Za darmo

Из жизни молодой одинокой женщины

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Все, что она в данный момент увидела – случайно попавшееся на глаза орудие мести. Удачно подвернувшаяся Мишкина деревянная клюшка приютилась в углу, с любопытством глядя на участников сцены хорошо заточенным концом. Лера не помнила как схватила клюшку и, через головы родителей, вставших между ней и обидчиком, стала с размаху опускать ее на темечко своего бывшего мужа. С каждым ударом ей становилось легче… Она находилась в состоянии аффекта, и любой суд оправдал бы ее.

Вернулась в реальность она в тот момент, когда после временной немой сцены обалдевших от такого поступка родственников, последовали «охи» и «ахи» присутствующих. Бывший муж, выпучив глаза, схватился за лоб, в доли секунды распустившийся сине-бордовым цветком.

– 

Что ты сделала? Мы сейчас милицию вызовем! – завопили родственники.

– 

Вызывайте, – спокойно ответила Лера. – Я им покажу разбитые стекла и лампочку, которой он меня пытал. Как вы думаете, кому они поверят? Мне, слабой женщине, или этому бугаю?

Держалась молодцом, но струхнула здорово. Их много – она одна. Еще ночью подкрадется и убьет. Благо, Мишка был все это время в ванной и не видел сцену разборки.

Лера зарабатывала достаточно на тот момент, чтобы снять жилье. Но тогда она бы совсем не видела ребенка – только в выходные, а ее это не устраивало. Да и не думала она, что все так затянется с разменом новой квартиры. Жертвуя своими молодыми, но невосстанавливающимися нервными клетками, она оставляла за собой возможность общаться с сыном вечерами.

После этого случая она стала еще более активно заниматься поисками вариантов размена жилья и пригрозила Олегу:

– 

Еще раз откажешься, будем менять через суд. Там тебе долго не дадут носом крутить – согласишься на первый возможный вариант.

Олег, трус по натуре, испугался, что через суд он может оказаться в очень невыгодной ситуации и квартире, по закону, гораздо меньше планируемой им. В конечном итоге он согласился на вариант: Лера с ребенком едут в двухкомнатную хрущевку на Востоке Москвы, в один из самых экологически загрязненных районов, он – в большую однокомнатную квартиру новой планировки на Юго-Западе. По стоимости квартиры были равны. Лера потирала руки от предвкушения поселиться отдельно к своему тридцатилетию. И тут, когда уже все было на мази, их обменщица заявила:

– 

Я звонила на телефонную станцию. В ближайшее время район, где находится ваша квартира, телефонизироваться не будет. Я вам даю два телефона, вы мне ни одного. Я требую доплату в размере тысячи долларов, иначе обмен не состоится.

– 

Будем искать другой, – в очередной раз выпучил Олег свои «базедовые» глаза, услышав новость.

– 

Ничего мы искать не будем, – твердо ответила Лера. – Я отдам ей тысячу.

– 

Ну, богатая…, – сощурился он . – Как знаешь.

Деньги большие, но она уже больше не имела ни физических, ни моральных сил выдерживать ополчившееся против нее семейство. Дела на работе шли неплохо и Валерия могла позволить себе отдать искомую сумму. Несправедливо, конечно. И здесь он разжился на ее безвыходной ситуации. Но кто говорил, что жизнь справедлива? Особенно, когда за тебя некому в ней постоять и ты, как та лягушка, взбиваешь лапками молоко, чтобы из него получилось масло…

Квартира ей понравилась: чистенькая (даже ремонт делать не надо), окна в зеленый тихий двор. Рядом парк, где можно гулять с ребенком. За два дня до тридцатилетия Леры у подъезда остановилась большая грузовая машина, куда и была погружена мебель, благополучно приехавшая в этот же двор контейнером из Украины семь лет назад.

«Прощайте, недруги, сопровождавшие меня все эти годы: терпение и страдание. И семья, так и не ставшая мне родной», – выдохнула Лера, покидая двор на своей «девятке». Мишку она в тот вечер оставила у свекров – надо как-то обжиться. Завтра на работу, а вечером в аэропорт: прилетали родители. Помочь.

