Czytaj książkę: «Марта», strona 2

Глава 3

– Никита. – Что? – Никита. Меня зовут Никита. Я только сейчас сообразил, что мы не знакомы. – Угу, – я кивнула, рассматривая бутылочку с капсулами. Вместо этикетки белая бумажка с надписью Ветров П.В. и номер телефона. – А у тебя имя есть? – парень вел машину и поглядывал на меня. Имя. Отличный вопрос. Я спрятала бутылочку в рюкзак, который держала на коленях. – Марта, – назвалась я. – В самом деле? – Нет, только что придумала! В словах небыло ни лжи, ни иронии, но ответ прозвучал грубо. Никита замолчал и включил радио. Жал на кнопки магнитолы стараясь найти что-то более-менее приличное. Я замерла прислушиваясь. Музыкальные вкусы могут многое рассказать о человеке, на мой взгляд. Никита остановился на "Роллингах". Черт, от одного завывания Джаггера "Anybody Seen My Baby…" у меня внутри что-то включалось и ощущение такое, будто на живот льётся теплый мед! – Маша, – тихо сказала растаявшая я. – Меня на самом деле зовут Мария, но в новом городе хочется менять все. Поэтому зови меня Мартой. – Понятно. Парень, похоже, был не из обидчивых.    Кафе, в которое привез меня Никита оказалось таким же обшарпанным, как и больница. Впрочем, чему удивляться, если на карте эта часть обозначена, как "Старый город"? Очарование прошлых времен. Я мечтала именно о нем. Жаль, что тогда во мне говорил романтик, а не прагматик. Слушай я его, жила бы в нормальной квартире – без сквозняков, ржавой воды из крана, проблем с проводкой и скрипучего паркета. Кит первым толкнул тяжёлую деревянную дверь и я шагнула за ним. Маленький темноватый зал, не смотря на огромные длинные окна. Одну стену полностью занимала высокая барная стойка из дерева покрытого темно-коричневым лаком, а к другой, что с окнами, прижались столики. Высокий потолок украшала позолоченная лепнина и старинная хрустальная люстра, размером, кажется, с это кафе. – Колоритное местечко, – оценила я принюхиваясь – пахло здесь божественно – кофе, корица, ваниль смешались и будто шептали на ухо: "Давай, быстрее закажи чашечку кофе!" – Тихое, – ответил мой спутник, расстегивая куртку и направляясь к стойке. Никита был прав – кроме нас посетителей никого. Не обманул и в том, что здесь варили хороший кофе. Именно варили, на старомодной штуке с раскаленным песком. Без хипстерских кофе-машин и рисунков по взбитым сливкам. Я заказала "по–Венски" и напиток порадовал ароматом корицы и хорошо прожаренных зерен. Мы сели у окна – можно глазеть на улицу, а уставленный горшками с геранью широкий подоконник создавал иллюзию почти домашнего места. Мне вспомнилась мама, просто повёрнутая на цветах и все в нашем маленьком доме уставлено разнокалиберными горшками. Вдруг захотелось прямо сегодня купить билет и сорваться в тихую, милую сердцу провинцию, к маминым пирогам, цветам и неласковой кошке. – Ты давно здесь? – спросил Никита, отхлебывая горячий кофе. Он выбрал американо. Неужели так бросается в глаза моя провинциальность? Я-то наивно считала, что успешно слилась с местными жителями. Специально перед переездом заплела на своих длинных волосах белоснежные афро и сделала пирсинг в брови. Правда, с пирсингом пришлось почти сразу попрощаться – шип сережки и теплая зимняя одежда оказалось вещи взаимоисключающие. Однажды переодеваясь я едва не разорвала себе бровь. – Видно, что я не местная? Никита пожал плечами: – У тебя потерянный вид. – У всех бывают сложные периоды в жизни! Я выпускала иголки и прятала взгляд, водя пальцами по кофейной чашке. Несчастная одичавшая социопатка! Как можно более мягким тоном, стараясь сгладить неловкость, добавила: – Два месяца уже. Никита кивнул. – Я, – зачем-то хотелось объяснить все. Что бы новый знакомый понял – я не так плоха, как кажусь. – Я приехала недавно. Сняла квартиру, устроилась на работу и вот… Стараюсь привыкнуть. Не могла поднять глаза на своего собеседника. Не знаю почему. Оставалось рассматривать герань на