Czytaj książkę: «Заклятье древних маори»
Действующие лица
Доктор Джеймс Акрингтон, доктор медицины, доктор физиологии, президент гражданской службы федеральных медиков
Барбара Клэр, его племянница
Миссис Клэр, его сестра
Полковник Эдвард Клэр, его зять
Саймон Клэр, его племянник
Хойя, горничная пансиона Ваи-Ата-Тапу
Джеффри Гаунт, заезжая знаменитость
Дайкон Белл, секретарь знаменитости
Альфред Колли, лакей
Морис Квестинг, деловой человек
Руа Те-Каху, вождь племени те-рарауас
Герберт Смит, человек на подхвате в Ваи-Ата-Тапу
Эру Саул, полукровка
Септимус Фолс
Принцесса Те-Папа (миссис Те-Папа) из племени те-рарауас
Сержант Уэбли из уголовной полиции Гарпуна Суперинтендант полиции
Маорийские слова и выражения, использованные в этом тексте
Ауи! Ауи! Ауи! Те мамаи и ау! – Увы! Увы! Увы! О горе!
Ху! – привет!
Хаере маи – здравствуй, привет
Хапу – клан
Каинга – лачуга
Мараи – замкнутое пространство, двор перед домом Матагоури – неверный пес
Дискариа тоумауту – колючий кустарник
Макуту – заклятие, колдовство
Па – поселение
Пакеха – чужеземец. Обычно – белый
Токи – топор
Токи-поутангата – топорик из диабаза или зеленого порфира Ухаре – дом
Глава 1
Клэры и доктор Акрингтон
I
В понедельник днем, тринадцатого января, доктор Джеймс Акрингтон добрался до Гарпун-клуба в наипресквернейшем расположении духа, готовый метать громы и молнии. Казалось, все вокруг просто сговорились, чтобы довести его до белого каления. Начать с того, что он дурно спал после склоки с сестрой, вспыхнувшей по какому-то совершенно пустяковому поводу, – сначала они повздорили, не сойдясь во мнении насчет целебной ценности грязевых ванн, а потом вконец разругались из-за того, как правильно зажаривать глазунью. Попросив ежедневную газету за прошлый четверг, доктор Акрингтон услышал в ответ, что в нее завернули какую-то снедь для пикника мистера Мориса Квестинга. Юная племянница доктора, Барбара, уличенная в этом злодеянии, выслушав справедливое обвинение доктора, разразилась своим обычным идиотским смехом, после чего принесла газету, заляпанную тухлым жиром и насквозь провонявшую луком. Гневно потрясая перед носом негодницы изувеченной газетой, доктор Акрингтон пребольно стукнулся копчиком о край стола. Скрежеща зубами от боли и охваченный слепой яростью, он проковылял в свою комнату, разделся, принял душ, закутался в банный халат и, припадая на ногу, как подстреленная птица, гневно проковылял к самому горячему целебному источнику. И что же – там уже восседал (чтоб его черти разорвали!) мистер Морис Квестинг, нежа свои омерзительные чресла в пузырьках газа, тучами вздымавшихся на поверхность. При виде доктора мистер Квестинг нахально расхохотался и заявил, что собирается торчать в источнике еще целых двадцать минут. Более того, негодяй посмел указать доктору Акрингтону на соседние источники, куда менее горячие, но зато пустующие. Доктор Акрингтон, с трудом балансируя на затвердевшем иссиня-сизом глинистом берегу источника, в самых отборных и изощренных выражениях высказал все, что думает по поводу такой наглости, но его голый противник в ответ только гнусненько хихикал. Кипя от злости, доктор Акрингтон вернулся к себе, оделся и, не найдя, на ком излить свой справедливый гнев, взгромоздился в машину и, нещадно пришпоривая металлического скакуна, погнал его вверх по крутому косогору к дороге на Гарпун.
Пройдя в здание клуба, он забрал почту и завернул в читальню. Окна ее выходили на живописную бухту, воды которой в этот мирный летний денек1 были безмятежно гладки, бережно сохраняя безукоризненную голубизну неба и сказочную белизну песка, оттеняемого огненным багрянцем пышно цветущих деревьев – гордости Нортленда2. Призрачно мерцающие волны тепла, вздымаясь с раскаленного асфальта у входа в клуб, причудливо искажали очертания деревьев и окаймляющих залив гор, словно раскачивая их на невидимых качелях, отчего весь этот сохранившийся со времени оного пейзаж казался скорее миражом, нежели подлинным творением природы.
