Пепел

Глава 2 – Рита

Когда начались занятия в школе, встречи с Витей сократились до одной-двух в выходные дни. То уроки, то продленка, то Шестаков оставался с мальчишками гонять мяч. Зато в субботу и воскресенье мы надышаться друг другом не могли: ночевали друг у друга, говорили без умолку и практически никогда не засыпали раньше трех часов ночи. Хорошо еще, что у меня была своя комната, как и у Вити. Родители и не знали, что мы нагло нарушали комендантский час.

– Как тебе ребята в школе? – спросила я в первую ночь. Мы лежали на одной подушке, разглядывая темный потолок. Нас до сих пор укладывали спать вместе.

– Прикольные! Но они не могут обойти меня, и когда я ускоряюсь, все остаются в хвосте, – хвастался Витя.

– Значит, тебе все нравится, – немного грустно произнесла я. Мне было завидно тем людям, которые могли быть рядом с Витей каждый день. Мне безумно не хватало его в школе.

– Ну да, там еще кормят вкусно. Хотя везде вкусно, где готовит не мама.

Вздохнув, я потянулась за одеялом и накинула его на плечи, поворачиваясь к стенке. Мне вдруг показалось, что я теряю Витю, что больше ему не нужна.

– А ты? – спросил он, ущипнув меня под лопаткой.

– Дурак, – пискнула я, толкаясь. – Будешь так делать – я все маме расскажу, и она тебя на матрас спать отправит.

– Ты не сказала, как в школе дела? Тебя никто не обижает? – серьезным тоном произнес Шестаков, словно ему было уже не семь, а все двадцать.

– Тебе какое дело?

– Если спрашиваю, значит есть дело! Рита, или ты опять там подарки от всяких принимаешь? – даже в темноте я видела, как он прищурился, хмуро сведя брови к переносице. Он выглядел очень милым, когда злился: нижняя губа чуть выходила вперед, а в глазах словно сверкали огоньки.

– Какой ты дурак, – засмеялась я, ткнув его локтем. И мы стали играть: щекотать друг друга, пинаться, кусаться, трепать по волосам. Но потом нас услышала мама и разогнала по разным кроватям.

Тот разговор с Витей я вспоминала весь год и каждый раз, когда тосковала без него или с завистью поглядывала на дружных одноклассников, улыбалась. На самом деле в первом классе я так и не смогла ни с кем подружиться. Многие уже были знакомы, гуляли группами, обсуждали общие темы, и я как-то не вписывалась в их компании. Нет, меня никто не обижал: со мной здоровались, иногда помогали, время от времени я с кем-нибудь говорила, но, видимо, была слишком скромной, и поэтому общение особо не ладилось.

На новый год, под бой курантов, я загадала желание оказаться в одном классе с Шестаковым. Сжала ладони перед собой, зажмурилась и изо всех сил поверила в чудо. Но чудеса почему-то обходили меня стороной. Летом Витю отправили в школьный лагерь, хотя мы с ним планировали гулять вместе, и он хотел познакомить меня со своими друзьями. А в июле они с мамой уехали на месяц в санаторий – родители Кристины Михайловны постарались. В итоге вместо прогулок и игр, я просидела шесть недель в одиночестве на своем балконе, зачитывая до дыр кавказские сказки, которые приносила из библиотеки мама.

В конце июля случилась первая беда – так сказать, первый звоночек, который мы с мамой не заметили. Все началось с желания отца купить машину. Он откладывал весь год, порой даже ограничивал нас в необходимых покупках вроде бытовой химии. А в один из месяцев даже запретил смотреть телевизор до шести вечера: вычитал где-то про дешевые ночные тарифы. В общем, страдали мы с мамой тайно, жалуясь только друг другу, но и радуясь за достижения отца. Ведь наши жертвы обещали великое вознаграждение – хорошую машину. Дорогую! Большую! Красивую!

Но с авторынка папа вернулся грустный. Я случайно подслушала его разговор с дядей Олегом:

– Мне не хватает, а брать развалюху не хочу!

