Резонанс единства

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Ать… два, – тихо по привычке подобрал он счёт. – Ать… два. Шагает в шортах детвора.

Проводив сотрудника взглядом, он вызвал на экран статистику «медиаинкубатора» и прикинул изменения по сравнению с предыдущем кварталом. Странно, реверсный контент вырос практически с нулевого уровня. Может, это связанно с манифестацией, о которой говорил Грабов? Вроде хоспис и их какая-то протестная акция… Но левым и так все должны – они никогда не оплачивают трансляций. А значит, на скачок реверса повлиять никак не могут.

– А если и правда за стул мэра возня началась? – Карл закрыл статистику, откинулся в кресле и мечтательно потянулся. – Вот было бы здорово! На полгодика шутки, пляски и шествия с хоругвями вокруг клумбы. Класс!

Разуто любил выборы. Точнее, не сами выборы, а антоним интриги, им предшествующей. Всяко забавней, чем обсуждать спортивные результаты.

Шеф-редактор выключил экран и, напевая, направился к шкафу с одеждой.

– Послушай, ты! Не ты! А он вот и она. У всех есть шанс попасть во власть, друзья!

Всем уровняло масти и права дитя свободы – дева Демократия.

А значит, целься. Бери власть на прицел. Сожми свой голос до размера пули.

Прикинь дистанцию – и пли! Чтоб голос долетел! Чтоб критики фонтан вовеки не заткнули!

– Все-таки Иосиф Тихий уникальный дебил, – подвел итог песенке шеф-редактор и, застегнувшись, отправился домой.

Сегодня лучше избежать посещения увеселительных заведений – очень уж игривое настроение: то стишки декламирует, то песенки напевает. Такое «ля-ля-фа» всегда оплачивается дороже, чем зябкая грусть осенней меланхолии. Уж в чём в чём, а в конечной стоимости своих настроений господин Разуто был огромный специалист.

5. Ave media

Блог пользователя «Факт Прочь» (перекрёстно подтверждённый аккаунт Фомия Проча, индекс цитирования ноль – тридцать пять, коэффициент социальной активности средний). Видео размещено в период, когда пользователь блога находится в коме.

Изображение было дёрганым и достаточно невнятным. Вот автор садится в такси, он явно нетрезв и с такой же весёлой подругой. Знакомые с Фомием по мельканию профиля опознавали его жену. Виртуальные знакомые довольствовались её возбуждённым смехом и не сосредотачивались на деталях. Такси трогается, и фокус перемещается на руку Фомия, тщательно разглаживающую чулки попутчицы и безжалостно сминающую юбку.

– Снимаете? – раздается голос за кадром.

– Пока разминаемся, – похотливым шепотом отвечает оператор. – Может, и снимем!

– А зачем? Проявляйте любовь, но снимать-то зачем?

– Смущаем, что ли?

– Нет. Просто вы переносите фокус с себя на это устройство и перестаете наслаждаться насущным.

– Ты смотри, – шёпот оператора, – очередной философ застрял в таксисте.

Слышно хихиканье.

– Привлекая внешнее – вот эту камеру, – вы заглушаете внутреннее, чистое. Концентрируетесь на нём и теряете остроту инстинктивного. Но не в том адреналин, – вздыхает голос за кадром. – Я покажу вам способ сосредоточиться на истинном.

Изображение сильно дёргается.

– С ума сошёл?! – раздаётся крик Фомия. Такси виляет, камера падает на пол объективом вверх. В кадре руки оператора, судорожно вцепившиеся в переднее кресло. – Ты чё делаешь?!

Ему вторит испуганный визг попутчицы.

– Вы что, вы что, вы зачем?! Остановите, мы выходим, выходим!

– Стой! – панический крик перекрывает остальные звуки. – Ты чё делаешь, чё, гнида, делаешь?! Сними!

– Вот где свобода, вот в чём кайф. Никаких внешних раздражений, только инстинкт.

