Внутри он почувствовал резкий, удушливый запах аммиака. Глаза, привыкшие к темноте его собственного дома, быстро освоились, и он рассмотрел внутреннее убранство квартиры. Узкий коридор был обклеен старыми обоями, многие из которых отслаивались от стен. Под ногами валялись кипы пожелтевших газет, перевязанные бечёвкой. Пройдя между ними, он попал в пыльную, захламленную комнату с задернутыми шторами. Из смежной двери вышла женщина, держа в руке кружку чая. Ее халат вытянулся от старости и выцвел до светло-бежевого цвета, который напоминал болезненного вида человеческую кожу. Она села в кресло напротив Григория, не сводя с него глаз. Он осторожно присел на край дивана. Не успел он устроиться, как почувствовал запах пыли, который поднялся с подушки, на которую он сел. Женщина отпила глоток и спросила:
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Да, спасибо. В последнее время было очень много работы, и я мало чем занимался помимо нее, и…
– Я бы хотела вынести вам выговор. Ваше рассеянное поведение плохо сказывается на облике нашего дома. Каждый из нас несет ответственность не только за себя и свою работу, но и за то, какую роль он играет в жизни домового коллектива. И прямо сейчас вы для нас как паршивая овца. Если же вы не измените своего поведения, я буду вынуждена обратиться в вышестоящие инстанции. И я обязательно вынесу вопрос о вас на следующее собрание домового совета.
– Домового чего? Я последний раз слышал про совет дома в детстве. А вы, простите, какое к нему отношение имеете? И вы кто будете?
Женщина вскочила от негодования, пролив часть своего чая на пол. Ее глаза округлились еще больше.
– Для вашего сведения, грубиян, я вообще-то председатель совета дома, член региональной комиссии по домовой этике Светлана Михайловна! И занимаю этот пост уже последние 35 лет.
– Вот и я говорю, с детства не слышал про такое! Я думал их все распустили после развала союза…
– Перемены в государственном устройстве еще не повод упразднять важные для дома службы! На место председателя берут самых ответственных и исполнительных жильцов, и после своей матери, эта должность перешла мне. Я всегда хотела ее получить, всегда хотела показать, что заслуживаю этой ответственности.
– Да кому это нужно? Особенно сейчас? Вы меня, конечно, извините, но это все чушь
– Чушь? Вот они тоже говорили, что это чушь. Я с самого детства исправно всегда вела себя и следила за тем, чтобы никто не выделялся на фоне коллектива. Мои родители не понимали, а я поняла. Они постоянно вели себя вызывающе, не слушали указаний, прямо как вы. Постоянно выносились на совет дома. И чего они этим добились? Того, что за ними приехали, а меня отправили в дом к другим таким же детям. Там-то я поняла, что чтобы за тобой не пришли, нужно не только не попадаться на глаза, но и не давать высовываться другим. Тогда я начала следить за другими детьми, помогла установить порядок в нашем лагере. Поэтому меня и забрали хорошие родители, которые знали свое место, которые не выносились на совет дома. И меня никогда больше никто не забирал. Потому что я смогла стать хорошей.
– Какой кошмар, ваших родителей забрал «Воронок»? Мои соболезнования.
– Оставьте, это ни к чему. Они заслужили то, что с ними случилось. Их действия и привели к такому итогу.
– Неважно какое преступление совершили родители, за это не должны страдать дети. А по вашим словам, вам искалечили детство.
– Мои родители должны были думать о том, во что они ввязываются и какие последствия могут быть для них и для меня.
– Вы же не можете всерьез защищать палачей? Ваши родители, вполне возможно, попали в лагеря по надуманному предлогу, вы росли в детских домах. Да, вас удочерила хорошая семья, но это не отменяет несправедливости в отношении ваших родителей! Что такого вам могли сделать ваши родители, что вы встаете на сторону тех, кто сломал им судьбы?