– Слушай, ну возьми чуть похуже – потом поднакопишь, продашь и купишь лучше. Ну чего ты?

– Легко тебе говорить, Олег! У самого вон тачка какая. Мне бы твоих родителей, – с укоризной произнес папа.

– Слушай, а я ведь себе машину через интернет купил. Давай, может, и тебе подберем что-то? Там и ценник ниже, и бывают очень хорошие предложения. А насчет перегнать – не переживай, я помогу. Ты ж знаешь, чем смогу – всегда помогу!

И папа согласился. Правда, выбрал сам, без помощи знакомых. Олег Николаевич тогда был на встрече с новым спонсором и пытался договориться о взаимовыгодном партнерстве. Мой же отец практически ни с кем не общался, он был погружен только в компьютеры и разработку новых алгоритмов на их сайте по прокату дисков. В тот день подождать бы ему дядю Олега, но папа горел нетерпением, да и все было очень заманчиво: отзывы, видео, даже договор прислали. Отец, долго не думая, выслал всю сумму и ждал расписки о получении денег. Но продавец перестал выходить на связь, а переписка вдруг исчезла с сайта.

Для нашей семьи это был удар, но больше это поразило папу, конечно. Он писал на сайт, пытался взломать его, чтобы вернуть переписку, и у него даже что-то получилось, но мошенники, видимо, были хитрее и использовали отработанную схему.

– Это все ты виноват! – заладил отец, ругая Олега Николаевича. – Если бы ты не предложил эту дурацкую идею с интернетом…

– Слушай, ну… хочешь я тебе денег дам? У меня есть немного отложенных, мы в Ялту собирались поехать в сентябре с Кристинкой вдвоем, но раз такое дело! – виновато лепетал дядя Олег.

– Сколько ты мне дашь? Три копейки? Убирайся! Видеть никого не хочу!

– Пашка, мне… мне очень жаль, что так все вышло.

– Убирайся! Убирайтесь все!

Папа с Олегом Николаевичем не разговаривали почти две недели. На работе здоровались через раз, ну и, логичное дело, Витю к нам приводить перестали. Однако это не мешало нам видеться: он самостоятельно приезжал на велосипеде ко мне в оставшиеся дни лета, и мы ездили на речку. Витя усаживал меня на раму, а я болтала ногами, распевая разные песенки, которые приходили в голову. Удивительно, но наша дружба с годами только крепла, и усиливалось взаимное притяжение.

В один из последних августовских дней мама сшила мне сарафан – мятного цвета, чуть выше колена, с красивыми рукавами-фонариками. Надев его, я не могла налюбоваться собой, поэтому поскорее убежала в нем гулять на улицу.

– Как тебе? – спросила я, встретив Шестакова. Он стоял за углом нашего двора, а рядом на земле валялся его велосипед.

– Ну… – только и произнес Витя, а затем прикусил губу и отвел взгляд в сторону, словно смутился.

– Если я тебе не нравлюсь, у тебя однозначно плохой вкус! – фыркнула я, подходя к велосипеду и надувая губки.

– Хороший у меня вкус! – крикнул он, а затем замолчал. Но позже, помедлив, добавил: – И ты красивая, Рита. Но в платье ехать не очень удобно: придется пешком гулять.

– Ну, пешком – так пешком, – улыбнулась я, радуясь солнцу, птичкам, поющим на ветках, и Вите, который каждый день был рядом.

– Счастья-то сколько, – сказал Шестаков, подняв велосипед с земли. Он развернулся и неожиданно взял меня за руку, крепко сжав ладонь. – Пошли, девочка в платье.

Тогда я и подумать не могла, что настанет день, когда мы уже не сможем вот так легко гулять вместе, болтать и держаться за руки. Тогда мне казалось, что эту близость ничто не разрушит, и мы будем вместе всегда.