Голос за кадром еле различим. И он бесстрастен. По прозвучавшему в самом начале приветствию в нём можно опознать водителя такси, но других доказательств этому нет. Скользящая по полу камера выхватывает только напряженный подбородок Фомия и профиль его визжащей на одной ноте жены.

– Вот теперь только мы. И инстинкт.

– Какой, на хер?!. Сними! Куда?! Сто-о-о-о-о-ой!

Слышен звук сильного удара, и изображение становится тёмным. Несколько минут тишины, и снова спокойный голос за кадром.

– Чёртова автоматика…

Он звучит очень тихо и все так же бесстрастно.

– Мы точно могли продержаться дольше.

Слышится скрежет, и тёмное изображение становится ещё и безмолвным.

Утром редактору позвонил преподобный Клавдий. Вызов осветил медиастену во время утренней гимнастики, и Карл ответил случайным взмахом, выполняя виньясу под комментарии коммуникатора. Пришлось сбить дыхание и судорожно переворачиваться – поза редактора была слишком неуважительной к сану звонившего.

Клавдий служил настоятелем местного прихода. Одно время Разуто общался с ним достаточно близко, поначалу даже вступал в теологические споры и искренне пытался разобраться, почему умный, образованный и вполне себе интересный человек занимается тем, чем занимается. Они часто встречались в «Матовом глянце», пару раз Разуто был на его службе и даже посетил организованный священником вроде бы монастырь, но так и не проникся тем, что Клавдий считал единственной истиной. Посещение монастыря только запутало редактора. Он предполагал встретить там смиренную паству – «отрешенных от бытия скорбящих», проводящих дни и ночи в молитвах о всеобщем прощении. А увидел разношёрстную публику с сомнительной святости рожами. Монастырь Клавдия скорее напоминал профилакторий для людей с крайней степенью алкогольной интоксикации. И эти странные послушники отнюдь не молились – часть из них неуклюже исполняли вялые танцы, напоминавшие замедленную съёмку восточных единоборств, а остальные, развалившись и подёргиваясь, наслаждались подобием чайной медитации. После этого визита Карл потерял надежду разобраться в идеалах священника, и общаться они стали значительно реже. Но отвечать на звонок настоятеля откляченным задом было явным перебором.

Встать получилось ещё менее изящно, чем перевернуться. Заболело колено, Карл поморщился и повернулся к медиастене.

– Доброе утро, святой отец.

– Здравствуйте, Карл. Я вам помешал?

– Нет, это был финальный поклон. Так далеко в утренних молитвах я редко захожу.

– Я слышал, позавчера у Тори произошел некий инцидент, – не обратил внимания на попытку пошутить Клавдий.

– Инцидент?

Разуто удивился – неужели его суета с Тантамиром достойна таких широких слухов?

– Какого рода? – решил уточнить он.

– Некие люди избили посетителя. Это имело место?

– Ах, вы об этом, – облегчённо протянул Карл. – Ну, инцидент – это громко сказано.

– Тем не менее… Мы можем сегодня увидеться?

– Сегодня? Я точно буду у Грабова. Подойдет?

– Давайте не в «Глянце». Вы знаете приход Заблудшего Лазаря?

– Это в переулке, в районе бульваров? Найду.

– В семь вам будет удобно?

– Вполне. Договорились.

Окно вызова свернулось, и коммуникатор потребовал вернуться в исходное положение.

– Вот уж на фиг, – отмахнулся Разуто. – Какой-то Клавдий напряжённый, тебе не показалось?

– По запросу «напряжённый Клавдий» есть следующие результаты.

– Обсуди с пылесосом, умник. Жесты ответа, настройка.

Отрегулировав варианты ответа на входящие вызовы, Разуто пнул примчавшийся в гостиную пылесос и пошел в душ.

* * *

Вечером редактор пораньше покинул офис и неторопливо шёл по улице, перебирая в коммуникаторе новые поступления в разделе «Традиционные искусства». В наушниках зазвучал хриплый голос Иосифа Тихого.

