Больше хорошего секса! Как научить мозг получать удовольствие от секса и не только

Часть первая
Кризис удовольствия и путь к здоровому гедонизму

1. Кража удовольствия

Посмотрите вокруг! Полистайте журналы и газеты или взгляните на улицы любого крупного города, или пригорода, или даже деревушки – кажется, что мы полностью сосредоточены на получении удовольствия. Афиши приглашают нас насладиться сексом, едой, спортом, спа-процедурами, экзотическими каникулами, романтическими отдыхом для двоих и азартными развлечениями – все они обещают расслабление, заряд новых эмоций, физическую или эмоциональную передышку в ответ на нашу мучительную необходимость снять стресс. Эта среда поощряет поиск удовольствия, побуждая нас покупать новую одежду, технику, автомобили или дома. Заставляет тянуться к алкоголю, наркотикам, пище или же, напротив, к новому виду спорта, тренировкам, диете.

Изображения как визуальные, так и текстовые предназначены для того, чтобы разжечь у нас желание и заставить раскрыть кошельки. Удовольствие видится в приобретении. Рассмотрим более яркий пример интернет-контента: товары для взрослых и порнография – они создают впечатление легкого пути к удовольствию. Бесконечная реклама сексуальных средств, обещающая, что мы можем получать удовольствие, когда и где захотим, независимо от возраста или ограничений. Другое проявление мышления, направленного на получение быстрого результата, это появление, казалось бы, бесконечного парада новых приложений для знакомств, предлагающих романтику и даже счастье в браке, стоит лишь провести кончиком пальца по экрану смартфона.

Со стороны может показаться, что наша планета – это общество жаждущих удовольствий и сексуально ненасытных людей. Моя клиническая практика свидетельствует об обратном. Несмотря на все это стремление к удовольствию и желание получить его, кажется, что очень немногие из нас способны в полной мере испытать те ощущения, которые мы так ищем.

Почему же так происходит?

Ограничение удовольствия

Учитывая все внешние стимулы, находящиеся вокруг нас, кажется, что мы должны ощущать тонны удовольствия. Но так ли это? Ответ, к сожалению, нет. На самом деле мы пресыщены бомбардировкой легкодоступных, казалось бы, бесконечных средств, обещающих быстрое удовольствие. Все эти обещания напрямую контрастируют с реальностью нашей ангедонии.

Вместе с ними появляется весьма последовательное послание: почти непрерывное размещение рекламы антидепрессантов и успокоительных препаратов. По сути, не столь деликатное напоминание о том, что мы действительно плохо себя чувствуем и нуждаемся во внешней помощи, потому что несчастны, тревожимся, испытываем стресс и боль (эмоциональную, физическую и психологическую).

Безусловно, я не одинока в борьбе с этой масштабной болевой эпидемией. Об этом непосредственно свидетельствует колоссальный рост использования рецептурных препаратов, включая антидепрессанты (на 400 % больше, чем в 1998 году) и опиоидные обезболивающие средства. Также резко возросло потребление героина и других запрещенных препаратов для получения удовольствия: удвоилось в период с 2007-го по 2012 год. В предварительном докладе Центра по контролю и профилактике заболеваний за 2017 год говорится, что в США зарегистрировано 70 237 случаев смерти от передозировки, в том числе из-за запрещенных наркотических веществ: героина, фентанила, кокаина, метамфетамина (на 22 % больше, чем в предыдущем году) и опиоидов (число которых возросло в четыре раза с 1999 года). Это подтверждает, что передозировка является основной причиной смерти среди американцев в возрасте до 50 лет.

Эта эпидемия коснулась и меня: мой 39-летний племянник умер от передозировки фентанила. Мы ждали больше пяти месяцев официального отчета о вскрытии, потому что в офисе судмедэксперта было много подобных дел. В статье 2017 года газеты New York Times сообщалось, что главный судебный патологоанатом из Нью-Гэмпшира, штата, в котором было больше смертей на душу населения от синтетических опиоидов, таких как фентанил, решил оставить свой пост и стать священнослужителем, чтобы справиться с отчаянием, которое ежедневно ощущал на работе.