подоконнике. – Одна здесь? Мой взгляд с герани метнулся на серый свитер крупной вязки и застрял на уровне груди, где затейливо сплетались узоры из кос. – Ты никогда не смотришь в глаза? – новый вопрос, от которого покрываюсь красными пятнами смущения, но собираю все свои силы, что бы поднять глаза и, кажется, впервые за это утро внимательно рассматриваю своего знакомого – густые рыжеватые волосы, широкие брови, прямой взгляд серых глаз, золотисто-розовый оттенок кожи, словно он много времени проводил на улице. Едва заметные веснушки, квадратные скулы в рыжеватой щетине и ямочка на подбородке. Он весь был какой-то очень прямой и четкий. Упрямый, наверное. – Ты всегда такая трусиха? – Никита спросил без улыбки и вопрос больно уколол. Я отпила кофе втягивая голову в плечи. Парень вдруг показался мне странным. Сейчас это особенно выпятилось и щелкнуло по носу – этот тип будто изо всех сил хотел казаться любезным и заполучить мое доверие, но в тоже время его воротило от такой фальши и он срывался на колкости. Допить кофе и уйти! Вот что надо сделать! – Так что? – голос у нового знакомого был хриплым, как будто простуженным. – Почему ты боишься смотреть в глаза? Я оторвала взгляд от кофейной ароматной черноты в чашке, открывшейся под белоснежной шапочкой взбитых сливок: – Может, я просто стесняюсь? – злость, вот что я сейчас чувствовала. Мы встретились глазами. Его серо‐стальные и насмешливые, пробирали насквозь, так, что хотелось съежится и сползти под столик, покрытый хрустящей белой скатертью. Но я сжала в кулаки озябшие пальцы и выдержала взгляд. Не знаю зачем. Не хотелось показаться слабачкой. Хотя, доказывать что-то совсем не в моих правилах. Особенно малознакомым парням. – Извини, – Никита примирительно улыбнулся и отпил кофе. Мне снова показалось, что ему плевать обидел он меня или нет, смотрю я в глаза или стесняюсь. Он должен сидеть здесь и он сидит. Мне же с ним рядом было не по себе. Муторно что ли? Вроде как хотелось встать и уйти, а с другой стороны… С другой хотелось потянуться через стол, вцепиться в эти широкие плечи под теплым свитером, запустить пальцы в рыжие густые волосы, а свой язык – в его красиво очерченный рот. И что бы дальше закрыть глаза, жмурясь от совсем кошачьей, затопившей похоти… Что со мной, а? – Где работаешь? – Никита как будто почувствовал все это и хотел переключить меня на безобидную тему. – Бюро переводов, – я вновь глазела на ярко-красные цветки герани, будто вырезанные из тонкого шелка. – И… Мне сегодня к десяти. Я посмотрела время на лежащем на столике смартфоне. – Могу подвезти, – предложил Никита и у меня неприятно заныло в груди – я вроде бы и не против завести друзей, но тут что-то не так… Что-то не то происходит рядом с этим парнем и я не знаю чего ждать от самой себя. – Ты не переживай, – участливо сказал вдруг Никита. —У всех бывают трудные времена. Потом налаживается. – Ну да, – я кисло кивнула и отпила из чашки, облизнув с губы сливочные усы, сгорая при этом от желания и стыда. – У тебя тоже были трудные времена? Я отчаянно гнала мысли о том, что хочу, что бы этот парень слизывал сливки с моих губ – дурацкая фантазия никогда раньше не приходящая в голову. – Это было давно, – Никита усмехнулся и тоже уставился в окно. Видимо, в его жизни и сейчас не все гладко, если он отводит взгляд. – Но ведь все хорошо? – я даже улыбнулась, так сильно хотелось его подбодрить. Вообще-то я считаю, что каждый живет в том дерьме, которого заслужил, но тут защитный панцирь черствости расползался, как старый, источенный молью, костюм. Хотелось быть душевной, заглядывать участливо в глаза, и ободряюще наглаживать плечи. – Все хорошо, – Никита улыбнулся, но меня так просто не обманешь. Я же чувствую. Я так бывает глубоко чувствую чужую боль, что самой в петлю влезть хочется! А эта бодрая улыбка резанула, как нож. Я готова была спорить на миллион, не боясь продуть, что ничего у него не