 
– Бег времени субъектом обусловлен.
Года желания секундами дробя,
Истому ощущать часами был способен
И через миг затих. Не мог любить себя!
Исчез зов плоти, похоть омертвела,
Взлет духа жажду в сумрачный предел,
Но как страдать, коль боль ушла из тела?
Придумать страсть я так и не сумел…
 

Произведение называлась «Энтропия». Небрежный речитатив поэта полностью диссонировал с приятной мелодией, не позволяя считать это музыкальной композицией. Было впечатление, что Иосиф напевал под первую попавшуюся фонограмму.

Карл не помнил, когда и зачем он подписался на подкаст этого лирика, и все забывал отписаться. Хотя иногда было забавно – редактор относился к произведениям Тихого как к шарадам и пытался отгадать, что именно закамуфлировал рифмами автор. Сегодняшний опус разгадке не поддавался.

– Сдаёт, бедняга, – устал разгадывать редактор. – Но финальная абракадабра в тему. Нужно будет поинтересоваться у Клавдия, чем страдать будем? А то небо уже насупилось, а перспективы непонятны.

Небо действительно было угнетающе-серым, вполне в духе предстоящего разговора. Клавдий был явно чем-то расстроен, но редактор никак не мог настроиться на сочувствие. Сложно сопереживать чужим тревогам в пятничный вечер. Ведь пятница. Ведь вечер… С крушением пенсионного плана растворить название дней недели в бесконечном безделье не случилось, и пятница для Карла снова заиграла своим пороговым значением. Только вот наступала всё чаще, не давая толком сосредоточиться на буднях.

Перед поворотом на бульвары редактор остановился полюбоваться на огромный рекламный щит, виртуозно встроенный в фасад старой ратуши. Яркие вспышки трейлера новой проекции «Ультразлодеев» причудливо оттеняли контуры здания на фоне серого неба, создавая впечатления судорожной возни героев сериала в пасти зевнувшего чудовища. Досмотрев ролик до конца, редактор услышал шорох за спиной и обернулся.

Прямо за ним почти вплотную стоял плотный мужчина. Его равнодушный взгляд лениво перемещался вокруг, не останавливаясь на Разуто. Не успел редактор отреагировать на внезапную близость незнакомого человека, как один из прохожих парней резко изменил направление и встал за мужиком. И тут же из-за спины редактора прозвучал любезный женский голос:

 

– Вы последним будете? Я за вами.

Парень равнодушно кивнул. Женщина бодро процокала каблуками мимо редактора и встала за спиной «последнего».

Редактор недоумённо огляделся. Да нет, прилавка перед ним не появилось. Он приподнял шляпу, изобразив прощание со странными людьми, и направился в сторону бульваров.

– Подождите, а за вами кто-нибудь занимал? – внезапно засуетилась женщина.

– Да, – оглянувшись, кивнул Карл, – санитары занимали. Они сейчас подойдут.

– Нет, подождите, ну так же нельзя! – протянула она руку, не сходя с места. – Что вы себе позволяете?!

– Всё! – как можно тверже отрезал Разуто и прибавил шагу.

– Извращенец, – очарованно протянул мужик. – И в шляпе!

Редактор ещё раз оглянулся перед поворотом – эти трое провожали его взглядом и недоумённо топтались, как люди, внезапно потерявшие смысл своего существования.

– Задрали любители, – ругался редактор, пересекая бульвары. – Из-за трёх просмотров в очередь встанут, пранкеры недоделанные.

Он не видел снимающего, но был уверен, что тот где-нибудь прятался и дурацкая сценка станет кусочком какого-нибудь вирусного ролика с нелепыми розыгрышами. Участвовать в подобном Карл ненавидел ещё сильнее, чем давать в долг.

Настроение испортилось, и в нужный переулок редактор входил уже немного готовым к сопереживанию. Что ж, вполне достаточно для встречи с представителем «вечного».