Зрелище было изумительное, но доктора Акрингтона оно не тронуло. Подумав лишь, что день выдался до омерзения жарким, он один за другим вскрыл конверты и быстро просмотрел письма. Внимания заслуживало лишь одно. Разложив его перед собой на столе, доктор Акрингтон погрузился в чтение, тихонько насвистывая. Вот что он прочитал:
«Харли Чамберс,
Окленд, С1,
Новая Зеландия.
Глубокоуважаемый доктор Акрингтон!
Осмелюсь спросить Вашего совета по весьма деликатному поводу. Речь идет об одном из моих пациентов – нашей заезжей знаменитости, Джеффри Гаунте. Как Вам, должно быть, известно, перед самым началом войны он приехал в Австралию в составе труппы шекспировского театра, а потом в числе прочих актеров остался на Зеленом континенте, играя благотворительные спектакли и отдавая все сборы различным патриотическим фондам. Когда же труппу распустили, он перебрался к нам, в Новую Зеландию, где (это, должно быть, ускользнуло от Вашего внимания, ибо я помню Вашу нелюбовь к радио) не раз выступал в эфире с пламенными патриотическими призывами. Месяц назад он обратился ко мне с жалобой на бессонницу, острую боль в суставах, потерю аппетита, депрессию и общее недомогание. Спросил, могут ли его с такими симптомами призвать на действительную военную службу. Сказал, что готов вернуться в Англию, но только в том случае, если сможет реально помочь своей родине. Я определил у него фиброзит и нервное истощение, прописал умеренную диету и сказал, чтобы он и думать забыл об армии. Кажется, ему втемяшилось в голову написать автобиографию. Похоже, все просто помешались на автобиографиях. Я сказал, что неплохо бы объединить это занятие с водными процедурами и полным покоем. Предложил ему махнуть в Роторуа, но Гаунт пришел в ужас. Сказал, что сыт по горло охотниками на львов и прочими авантюристами, да и вообще терпеть не может болтаться где-то при стечении народа.
Вы, должно быть, уже догадались, куда я клоню.
Я знаю, что Вы живете в Ваи-Ата-Тапу, а заведует курортом Ваша сестра или ее муж. Я слышал также, что Вы трудитесь над magnum opus3, из чего сделал вывод, что атмосфера на курорте вполне благоприятствует спокойной работе и отдыху. Буду очень признателен, если Вы ответите, подойдет ли это место для моего пациента и согласятся ли полковник Клэр и миссис Клэр принять его месяца на полтора-два. Я знаю, что в последнее время Вы отошли от активной практики, а потому заранее извиняюсь за следующую просьбу. Не возьмете ли Вы на себя труд хоть немного присматривать за мистером Гаунтом? Это необычайно колоритная личность, и, возможно, Вам будет небезынтересно заполучить такого уникального пациента. От себя добавлю, что буду счастлив и горд поручить его столь выдающемуся целителю.
Гаунт путешествует вместе с секретарем и слугой, желательно поселить их отдельно.
Прошу простить меня за столь затянутое и (возможно) несколько бестактное послание.
Искренне Ваш
Иан Форстер».
Дважды перечитав письмо, доктор Акрингтон сложил его пополам, упрятал в книгу и, не переставая насвистывать, набил трубку табаком и закурил. Минут пять спустя он придвинул к себе чистый лист бумаги и быстро набросал ответ витиеватым почерком.
«Дорогой мой Форстер!