И вот, картина маслом, мазки к которой так долго и усердно наносились художником под названием «жизнь». Выгружена мебель. В квартире нет ни одной лампочки – все люстры поснимали бывшие владельцы. Лера сидит в маленькой комнатке на диване «Малютка» за полированным журнальным столиком, к которому прикреплена небезызвестная лампочка-ночник, источник инцидента, орудие пытки. Женщина жует «резиновые» пельмени, пачку которых предусмотрительно успела купить в магазине. Но чувствует она себя так, как будто кушает самый вкусный из всех деликатесов в мире. Да и пребывает в комфортном пятизвездочном отеле, а не в темной комнате.

Счастье, переполняющее ее, невозможно сравнить ни с чем. Она, правда, не успела еще со всей полнотой прочувствовать его, но и последнего часа наедине со своей первой московской квартирой было вполне достаточно. Свобода! Полная моральная свобода от ненавистного бывшего мужа, его родителей, всеми силами пытающихся отравить ее существование в течение последних нескольких лет. Теперь она может делать что хочет и когда хочет, не боясь быть застигнутой врасплох неожиданно открывшейся дверью в комнату. Купаться в ванной столько, сколько влезет, без боязни услышать стук: «Ну ты скоро там?» Готовить на кухне все, что заблагорассудится, не боясь косых взглядов и усмешек. Неужели она все-таки дождалась этого момента? Ведь почти семь лет каторги были предверием к сегодняшнему дню…

Лера, правда, не хотела думать сейчас о том, что Мишка все еще будет являться камнем преткновения между ней и семейством долгое время. Момент счастья был настолько сильным и всеобъемлющим, что она не хотела портить его.

Впервые за долгое время она спала на диванчике «Малютка» одна.

*****

Прошло несколько месяцев.

Казалось, судьба не переставала награждать Леру за все те испытания, которые предоставляла ей ранее. По крайней мере, полосу жизни молодой женщины можно было назвать не только светлой, но кипельно-белой. Все шло как по маслу. Она со вкусом обставила квартиру, не жалея на то денег. Мебель покупалась очень дорогая и Лера даже не думала искать что-либо подешевле. Дом, обстановка, комфорт и уют всегда являлись ее слабостью, а она была лишена этого последние семь лет своей молодой жизни. Сейчас же наступил тот момент, которого она ждала очень долго. Можно взять реванш. В один из выходных она отправилась на ВДНХ и в огромном мебельном салоне заказала все то, что хотела бы видеть каждый день вокруг себя… Ведь, как известно, красивое окружение создает своего рода благоприятную ауру, положительные эмоции, которые Лера пыталась наверстать с лихвой после вагона негатива, полученного ранее. Французская мягкая мебель, испанская миниатюрная стенка в стиле рококо, угловая резная «стекляшка» для посуды, заказанная по каталогу непосредственно из страны тореадоров, красивый журнальный столик на резных ножках, увенчанный массивным стеклом и обошедшийся хозяйке в целое состояние, удачно вписались в гостиную. Старая же мебель перекочевала в маленькую комнату и вместительную кладовую.

На работе тоже произошли благоприятные изменения в сторону расширения. Несколько таймшерных клубов, прослышав о налаженной работе московского представительства, попросили взять их под свое крыло. Ну, а Сергей любезно согласился. Пополнился штат фирмы, и Лера теперь уже занимала должность заместителя директора. Она не стояла больше в очередях под дверями посольства, как бедная родственница – на горизонте появились нужные фирмочки, которым она отвозила документы и забирала в назначенное время. Основная работа оставалась на ней – сказать по правде, не доверяла она вновь прибывшим девушкам справляться с важными заданиями. Новенькие, Маша и Света, являясь представителями других клубов, принимали клиентов и работали через пень колоду: то кофе попить, то сигаретку выкурить, то просто выйти на улицу поболтать… На Машу Сергей сразу же положил свой донжуановский глаз, а Лера только выдохнула с облегчением.