Употребление наркотических веществ (как рецептурных, так и запрещенных) свидетельствует об общей главной проблеме, хотя и с различными биологическими предпосылками. Многочисленные недавние исследования указывают на тревожный рост числа случаев психологических проблем. Действительно, у каждого пятого американца диагностируют психическое заболевание, в то же время основные показатели депрессии и тревожных расстройств постепенно возрастают. И клинические данные в поддержку этого роста были получены при исследовании участников различных возрастных, гендерных, этнических и расовых групп и социально-экономических слоев. Эти цифры и растущая зависимость от лекарств, позволяющих нам чувствовать себя лучше, указывают в одном направлении: на рост ангедонии.

Как же так получилось, что удовольствие пропало из нашей жизни?

В том числе в этом виновата и наша технологически управляемая социальная культура. Марафоны по просмотру телевизионных программ, бесконечные сообщения, многочисленные приложения, проверка Instagram и другие повторяющиеся действия, которые в нашей жизни происходят почти автоматически, отвлекают и сводят нас с ума, укрепляя наши нейронные связи. На самом деле «специалистам по привлечению внимания» платят большие деньги, чтобы мы продолжали потреблять продукты, предлагаемые инженерно-технической культурой, чтобы переходили от сайта к сайту, от приложения к приложению, от одной цепляющей звуковой дорожки к другой. Поддавшись соблазну постоянно искать больше и оказываясь не способными переварить то, что получаем, мы попадаем в состояние «ограничения удовольствий», утрачивая возможность чувствовать удовлетворение в полном объеме, наслаждаться ощущениями – и отмечать для себя, действительно ли это способствует нашему благополучию. Мы остаемся оторванными от наших реальных потребностей и фокусируемся на получении быстрого удовольствия, которое только разжигает аппетит, подталкивая искать еще больше. Например, нам неведомо чувство сильного голода. Мы не знаем, как это – почувствовать запах вкусной еды, но не найти ее рядом. Мы также лишены возможности чувствовать себя плохо, некомфортно или по-настоящему нуждаться. Эта жизненно важная информация на самом деле имеет свою цель: боль или дискомфорт – реальные данные, необходимые мозгу для принятия, обработки и последующего их исправления.

Ангедония наряду с сопутствующим ей беспокойством и депрессией нарушает способность мозга посылать и читать сигналы боли и удовольствия, тем самым разрушая нейронные сети, необходимые для нормального функционирования.

Как психотерапевт и ученый я каждый день становлюсь свидетелем таких нарушений. Сближаясь с людьми и наблюдая за их реальным поведением и эмоциональным опытом, замечаю, что мои пациенты не только не могут испытывать удовольствие, но и часто застревают в цикле боли: физической, психической, духовной.

Другими словами, простейшие удовольствия становятся недоступными для миллионов людей. Как будто одна из наших самых естественных, необходимых движущих сил замедлилась, высохла, испарилась. Да, секс и другие средства для получения удовольствия доступнее, чем когда-либо раньше, но мало кто пожинает эти плоды. Вместо этого мы видим общество, которое всегда ищет что-то недоступное. Как, например, с едой, вы можете есть что-то, пока не почувствуете насыщение, но вы никогда не чувствуете: по-настоящему получили удовольствие. Во время занятия сексом можете испытать оргазм, но не ощутить его настолько ярко и интенсивно, как это было в пору первой влюбленности. Настоящее наслаждение – сексуальное или иное – стало трудно найти, и в результате мы оказались отрезанными от важнейшего аспекта жизни – нашей способности быть счастливыми.

Моя паническая атака

Отчасти многие из нас унаследовали уязвимость к ангедонии, особенно когда она проявляется как тревога. Известный американский психолог доктор Мартин Селигман сказал, что предрасположенность к беспокойству была эволюционным преимуществом наших предков, которые много «волновались» и с большей вероятностью прожили достаточно долго, чтобы данный ген появился в нашем генофонде. Беспокойство о достаточном количестве продовольствия и надежном укрытии от хищников поддерживало их жизнь. Но у некоторых из нас, кто «чересчур привязан» к беспокойству, это может вылиться в крайность – я не исключение, поскольку происхожу из рода беспокойных и угрюмых предков. В нашей семье приступы паники бывают у сестры и у матери – уже с давних пор. Похоже, что у нас обряд вступления во взрослую жизнь связан, по крайней мере, с одним серьезным приступом тревоги. Моя первая паническая атака случилась осенью 1979 года, через несколько месяцев после окончания колледжа.