Благодарю за письмо. Оно заслуживает откровенного ответа и – вот он. Местечко Ваи-Ата-Тапу, как Вы справедливо заметили, и впрямь принадлежит моей сестре и ее мужу, которые открыли здесь климатический курорт с термальными источниками. Лично я считаю обоих Клэров отъявленными ослами, однако в отличие от многих других они честные ослы и настоящие трудяги. На мой взгляд, на курорте царит полный бардак, но почему-то (я это точно знаю) мое мнение никто не разделяет. Полковник Клэр – бывший служака, и я никак не возьму в толк, что ему мешает навести у себя такой же порядок, как в казарме, тем более что я уже не раз ему это предлагал. Сестрица же моя вообще витает в облаках. Ввязавшись не в свое дело, она тем не менее ухитряется ладить с приезжающими страдальцами; кроме меня, упрекать ее никто не решается. Добавьте ко всему, что, вкалывая до седьмого пота, эта парочка не получает ни малейшей прибыли. Что же касается пресловутых целебных свойств местных источников, то вода их чрезвычайно богата щелочами, серой и углекислотой. Есть здесь также кремнистые грязевые ванны, о которых мой зять говорит с придыханием: якобы из них выделяется радиоактивный газ. Я-то считаю, что это полная чушь, но я единственный, кто так думает. Впрочем, кто его знает: может, эта грязь и вправду окажется чудодейственной. Во всяком случае, хуже моей ноге не стало.
Что касается Вашего уникального пациента, то, даже не зная, насколько высоки его требования к удобствам, могу твердо обещать, что в Ваи-Ата-Тапу он таковых не получит, хотя все тут, без сомнения, с ног собьются, чтобы ему угодить. С другой стороны, даже если мои беспутные родственники сядут в лужу, особо страдать ему все равно не придется – как-никак при нем будут секретарь и слуга. Словом, я сомневаюсь, что здесь Вашему протеже будет значительно хуже, чем в любом другом уголке этой несравненной страны. Денег с него точно взыщут меньше, чем где бы то ни было. Разве что Гаунт закажет себе отдельную гостиную, за которую с него возьмут дополнительно. Но безусловно, не втридорога. Наблюдает за пациентами здесь некий доктор Тонкс из Гарпуна. Тут я молчу. Возможно, это даже послужит косвенной рекомендацией целебности местных источников, но покамест еще никто из пользовавшихся ими пациентов Тонкса не отправился на тот свет. Очевидных причин отказывать Вам в присмотре за мистером Гаунтом у меня нет, поэтому если Вы (равно как и он) и в самом деле этого желаете, то извольте. Заодно должен признаться, что Ваши слова о мистере Гаунте несколько изменили мое о нем представление как о чванливом кастрированном павлине – увы, но в наши проклятые дни таковы почти все представители интеллигенции нашей старой доброй Англии.
Мой magnum opus, как Вы его (без всякого сомнения – иронично) окрестили, медленно, но верно продвигается, несмотря на упорные попытки моих ближайших сподвижников этому воспрепятствовать. Скажу Вам без обиняков, что хотя автобиографические излияния театральных деятелей даже отдаленно не согласуются с моим понятием о серьезной работе, я тем не менее искренне надеюсь, что мистеру Джеффри Гаунту удастся преуспеть там, где сяду в калошу я.
Еще раз благодарю за письмо.
Ваш Джеймс Акрингтон.
P.S. Я окажу Вам и Вашему пациенту медвежью услугу, если умолчу, что его пребывание на курорте может быть безнадежно отравлено наигнуснейшей личностью, когда-либо обитавшей на Земле, которая каким-то мистическим образом ухитряется околачиваться сразу повсюду. Я не шучу – это крайне подлый, наглый, мерзопакостный и сверх всякой меры подозрительный субъект.
Дж. А.»
Когда доктор Акрингтон запечатал и надписал конверт, его привычно суровое лицо вдруг на мгновение просветлело. Он позвонил в колокольчик, заказал порцию виски с содовой и с чувством выполненного долга приступил к сочинению второго письма.
«Родерику Аллейну, эсквайру,
старшему инспектору уголовного отдела.
Главное полицейское управление,
Окленд.
Сэр!
Наши газетчики со свойственной им то ли халатностью, то ли неосторожностью сообщили о Вашем приезде в Новую Зеландию в связи с расследованием возмутительной утечки информации, которая привела к гибели парохода «Ипполита» в прошлом ноябре.