Глава 3 – Рита

В конце сентября, мы перешли тогда во второй класс, наши родители окончательно помирились, но отец стал очень мнительным: вечерами сидел над какими-то папками с калькулятором, постоянно что-то проверял, бурчал себе под нос, и совсем перестал обращать внимание на меня и маму. По три раза ходил к входной двери, щелкал замками, прежде чем лечь спать, каждый день пересчитывал деньги, отложенные на черный день, а уж если шел в магазин, то после просматривал чек и пересчитывал сумму.

Поведение его сказывалось и на работе. Тогда в эту сферу пришел конкурент (так говорила мама) с достаточно крупными вложениями и планировал убрать с рынка фирму наших отцов. Олег Николаевич, узнав об этом, взялся за дело и стал искать новых инвесторов, чтобы сделать хорошую рекламу и поднять зарплату сотрудникам. От папы они ждали новой стратегии, виджетов на сайте, фишек, которые взорвали бы рынок. Но отец вместо этого стал следить за сотрудниками, их работой, в какое время они уходят и приходят на свое рабочее место, а в какой-то момент и вовсе предположил, что в коллективе завелся предатель.

– Пашка, это тебе! – сказал в один из дней Олег Николаевич, забежав к нам в гости поздно вечером. – Ты ведь не отдыхал два года. А это – Ялта! Красота там, отличный сервис, да и море невероятное! А мы тут сами разберемся.

– Олег, то ты говорил, что сотрудников не хватает и сроки горят, а теперь отправляешь меня отдыхать. Вы там что-то хотите замутить, а я вам мешаю? – вспыхнул папа.

– Да что за чушь ты несешь? Если бы не ты, фирмы вообще не было бы. Она вся на тебе, но я же вижу, какой ты в последние дни. Я просто хочу помочь тебе немного расслабиться!

– Мне не нужны расслабления! Мне нужна машина!

На этом разговор и закончился. Появление конкурента все-таки сильно подпортило ситуацию в бизнесе родителей, но, несмотря на убытки, которые они понесли, зимой Олег Николаевич пригнал отцу почти новенькую Ниву. Оказывается, он продолжал чувствовать за собой вину за тот случай летом. Не передать словами, как обрадовался папа. Он все ходил вокруг машины, словно коршун над добычей, не мог ей налюбоваться. Сразу стал добрее, перестал придираться к разным мелочам и вообще сделался легким в общении, разговорчивым и улыбчивым. Мы тоже с мамой радовались – до тех пор, пока не услышали, как тетя Кристина жалуется подругам на улице:

– Олег совсем с ума сошел! Все деньги, что мы собирали, взял и спустил на эту дурацкую машину для Пашки. Господи, ну разве наши проблемы, что Пашка на мошенников нарвался? Я вообще сомневаюсь: может, и не было никаких мошенников, может, он просто пропил эти деньги. Пусть бы ему боком эта проклятая Нива вышла.

Лучше бы мы не слышали этого разговора. Лучше бы не ходили в тот день в гости к Шестаковым. Мама тогда промолчала и увела меня, но отцу настоятельно рекомендовала вернуть деньги. Все-таки подарок был дорогим.

– Не говори ерунды, мы со школы дружим! Сочтемся, – отмахнулся папа. А на следующий день он попал в серьезную аварию, не справившись с управлением. Скорая приехала вовремя и папу спасли, но восстановить машину было невозможно. Мыслями я возвращалась к словам Кристины Михайловны, а уж когда они с Витей заявились в приемное отделение, где мы с мамой ждали вестей, я и вовсе предпочла уйти в другой коридор, лишь бы не видеть эту женщину.

– Рит, – крикнул Витя, догоняя меня. Я не обернулась, мне хотелось плакать.

Мне было жаль отца. И пусть он не должен был принимать такой дорогой подарок, но авария могла забрать его у меня. От этой мысли сделалось жутко.

– Рит, постой. Рита! Марго!

– Отпусти, – крикнула я, почувствовав, что подступают слезы. Витя обнял меня, погладил по голове и прошептал слова утешения. Но мне все равно было тяжело принять слова его матери и то, что я едва не лишилась родного человека.