В ретроспективе моя первая паническая атака была результатом идеального стечения обстоятельств. Для этого были собраны все необходимые ингредиенты, включая мои проблемы со здоровьем – дисбаланс гормонального фона (биологическая составляющая) в сочетании со стрессом (окончание колледжа – один из самых трудных периодов для молодежи) и огромным количеством травм и потерь. Накануне один из моих лучших друзей по колледжу, пару лет назад чудом выживший после ранения в голову, погиб в результате несчастного случая на шоссе Нью-Джерси, помогая водителю сменить колесо. Моя нервная система была готова к настоящему взрыву.

В то время я посещала курсы по психологии в аспирантуре, пока выбирала траекторию своей карьеры. На лето я устроилась работать психиатром в престижную частную клинику. Мне было поручено создать «здоровую среду» во время групповых занятий и найти подход к пациентам с высоким риском на индивидуальных сессиях. За несколько недель до моей панической атаки один из пациентов, молодой человек всего на несколько лет старше меня, сбежал сразу после моей смены и спрыгнул с моста. Я была опустошена. После встречи с его родителями, которых требовалось успокоить и убедить, что их сын был в надежных руках, стала размышлять о трагедии. Я думала, что в порядке, но это было не так.

Тем не менее я нашла в себе силы двигаться дальше. Однажды вечером, выпив несколько чашек кофе, чтобы взбодриться, отправилась в студенческий городок, чтобы сдать экзамен по нейропсихологии. Когда заглянула в закусочную, чтобы перекусить, меня охватила внезапная паника. Надвигающееся чувство обреченности сжало мне грудь. От страха перехватило горло. Я не могла дышать, вымолвить ни слова. Не могла позвать на помощь. Неподвижно сидела с бургером и содовой, уставившись в пустоту. Все вокруг выглядело ужасающим и странным, как будто я в кошмаре. Худший момент, который помню до сих пор, – это ощущение нереальности. Я будто была не в своем теле, наблюдала за собой издалека, сквозь туман. Когда смотрела на свои руки, они выглядели чужими, как будто не принадлежащими мне.

Позже я поняла, что эти переживания, известные как деперсонализация и дереализация (ощущение нереальности себя или окружающего мира), являются общими симптомами сильной тревоги. Но тогда думала, что схожу с ума. Помню, как хотела вернуться в клинику и попросить госпитализировать меня. Не знаю, как мне удалось дойти до машины и доехать до студенческого городка (я была словно на автопилоте) и прийти на экзамен (каким-то образом сдала его успешно).

Отправившись домой той ночью, я шла, постоянно спотыкаясь, и чувствовала себя опустошенной. Мой мир неумолимо менялся, а представление о том, кто я сама, было разрушено и казалось неверным. На работу не выходила несколько дней, сославшись на плохое самочувствие. Я не была уверена, что смогу вернуться туда, хотя до панической атаки была полна энтузиазма и взволнована тем, что мне представилась такая возможность.

Спустя время, вернувшись на работу, я рассказала о своей панической атаке Эллен, медсестре из приемного отделения, которая с тех пор стала моим верным другом. Когда пожаловалась, что боюсь и схожу с ума, она сказала: «Мне жаль, но этот путь труден. Ты застряла здесь вместе со всеми нами. Добро пожаловать в клуб». Клуб, о котором говорила Эллен, был для тех, кто испытывает беспокойство. До тех пор я понятия не имела, как много людей чувствуют то же самое.