Считаю своим долгом проинформировать Вас о крайне подозрительном поведении одного субъекта, в настоящее время проживающего на курорте Ваи-Ата-Тапу, на берегу Гарпунской бухты. Этот субъект, именующий себя Морисом Квестингом, регулярно с наступлением темноты покидает дом. Насколько я знаю, он забирается на вершину пика Ранги, расположенного на территории национального заповедника и выходящего западным склоном прямо к морю. Я неоднократно наблюдал, как по ночам с этого склона кто-то подает странные световые сигналы. Обратите внимание, что «Ипполита» была пущена ко дну всего в двух милях от Гарпунской бухты.
На расспросы вышеупомянутый Квестинг отвечает крайне уклончиво, а порой и откровенно лжет.
Я счел необходимым поделиться своими подозрениями с местными блюстителями порядка, однако расшевелить их и пробудить от преступной (да-да!) дремоты мне так и не удалось.
Имею честь засвидетельствовать свою преданность и уважение, Джеймс Акрингтон, доктор медицины, доктор физиологии, президент гражданской службы федеральных медиков».
Официант принес напиток. Доктор Акрингтон тут же обвинил его в подмене заказанной марки виски на какую-то дрянь, но отчитал его вяло, влекомый скорее чувством долга, нежели гневом. Безропотный лепет провинившегося он воспринял тем не менее с поразительной мягкостью, в конце даже великодушно заметил, что, должно быть, схалтурили сами изготовители. Осушив стаканчик, доктор Акрингтон нахлобучил набекрень шляпу и заковылял к выходу. Швейцар услужливо распахнул перед ним дверь.
– Говорят, с театра военных действий поступают хорошие новости, сэр, – учтиво произнес он.
– Чем раньше мы все сдохнем, тем лучше, – ухмыльнулся доктор Акрингтон. Затем визгливо захихикал и быстро захромал вниз по ступенькам.
– Он шутит так, что ли? – недоуменно спросил швейцар официанта. Тот возвел глаза к небу.
II
Полковник Клэр и его жена прожили в Ваи-Ата-Тапу уже двенадцать лет. В Новую Зеландию они приехали из Индии, когда их дочери Барбаре, появившейся на свет через три года после свадьбы, было тринадцать, а сыну Саймону – девять лет. Друзьям Клэры сообщили, что хотят вырваться из рутины жизни, обычно поджидавшей отставных военных в Англии. К тому же полковник получил кое-какое наследство, на большую часть которого Клэрам, перебравшимся в курортное местечко, прославившееся своими минеральными водами, и удалось отстроить неброский, но уютный пансион. Оставшуюся сумму чета потихоньку спустила, поучаствовав в нескольких сомнительных сделках. Работали Клэры как лошади: все добрые советы они с благородным негодованием отвергали, зато дурные принимали с трогательной благодарностью. Вдобавок эта семейка обладала поразительной способностью собирать вокруг себя совершенно невыносимых людей, и вот сейчас, в те дни, когда разворачивается наше повествование, они как раз привадили невозможного субъекта по имени Герберт Смит.
Дождавшись ухода на пенсию своего талантливого, но вспыльчивого братца, миссис Клэр предложила ему оставить Англию и присоединиться к ним. Доктор Акрингтон согласился переехать в Ваи-Ата-Тапу, но только в качестве обычного жильца; он хотел сохранить полную свободу, чтобы иметь возможность вволю критиковать и жаловаться – занятие, которому наш почтенный муж предавался столь же самозабвенно, сколь и постоянно, особенно по отношению к своему племяннику Саймону. Барбара Клэр, племянница доктора, трудилась сразу за двоих слуг и почти не выходила из дома, старательно сохраняя в нем милый добрый дух ортодоксальной английской провинциальности, которую переняла от матери. Саймон, напротив, посещал местную школу и, находясь, с одной стороны, под влиянием фамильной бедняцкой гордости, а с другой – подозрительности местной ребятни по отношению к «помми» – английским переселенцам, стал типичным колонистом, порой замкнутым, но определенно неотесанным. За год до начала войны он оставил школу и теперь проходил стажировку в летной части.
В то утро, когда доктор Акрингтон покатил в Гарпун, Клэры занимались привычными делами, хлопоча по хозяйству. В полдень полковник Клэр, страдающий радикулитом, погрузился в радоновую ванну, миссис Клэр лелеяла ишиас в горячем источнике, Саймон отправился в свою келью упражняться в азбуке Морзе, а Барбара готовила обед в раскаленной душной кухоньке; Хойя, юная девушка-маори, помогала ей.