хорошо и потерь в жизни случилось больше, чем достижений. Впрочем, не стоило впадать в сентиментальность – у каждого человека к тридцати годам накапливается внушительный список падений. – Как голова? – Никита снова заговорил участливым тоном, избегая пересекаться взглядом. – Нормально. – Что сказал доктор? Ничего серьезного? – Доктор рекомендовал лечить нервы, – трудно вытравить из голоса сарказм, когда обо мне говорят так заботливо. – Сказал, надо сменить работу, завести собаку и найти друзей. – Будешь слушать доктора? – Обойдусь таблетками. Я снова взяла телефон, чтобы проверить который час – еще небыло и девяти. Все же время тянется невообразимо медленно, когда просыпаешься еще затемно. Мне вспомнился сегодняшний приступ в ванной и будто холодная рука сдавило горло. Даже мурашки пробежали между лопаток. Я потрогала намотанный на шею теплый синий шарф и огляделась в поисках сквозняка. Взгляд задержался на висящем над барной стойкой телевизоре. Слов я не слышала. Только бросилась в глаза фотография темноволосого паренька лет десяти–двенадцати. Тот самый, что кричал в моей голове этим утром. Ужас, от которого я пыталась сбежать, все же настиг, но я не желала сдаваться так просто. Вскочила на ноги, с шумом двинув стул, рванула со спинки куртку, просунула руки в рукава и схватила рюкзак. – Мне пора! Перед глазами плыло и стены давили. Я вылетела из кафе, доставая на бегу сигареты и закуривая. Я понятия не имела, куда меня несет. Хотелось просто подальше от этого города, где мальчики из телевизора зовут на помощь в моей голове. Я бы бежала по узким кривым улочкам до тех пор, пока бы не выбилась из сил и не упала замертво. Это все, чего я сейчас хотела и на что была способна, вот только кто-то рванул меня сзади за куртку и развернул к себе. – Ты забыла телефон, – Никита протягивал мой поцарапанный смартфон в прозрачном силиконовом чехле с наклейкой где гном в красном колпачке, блевал радугой. – Спасибо, – я сунула мобильник в карман куртки и затянулась сигаретой. Руки дрожали. – Послушай, если я чем-то тебя обидел, – очень мягко сказал парень. – Нет. Совсем нет. Все нормально, – я ужасно не люблю врать, поэтому делаю это весьма и весьма посредственно. – Просто пора на работу. Вот и все. – Давай подвезу, – Никита приобнял меня за плечи, наверное опасаясь, что я все же сбегу, и медленно повел к припаркованной у кафе машины. – Бегаешь ты, конечно, быстро, но так будет быстрее. Он пытался шутить, а мне не хотелось смеяться. Хотелось, что бы этот парень прямо сейчас так прижал меня к себе, что бы я разом забыла о всех вообще несчастных мальчиках.

Глава 4

Где-то в начале шестого я вышла из здания, где располагалось бюро переводов, и увидела, что прямо напротив входа, аккуратно припаркованный к тротуару, стоял потрепанный синий "Фольксваген", а рядом с ним – Никита. Просто стоял, надвинув на глаза черную шапочку, сунув руки в карманы куртки цвета хаки, с выражением лица таким, что можно подумать, будто он стоит тут каждый вечер ровно в 18:15. Когда я подошла, Никита открыл дверь пассажирского сидения, приглашая занять место в салоне. – Поужинаем где-нибудь? – спросил он, заводя мотор. – Печку починил? – я улыбнулась, чувствуя приятное тепло в полумраке салона. Это все было просто, как если бы мы знали друг друга тысячу лет и он регулярно забирал меня с работы. – Да. Так как на счет ужина? Я знаю одно место… – Я тоже, – оборвала я. – Только в магазин надо заскочить. – В гости хочешь позвать? – Никита с недоверием покосился на меня. – Почему нет? Я вообще-то очень осторожна и с людьми схожусь тяжело, но одиночество так измотало за последнее время, что я готова вести себя легкомысленно. А еще… Ещё этот парень весь день не шел из головы, мешая работать. Не припомню ничего подобного за собой раньше, но… мне чертовски хотелось его. Желание оказалось таким сильным, что перебороло и моральные принципы, и страхи. Внутренние барьеры считавшиеся нерушимыми, рассыпались в прах и я решила, что достаточно взрослая, самостоятельная и современная девушка, что бы разрешить себе случайный секс без обязательств. Так что предложение с ужином кстати. Я устрою кухонные посиделки с угощением, вином, болтовней «за жизнь», а потом, когда оба мы немного расслабимся, пусть все случится и перестанет уже меня изводить.    – Неплохо, – Никита повесил куртку на крючок вешалки в коридоре и, приглаживая рыжие волосы, оглядел моё скромное жилище. – А мне кажется дыра, – я была смущенной и нервной в предвкушении вечера, чувствуя, как потеют ладони, а по лицу расползается глупая улыбка. – Довольно уютная. Он либо врал, либо у него были весьма специфические понятия об уюте – к старой, довольно обшарпаной мебелировке прилагались вязанные салфетки, плюшевые зеленые портьеры над входом в спальню, побитые молью ковры и набор фарфоровых статуэток на пыльных полках серванта. Не хватало только герани на окнах, но цветы здесь не росли – засыхали. Мы прошли в кухню. Никита поставил на стол тяжелые пакеты с покупками, а я суетилась рядом, как хорошая хозяйка. – Буду угощать тебя курицей в апельсинах, – я завязала светлые, сплетенные в афрокосички, волосы, черной резинкой и выкладывала покупки на покрытый клетчатой клеенкой стол. – Интересное сочетание, – Никита сел на древнюю табуретку прислонившись спиной к стене и наблюдал, от чего суеты в моих движениях прибавилось. – Да. Вообще в апельсинах должна быть утка, но найти ее не так просто… Так что будет курица. Быстро и вкусно, – я щебетала, как глупенькая звонкая птичка, радуясь тому, что все складывается так хорошо. – А пока она будет готовиться, мы можем выпить вина. Быстрый взгляд на гостя, что бы понять, как ему план. Но Кит с непроницаемым лицом изучал скромную обстановку неуютной кухни и ничего не ответил. Я вручила гостю штопор и бутылку красного сладкого вина, а сама бросилась в комнату за хозяйскими хрустальными фужерами. Задняя стенка в серванте с посудой была зеркальной и, при ярком электрическом свете темноватой от обилия вещей, комнаты, я встретилась взглядом со своим отражением. И замерла на мгновение, удивлённая горящими, будто от пощёчин, щекам и глазами блестящими лихорадочным "температурным" блеском. Одной рукой держа пару пыльных фужеров, другой потрогала лоб и щеки. Не чтобы обнаружить внезапный жар, а пытаясь "вернуться в себя". Мысль о том, что со мной что-то не так, вернулась из сегодняшнего странного утра, сжав сердце холодом. Кто этот парень на моей кухне? Почему я на столько потеряла голову, что позволила ему оказаться здесь? Что, черт возьми, вообще со мной происходит, если я веду себя, будто кошка, которой совсем уж невтерпеж?!… – Марта, – пыльная плюшевая портьера над дверью отодвинулась и Никита остановился на пороге с бутылкой вина в руке. – Ты где? У меня готово всё. Я почувствовала, как по губам снова расползается глупая улыбочка и все разумные сомнения исчезают, а я превращаюсь в суетливую хихикающую кого-то, думающую только о том, каков этот парень на вкус. Мы вернулись в кухню, где я быстро сполоснула под краном пыльные бокалы и вытерла насухо маленьким махровым полотенцем. – Ужасно хочется выпить, – тихий смешок, который не получилось сдержать, подставляя Никите бокал. – Ой, а ты же за рулём? – Ничего, – он медленно разливал вино, которое казалось пахло страстью и соблазном. – Если что – оставлю машину, а утром заберу. "Утром", – сладко дрогнуло в животе. – За знакомство, – Никита поднял бокал и я последовав примеру, поднесла его к губам и сделала глоток. Кажется, вино было тем, что нужно, что бы перестать хихикать, как школьница. Я почти расслабилась, чего нельзя было сказать о Никите. Потому что он выглядел скованным, как будто стараясь "держать себя в руках". И меня это развеселило – я-то решила, должна его "соблазнить" и точка! Пока натертая специями и кусочками апельсинов курица