Света, вторая девушка, стала подругой Леры. Высокая блондинка с длинными густыми волосами, голубыми глазами, породистым большим носом и ногами от ушей. Мужчины засматривались на нее, и многие из приходящих клиентов-таймшерников делали неоднозначные намеки. Света со всеми была мила, но сердце ее было несвободно. Женатый мужчина из далекой Молдавии занял ее мысли целиком и полностью. Невысокого роста, некрасив, ничего этакого не наблюдалось в нем, но Светлана любила его собачьей преданностью. Она моталась по всей Москве в поисках запчастей на его машину-«японку», везла их в аэропорт через всю столицу в обратном направлении, чтобы отправить с летчиками. Любое его желание, просьба моментально и неотложно выполнялись. В Москве у Константина, назовем его так, имелся какой-то незначительный бизнес. Вернее, бизнес был там, в Молдавии, но в столицу Костя мотался с завидной регулярностью для встречи с деловыми партнерами. И ему было очень удобно останавливаться в квартире у Светланы, не смотря на проживание ее родителей тут же. Лера все видела и понимала: водит он девку за нос. Кормил байками о разводе, а она периодически бегала делать аборты от него. Но любовь слепа, а зрячими оказываются посторонние люди, которые не могут совершить действо исцеления ослепшего. Посоветовать? Прислушиваются ли влюбленные к советам? Светлана порхала на крыльях любви, кормила-поила ухажера из своей зарплаты, покупала ажурные чулочки и красивое белье, дабы приковать его внимание к себе и только к себе… И рассчитывала, что в очень скором времени он станет мужем для нее.

Бизнес в компании шел прекрасно, и следующей Лериной покупкой стала дача в Подмосковье. Это был еще один исполненный зарок, данный самой себе в далеком бедном прошлом. Каждый раз, погожим летним днем, от невозможности куда-нибудь себя деть просиживая в гордом одиночестве в квартире, она вспоминала картинки из Подмосковья. Нет, не дачи свекров, где она всегда чувствовала себя Золушкой и каждый ее шаг к грядке сопровождался пристальным и неотрывным взором свекрови…

 

Ранней осенью, в прекрасный солнечный день бабьего лета, они с Катей как-то вырвались в ближайшее Подмосковье. Сойдя с электрички и бредя куда ноги ведут, забрели в дачный поселок. Огромные шапки георгин, налившихся всеми цветами, от нежно-лимонного до кроваво-бордового; стройные ряды элегантных гладиолусов; улыбающиеся, какие-то немосковские даже, люди; музыка, перекликающаяся с птичьими голосами; запах горящих углей… Все это освещено солнечным светом уходящего теплого дня. И так стало ей хорошо в тот момент… И представила она себя возле маленького домика, пусть недорогого. А вокруг деревья, цветы – и все это твое. И никто не будет наблюдать за тобой… «Как только появятся деньги – в первую очередь покупаю машину и дачу», – пообещала тогда Лера себе.

Был куплен домик на шести сотках, в удобном от дома направлении. В принципе, покупала она этот домик под свою маму, Татьяну Леонидовну, которая с момента переезда дочери в отдельную квартиру жила в Москве. «Мама будет с Мишкой на даче, а я – в пятницу к ним, в воскресенье – назад», – так решила Лера. Но идиллия, так заботливо продуманная дочерью, была разрушена. Мама, отсидев с ребенком три месяца, неожиданно торопливо стала собираться домой, даже не пожелав взглянуть на загородную покупку дочери.

– 

Лера, я бы все равно одна на даче побоялась сидеть, – ответила она на просьбу дочери остаться. – А дома папа один. Его тоже можно понять…

Гораздо позже, она узнала от матери истинную причину отъезда. Все эти месяцы свекровь сходила с ума. Она, привыкшая к своему полному и безраздельному владению внуком, страшно ревновала его к внезапно появившейся еще одной бабушке. Она звонила сватье часто и буквально выживала ее из Москвы:

– 

Что Вам здесь делать? У Вас муж там, – начинала она свой прямой незамысловатый монолог. – Вы не боитесь его потерять? Жена должна быть при муже. А за Мишу не переживайте.