* * *

Приход был открыт. Войдя в маленький зал, наполненный светом множества свечей, Разуто осмотрелся. Ах да, храм. Осенив себя крестным знамением, он заметил дверь в глубине и, закончив с ритуалом, пересёк зал по диагонали.

С дверью он угадал – Клавдий сидел за небольшим столиком и внимательно слушал посетителя. То, что это посетитель, а не служитель храма, можно было не сомневаться. Уж больно не соответствовал он ликом окружающей обстановке.

Не пойми отчего, но собеседник Клавдия внушал смутную тревогу, хотя примостился на стуле вполне смиренно и говорил тихо, не поднимая глаз. Но Разуто, бросив короткий взгляд, решил, что недавняя премьера «Жестоких нравов постмодернизма» все-таки слабенькая по фактуре, недотягивает. Здесь вот мужчина под послушника косит, и хочется как-то в тень отодвинуться, а в «Постмодернизме» вроде и здоровые лбы рожи корчат, но всё равно остаются какими-то милыми.

– Хорошо, Уфим, мы ещё это обговорим, – сказал Клавдий. – Историю я понял, обдумаем.

Посетитель поднялся и направился к выходу. Стоять у него на пути как-то совсем не хотелось, и Карл сделал шаг в сторону, освобождая проход. Уфим любезности не заметил и, не взглянув на редактора, вышел из комнаты. Разуто облегчённо выдохнул.

– Здравствуйте, Карл.

– А? Ах да, приветствую, отче.

Разуто тряхнул головой, сгоняя наваждение.

– Я не вовремя? – кивнул он вслед уходящему посетителю.

– Вы немного раньше.

– Ну так общество сейчас осуждает только опоздание, – «извинился» Разуто. – Преждевременность не в почёте у слабого пола, но мы-то с вами не из таких?

Улыбнувшись священнику, Карл повесил пальто на вешалку. Затем, не дожидаясь приглашения, отодвинул кресло и устроился в нём, закинув ногу на ногу. Немного покрутившись и убедившись, что стол не мешает коленям, шеф-редактор сложил на них руки. Вот теперь он был готов к разговору. Поза смиренная, взгляд недоумённый. Чё звал, падре?

– Общество… – зацепился за «шутку» Клавдий, пропустив «комплимент». – Карл, я бы хотел обсудить именно общество.

– Хорошая тема. Вообще или в частном?

– Ну как… – Клавдий встал и прошелся вокруг редактора.

Священник выглядел растерянным. Редактору показалось, что Клавдий сам толком не понимает, зачем он пригласил его и что, собственно, с ним обсуждать.

– Вас ничего не удивило в этом инциденте у Тори? – наконец-то решился Клавдий, остановившись возле собственного кресла.

– Удивило? – задумался редактор. – Ну, наверное. Во-первых, эти послушники. Парни странные и достаточно неприятные. Зачем-то заклеили рты, подходили к столикам, пялились. А затем эта внезапная и немотивированная агрессия. Калюжный ничего такого и сказать не успел, как его уложили на пол. Ну и вся эта группа какая-то странная. Да и вообще, вся затея с «Реальной жизнью» мне показалась достаточно идиотской.

– С реальной жизнью? – переспросил священник.

– Это название. Какой-то фонд, то ли исполняющий приговоры, то ли желающий, чтобы их было меньше. Борется с мелким сетевым хулиганством или тому подобной ерундой. Грубиянов принудительно собирают и рассказывают, что жизнь хороша и без сети. По мне, так очередная чушь.

– Так это было собрание… – задумчиво протянул Клавдий. – К тому же отверженных… А они нарушали запрет? – внезапно поинтересовался он. – Снимали свои действия?