мариновалась, мы цедили вино заедая его ароматным сыром и дымчато-синим сладким виноградом. Я не могла оторвать глаз от гостя, а он, чувствуя мой "плотский" интерес старался завести серьезный разговор, на сколько это было возможно. Потому что я улыбалась, слушала в пол уха замечая только то, что могло как-то быть полезно – у нас разница в три года "Он наверное опытный", – решила пробудившаяся во мне этим вечером внутренняя потаскуха и "он живёт почти рядом, значит можно часто встречаться". От мыслей о "встречах" я заерзала на шатком табурете. Как же хотелось уже перейти от этих бессмысленных разговоров к делу! Я лихорадочно пыталась сообразить, как это будет лучше – может, вот так, допить залпом вино и просто сесть Никите на колени? И честно признаться "Я тебя хочу" как в кино. Или без всяких слов? Зачем они нужны?.. – Не боишься приводить в гости малознакомых людей? – серо-стальные глаза вернули меня из мира фантазий, где мы страстно срывали друг с друга одежду. – А я кроме тебя никого и не привожу, – зачем-то сказала я. Ненавижу оправдываться. – А вдруг я маньяк? – Никита поднес бокал к губам и сделал крошечный глоток, не сводя с меня глаз. – Знаешь, у нас тут происходят страшные вещи. Не слышала? – Нет, – я улыбнулась отправляя в рот виноградину. – Но ты мне расскажи. – Люди пропадают. Девушки. Дети. Недавно совсем – мальчик. – Тёмненький? – зачем-то уточнила я, чувствуя, как виноград во рту становится безвкусным и по спине бежит холодок, как сегодня в кафе. – Да. Тот самый мальчик. Из телевизора, – подтвердил Никита. Будто холодная змея медленно ползла по позвоночнику, превращая меня в безжизненное деревенеющее нечто. Торопов Эмиль десяти лет, кричавший в моей голове сегодня утром, мальчик, листовками с портретом которого был оклеен весь район, был мёртв. – Мальчика больше нет, – чужим хриплым голосом сказала я, поднимаясь из-за стола и на негнущихся ногах двинулась к подоконнику. Хотелось курить. – Что?! – простуженный голос гостя дрогнул. Я сломала от волнения сигарету и никак не могла достать новую из пачки – дрожали руки. Первая затяжка вышла настолько глубокой, что я закашлялась. – Откуда ты знаешь?! – с шумом была отодвинута табуретка и в два шага Никита оказался за моей спиной. – Марта! Силой развернул меня к себе, вырвал из пальцев сигарету и выбросил в открытую форточку. Рядом со мной, совсем вплотную, он казался рыжим великаном и серый, грубой вязки свитер, мерещился кольчугой на былинным богатыре… – Откуда ты знаешь?! – Никита обхватил меня за талию и лёгким движением посадил на широкий подоконник, сверля взглядом, а я… Я совсем одурела от его близости и забыла обо всем. Если бы кто-то спросил сейчас мое имя не вспомнила бы! Вокруг Никиты расползалось облако мягкого золотистого света и едва слышно зазвенело в ушах. Я протянула руку и провела пальцами по его щетинистой щеке, сгорая от желания поцеловать плотно сжатые губы. Я не понимала, что со мной. Так небывало никогда раньше, что бы сила притяжения была на столько нечеловеческой. Я вся потянулась навстречу, обнимая Никиту за шею, заставляя наклониться ко мне. Ближе. Ещё ближе! И вот, я медленно прикоснулась губами к сжатым губам и, тянущее, словно магнит, ощущение усилилось, болью растекаясь по телу. Я прикрыла глаза и тихо застонала, чувствуя, что он отвечает на мой поцелуй. Сначала нерешительно, а потом, словно, беря ситуацию под контроль, Кит (я почему-то сразу, с того самого момента, как он назвал мне своё имя, решила, что буду звать его Кит) властно привлек меня к себе, продолжая целовать. Я медленно приподняла край его свитера и скользнула руками по горячей коже твердого живота, по широкой спине, потом к груди, что бы прикоснуться пальцами к напряжённым соскам… Внезапно Никита отстранился и убрал мои руки. Жест обидный на столько же, на сколько красноречивый. – Извини, – тихо пробормотала я, чувствуя, как перехватывает дыхание и в глазах