– 

Я бабушка и имею право проводить время со своим внуком! – атаковала она. – Я уже программу на лето придумала для него. Вы же все равно не будете заниматься с ним. Я хочу забрать его на дачу. Имею полное право.

Надо было знать Лерину маму, чтобы понять: на конфликт она никогда не шла. Да и не нужно ей это было. Хотите сидеть? Забирайте внука! После отъезда Татьяны Леонидовны, свекровь опять осмелела и заняла прежнюю позицию начальницы по отношению к невестке:

– 

Я считаю, Миша должен пойти в школу здесь, в нашем районе. Я сижу дома, буду делать с ним уроки – это очень важно в самом начале. Ты все равно много работаешь. Отец ( она имела в виду своего мужа) будет отводить-забирать. Кормить тоже нужно по расписанию. Мы ведь плохого не хотим для него!

Лера согласилась с доводами – она очень много работала и, безусловно, родная бабушка всегда лучше посмотрит за ребенком, чем приходящая чужая тетя. Да и гимназию хорошую она давно присмотрела на Можайском шоссе, в первый класс которой Миша и был принят.

– 

Я все подсчитала, – вызвала на разговор свекровь бывшую невестку

в следующий раз. – Если бы ты брала человека, платила бы ему деньги. Так вот, двести пятьдесят долларов в месяц будет

вполне достаточно, чтобы покрыть все наши расходы.

Сумма эта в те времена являлась хорошей зарплатой для Москвы. Родная бабушка, обожающая внука, требует деньги. За что? За тарелку супа, которую поставит перед ним? Или за то, что уроки с ним сделает? А может за то, что дедушка, в свое удовольствие, пойдет с внуком погулять? Но свекрови нужно было приводить квартиру, по которой давно плакал ремонт, в порядок. Мебель была куплена еще до рождения Олега… Поменять надо? Технику новую приобрести… А тут ситуация подходящая подвернулась: Лера со своими деньгами, буквально падающими с неба. Нет, конечно, она очень любила Мишеньку, но бывшая сноха тоже не обеднеет… Ничего не говорилось на счет отца: какой взнос он внесет в содержание Миши. «Ну ты же мать» – любимое изречение продолжало иметь свой вес. И она знала, что Лера никуда не денется. По той простой причине, что деться ей некуда.

Олег полностью самоизолировался, на горизонте не появлялся и не звонил. С ребенком он не общался, алименты не платил. Валерия не посчитала нужным затевать возню ради «пяти копеек», которые будет выплачивать ей государство, и его не тревожила. В памяти еще свежи были воспоминания о «базедовых» глазах, которые он выпучивал, что не по нему. Бог накажет, Бог простит…

Настало лето, дачный сезон и сезон отпусков. Лера приобрела тур в Италию. Это страна была ее давней мечтой… Не то чтобы она пообещала себе посетить ее во что бы то ни стало, но когда возник вопрос, куда ехать, ответ был однозначным: в Италию. Рим, Флоренция, Венеция – эти названия можно было петь. Она с удовольствием лежала на траве, любуясь Пизанской башней и глядя на проплывающие мимо облака; стояла в темном дворике, пытаясь сфотографировать реконструируемый, весь в лесах, балкончик Ромео и Джульетты в Вероне. В Венеции она кормила с рук голубей на площади Святого Марка и любовалась старинной архитектурой из гондолы. Во Флоренции она терла рыльце кабанчика, символа прибыли, и забрасывала в его ненасытную пасть монетки. Плавала в Тирренском море, получала удовольствие от красот Рима и просто смаковала кофе в уютных кондитерских Вечного Города. Поездка явилась ее первым путешествием после приезда с Тенерифе. Полтора года она тяжело работала, чтобы позволить себе все то, что могла позволить сейчас. Приехала загоревшая, отдохнувшая, с кучей обновок итальянского производства для себя и ребенка, сувенирами для коллег.