– Другие снимали, – ответил Разуто. – Мужчинам было не до этого – их били. Клавдий, что вас так заинтриговало? Случай, может, и неординарный, но…

– Неординарный, – кивнул священник и задумчиво повторил: – Неординарный… Мне рассказали только в общих чертах. Сказали, что для вашего друга, владельца клуба, это было неожиданно и болезненно. Как и для остальных посетителей. «Глянец» – очень респектабельное место…

– Не на самой респектабельной планете. И драки случаются, ведь раздражение и нетерпимость вера пока не искоренила. С терпимостью у неё у самой беда.

– Да-да… – рассеянно кивнул Клавдий и молча сделал несколько шагов по комнате. – Ваше отношения к религии мне известно. Но я бы хотел поговорить не об этом, а об области, в которой вы являетесь специалистом. О навязанном представлении.

– То есть всё-таки о церкви?

Ёрничество Карла не вызвало у священника никакой реакции. Это было странно – обычно Клавдий благосклонно относился к иронии редактора и адекватно воспринимал его юмор.

– Клавдий, какой-то вы напряжённый. У вас что-то случилось?

Священник задумчиво покачал головой и остановился напротив редактора:

– Помните несколько месяцев назад нашу дискуссию о влиянии медиа на повседневность? И ваше противопоставление её религии?

– Помню. Только не противопоставление, а скорее идентичность. Кстати, достаточно стройно получилось, готов повторить. Вы и ваша епархия – третий результат появления медиа, а точнее, письменности.

– Да, именно это. Вы утверждали, что все придумано самим человечеством – и бог, и история, и нравственность, и постулаты. И что все вне зависимости от конфессии верят в книгу, а вы – в неё написавших.

– Ну, не только я. Многие – с поправкой на уровень культуры и образования. Ведь если человечеству обнулить сознание, а затем показать молнию, оно снова начинает молиться.

– А кто, по-вашему, это может сделать?

– Что именно, Клавдий?

– Изменить наше восприятие.

– Бруно, – не секунды не колеблясь, ответил Карл. – Кстати, хорошая идея, пойдемте в «Глянец». Похоже, вам необходимо сменить обстановку.

И он показательно оглядел аскетичную обитель священника.

Клавдий вздохнул и снова как-то поник.

– Карл, послушайте. Я попросил вас зайти, чтобы… посоветоваться, что ли. Скажите, вы ничего странного не замечаете?

– Кроме этого разговора? Дайте подумать.

Разуто изобразил задумчивость.

– Так, – выбрал «тревоги» Разуто. – Процент реверсного контента вырос. И дни всё скоротечней. А в остальном всё так же безрадужно.

– Что за процент?

– Количество контента оплаченного размещения. Мы приобретаем народное творчество, а те, кому оно подходит, оплачивают его дополнительную ротацию для паблисити своих интересов. Обычно сопутствует политическим изменениям или вирусной рекламной кампании. В нашем городке близок к минимальным значениям. А тут вдруг подрос. Ну и дни мелькают всё быстрее. Ещё вчера была пятница – и сегодня опять.

– Это случалось раньше? Я про процент, не про пятницу.

– Сколько угодно. Выборы, новый продукт, изменение законодательства, если инициатива сомнительна. Например, увеличение местных налогов. Чё-ё-ёрт, – хлопнул Карл себя по коленке, – обидно будет.

– Карл, мы в храме.

– Ну тогда нам не стоит переживать.

– Значит, налоги… А в остальном, если не брать этот процент?

– Клавдий, а в остальном незыблемо. Может, достаточно ходить вокруг да около? Что вас тревожит и в чём я могу помочь?

– Если бы я знал, Карл, если бы я знал… Скажите, а сколько в нашем городе проектов «Икс-Д»?

– Полноценных? Один. Мэрия скрипя зубами раскрашивает свою унылость. Рейтинг минимальный и основан на привязке к знакомым пейзажам… Там три актёра и мэр сценаристом. Но бюджет выделяется, шоу не прерывается. Да, похоже, ещё местная полиция начала снимать, но, судя по слитому в сеть дублю, ужас как неудачно. Все остальные транснациональные.