Впоследствии использовала эту тактику тысячи раз, когда общалась с клиентами. Панические атаки, которые иногда перерастают в состояние устойчивой тревоги, называемое «генерализованное тревожное расстройство» (сокращенно ГТР), преследуют многих здоровых людей. Хотя в некоторых случаях ГТР действительно может вывести нас из строя, я научилась не допускать того, чтобы оно останавливало меня на моем пути, подрывало уверенность и мотивацию.

Первая паническая атака привела меня в кабинет психиатра. К тому времени я убедила себя, что мои симптомы были предвестником чего-то ужасного вроде шизофрении. Во время первой встречи психиатр объяснил:

– У вас была паническая атака. Не более того. А еще у вас синдром первого года обучения на медицинском факультете.

Я внимательно посмотрела на него:

– Но я не студент медицинского университета.

Он улыбнулся:

– Но вы работаете с тяжелобольными пациентами, и новичок в этом. Вы проходите через то, с чем сталкиваются студенты медицинской школы: они находят у себя симптомы заболеваний, которые изучают. Не знаю, как убедить вас, что вы не сумасшедшая, но я готов поставить на кон свою медицинскую лицензию.

В ходе сессии мы обнаружили некоторые из причин, которые привели меня к панической атаке, включая недавнюю смерть друга и самоубийство пациента клиники. Поскольку я не страдала чем-то более серьезным и не нуждалась в лекарствах, он направил меня к психотерапевту.

Мое путешествие в психотерапию длиной в 30 лет было как личным, так и профессиональным: глубокое погружение в познание разума и мозга и моего собственного беспокойства, корни и поведенческие последствия которого привели меня сюда, в то место, где нашлось объяснение моей сверхчувствительной интуиции, а также бездне ангедонии в мире вокруг меня. Все стало поразительно ясным. Это возвращает меня к тому, почему удовольствие так важно – оно необходимый буфер от беспокойства и стресса и противоядие от ангедонии.

Беспокойство, удовольствие и ангедония – мозг и тело

В действительности, когда дело доходит до беспокойства, главное – не впадать в крайности. Постоянная, непрекращающаяся тревога будет истощать ваши ресурсы, как физические, так и эмоциональные, пока депрессия не пустит корни и не спровоцирует еще большую ангедонию. Это замкнутый круг эмоциональной дисрегуляции: неспособность получать удовольствие снижает наш жизненный энтузиазм, тревога и депрессия лишают нас аппетита и стремления к получению удовольствия, и эти негативные факторы продолжают подпитывать друг друга.

С медицинской точки зрения ангедония – это неспособность чувствовать удовлетворение во многих (если не в большинстве) достаточно приятных жизненных ситуациях, оставляющая туманное чувство: что-то просто не так. Другими словами, ни наш мозг, ни тело не могут испытывать удовольствие от приятных ощущений. Иногда приятные ощущения появляются, но их недостаточно, чтобы обеспечить удовлетворение. Независимо от проявлений ангедония указывает на дисфункцию нервной системы, что влияет как на мозг, так и на тело. На самом деле я считаю, что эту жизненно важную, неотделимую связь лучше передать как сочетание мозг-тело, потому что они так тесно связаны.

Устраняя проблему, в чем бы она ни заключалась – в нейронных сетях, блоках или триггерах, вызывающих дисфункциональные реакции, мы получаем представление о том, как нарушение системы удовольствия влияет на жизнь в целом: от наслаждения едой, тренировками, профессиональной деятельностью и другими интеллектуальными или творческими занятиями до ощущения целостности, возникающего по-настоящему в близких отношениях. Представьте, что ангедония – это гигантское грозовое облако, которое давит на вас, душит вашу систему мозг-тело так, что она не может собрать достаточно психической энергии, чтобы реагировать на чувственные раздражители. Вы остаетесь в эмоциональной и физической изоляции, и вам недоступно ощущение радости, дружелюбие, энтузиазм, любопытство и жажда приключений.

