Убей Зверя сам!..

ВЕРА: Хвааатиит! Замолчи, Сатана! Господи! Что за ночь сегодня?! То Бог, то Дьявол сами сюда являются! Сплю я! Снитесь вы мне! Дядь Вась, не верь Ему! Нет его! Энто всего лишь Яшка Гринберг! Палач, убийца и мой любовник! А теперь ещё и предатель Родины! Ну, ничего! Наши придут – болтаться тебе Яшка на берёзине!

ГРИНБЕРГ (хохочет ей в лицо): Какие «наши», дура! Тут всегда Мои приходить будут! И вешать будут не Меня и не Мне подобных, а вас! Вашими же руками, под ваши улюлюканья, проклятия вам! Вы, как народ – самоубийцы! Вы всё за нас делаете своими же руками! Когда придут «наши», как ты дура сейчас выразилась, я опять буду стоять в форме НКВД, и давать приказы вот таким же Мытарям и Уваровым (указывает на дверь сарая), только одетыми в форму советских солдат, вешать вас, таких же, как и они. Вешая вас, они себя так же к гибели приговаривать будут! Имена, и ваши, и их, стёрты будут из памяти уже даже внуков ваших, а Моё имя будет почитаемо, уважаемо и незабываемо! Вас закопают и забудут, а когда я умру, меня хоронить с почестью вся округа придёт, пионеры салюты отдавать будут, подушечки с орденами нести вперёд гроба моего станут…. Вот что будет, Вера, когда придут «наши»! То есть «Мои»!.. Был! Был, у тебя Благушин, шанс поменять этот закономерный сценарий, убив Зверя самому! Но ты его упустил. И вместо Зверя погибло еще несколько десятков Его «домашних животных» – советских людей. И никто не смеет даже надломить одно звено в этой бесконечной и бескрайней цепочке взаимосвязанностей и последовательностей. Потому Я был, есть и буду всегда на вашей земле решать: кому, когда и как жить или не жить! Как на скотном дворе! И у каждого из вас есть всегда в жизни такой шанс послужить Богу своему: убить Зверя, в первую очередь в себе самом, а затем, и по-настоящему. Но вы все слабы! Вы служите Зверю! Все! И русские и немцы! Поэтому с таким упоением и остервенением уничтожаете друг друга. Он был прав, говоря, что вам некуда здесь бежать. Здесь везде Я и Мои слуги. Мытари и Уваровы везде, с обеих сторон. И те, которые за немцев, и те, которые за советских. Неважно, какие погоны или нашивки они носят: они – Мои рабы. Не слуги! Нет! Рабы! Мои животные!

А, что насчёт предателя Родины, то, Вер, нет её у Меня! Это вам Я вам навесил этот чудный долг – долг перед некоей Родиной, перед этим переделав эту Родину под Скотный двор. Скотный двор – тоже родина для его обитателей! Каждый гусь и каждая утка очень преданы тому месту, где их кормят, и они всегда в него возвращаются! В этом и отличие человека от гуся! Человеку родина – там где он может творить, созидать, расти, дышать свободно и сам может выбирать свою судьбу! А для вас родина – там где вас кормят и где вас на убой гонят! Поэтому не тебе, Вера, мне морали читать! Я вне морали! Вне вашей морали! У нас мораль своя и вам её никогда, Вер, не понять! Да и не надо! Так вам легче жить и помирать будет! Готов, Василий Михайлович, смерть-то принять? А?

(Подходит и бьёт Благушина со всей силы ногой в голову. Тот валится на пол, а Гринберг начинает его избивать).

ГРИНБЕРГ: Что, Вася, не нравится?! На получи, свинья! Ты на кого давеча руку поднял?! А! Скотина! Твое место в стойле! Было, есть и всегда будет! (Гринберг входит в яростное остервенение). Наконец-то я вспоминаю славные тридцатые, когда в НКВД вот таких вот скотов насмерть забивал! Моё время здесь на Руси никогда не пройдёт! Ослабнуть может! Но без опричника, палача, жандарма эта долбанная страна, этот скотоподобный народец жить долго не может! Мы вас до войны мочили, как скот, так и после войны будем! А вы, скоты, будете вопить от восторга, когда ярмо на вас всё туже и туже затягивать будем, когда вас в собственном дерьме мордой всё больше и чаще возить станем, когда вас сапогом, сапогом в морду!