– Их много?

– Клавдий, смотря с чем сравнивать. В чём вопрос?

– Карл, мне кажется… Нет, я считаю, что «Икс-Д» имеет очень отрицательное влияние на общество. Подождите, не перебивайте. Я согласен с тем, что прогресс меняет мировоззрение. Методы подачи информации трансформируются, иллюзия ищет пути для полного погружения зрителя, его вовлечённости и сопереживания. Но объединение в «Икс-Д» реального и придуманного переходит все границы разумного. Эта жуткая смесь бытия и вымысла… Это выбивает основу мироощущения. Мне сложно сформулировать, но, надеюсь, вы меня понимаете. И вы как апологет всего искусственного… вы не замечаете изменений вокруг себя?

– И это всё, что вас тревожит?

Усмехнувшись, Разуто придвинулся к столу и, пошарив в кармане, достал мелкую монету. Подкинув её в воздух, Карл припечатал монетку ладонью к столу и, убрав руку, кивнул на неё.

– Вот ваше «Икс-Д». В номинале. И это на фоне бюджета… да хотя бы нашей нищей губернии. Даже не процент. Клавдий, вы представляете себе объём фантазий, тиражируемый каждый день в той или иной форме? Так вот, этот объём просто теряется в объёме новостей и аналитики, с ними связанной. «Икс-Д» – это просто мода сегодняшнего дня, и разговоров о ней больше, чем самого контента. Это как любительское порно – цепляет созвучным каждому антуражем и псевдодокументалистикой. И что вас встревожило? К тому же где реальность и где церковь?

– Карл, ещё раз, мы в храме.

– Сравнение не понравилось? Хорошо, обойдусь без сравнений. Ваши догмы незыблемы, Клавдий, «Икс-Д» – это просто форма представления сюжета, связанная с реальными событиями. Не вижу пересечений.

– Карл, почему вас так раздражает мой вопрос?

– Меня? Раздражает? Клавдий, я отвечаю не на вопрос, а на плохо разъяснённую тревогу.

– Что ж… – протянул священник.

Он сел, устало потёр лоб и внезапно продолжил в странной, какой-то безэмоциональной тональности. Как будто смирился с неадекватностью собеседника и невозможностью найти с ним общий язык.

– Недавно мне рассказали о множестве странных исповедей. В них прихожане делились не совершёнными грехами, а борьбой с искушениями, настигавшими их внезапно и толкавшими к черте запретного. В этих исповедях я отметил общую черту – их более всего заботило медиаосвещение их деяния. При этом само искушение часто подводило этих верующих к границам убиения, но не пугало исчезновением и неискупимым грехопадением. Их пугало отсутствие должного освещения их поступка.

– И что в этом нового? На контенте зарабатывают, и желание дураков выделиться…

– Две недели назад мой хороший товарищ, сельский настоятель из соседнего уезда, попал в крупную автокатастрофу.

– А, так это ещё не всё? Хорошо.

– В этой аварии погибло восемь человек. Он и ещё трое чудом выжили.

– Да, я читал об этом. Странный отказ автоматики.

– Дело не в автоматике. Я посетил его в госпитале. По его сбивчивому рассказу выходило, что люди не уклонялись от столкновения, а стремились к нему. Все, включая первых участников, могли его избежать. Но не избегали. Последний погибший, казалось, вообще сделал круг и, разогнавшись, въехал в самый центр.

– Ничего себе. Вы сообщили это инспекторам?

– Сообщил. Они списали на шоковое состояние очевидца.

– Так, может, это действительно так?

– Может. А на прошлой неделе в двух храмах посетители устроили массовые драки. Мордобой в церкви, месте примирения и прощения. И участники не случайные прохожие, а известные и достойные прихожане.

– Да? Странно, об этом я не читал…

– Это не значит, что их не было.

– Удивительно, что не попало в прессу. Все-таки нетривиальное событие… И что ваши славные прихожане не поделили?