плывет от навернувшихся слез. – Не знаю, что на меня нашло. – Бывает, – отозвался он и по тону, в каком это было сказано, я поняла, что ему так же неловко, как и мне. – Но… Не стоило, Марта. Он вернулся за стол и сделал большой глоток вина. – Ты не свободен? – мой голос неприятно звенел, отражаясь от серых стен. – Это важно? – с гостя сошла бравада и он избегал встречаться со мной глазами, словно нашкодивший первоклассник. – Я просто не понимаю… Что… Что не так? Я сползла с подоконника, но все ещё стояла здесь, у окна, пытаясь понять, что только что между нами не произошло. Гость молчал, и от этого во мне росло чувство вины. А как иначе? Все дело во мне. Я сделала что-то не так. Что-то такое, что этот парень даже не может обьяснить! Наверное все на столько очевидно и… Чтобы избавится от неприятно зудящих мыслей, я решительно пересекла кухню, и задвинула противень с курицей в разогретую духовку. Несмотря на произошедшее, вернее, на не произошедшее между нами, не хотелось, чтобы Кит уходил. Я надеялась, что смогу изменить ситуацию и доказать – со мной все в порядке! Со мной может быть хорошо!.. Подлила в бокалы вина и предложила тост: – За то, чтобы неловких моментов было меньше! Кит скользнул по мне серыми серьёзными глазами и сделал глоток. Шутка не прошла и не разрядила обстановку. Настроение было ни к чёрту. Ну, брякнула я то, что пришло в голову, но разве это повод, чтобы выпытывать подробности? И что ему за интерес до этого мальчика? Даже если бы он явился мне, будучи живым, как бы мы могли ему помочь? Чем?! – Тебе девушки не говорили, что ты очень странный? – я сидела за столом, шуря на Кита глаза и мечтая его уколоть. Глупый способ унять свою боль – причинить ее другому. – Нет, – у Никиты взгляд был холоден и тверд, будто дамасская сталь. – Странно, – мне удалось цинично ухмыльнуться давая понять, что вот с этого начинается месть за испорченное настроение. За оборванный поцелуй, за не желание объяснить в чем дело, за все, чего я так сильно хотела от него получить сегодня вечером, но не получу! – Ты, наверное, единственный мужчина, который готов променять живую девушку на разговор о мёртвом мальчике. – Я, пожалуй, пойду, – Кит резко поднялся из-за стола. Моя рука дрогнула, и бокал со звоном полетел на пол, разлетевшись вдребезги. Я бросилась собирать осколки с кафельного щербатого пола и поранила руку. С тупым удивлением смотрела, как по ладони стекает тёплая яркая кровь. Голова закружилась, все перед глазами заволокло туманом и я тяжело упала на колени, чувствуя, что проваливаюсь куда-то. Обшарпанная, длинная, как трамвайный вагон, кухня пропала, и вместо нее проступили неясные очертания незнакомых грязно-желтых стен, а моя рука превратилась в пухлую мужскую, покрытую рыжеватыми волосами и блестящую от крови. Кровь была всюду – на полу, на стенах, стекала потоками по краям белой ванны… Я в ужасе зажмурила глаза и завопила. Видение пропало. Лопнуло хрупким мыльным пузырем, но ужас, коснувшийся самого нутра никуда не исчез. Я тяжело хрипела и тряслась. Кит неловко старался меня успокоить, поймать в охапку, обнять, но я, обезумевшая от привидевшегося ужаса, отползала от него по холодному полу, лягаясь ногами в тёплых носках и оставляя кровавые отпечатки. Кит скоро оставил попытки изловить меня и вышел, а вернувшись, зажал, рыдающую и выкрикивающую:" Кровь! Везде кровь!" в углу между мойкой и стеной. Я почувствовала, как сильные пальцы вталкивают мне в рот что-то маленькое и круглое, безвкусное, будто бусина и хотела выплюнуть, визжа и извиваясь. Но Кит крепко скрутил меня, сдавил щеки, и влил в приоткрытые губы горько-сладкую, сильно отдающую спиртом жидкость. А потом зажал нос и рот, заставляя глотать. Отвратительный акт насилия, после котрого я обмякла, чувствуя, что сил больше нет. Кит грубо подхватил меня на руки и последнее, что я запомнила, было прикосновение колючей пряжи серого свитера, к моей щеке.