– Займись-ка лучше тарелками, Хойя, – попросила Барбара, стряхивая со лба непокорный, влажный от пота локон тыльной стороной ладони. – Что-то я совсем закопалась. Для столовой нам потребуется только шесть приборов – мистер Квестинг обедает сегодня на свежем воздухе.
– Как здорово! – живо откликнулась Хойя. Барбара сделала вид, что не расслышала. Хойя, двигаясь с животной грацией, свойственной всем маори, радостно заулыбалась и принялась нагружать поднос тарелками. – Терпеть его не могу, – буркнула она себе под нос.
Барбара вскинула голову. Хойя вдруг ни с того ни с сего звонко расхохоталась – смех у нее был грудной, сочный. «Никогда я их не пойму», – невольно подумала Барбара. А вслух сказала:
– Не лучше ли будет, если в следующий раз, когда мистер Квестинг начнет к тебе… начнет тебя поддразнивать – ты просто сделаешь вид, будто не слышишь его?
– Он выводит меня из себя, – сказала Хойя, и вдруг глаза ее гневно заблестели. – Дуралей чертов! – выкрикнула она, топнув ногой – точь-в-точь как рассерженный ребенок.
– Неужели ты и вправду так на него сердишься?
Хойя покосилась на Барбару, скорчила потешную гримаску и прыснула.
– Не забудь про чепец и фартук, – сказала Барбара и вышла из знойной кухни в столовую.
Деревянный одноэтажный пансион Ваи-Ата-Тапу был выстроен в виде буквы Е, у которой не хватало средней палочки. Столовая располагалась в центре длинной части здания, отделявшей кухню, раздаточную и подсобки от комнат постояльцев, занимавших также и восточное крыло. Западное крыло, целиком отведенное Клэрам, состояло из цепочки тесно прилепившихся друг к дружке комнатенок и крохотной гостиной. Полковник Клэр в свое время сам разработал проект на основе планов армейских казарм, чуть-чуть разбавив крепкое военное варево санаторным бульончиком. «Для вкуса». Коридоров в доме не было, и все комнаты выходили на крытую веранду. Изнутри деревянные стены были покрыты желтовато-рыжей масляной краской. В пансионе стоял едва уловимый запах льняного масла и очень ощутимый – серы. Наблюдательный гость мог бы даже проследить историю развития бизнеса Клэров. Гравюры с видами Лондона, резные столы и стулья, покрытые неплохо сохранившимся лаком, аккуратно начертанные плакаты; развешанные в ванных и туалетах рифмованные обращения, призывающие гостей соблюдать чистоту и порядок, – все это свидетельствовало о больших начинаниях. Сломанные паспарту, облупившаяся местами краска, рябая штукатурка и сиротливо висевшие по углам липучки для мух не менее красноречиво говорили о постепенном, но неуклонном упадке. В доме было прибрано и чисто, местами даже царил близкий к идеальному порядок, но вот дух того особого семейного уюта, что присущ старым английским пансионам, почему-то почти не ощущался. Наружная стена столовой была сконструирована из застекленных панелей, которые по первоначальному замыслу должны были разъезжаться в стороны, но вместо этого по какой-то дьявольской прихоти предпочитали застревать. Зато через стеклянную стену можно было, не выходя из-за обеденного стола, любоваться горячими минеральными источниками.
С минуту Барбара постояла у окна, рассеянно созерцая причудливый пейзаж. Горы, испещренные заплатками кустов, горбатились на фоне сизого предгрозового неба. За ними, по другую сторону невидимого залива, торчал усеченный конус пика Ранги – потухшего вулкана столь характерной формы, словно в окружающий ландшафт его воткнула проказливая рука современного художника-примитивиста. Удаленный на целых восемь миль, вулкан был различим гораздо четче близлежащих гор, очертания которых то тут, то там скрывались за столбами густого пара, вздымавшегося вертикально вверх из восьми термальных источников. До самих источников было рукой подать – они располагались прямо позади естественной террасы из глины и пемзы, раскинувшейся перед пансионом. Пять горячих источников скрывались от дома густыми зарослями мануки – чайного дерева. Над шестым возвышалась грубо сколоченная купальня. Седьмой являл собой небольшое озерцо, над темными водами которого клубились и медленно дрейфовали паровые облака. Восьмой источник был заполнен целебной грязью – не столь, правда, горячей, чтобы от нее валил пар. Темная поверхность этой естественной грязевой ванны журчала и переливалась из-за искрящихся пузырьков воздуха. Источник был огорожен только с одной стороны, поэтому Барбаре не составило труда различить торчащую над поверхностью розовую лысину на тонком черешке шеи.