В больнице папа пробыл больше двух недель и столько же после он не вставал с постели дома. Он пил таблетки, мало разговаривал и все реже выходил на улицу. На работе его больничный приняли без лишних вопросов, но из-за конкурента с большими финансовыми возможностями все были на нервах и не знали, что предпринять, чтобы обезопасить себя от банкротства. Но тут отцу в голову пришла очередная гениальная идея – изменить условия проката.

– У нас же полно дисков, так давай брать с людей деньги не за прокат одного фильма, а за безграничный доступ ко всей нашей фильмотеке. Ну, к примеру, теперь за сто рублей человек сможет взять три диска, вместо одного. Или пять. На сайте клиент будет оформлять так называемую подписку и подключать автоплатеж с банковской карты. Каждый месяц с него будет списываться определенная сумма денег, и он за нее сможет менять диски в пункте выдачи столько раз, сколько захочет. Главное, в срок успеть, – тридцать дней. Такого нет нигде! Это будет фурор!

– Пункты выдачи? Это как?

– Мы договоримся с разными магазинами, дадим им процент за каждый диск, который они выдадут. Поверь мне, Олег, такого еще нигде нет!

Олег Николаевич идею не одобрил: ему хотелось развивать прокат через сайт, а не делать из него платную подписку. Однако их положение на рынке было настолько шатким, что пришлось согласиться. Папа загорелся реализацией планов, снова вернулся к разработкам, что-то вычислял, сидел сутками перед монитором, менял оформление сайта, добавлял новые алгоритмы, чтобы они помогали людям увидеть все больше новых фильмов как можно скорее. До того дня, пока по телевизору мы не увидели рекламу платной подписки, которую запустил первым их конкурент.

– Ты видела, Лида, видела? – бесился папа, то и дело размахивая руками и шагая из угла в угол по квартире. Его лицо было красным, а ноздри раздувались от злости. Мы с мамой лишь молча переглянулись, ведь обе тогда еще не понимали, о чем он.

– Дорогой…

– Это была моя идея! Это был мой план! Откуда они… Я ведь говорил Олегу, что у нас в офисе крыса завелась. Кто-то сливает инфу, а они все смотрели на меня и крутили пальцем у виска. Хотя чего это я беспокоюсь? Сейчас пойду к этим уродам и все выясню.

Мы с мамой снова переглянулись. Отец походил на смерч, готовый снести все на своем пути. В такие минуты людей лучше не трогать. Его лицо вытянулось, глаз дергался, в голосе словно звучала сталь. Папа вышел, хлопнув дверью и оставив нас в полном недоумении.

Вечером в гости пришел Олег Николаевич с семьей. Они были в хорошем настроении: то ли еще ничего не знали, то ли знали, но восприняли проще. Мамы остались на кухне, а мы с Витей ушли в спальню, решив поиграть в карты. Однако хлопнула входная дверь, я моментально напряглась и запаниковала. Я чувствовала, что папа пришел еще более злым.

– Пашка, у нас Олег с Кристинкой, – послышался мамин голос.

А потом случилось то, что навсегда изменило мою жизнь. Папа не ответил на слова мамы, послышались его тяжелые шаги из прихожей. Вдруг раздался звук удара и вскрик. Мы с Витей выбежали на шум в коридор и стали свидетелями драки моего папы и Олега Николаевича.

– Предатель! – кричал папа, пока Олег Николаевич уворачивался от его ударов.

– Па! – испугался Витя и хотел зайти на кухню. Кристина Михайловна схватила сына, но он продолжал рваться, не сводя глаз с отца. Мне тоже сделалось страшно, и на глазах проступили слезы.

– Папочка! Что происходит? – расплакалась я, не успевая переводить взгляд с него на Олега Николаевича. Он был мне как самый настоящий родной дядя, и происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Эти два недавних лучших друга просто не могли с такой жестокостью драться на нашей кухне.