– Прекратите! – Она истошно закричала и выронила кружку из рук. Подбежав к закрытому окну, она приоткрыла шторы и посмотрела на улицу. Повернувшись обратно, она продолжила шепотом:
– Что вы такое говорите, нас же могут услышать! Неважно что мы думаем, неважно что произошло и почему нас разлучили. Нельзя высовываться, нельзя говорить против официальной версии.
– Почему же, за нами больше никто не следит. Сейчас реабилитируют все новых и новых пострадавших от репрессий. Возможно, в этих списках можно найти и ваших родителей?
На секунду лицо Светланы Михайловны смягчилось, и она взглянула на Григория с призрачной надеждой. Он улыбнулся в ответ и хотел было продолжить с ней разговор, как вдруг резко все переменилось. Она оскалилась на него, зашипела, что её так просто не проведешь и что ему лучше уйти и не мешать ей работать. Григорий тяжело вздохнул, встал и направился в коридор. Собрав свои вещи, он увидел на тумбочке карандаш, взял его и написал на одной из газет сайт, на котором публиковали имена и фамилии реабилитированных политических заключенных. Светлана Михайловна выпроводила его на лестничную площадку и, громко хлопнув дверью, закрыла ее на все замки. Краем глаза она увидела заметку, которую ей оставил Григорий. Испугавшись, она оторвала кусок газеты, разорвала его на мелкие кусочки и бросила в унитаз. Смыв воду несколько раз, она открыла кран в ванне и села на стульчак. В тишине ее пыльной квартиры раздавался лишь шум потока воды, заглушавший всхлипывания пожилой женщины.
Григорий, добравшись наконец до своей работы, непривычно долго ждал автобуса на остановке. Докурив вторую сигарету, он наконец увидел маршрутку, но войдя не узнал никого из присутствующих. Сонные пассажиры не обратили на него внимания, а сам же он лишь подумал, что это всего лишь признаки его обычной усталости. Поднявшись на этаж и войдя в офис, в глаза вдруг непривычно ударил яркий свет. Мимо бегло сновали его коллеги, а работа кипела. Григорий дернул к себе руку и взглянул на часы. Секундная стрелка не двигалась, и он вспомнил, что уже неделю не заводил их. Он подкрутил барашек и вновь посмотрел на застывшее лицо циферблата. Постучав по треснутому стеклу, он понял, что уже ничего не добьется и проследовал к своему столу. Однако там его ждала совсем непонятная картина: стенки были украшены фотографиями неизвестных людей, повсюду были разбросаны бумаги, а на стуле висело короткое, женское пальто. Он вновь сверил номер на столе и увидел уже ставшую родной сотню. Со спины его окликнула девушка, подошедшая с чашкой кофе в руке.
– Здравствуйте, вам помочь?
– Доброе утро, это вообще-то мое рабочее место…
– Вы меня, конечно, извините, но этого не может быть. Я тут недавно, но мне сказали, что этот стол никем не занят и я тут уже неделю. Да и вещей здесь никаких не было, так что я как видите уже обосновалась.
– Как это вы здесь работаете, я еще вчера – Григорий обернулся и увидев свет в кабинете начальника, решительно направился к нему. Дверь распахнулась и на него уставились возмущенные глаза пожилого мужчины с густой бородой.
– Александр Петрович, что за дела? Почему кто-то работает на моем месте? Все номера же закреплены за работниками!
– А, Гриша, ты решил появиться на своей любимой работе? Если ты не появляешься на рабочем месте больше, чем 3 дня без уважительной причины, по трудовому договору мы имеем право расторгнуть его в одностороннем порядке. А ты пропал на добрые две недели. Мы пытались дозвониться до тебя, но никто не брал трубку. С коллегами ты не общаешься, никто не знает, где ты живешь. Мы были вправе сделать то, что сделали, любой простой в нашем деле непростителен. Ты же понимаешь.