Выйдя на веранду, Барбара дернула за шнурок висевшего там колокольчика, который звонко заверещал. Розовая лысина медленно поплыла, рассекая радужную поверхность, словно какой-то фантастический перископ, и скрылась за ограждением.
– Обедать, папа! – громко выкрикнула Барбара, хотя нужды в том и не было. Она спустилась по ступенькам, пересекла террасу и приблизилась к проложенной посреди кустарника тропе. Надпись на покоробленном из-за дождей и пара щите гласила: «Источник “Эльфин”». А чуть ниже торчала табличка: «Занято». Клэры придумали довольно аляповатые и безвкусные названия для всех своих источников, а Барбара выжгла их с помощью линзы на фанерных щитах.
– Мамочка, ты там? – окликнула Барбара.
– А где же еще, – ответил ей женский голос. – Заходи, милочка.
Обогнув плетень, Барбара приблизилась к источнику и увидела свою мать, пышное тело которой скрывалось под дымящейся темной гладью. Кружевная резиновая шапочка защищала волосы миссис Клэр, а на носу красовались очки. В правой руке, высоко держа ее над водой, женщина сжимала дешевое издание «Крэнфорда».
– Так здорово, – проворковала она. – Они все такие лапочки. Обожаю эти книжки.
– Обед почти готов.
– Что ж, значит, пора вылезать. Этот «Эльф» просто восхитителен, Ба. Моя зловредная рука уже почти не ноет.
– Я очень рада, мамочка, – громко сказала Барбара. – Я хочу тебя кое о чем спросить.
– О чем? – полюбопытствовала миссис Клэр, переворачивая большим пальцем страничку.
– Тебе нравится мистер Квестинг?
Миссис Клэр удивленно вскинула глаза. Барбара стояла в странной позе, неуклюже балансируя на правой ноге и поджав левую ступню под правой лодыжкой.
– Дорогуша, – вздохнула миссис Клэр, – не стой так, прошу тебя. Фигуру испортишь.
– Так нравится или нет? – настаивала Барбара, резко выдергивая плененную ногу.
– Ну, я бы не сказала, что он из колоды тузов, – томно произнесла миссис Клэр. – Бедняжка.
– Ты мне не ответила, ма. Да и потом – что это за колода такая? Странная у тебя манера классифицировать людей. Извини, конечно, мамочка, я не хотела тебя обидеть, но кто мы такие, чтобы обсуждать аристократов! – Барбара громко хохотнула. – Ты только посмотри на нас!
Миссис Клэр переместилась к краю пруда и бросила дочери книгу.
– Держи «Крэнфорда», – сказала мать. От потревоженной воды резко пахнуло серой. Барбара взяла книжку. Миссис Клэр надвинула резиновую шапочку глубже на уши.
– Дорогая моя, – произнесла она замогильным голосом, – не путаешь ли ты богатство с благородным происхождением? Мало ли, кто чем занимается… – Она приумолкла. – Но ведь бывает и нечто врожденное… Когда в жилах человека течет голубая кровь, это сразу видно, – неуверенно добавила она.
– В самом деле? Да ты только посмотри на Саймона.
– Ах Саймон, лапочка моя!
– Да, он лапочка. Я его тоже очень люблю. О лучшем брате я бы и не мечтала, но вот насчет голубой крови ты, пожалуй, погорячилась.
– Если бы еще не его кошмарный акцент… Жаль, что у нас нет денег, чтобы отправить его учиться…
– Вот видишь! – воскликнула Барбара. И тут же торопливо застрекотала, словно выстреливая слова из тяжелого пулемета: – Нет, мамочка, классовая принадлежность – это все чепуха. Главное – деньги.