– Карл, неужели вас волнует только это? Послушайте, давайте сегодня отложим споры о первичном, о призмах и мироощущениях. Я попросил вас о встрече не с целью опровергать ваши теории и критиковать размышления. Я прошу вас о помощи.

 

– В чём, Клавдий? События и вправду странные, но чем я могу здесь помочь?

– Чем? Я могу ошибаться в своих выводах. Но во многом вы правы – сейчас для многих внешнее сильно преобладает над внутренним. Человечество растворяется в медиа. Да, эта эпидемия началась не сейчас и вроде бы была незаметной. Но изменения всегда незаметны, они накапливаются, не меняя общего фона. А затем происходит фазовый сдвиг.

– Он же сдвиг по фазе? – аккуратно уточнил Разуто. Но Клавдий намёка не оценил и не ответил.

Он ещё раз потёр лоб и, подняв глаза, требовательно уставился на посетителя.

– Карл, я хочу знать о любом масштабном медиапроекте, готовящемся или запускаемом в ближайшее время. О любом, Карл!

– Мне докладывать по пятницам или позволителен свободный график? Оплата, как я понимаю, отпущением грехов?

– Карл, не нужно иронии! Я прошу.

Разуто внимательно посмотрел на Клавдия. Таким священника он ещё не видел.

– Клавдий, мне сложно будет помочь, абсолютно не понимая, в чём именно. Хорошо, я расскажу вам о любом крупном проекте, буде такой появится. Ну, если, конечно, вы не будете вставлять сюжет в проповедь. И готов обсуждать с вами странности вашего прихода вне зависимости от моего отношения к его актуальности. Только, мне кажется, вам нужно слегка отвлечься, что ли, смазать чёткость картины, вами нарисованной. Не нужно материализовывать непонятное в каком-то единственном ракурсе. Упустите остальное.

– Я просто не смог объяснить.

– Ну, из того, что я услышал… – задумчиво протянул Разуто. – Мне кажется, «Икс-Д» здесь не причем. Это не внешнее, это внутреннее противоречие. Да, люди мечтают стать источником новостей, но при этом абсолютно не верят в новости. Потому что просто не могут представить стимул быть честным. Сейчас легче поверить в бога, чем в новостной сюжет. И знаете почему? Потому что богу не нужны деньги.

– Но большинство умоляет создателя деньгами поделиться, – еле заметно улыбнулся Клавдий, и Разуто облегчённо рассмеялся:

– Именно! Вам давно пора объединиться с каким-нибудь кредитным учреждением. Ведь ничто так не способствует вере, как вовремя восполненный кредит.

– Возможно. Так вы собираетесь в «Глянец»?

– Составите компанию? Чудесно. Там понять ваши тревоги будет значительно легче.

Карл улыбнулся священнику, поднялся и направился к вешалке. Быстро одевшись и залихватски закрутив шарф, он прислонился к стене в ожидании неторопливого облачения священника.

– Кстати, о «Глянце». Так что именно вас так встревожило в этом дурацком случае? Это же мелочь в сравнении с вашими ужасами.

– Вы сами ответили. Неординарность этого случая. Карл, это объединяет то, что происходит. До прихода страха, ужаса, жалости или скорби первым приходит удивление. Удивление тем, что это вообще происходит.

– Браво, падре. Ваш случай войдёт в учебники.

– А вот ваша реакция меня не удивляет.

– На том стоим, отче, – очень серьёзно кивнул Разуто, открывая перед Клавдием дверь. – Наше кредо – стабильные удовольствия. А значит, да здравствует медиа, источник неудивительного. Сценаристы «Тёмного экспресса» это особенно хорошо оформили: там главный герой четыре сезона хмурил лоб в предвкушении тайны и тревожно водил фонариком по закоулкам. А убийцей оказался проводник.

– Вы к чему это?

– А к тому, что смотреть под ноги нужно чаще. Глядишь, и в небе ничего не упустишь.