В Шереметьево ее встречали Света с Константином, на его «японке». В ближайший выходной тем же составом отправились обмывать дачу. Кусты сирени любопытно заглядывали на крыльцо, обдавая своим ароматом, разноцветная дикая гвоздика была вкраплена в траву по всему участку. Шашлыки, вино, зелень… Музыка, доносящаяся из машины. Лера чувствовала себя почти счастливой. Как в тот день, когда появилась мечта купить свой маленький домик в Подмосковье. Почему «почти»? Не хватало одного ма-а-аленького, незначительного нюанса в ее жизни: мужчины. Да не просто мужчины, кои встречались на ее пути в последнее время, и приехали бы на дачу прямо сейчас, только свистни. А Мужчины, которого она хотела бы видеть рядом с собой. Где-то бродит он неподалеку, и она чувствовала это…

Спать было страшновато – вокруг темень и тишина, не присущие Москве. Кто знает, чего ожидать от дачного поселка… Тем более, рядом подмосковный городок, откуда шантрапе желающей не обокрасть-так напугать, пешком дойти нечего делать. Легли все в одной комнате, Костя – на полу. Рядом с собой положил топор.

– 

Девчонки, не дрейфьте, спите спокойно. Я – на страже, – то ли в шутку, то ли всерьез произнес храбрец.

Суббота и воскресенье пролетели стремительно. Константин подкупал прекрасным чувством юмора, и Лера веселилась от всей души каждый раз, когда он отпускал какую-то шутку. На следующей неделе ей необходимо было забрать свою машину из ремонта.

– 

Костик поможет тебе, – обнадежила ее подруга Света. – Всегда ведь лучше с мужиком забирать машину, чтобы не надули.

Костя подъехал вовремя, машина была забрана и отогнана к дому. Лера, как гостеприимный и порядочный человек, приличия ради предложила:

– 

Может кофейку выпьешь на дорожку? Путь долгий, через весь город.

– 

С удовольствием, – откликнулся Костя.

Не понятно, как истолковал Костя Лерино гостеприимство, но уже через несколько дней после кофейной церемонии он напомнил о себе вечерним телефонным звонком:

– 

У меня к тебе просьба… – начал говорить он. – Только между нами.

– 

Пожалуйста, – откликнулась Лера. Они ведь друзья, какие разговоры…

– 

Мне дали кассету необычного содержания. Я не хотел бы, чтобы Света видела ее и, тем более, ее родители. Можно я посмотрю ее у тебя?

– 

Почему нет? Конечно, – откликнулась Лера, в тот момент еще не сообразив, что лучше было бы ответить отказом.

Костя заявился с видеокассетой и бутылкой красного вина, что сразу насторожило хозяйку.

– 

Это зачем?

– 

Давай по чуть-чуть, – предложил он. – Из Молдавии прислали, хорошее вино.

– 

Я не буду, – напряглась Лера.

– 

Ну тогда я один. – он открыл бутылку и налил себе в предложенный бокал.

– 

Ну, в общем, ты знаешь, как пол

ьзоваться видеомагнитофоном. Н

е стану тебе мешать, у меня дела тут , на кухне… – сказала Лера, плотно закрывая за собой дверь.

Через некоторое время в кухню просунулась голова Константина:

– 

Лерусь, зайдешь на секундочку?

Последовав за гостем и зайдя в гостиную, Лера опешила. Ее взору предстала следующая картина. На экране телевизора вовсю предавалась разврату тройка: две девушки ( шоколад со сливками – любимая вариация сексуальных фантазий большинства представителей мужского пола) и белый жеребец немецкого происхождения ( иначе его назвать нельзя было). Эти трое предавались утехам, по всей видимости, уже давно… Лера застала момент, когда девушки целовались, а парень с отрешенным взглядом пристроился сзади белой и вовсю наяривал, в такт их обоюдным стонам. «О, я, я! Дасиш фантастиш!» Она моментально отвернулась, бросив недоуменный взгляд на Костю. Он же, развалившись в ее любимом кресле французского производства, приспустив джинсы, вытащил свою гордость. Все это действо заняло каких-то тридцать секунд.

– 

Посмотри, какой он классный, – гордо произнес Костя, возомнив себя парнем из видео и, по всей видимости, пребывая в полной уверенности, что сейчас они вместе с Лерой осуществят самые смелые его фантазии. Под диск порно, вставленный в видеомагнитофон. И профессиональные стоны порноактеров.