– Я вызову полицию, если вы сейчас не успокоитесь! – закричала мама. Она схватила телефон со стола и уже начала набирать номер, видимо, не веря в то, что ее слова могут хоть немного подействовать. Однако отец вдруг со всей силы оттолкнул Олега Николаевича в грудь и сел на стул.

– Проваливай из моего дома! – прорычал он.

– Ты больной, Пашка? Что ты творишь? – дядя Олег вытер тыльной стороной ладони разбитую губу, с которой капала кровь.

– Я что творю? Зачем ты встречался с Макаровым? Хотя какая разница! Можешь не отвечать. Но ноги моей больше в офисе не будет, понял?

– Что ты несешь, Паша?

– Проваливай! – не унимался отец.

– Идем, – схватив за руку мужа, тетя Кристина потянула его в сторону коридора. – Уходим отсюда, скорее!

– Паша, ты что несешь?

– Я в суд на тебя подам, понял? Это была моя идея! Моя! Фирмы без меня и моих идей не было бы! Забылся, друг мой? – папа говорил словно не своим голосом, во взгляде его читались злость и негодование, я не узнавала человека, сидевшего на нашей кухне.

– Да как тебе не стыдно! – завопила Кристина Михайловна. – Мы столько для вас сделали, ты ни копейки не вложил, а уже угрожаешь судами? Бессовестный!

– Паша…

– Проваливай!

Они еще немного покричали, но, в конце концов, Олег Николаевич ушел вместе с семьей. Позже я подслушала разговор родителей. Оказалось, идею отца продал конкурентам дядя Олег. Предал свой коллектив, фирму и – самое главное – друга. Где-то в глубине души я понимала: как раньше уже не будет. И пусть я не разбиралась в корне проблемы, в бизнесе, который создали родители с нуля, но мне казалось, на наши с Витей отношения не должны влиять конфликты взрослых.

Однако как же я заблуждалась.

Глава 4 – Рита

С момента ссоры прошло три недели, и ровно столько мы не виделись с Витей. Я очень тосковала по нему, хотела позвонить, чтобы хотя бы услышать его голос. Однако папа находился дома почти сутками напролет, и при нем говорить было как-то неудобно. Поэтому ничего не оставалось, кроме как ждать. Я не знала, чего именно, но в моей душе все равно горел огонек надежды.

А во вторник, выходя после уроков из школы, я встретила поджидавшего меня Шестакова. Он сидел на рюкзаке, который бросил на землю вместо подстилки. Без шапки и шарфа, в расстегнутой куртке и без перчаток. Щеки его горели румянцем от холодного ветерка, а обветренные губы казались еще краше.

Он никогда раньше не казался мне таким симпатичным, как сегодня.

– Витя! – крикнула я, улыбнувшись. Все обиды тут же позабылись, я подбежала к нему и бросилась обниматься. Мы повалились на тонкий слой снега, успевший выпасть за день. Витя прижал меня к себе, обжигая горячим дыханием.

– Заболеем же, – строго, но в то же время тепло, отозвался он. Я чуть приподнялась, разглядывая лицо своего лучшего друга. Мы оба замерли, словно не виделись целую вечность. Шестаков вдруг протянул руку и заботливо поправил на мне шапку, которая успела съехать набок.

– Тогда будем болеть вместе… – я сказала это не подумав, а поняв, вдруг перестала улыбаться. Ведь вместе теперь не получится.

– Ага, но лучше не болеть, а то придется пить гадкую настойку матери. Слезай, Рита.

И я слезла, стараясь скрыть свою грусть. Уселась рядом, натянуто улыбаясь и не зная, куда деть глаза. Мне не нравилось будущее, в котором два человека не могут общаться, гулять вместе и болеть под одним одеялом. Но вслух я этого не сказала.

– В общем, ситуация – отстой, – произнес Витя, громко вздохнув.

– В смысле?