С веранды снова послышался звон колокольчика.
– Ой, нужно бежать, – засуетилась миссис Клэр. – Это Хойя.
– Я ведь не потому недолюбливаю мистера Квестинга, что он дурно со мной разговаривает, – заспешила Барбара. – Нет, он мне сам не по нутру. И мне не нравится, как он ведет себя с Хойей. Как, впрочем, и со мной, – добавила она дрогнувшим голосом.
– Должно быть, это потому, что прежде он был коммивояжером, – попыталась вступиться за гостя миссис Клэр. – Он так привык.
– Мамочка, ну почему ты всегда придумываешь ему оправдания? Почему папа терпит Квестинга, хотя, казалось бы, должен был его ненавидеть? Он даже смеется его идиотским шуткам. Неужели все это из-за того, что мы нуждаемся в его деньгах? Вспомни, как папа и дядя Джеймс выкурили отсюда богатых американцев, хотя мне они показались милыми и обаятельными. – Барбара запустила длинные пальцы в свои мышиного цвета волосы и, избегая взгляда матери, уставилась на вершину пика Ранги. – Может, у него какая-то власть над нами? – произнесла она, вдруг разражаясь нервным хохотом.
– Барби, милая, – в голосе миссис Клэр прозвенел металл, – я думаю, не стоит больше обсуждать эту тему.
– Но ведь дядя Джеймс его точно терпеть не может! – выкрикнула Барбара.
– Барбара!
– Обед, Агнес, – прозвучал спокойный голос из-за изгороди. – Ты опять опаздываешь.
– Иду, дорогой. Пожалуйста, Барбара, ступай с папочкой, – попросила миссис Клэр.
III
Доктор Акрингтон лихо съехал на машине с горы и, подкатив к веранде, так резко затормозил, что автомобиль едва не встал на дыбы. Барбара дождалась, пока доктор вылезет, и взяла его за руку.
– Только не торопи меня, – поморщился он. – Ты меня прикончишь. – Однако руки племянницы не выпустил.
– Опять нога болит, дядя Джеймс? – участливо спросила Барбара.
– Она всегда болит. Не спеши.
– Но вам удалось понежиться утром в «Котле каши»?
– Нет. И знаешь почему? Там ошивался этот паскудный мерзавец!
– Ой, как обидно, – всплеснула руками Барбара.
– Это еще не все! – обиженно возопил доктор Акрингтон. – Этот паразит никогда не моется! Ей-богу! Почему, черт побери, вы не требуете, чтобы постояльцы принимали душ, прежде чем лезть в источник? Он пачкает мою драгоценную грязь своим вонючим потом.
– Дядюшка, вы уверены…
– Уверен! Конечно, уверен, черт возьми! Я следил за ним. Он и на милю к душу не подходит. Просто не понимаю, как твои родители его терпят…
Барбара вздохнула:
– Как раз этот вопрос, дядя Джеймс, я только что задала своей матери.
Доктор Акрингтон замер на месте и ошалело уставился на племянницу. Внимательный наблюдатель заметил бы, как они похожи. Барбара и в самом деле походила на своего дядю больше, чем на мать, однако если рыжеволосый доктор смотрелся настоящим красавцем, то назвать красавицей Барбару вряд ли у кого повернулся бы язык. Нет, черты ее лица были безукоризненны, однако волосы, одежда, угловатые жесты и неряшливые манеры напрочь перечеркивали приятное впечатление, которое производила ее хорошенькая мордашка. Несколько секунд они с дядей стояли молча, поедая друг друга взглядом.
– Вот как? – произнес наконец доктор Акрингтон. – И что ответила твоя мать?
Барбара скривила губы.
– Она меня отчитала, – капризным голосом пожаловалась девушка.
– Не строй рожи! – рявкнул дядя.
Окно в гостиной Клэров распахнулось, и в проеме между занавесками показалась розовая физиономия с выцветшими усами и копной седых волос.
– Привет, Джеймс, – сварливо пророкотала физиономия. – Обедать пора. А куда запропастилась твоя мать, Ба? И где Саймон?
– Она идет, папочка. Всех уже позвали. Саймон! – выкрикнула Барбара.