Лера смерила его таким испепеляющим взглядом, что герой-любовник тотчас же стушевался и засунул свое достоинство назад, откуда и взял.

– 

Значит так, – сказала она. – Сейчас ты забираешь свою кассету, вино и уходишь. И мы делаем вид, что ничего не случилось. Ты пон

имаешь, что Света – моя

подруга. Как ты вообще мог?

– 

Ну, подруги разные бывают… – произнес ничуть не сконфуженный самец, явно рассчитывающий на взаимность. – Мне казалось, тебе тоже этого хочется. Да и Светка, честно говоря, баба хорошая, но в постели…, – он махнул рукой, давая понять, что она его не удовлетворяет.

– 

Я никогда ей этого не скажу! – напоследок произнесла оторопевшая Лера, закрывая за ним дверь. – Ничего не произошло.

Вот что за люди, мужики! А говорят – мужская дружба, мужская дружба. Вначале армейский друг Олега, наплевав на все принципы, пытался ухаживать за ней, затем лучший друг детства-отрочества-юности пренебрег дружбой. Ведь он мог отказать – сколько баб голодных ходит по Москве, зачем было затевать роман с женой лучшего друга?

«А этот гусь, имея такую классную Светку, которая за него и в огонь, и в воду готова лезть, ждет его, пока он разведется ( не будет этого никогда), работает и спасает от голода в безденежные времена… Да что там говорить, ладно если бы она уродина была – так эффектная, интересная, моложе Леры на шесть лет. Нарисовался с порнухой и бутылкой вина в придачу. Думал, член свой знатный покажет, так и упаду от счастья в его объятия. Как будто единственный и неповторимый. Или утешить хотел в постели – смотрит, баба одинокая, денежная… Может, вообще переметнуться хотел. Молдаване, они такие – расчётливые, и все ищут, где лучше. Да, наверное, я произвожу впечатление неудовлетворенной телки, раз он ко мне подкатил», – думала Лера.

За этот период она не была одинока, отнюдь! Работа-работой, а удовлетворение физиологических потребностей – превыше всего. А как же? Если женщина не удовлетворена, не будет и работы. Или, наоборот, на всех кидаться будет – голодная и злая. Пробежал за это время один-второй мужчинка, и отношения были не разовые, а достаточно стабильные. Но были эти люди нужны именно для того потеряно-восстановительного периода, в котором находилась тогда Лера.

Сейчас же она создала для себя иной мир, противоположный тому, в котором жила раньше, и мужчина должен был быть ему под стать.

Вот этим мужчиной и стал Тельман.

Глава 2

Любовь здорово меняет человека. Любого. Влюбленного видно издалека: у него лихорадочно блестят глаза, на лице блуждает мечтательно-глуповатая улыбка, меняется походка ( он парит), невпопад отвечает на вопросы ( не до них ему сейчас) и все его естество кричит: Я ЛЮБЛЮ! Оговорюсь: эти симптомы наблюдаются при взаимной, хоть и с малой долей, ЛЮБОВЬ-бовь-бови. Отнюдь не при однобокой несчастной любви.

У самого закоренелого холостяка-скряги автоматически распахивается кошелек и он начинает сорить деньгами направо и налево: только бы покорить предмет своей любви. Донжуан, до этого не оставлявший ни одну юбку без внимания, забудет обо всех и вся, влюбившись по-настоящему. Эгоисты становятся “душками” и перекраивают себя и свои интересы под любимого (ую). Совы становятся жаворонками, заядлые меломаны-рокеры вдруг начинают слушать классику, мясоеды, неожиданно для себя, влюбляются в вегетарианство и … Перечислять можно до бесконечности. На какие только жертвы не идут влюбленные!