– Из разговоров дома я понял две вещи: твой отец не просто ушел из бизнеса, он еще забрал с собой нескольких крутых ребят, что однозначно приведет к краху компании. Ну и… теперь мой папа тоже обозлился. Короче, вряд ли мы снова сможем ходить друг к другу в гости. В этот раз все серьезно, кажется.

– Но как же… – не веря в услышанное, проговорила я. В горле словно застрял ком размером с теннисный мячик, и мне стало тяжело дышать.

– Все очень плохо. И… вот! – Витя повернулся ко мне, вытащив из рюкзака телефон.

– Зачем это?

– Там есть симка, а мне купили сенсорный месяц назад. Слушай, я ведь… я даже не знаю, когда у тебя уроки заканчиваются. Нам нужно быть на связи, Рит. Что бы там ни было между родичами, это их терки. Эй, мелкая, улыбнись! Я никогда тебя не брошу, ты же моя, помнишь?

Я рассмеялась, хотя в глубине души мне хотелось плакать. В этот холодный зимний день мы ели шоколадное мороженое в стаканчике и держались за руки, пока не дошли до входа в мой двор. Впервые Витя не стал провожать меня до подъезда, но я и не настаивала. Мы есть друг у друга, и это главное; остальное наладится, надо только подождать, – уверяла я себя. Однако ничего не наладилось.

С бизнесом у отца дела не шли, он каждый день обещал своим коллегам светлое будущее, которое почему-то все не наступало. Сам ходил злым, а если не дай бог спотыкался об обувь в коридоре, начинал громко ругаться. Я боялась произнести лишнее слово в его присутствии, и, казалось, даже наши с мамой голоса раздражали папу.

В конце марта случился окончательный провал. Программисты, поверившие сначала в папины идеи и стремления, ушли от него, поняв, что он не может платить им. А у них ведь семьи, дети, кредиты, потребности. Отец снова вышел из себя. И, как назло, в этот день он увидел нас с Витей возле магазина на остановке. Шестаков провожал меня домой, рассказывая забавные шутки про своих соседей.

– Рита! – крикнул папа, догоняя нас. В его взгляде читалась ярость, а нижняя губа дергалась. Мне всегда было страшно смотреть на такого отца: этот вид вызывал у меня страх и неуверенность. Он казался мне чужим, незнакомым человеком.

– Привет, папуль, – сказала я и улыбнулась, разглядывая его снизу.

– Добрый день, Павел Дмитриевич, – поздоровался Витя.

Однако отец вместо слов приветствия схватил меня за руку и силой потащил в сторону дома. Я не стала сопротивляться, молча кивнув Шестакову.

До квартиры мы дошли, не проронив ни слова, между нами словно ток пробежал – до того напряженной была атмосфера. Я быстро прошмыгнула к себе в комнату, предпочитая скрыться с глаз отца во избежание ссоры. Осторожно прикрыла дверь и спрятала телефон в ящик столика, за которым обычно делала уроки. Я так и не рассказала об этом подарке никому, хотя, может, и стоило. Но благодаря мобильному мы могли с Витей общаться, писать сообщения и тайно болтать ночами о всяком разном – кроме семейных тем, конечно. Их мы старательно избегали, но при этом всеми силами поддерживали друг друга, потому что не хотели потерять нашу связь.

Я вздохнула, развернулась и хотела переодеться, но в комнату вошел папа.

– Маргарита, – строго начал он. Его голос звучал холодно и жестко, словно он говорил не с родной дочкой, а с посторонним человеком. В последние дни я его не узнавала: папа все больше походил на чужака, который теперь жил с нами по соседству.

– Я переоденусь сейчас, и можем вместе пообедать.

– Не смей больше водиться с этим мальчишкой! – ледяным тоном выдал отец.

– Что? – прошептала я, не веря в услышанное.

– Он – сын предателя! А ты – моя дочь, понимаешь?

– Пап, Витя ни при чем, он… – мне показалось, воздух закончился в легких. Я открыла рот, глубоко вдыхая, но никак не могла насытиться кислородом.