Миссис Клэр, запахнутая в темно-вишневый фланелевый халат, поспешно взбежала на веранду и скрылась в глубине дома.
– Господи, неужели нам никогда не удастся пообедать? – горько вздохнул полковник Клэр.
– Удастся, – заверила его Барбара. – Может, начнешь пока сам, папочка, раз уж ты так торопишься? Пойдемте, дядя Джеймс.
Вынырнувший из-за угла молодой человек резво настиг их у самых дверей. Он был высокий и широкоплечий, с соломенными волосами и оттопыренной нижней губой.
– Привет, Сим, – улыбнулась Барбара. – Идем обедать.
– Бегу.
– Как успехи с морзянкой?
– Блеск, – расцвел Саймон. – Клёвей не бывает.
Доктор Акрингтон обернулся словно ужаленный.
– А что мешает тебе сказать «лучше не бывает»? – свирепо спросил он.
– Ха! – последовал ответ.
Они прошествовали в столовую, где за длинным столом уже восседал полковник Клэр.
– Мы не будем дожидаться, когда наконец придет твоя мать, – мстительно произнес он, складывая ладони на самой выпуклой точке внушительного пуза. – Вознесем же хвалу Господу нашему за яства, которые он нам дарует. Хойя!
Вошла Хойя в туго накрахмаленном чепце и хрустящем от крахмала фартучке. Словно полинезийская богиня в варварском наряде.
– Холодную ветчину, холодную баранину или жареные бифштексы? – провозгласила она глубоким и густым, как леса ее родного племени, голосом. Потом, спохватившись, вручила Барбаре меню.
– Если я закажу бифштекс, – задумчиво произнес доктор Акрингтон, – будет ли он зажарен…
– А разве вы едите мясо сырым, дядюшка? – хихикнула Барбара.
– Дай мне закончить. Если я закажу бифштекс, будет ли он зажарен или провялен? Словом – бифштекс это или… бильтонг?
– Бифштекс, – томно произнесла Хойя.
– Так он уже зажарен?
– Да.
– Благодарю покорно, – удовлетворенно ухмыльнулся доктор Акрингтон. – Тогда мне ветчину.
– Черт побери, в чем дело, Джеймс? – раздраженно спросил полковник Клэр. – Ты говоришь загадками. Что ты на самом деле хочешь?
– Я хочу жареный бифштекс, Джеймс. Жа-ареный, понимаешь? Только если он уже зажарен, то это не бифштекс, а кусок дерь… Словом, это подметка. Господи, что за страна – нигде приличным мясом не накормят.
Хойя устремила вопросительный взгляд на Барбару.
– Хойя, зажарь, пожалуйста, доктору Акрингтону свежий бифштекс.
Доктор Акрингтон метнул на Хойю испепеляющий взгляд и погрозил ей пальцем.
– Пять минут! – заорал он. – Пять минут, поняла? Секундой больше – и он станет несъедобным. Заруби это себе на носу. – Хойя улыбнулась. – А пока она с ним ковыряется, я прочитаю вам письмо, – важным тоном добавил он.
Вошла раскрасневшаяся миссис Клэр. Выглядела она как миссионер, только что обративший в истинную веру несколько сотен дикарей. Клэры высказали Хойе свои пожелания, после чего доктор Акрингтон вынул из кармана письмо от доктора Форстера.
– Это всех вас касается, – возвестил он.
– А куда подевался Смит? – спросил вдруг полковник Клэр, недоуменно оглядываясь. Его жена и дети обвели глазами комнату.
– Кто-нибудь позвал его? – поинтересовалась миссис Клэр.
– Да пес с ним, с вашим Смитом, – отмахнулся доктор Акрингтон. – Тем более что он не придет. Я видел его в Гарпуне. Он околачивался возле паба, и, судя по виду Смита, этот паб был на его пути уже не первым. Плюньте. Не знаю, как вам, а мне и без него хорошо.
– Он давеча как раз получил чек от предков, – прогнусавил с жутким новозеландским акцентом Саймон. – Во хиппует, веник!
– Не говори так, милый, – нежно осадила его миссис Клэр. – Бедненький мистер Смит. Душа-то у него добрая…