На нейробиологическом уровне у людей, испытывающих ангедонию и тревогу, утеряна способность к регуляции. Организм больше не реагирует на естественные модуляторы, такие как физическая или сексуальная активность, социальные взаимодействия, отдых, медитация, стимулирующие выработку эндорфина. Так что, когда естественные средства не работают, все больше и больше людей, желающих почувствовать себя лучше, быть менее тревожными и более мотивированными в повседневной жизни, обращаются к антидепрессантам и/или успокоительным препаратам, которые не в силах решить связанные с этим психологические и социальные проблемы. Хотя использование антидепрессантов помогает смягчить симптомы, но, безусловно, не решает проблемы в целом.

Несомненно, некоторые лекарства необходимы и спасают жизнь, они могут мобилизовать мозг и помочь выбраться из состояния подавленности. Но одно лишь принятие лекарства не позволит справиться с устойчивой тревожностью или ангедонией. Необходимо помнить, что, как и удовольствие, ангедония – это не просто эмоциональная или умственная защитная реакция, в ее основе биологическое воздействие. На самом деле у людей, страдающих ангедонией, нарушена регуляция химических веществ в организме, включая дофамин, серотонин и кортизол (если они также испытывают тревогу).

Во многих отношениях мозг и тело находятся в постоянной борьбе за поддержание равновесия, опираясь на опыт, получаемый через проживание стрессовых ситуаций. С одной стороны, краткосрочные стрессовые факторы благотворны, потому что заставляют нас адаптироваться и призывают справляться, расти и становиться стойкими. Для этого даже существует термин «эустресс», который в буквальном смысле означает «хороший стресс». Краткосрочный стресс может быть вызван дедлайном на работе, какими-то трудностями у ребенка, разводом или переездом. Когда мы учимся переносить такой стресс, наша устойчивость повышается. Однако когда тандем мозг-тело начинает воспринимать все напряженные ситуации одинаково угрожающими, это может привести к хроническому стрессовому расстройству. Тогда в организме отмечается устойчивый высокий уровень кортизола (гормона стресса, выделяемого надпочечниками), что еще больше ограничивает нашу способность расслабляться и получать удовольствие. Достаточно сказать, что многие из нас испытывают трудности с получением удовольствия из-за неконтролируемых стрессовых реакций, с которыми постоянно вынужден справляться организм.

Жизнь изобилует стрессовыми ситуациями, помогающими нам адаптироваться к окружающей среде. При этом в мозге вырабатываются нейромедиаторы, такие как дофамин, норэпинефрин, ацетилхолин, глутамат и ГАМК (гамма-аминомасляная кислота), запускающие биохимические реакции, чтобы защитить нас от стресса либо его оптимизировать. Когда стрессовые реакции становятся неуправляемыми, возникает целый ряд негативных последствий, в том числе тревога, депрессия, упадок сил, нарушение сна, уязвимость к болезням – как физическим, так и психическим (включая зависимость), и может даже ускориться процесс старения.

Некоторые люди особенно уязвимы перед дезадаптивными реакциями на стресс, в том числе те, кто генетически предрасположен к зависимости. Они особенно чувствительны к стрессу. Стоит им обнаружить, что препараты притупляют боль от стресса, их система поиска начинает мешать системе поощрения. Неспособные испытывать естественные положительные ощущения от выброса дофамина, полученные через опыт повседневной жизни, они начинают полагаться на кратчайшие пути: наркотики, антидепрессанты, алкоголь, которые по-настоящему не помогают. Люди попадают в петлю вечного поиска чего-то большего, что часто приводит к компульсивному поведению. Китайские буддисты описывают эту ситуацию как «погоню за голодным призраком», когда замученные души застревают в адском существовании, движимые экстремальными эмоциями, неспособные переварить пищу (то есть приятное избавление от боли), которую неустанно ищут.

Таким образом, зависимое поведение приводит только к еще большей ангедонии (и еще более компульсивному поведению) и усиливает цикл страданий. Эти люди пребывают в состоянии постоянного поиска неуловимого, наивысшего удовольствия «успеха», которое больше не находится под их сознательным контролем.

