татарку, как она принесла мне две каких-то таблетки и стакан воды. Мне было не охота пить эти таблетки, – я не верил, что они помогут, а сил на их поглощение я потратил бы зря. Тем не менее, она не побрезговала и придержала мою голову, чтобы я таки их проглотил и запил водой.

И вот самое, что мне запомнилось и что до сих пор меня удивляет, это виденье действительности в те моменты, когда я ещё был в сознании и мог видеть последние разы. Это удивительно, мои глаза были будто двумя маленькими окошками, от которых я как бы отдалялся внутрь… Да, вспоминать это сейчас легко, но тогда это было архи как страшно. Ведь что есть страх – это неизвестность, – а о таком я не слышал даже никогда, не говоря уж, что ничего подобного не испытывал и представить не мог.

Я всеми силами пытался не потерять связь с Миром, но окошки становились всё дальше и дальше, и что было дальше в действительности, я не знаю. Знаю только, что Скорая приехала и увезла меня. Знаю, что в коме я провёл несколько дней.

Я стал самым стыдным образом кричать о испуга: “Помогите, пожалуйста! Позвоните ещё раз в Скорую! Я умираю! Господи, помогите! “ Но реальность становилась всё дальше от моего взора и я совершенно утонул где-то внутри себя.

Что я видел и чувствовал находясь на том свете, – а никак по-другому это не называю, – я описывать не буду, потому что придётся добавить тогда ещё одну главу и в ней опять извиняться перед читателем, что снова обманул его терпение.

*

Как читатель наверно и догадывается по логике рассказа и к чему он шёл – этот сукин сын Славик вылечил меня от наркомании. Ну и конечно, как бы он вылечил меня без этой стервы Кати!

В больнице я провалялся почти месяц, но побои не прошли даром. Первое время, где-то с полгода у меня случались такие странные приступы – я порой неожиданно в какой-то момент не мог понять где я и что происходит… Нет, я всё видел как и прежде, и вобщем-то понимал, но опять эти ощущения, которые не поддаются человеческому языку, – у меня будто бы земля из под ног уходила, если сравнивать с физическими ощущениями, будто бы гравитация пропадала и меня тянуло в неизвестном направлении, – что само по себе пугает одной уже этой неизвестностью, не говоря о паранои, о том смертном страхе, когда вдруг предполагаешь, что сейчас может быть умрёшь.

Употреблять я больше не употребляю. Я спортом занялся. Услышь я эти слова с полгода до того, как им занялся – «Спорт – ты жизнь» – я бы глупо усмехнулся. Но спорт действительно – жизнь. И даже не физическая, – а занялся я им именно, когда мне было плохо на душе и я не знал как помочь себе. Мне вдруг пришла мысль поотжиматься, – чтобы отжиматься не нужны же никакие снаряды? И отжимания сбили процентов десять от моей депрессии. С тех пор, сначала, когда подавляла депрессия, я отжимался, а потом и без депрессии, не стесняясь никого, шёл на турники возле дома и там выкладывался на сколько мог, делая по многу подходов в разных стилях жима.

Машину я свою продал и долги раздал, – в том числе и дяде Вадиму. С этим лисом, кстати, я обрубил всякие сношения, и недавно не стал даже приветствовать его, когда он, проезжая мимо на своём «Лэндкрузере», смотрел на меня, – я отвернулся и прошёл мимо.

Не знаю, даст ли бог мне покой. Что-то мне подсказывает, что нет… Мне и сейчас уже нет-нет приходит мысль взять травки или колёс. Чёртовы наркотики! Сам чёрт их изобрёл!