– Не смей к нему подходить, поняла? А если он будет преследовать тебя, я сам разберусь с ним. – Отец развернулся, собираясь выйти из комнаты, но я бросилась к нему, схватила за руку, крепко сжав его в своих ладонях.

– Папочка, ну ты чего? – взмолилась я, смотря на него снизу вверх и ища в его глазах понимания. Но в этом взгляде больше не было привычной мягкости, теперь там была лишь сталь.

– Рита, ты слышала, что я тебе сказал?

– Папуль, Витя он… он… хороший, правда! Я… я не хочу переставать…

– Замолчи! – крикнул отец, выхватив руку. Он вышел и закрыл дверь перед моим носом, явно показывая, что продолжения разговора не будет.

Конечно, я не планировала мириться с таким решением. Поэтому в один из дней после уроков пошла не домой, а в библиотеку к маме. Мне нравилось бывать у нее на работе, вдыхать запах старых книг, погружаться в тишину и становиться частью историй, пылившихся на полках.

Обычно мама работала с напарницей, но та сегодня взяла отгул, и мне выдалась отличная возможность поговорить с мамой наедине. Я не стала ничего скрывать, рассказала даже про телефон, который подарил Витя. Я ждала поддержки от мамы, утешения и добрых слов. Ведь чего еще может ждать восьмилетний ребенок в такой ситуации? Однако получилось иначе.

– Риточка, понимаешь, – начала мама. Она часто облизывала губы и теребила края широкой кофты, которая уже висела на ней балахоном. Цвет давно вылинял от многочисленных стирок, да и мама похудела за этот год, поэтому вещь превратилась в бесформенную тряпку. Порой я смотрела на тетю Кристину и с завистью думала, какая она ухоженная, и жалела, что моя мать на ее фоне кажется серой мышкой.

– Дочка, у твоего отца сейчас трудные времена. Ему нужна наша поддержка; если уж и мы отвернемся, он окончательно сломается.

– Но причем тут я и Витя? Мам, ведь не Витя предал папу, – искренне недоумевала я, поджимая губы от обиды.

– Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это в таком юном возрасте, дочка, – с грустью сказала мама. Она подошла, положила руки мне на плечи и притянула меня к себе, прижав к груди.

– Витя – мой друг, единственный и очень любимый друг! – с горечью произнесла я, утыкаясь носом в ткань маминой одежды.

– Пройдет время, и, возможно, отец остынет, и вы снова сможете общаться. Но, милая, мне кажется, как раньше, уже не будет. Тебе нужно просто принять это и жить дальше. И лучше верни телефон Вите. Не дай бог отец узнает; ему будет неприятно.

Следовать наставлению мамы я не стала, просто понадеялась, что папа успокоится. Не может же он злиться вечно? А там, глядишь, они встретятся с дядей Олегом, поговорят – по крайне мере, мне так хотелось думать.

Однако в мае мои надежды рухнули окончательно. Отец узнал, что его бывшая фирма удачно заключила договор с каким-то крупным инвестором и все же будет воплощать его идею с подпиской. Для отца это был сильнейший удар. Он даже хотел поехать в офис и устроить скандал, ведь идея по праву принадлежала ему, а не Олегу Николаевичу. Мама чудом отговорила папу от поездки.

После он впал в какое-то уныние и засел дома перед телевизором. Несколько месяцев он ничего не делал, лишь молча бессмысленно переключал каналы; отказывался от еды, похудел и не приносил деньги домой. Слово «семья» словно перестало существовать для отца, мы практически не разговаривали. Однажды я проболталась об этом Вите, когда мы гуляли по парку вокруг озера.

– У нас дома тоже не сахар, – вздохнув, признался Шестаков. – Я, если честно, уже и не помню, когда последний раз отца видел и разговаривал с ним. Зато они с матерью каждый день ругаются. Иногда мне хочется сбежать из дома и не слышать этих бесконечных упреков. Прости, тебе и без моего нытья своих проблем хватает.