Одна из причин, по которой так трудно выбраться из круга ангедонии, заключается в сложном взаимодействии между мозгом и телом. Но, как мы вскоре узнаем, у нас есть возможность сознательно регулировать эмоции, подвластные лимбической системе мозга, а затем создать новые нейронные связи, переосмыслить поведение и привычки. В результате мы обретем новые силы. В конце концов, когда эмоции под контролем, мы можем положиться на высший мозг, чтобы помочь себе изменить ситуацию. Перемены могут вызывать даже такие простые действия, как приказ себе: «Иди и встреться с друзьями в кафе. Это поможет тебе почувствовать себя лучше». Разрешить командовать высшему мозгу – один из ключевых способов вывести нас на путь здорового гедонизма и повысить значимость удовольствия как в сексуальной, так и в прочих сферах жизни.

Что же такое удовольствие на самом деле?

Исторически так сложилось, что наши отношения с сексом и удовольствием были непростыми – вероятнее всего, истоки этой проблемы кроются в том, что секс и, как следствие, потенциальное продолжение рода были связаны с серьезными опасностями для нас, людей разумных. Увеличение объема черепа (и более крупные младенцы), которым нас одарила эволюция, имело свою цену – очень высокий уровень материнской и младенческой смертности. Для этого явления даже есть название: акушерская дилемма человека ^[7]. Даже если женщине удавалось выжить, сам процесс родов часто сопровождался осложнениями, которые делали деторождение настолько опасным, что составление завещания было обычной практикой для будущей матери. Эта опасность отпечатана в нашем теле на генном уровне. Как же нам избавиться от этой устаревшей взаимосвязи? Через восприятие удовольствия ради собственного блага. Если ангедония – это отсутствие удовольствия, то гедония – это воплощение удовольствия. Исторически концепция гедонии подразумевает отношение к счастью как к высшему благу. Аристотель определил удовольствие, используя греческое слово «гедония», как акт наслаждения и восторга. Помимо удовольствия, hēdonē также предполагает отсутствие какой-либо боли. Для «счастья» Аристотель выбрал термин «эвдемония», который, как и греческий корень слова (εὐδαιμονία – процветание, блаженство), подчеркивает главную цель в жизни. С этой точки зрения счастье достигается тогда, когда человек обретает смысл жизни и испытывает чувство радости и наслаждения. В философском труде «Никомахова этика» Аристотель проводит различие между этими понятиями, придавая эвдемонии большее значение или добродетель и классифицируя гедонию (признавая при этом ее важную роль в человеческом опыте) менее добродетельной или оцененной.

С тех пор мыслители, психологи и другие ученые более или менее придерживаются этого разделения между гедонией и эвдемонией, определяя способ или источник получения удовольствия. На мой взгляд, это только усиливает неоднозначный взгляд на удовольствие как таковое: удовольствие, ассоциируемое с телом и в меньшей степени с разумом или душой, само по себе ограниченное и менее значимое. Эвдемония подразумевает значимость и добродетель, значение которых связано с целью «хорошо прожить жизнь». Это различие на самом деле упускает важную роль, которую наслаждение разума и тела играет в нашей эмоциональной жизни: двигает к тому, что будет хорошо для нас, и отталкивает от болезненных или токсичных переживаний, которые могут причинить вред. Удовольствие как эмоция на каком-то уровне помогает жить лучше.

Нам доступны многие способы получения удовольствия. Приятно ли вам почувствовать теплый лучик солнца на лице или дуновение ветерка через открытое окно? Получите ли вы удовольствие от вкусной еды? Ощущаете ли вы прилив сил, чтобы подняться на холм, пробежать марафон или переплыть пруд? Подумайте об удовлетворении, которое вы ощущаете после сдачи экзамена или долгого, но продуктивного дня на работе. О наслаждении, которое появляется, когда вы смотрите на уникальное произведение искусства или слушаете прекрасную музыку. Чувствуете ли вы себя расслабленно после страстного секса? Да – все это обычные и хорошо известные способы получения удовольствия. На самом деле их гораздо больше, пропорционально количеству людей в мире. Наслаждение можно описать как сексуальное и чувственное, задействующее ум и воображение, физическое и эмоциональное. Это все субъективно и может меняться с течением времени.