 

Что уж говорить о женщинах, более ранимых, эмоциональных, чувственных и чувствительных? Которым любовь нужна как воздух, как вода… Как подпитка, без которой женщина эта становится сухой и блеклой, напоминая розу, когда-то красивую, но забытую в вазе без жидкости. Характер нелюбимой женщины постепенно портится, и она превращается в сгусток раздражения, злости и зависти, с недовольством глядя на влюбленные пары и понимая, что так и не узнала за всю свою жизнь: что же это такое – быть любимой? Посмотрите вокруг: видите насупленные взгляды, полные укоров, поджатые губы, опущенные уголки их, желание побольнее уколоть вас? Это нелюбимые женщины… Особенно хорошо видно их в местах общественного обслуживания: почта, магазин, банк – когда есть возможность или необходимость пообщаться с такой персоной, быть хоть несколько минут зависимой от нее. О, вот тут-то вся ее невостребованность налицо. На клиентах она и отыгрывается, и злость срывает – особенно если клиент чем докучает.

Если же женщина любима и любит, все у нее спорится и получается: несколько дел могут совершаться одновременно, улыбка озаряет ее лицо в течение всего рабочего дня: да пусть хоть сто человек надоедают своими проблемами… Она живет лишь одним моментом будущего: снова увидеть предмет своей любви. И ЖИВЕТ она сейчас именно им и для него.

Все это происходит до поры-до времени: ведь говорят, что у всего есть свой срок.

Но это будет позже, а пока…

Лера парила на крыльях любви. Она не видела, да и не хотела замечать ничего вокруг. Она, никогда не умеющая врать и играть, по глазам которой, как и по голосу, моментально можно было определить настроение, выдавала всем окружающим себя с потрохами. Она жила вечером-ночью-утром, когда любимый был рядом. День же проходил на автомате в ожидании вечера.

Первым заметил перемены Сергей. Он, будучи наслышан о происходящем, сказал:

– 

Лера, я очень доволен, что у вас с Тельманом отношения. Он хороший парень… Ты, надеюсь, знаешь, что он несвободен? – оговорился он. И сразу же, махнув рукой, – Хотя, в принципе, тебе же не замуж выходить! А они все на две семьи живут. По крайней мере, он благородный, из хорошего рода, умный и интеллигентный. Тебе сейчас это необходимо. Как восстановительная терапия после развода.

Все случилось так быстро и напористо, что женщине казалось: они вместе всегда. Она просыпалась, видя любимые бархатные глаза, о которых мечтала всю свою жизнь. Ощущая теплые объятия Тельмана, его поцелуи и, как завершение, занятие любовью. Нежное, неторопливое, как разминка перед днем грядущим. Сборы на работу проходили сквозь призму объятий и поцелуев ( в ванной, коридоре, на кухне). Отправлялись на работу почти всегда вместе. В офисе Лера летала по их узкому коридору, как комета, в ожидании вечера. Домой уезжали вместе, с заездом в супермаркет. Что-то покупали, готовили ужин, о чем-то беседовали… И снова любовь. На сей раз, завершая день, они отдавали друг другу всю ту энергию, которую накопили в течение этих восьми часов в офисе, не имея возможности выплеснуть ее: в игривых взглядах, мимолетных прикосновениях и просто мечтах.

Секс был бурным, неистовым, свойственный двум молодым влюбленным темпераментным натурам.

В течение первого месяца Лера забыла обо всех и вся. Она даже Кате, лучшей подруге, перестала звонить: времени не было. Когда же все-таки удавалось вырвать пару минут, если Тельман задерживался где-то, она щебетала в трубку счастливым голосом. Подруга никогда раньше и не слышала у нее таких интонаций: как будто колокольчик звенел… И все о нем, о нем, о нем.

Лера особо не интересовалась, чем занимается и на что живет Тельман. Знала о дагестанских коврах ручной работы, гора из которых возвышалась в комнате-офисе дагестанцев. Заправлял делом лучший друг Тельмана, Азиз. Лысый, с большими добрыми глазами, он получил хорошее московское образование в свое время, и имел много друзей в столице. Он проводил встречи с потенциальными клиентами и подписывал договора. Занимался ли ее любимый еще чем-нибудь кроме ковров, Лера не знала и знать не желала. Она просто любила его – таким, какой он есть.