– Как думаешь, наши папы смогли бы помириться?

– Вряд ли, – отмахнулся Витя.

– Знаешь, это так страшно, – неожиданно призналась я, остановившись возле красивой березы.

Подул ветерок, листва зашелестела, – на улице вовсю гуляла весна. Я подняла ладони к небу, позволяя лучам солнца коснуться кожи. Давно мне не было так тепло, как в этот солнечный день рядом с Витей.

– Что именно?

– Страшно однажды потерять человека, которого считал своим другом. Интересно, почему так происходит?

– Кто знает, – пожал плечами Витя. – Но я рад, что у меня есть ты. Иначе я бы точно свихнулся.

Домой я вернулась в приподнятом настроении и даже планировала сделать из печенья пирожное «картошка», которую обожала в мамином исполнении, но придя, застала отца в своей комнате. Он сидел на кровати, взгляд его был устремлен вроде на меня, а вроде и сквозь. А когда он поднялся и вытащил из кармана телефон, сердце в груди едва не разорвалось на части. Я сглотнула, ощущая, как напрягается каждая мышца в моем теле, и как наливается тяжестью низ живота.

Он нашел Витин подарок.

– Что это? – стальным тоном спросил отец.

– Т-телефон, – выдавила из себя я.

– Телефон? Хорошо, – кивнул он и подошел к окну, словно пытаясь разглядеть там какого-то важного человека или машину. Я же почти не дышала, мысленно ругая себя, что не спрятала мобильный в более надежное место. Нет, я боялась не скандала, а того, что отец заберет телефон, заберет возможность общаться с Витей.

– Папочка, – прошептала я дрожащим голосом. Отец резко развернулся, поднял руку и со всей силы кинул мобильный в стенку за моей спиной. На его лице не дернулся ни один мускул, когда он это делал. Зато у меня перед глазами пронеслась целая жизнь. Я не осмеливалась повернуть голову, но и без того понимала – Витин подарок, скорее всего, разбился. Мне хотелось разреветься.

– Маргарита, – ледяным тоном процедил папа, приближаясь ко мне. Я стояла, как по команде «смирно», смотря прямо в глаза человеку, которого очень любила и уважала, но так боялась сейчас. – Ты! Моя! Дочь! Понимаешь?

Мне хотелось сказать «да», но выражение лица папы говорило, что ему не нужны ответы. Поэтому я молча кивнула, искать аргументы было бессмысленно.

– А моя дочь не может водиться с предателями. Не может, понимаешь?

И я снова кивнула, вжав голову в плечи. Казалось, если я открою рот или произнесу хоть слово, это еще больше взбесит отца, поэтому лучше было молчать.

– Я говорил тебе об этом, помнишь? Ты помнишь, я тебя спрашиваю?

– Па… – я набрала воздуха и почти собралась с духом признать свою вину, как папа снова сделал пару шагов, сокращая между нами расстояние. Он был не похож на себя, словно передо мной другой человек, незнакомец из соседнего дома.

– Ты помнишь? – повторил он.

– Пап…

– Ты помнишь? – крикнул отец. В этот момент его рука поднялась и хлестнула меня по лицу. Я не сразу поняла, что произошло, потому что удар оказался очень сильным. С губ сорвался слабый крик, меня повело в сторону шкафа, но я чудом смогла сохранить равновесие. Щека пылала от боли, сердце бешено стучало, а в глазах застыли слезы. Мне хотелось броситься к дверям, хотелось убежать. Я смотрела на отца и не понимала, кто стоит передо мной. Он был в несколько раз выше и шире в плечах своей восьмилетней дочки. Он позволил себе ударить ее и при этом на его лице не проскользнуло ни единой эмоции.

Дрожащей рукой я коснулась щеки и вжалась в стенку шкафа, опустив голову. Папа подошел ко мне, остановившись буквально в одном шаге. Мне показалось, сейчас последует еще удар и еще, но отец лишь смерил меня тяжелым взглядом, а затем молча вышел, хлопнув дверью.