С нейробиологической точки зрения существуют субъективные и объективные формы удовольствия. Основные удовольствия: еда, тепло, секс, безопасность. Это фундаментальные потребности, к которым мы привыкли стремиться, потому что они важны для выживания. Это сенсорный опыт человека, он стимулирует, пробуждает тело и мозг. Животным присущи такие же удовольствия. Наслаждения «высшего порядка» затрагивают больше областей мозга, потому что подразумевают мотивацию, обучение и пути получения вознаграждения. Предметы искусства, художественные и музыкальные произведения, альтруистические устремления и необыкновенные переживания доставляют нам удовольствие, потому что они целенаправленны и имеют значимость для нас. Животные не испытывают такого рода удовольствия: у них нет чувства собственного «я» или осознания себя, придающего смысл этим целям. Эти удовольствия также субъективны и зависят от наших предпочтений и опыта.

Однако чувство удовлетворения является скорее внутренним, не так ли? Оно может быть не только физическим, но и умственным или эмоциональным. Совместно с нашим телом и мозгом мы можем открыть, развить и по-настоящему принять все виды удовольствия, включая секс. К счастью, без угрозы для нашей безопасности секс может быть действительно полезным для нас. И если мы будем хорошо подготовлены к нему, то испытаем больше удовольствия.

Двойственное отношение к удовольствию и как оно влияет на нас

Отношение к наслаждению в нашем обществе сформировалось в давние времена, и оно достаточно сложное. Последнее исследование показывает, что сейчас взрослые американцы вступают в половые отношения реже, чем раньше, что особенно заметно при сравнении с показателями 2000 года. Это снижение является существенным даже с учетом таких данных, как возраст, пол и семейное положение. И хотя средства массовой информации изображают молодых людей свободными, не обремененными обязательствами и предпочитающими одноразовые сексуальные связи, поколение, появившееся на свет в 80—90-е годы, меньше занимается сексом.

Существуют две крайности, когда речь заходит о нашей сексуальности: назойливое вмешательство или полное игнорирование – я охарактеризовала их как феномен «непристойной скромности». Несмотря на то что мы подчеркиваем необходимость внимательного отношения к сексуальному поведению, десятки людей сообщают о домогательствах и надругательствах, которые долгое время скрывались и замалчивались. Секс для многих стал болезненной темой, а не способом получения удовольствия. К сожалению, такие движения, как #MeToo ^[8], показали, что существует многолетнее несоответствие между правилами поведения, которые мы отстаиваем, и их результативностью в обществе, что создает своего рода теневую культуру, где неподобающие действия наносят урон восприятию секса. И даже те, в чьей жизни не было травмирующего сексуального опыта, испытывают на себе влияние этого социального явления, которое усиливает отдаленность от удовольствий.

Наша культура тянется корнями в кальвинизм ^[9], где удовольствие (особенно сексуальное или чувственное) ассоциируется со стыдом и где придается огромное значение стоицизму ^[10]. Ряд недавних исследований показал, что современные американцы, даже те, кто не особенно религиозен, по-прежнему находятся под влиянием традиционной пуританско-протестантской морали. Это приводит к презрительному отношению к мирским удовольствиям в целом и к сексу в частности. Опираясь на свою терапевтическую практику, могу сказать, что люди буквально боятся получать удовольствие, поскольку в силу культурных традиций или личного опыта были вынуждены ассоциировать его с потенциальной опасностью или наказанием. Как будто «слишком много веселья» вызывает чувство, что хорошее – это плохо или постыдно. И труднее всего приходится женщинам. Всего несколько поколений назад женщины неподобающего поведения могли окончить жизнь на костре. Создается ощущение, что такое отношение прямо противоречит коммерциализации секса, широко распространенной в американской культуре. Секс продает все: от книг до алкоголя, от таблеток, повышающих потенцию, до онлайн-порно и пластических операций по увеличению груди или омоложению половых органов, от высокой моды до базовых коллекций небольших магазинов. Действительно, глядя на витрину магазина, можно поверить, что это празднование сексуальности – выбор Америки. Но, безусловно, сохраняется разрыв между этим навязанным празднованием и тем, что лично у нас ассоциируется с удовольствием.