Уже тогда, в середине девяностых, “черных”, как прозвали лиц кавказской и не только, национальностей, не особо жаловали в столице, но гонений на них не было. Пока не попадешься под горячую руку. Тельман поведал Лере о том, что буквально за пару недель до начала их отношений он, подвыпивши, шел по Тверской, с друзьями. Был день каких-то войск. Их остановили “доблестные”, загнали в автобус, подогнанный специально для нарушителей правопорядка, поколотили, забрали у него немалую наличку и пытались снять перстень, подаренный отцом на совершеннолетие. К счастью, он не снимался…

– 

За что? – восклицал тогда Тельман. – Что мы им плохого сделали? Били с такой жестокостью, как будто мы враги какие… А мы ведь сказали только, что служили в этих войсках и имеем отношение к празднику.

– 

Ужас, – возмущалась Лера, представляя любимое тело в белой рубашке на грязном полу автобуса, пинаемое ногами в тяжелых сапожищах.

Пролетел первый месяц. Как в знойном бреду. Лера вспомнила, что ребенка она не видела за прошедшие тридцать дней ни разу ( он был на даче у свекров) и, к своему стыду, не особо часто вспоминала о нем. “Нет, так нельзя, это неправильно, что со мной происходит?” – вопросы бились в голове, как теннисный мячик о стенку. Ответа на них она не получала. Всегда трезвая и разумная, Лера перестала быть самой собой. Она сама себя не узнавала, как же могли узнавать ее окружающие?

В один из выходных свекры приехали в Москву “на помывку”, ну и заодно дела какие сделать. Лера отправилась в противоположный конец города за Мишкой: пора его познакомить с Тельманом. Как это будет? Как их представить? Что сказать? Понравится ли Мишке ее избранник – ведь рано или поздно их все равно надо будет представить друг другу, а мальчик знал только своего отца до сих пор…

– 

Давай я буду на выходные где-нибудь оставаться, – предложил Тельман, чувствуя смятение Леры. – По крайней мер

е

летом

, пока твой сын

на даче. Он ведь все равно не каждый выходной приезжает.

– 

Нет, как это…, – начала она, – Нет! Так не годится. Мы ведь живем вместе и, рано или поздно, все равно придется вас познакомить. Это случится когда-нибудь… Так лучше раньше.

– 

Ну как знаешь, – ответил он.

Порешили на том, что в первый выходной они только познакомятся, а ночевать Тельман будет у друзей: детская психика – невероятно тонкий инструмент, ранить ее можно легко, а восстанавливать придется очень долго. Ребенок и так за свои шесть лет уже много настрадался из-за развода родителей… А уж потом, осенью, она скажет, что они решили жить вместе.

Лера заметила, что каждый раз, когда она забирала мальчика после длительного пребывания со свекрами, первые несколько часов состояние сына можно было назвать подавленностью, угнетенностью. Он отводил глазки, молчал и вел себя совсем как чужой. Только через какое-то время он оттаивал, расходился и превращался в самого себя. Женщина предполагала, что по всей видимости между бывшими свекрами ведутся какие-то разговоры не в ее пользу ( о, в этом она даже не сомневалась). Но зачем же вести их в присутствии ребенка? Делайте это так, чтобы детское ухо не слышало – ведь нам только кажется, что ребенок не прислушивается, не понимает, а на самом деле все наоборот. Особенно то, что касается его родителей… Она даже не могла предположить, что ребенку в шесть лет будут прямым текстом говорить: “Мама плохая”.

Везя мальчика через всю Москву с запада на восток, Лера поглядывала в зеркало заднего вида и удивлялась: какой серьезный у нее сын. Она задавала какие-то обычные дачные вопросы: “ что посадили, во что играл”. На которые получала короткие исчерпывающие ответы. Сама же она в это время лихорадочно прорабатывала в голове сценарий: как ему преподнести информацию о Тельмане. В любой интерпретации она видела себя развратной и порочной в глазах ребенка и если бы на месте Тельмана был другой человек – не было бы и проблемы. Она ни за что не стала бы знакомить их, да и жить бы не впустила к себе.