(Благушин уже не шевелился под яростными ударами Гринберга. И вдруг, до этого беспомощно скулившая Вера, с диким криком и какой-то неимоверной силой бросается на палача и с силой головой врезается тому в живот. От неожиданности Гринберг охает, отлетает спиной на пол и бьётся затылком о выступающее из стены бревно. Слышится какой-то неприятный хруст человеческого черепа и Яков Леонидович Гринберг после недолгих конвульсий замирает).

ВЕРА (обессиленная оседает на пол рядом с Благушиным): Убей Зверя сама! (теряет сознание).

(Через какое-то время дверь сарая приоткрывается и в него заглядывает Уваров).

УВАРОВ: Эй, Сашок, давай-ка сюда скорее! Чего ж тутова случилось-то?! О Господи, они чё, готовые все?

МЫТАРЬ (кидается к Гринбергу): Энтот уже точно готов! Да кто же его? Чё со старостой-то?

УВАРОВ: Тоже, кажись, представился! А энта? (Начинает осматривать Веру). Слышь, Сашок, а энта дышит! Без чувств, правда!

МЫТАРЬ: Притащи воды, давай её в чувство приводить! (начинает слегка бить Веру по щекам).

(Скоро появляется Уваров с ведром воды. Выливает его на Веру. Та медленно приходит в сознание).

МЫТАРЬ: Очухалась! Ну, чё здесь произошло-то?

ВЕРА (рассеянно озираясь по сторонам, останавливает свой взгляд сначала на Благушине, а затем, на Гринберге. Затем улыбаясь): Я Зверя убила! Сама убила! Слышь, дядь Вась? Я твой грех на себя взяла и цепочку евоную порушила! Дядь Вась, слышь?! Очнись!

МЫТАРЬ: Да не очухается он! Представился, Царствие ему Небесное (крестится)! Да уж крепко ему перед смертью-то досталось! Видать Яшка совсем в озверении был…. А как ты его завалила? Ты ж связана была!

ВЕРА: Бог подсказал и силы дал! А теперича ты Мытарь поступай так, как тебе Бог подскажет и на что тебе силы даст! Тутова, кроме нас троих, никто не знает, что я в сарае была. Сдашь, значит, Зверю служишь, и значит, смерть дядь Васи понапрасну была. Я цепочку нарушила, которой энтот Зверь (кивает в сторону Гринберга) здесь бахвалился и дядя Вася поэнтому петли избежал и смерть принял мученическую, а не позорную. А теперича моя судьба в твоих руках. Я и тебя, Сашок, перед Господом спасла, ибо ты тоже Зверя убить не смог….

УВАРОВ: Да о каком Звере всё талдычишь-то? Совсем что ли умом рехнулась баба!

МЫТАРЬ: Погоди ты, Гриша! Тут дело очень тонкое, пожалуй! Ты не горячись! Не спроста всё тутова так произошло…. Гриш, сапоги с краснопёрого помнишь?

УВАРОВ: Ну, помню, а что?

МЫТАРЬ: Мародёрство энто! А за мародёрство немец знаешь, что с нами делает?

УВАРОВ: Так с покойника же! Немцу-то больно всё равно, что я энти сапоги с покойного красного снял!

МЫТАРЬ: Эн нет, Гриша! А может там, в сапогах энтих, шифровка какая важная была, что для партизан предназначалась? А? Ты их должен был, как вещдок в штаб предъявить, на покойнике…. А ты может эту весточку к партизанам спрятал, да передать тайно хотел? А? Что скажешь?

УВАРОВ (растерянно): Саш! А энто ты к чему?

МЫТАРЬ: Верка права! Кроме нас троих сейчас никто не знает, что она здесь…. Я энтот грех на душу брать не хочу. Хватит с меня и Василия Михайловича (опять крестится). Ты сапоги-то возьми, я промолчу, но и ты секрет энтот наш сбереги. Тебе то что, от того, что Верка сейчас домой уйдёт? Забудь и всё!

УВАРОВ (облегченно): Да как по мне, то пусть ступает! Не видел я её тутова!

МЫТАРЬ: Ну, вот и прекрасненько! Вер, ты слышишь? Давай беги домой-то! И язык свой прикуси! (развязывает ей руки)

ВЕРА (встаёт, трёт затёкшие кисти рук, затем отряхивает от соломы платье): Спасибо, Сашок! Я всегда знала, что ты не такой, что ты человек живой! А что про Гринберга-то скажете? Он же теперича охфицером немецким стал!

МЫТАРЬ (подходит к Благушину и развязывает ему руки. Верёвки отдаёт Уварову). А скажем, что энто он его (указывает на Благушина)! А мы уже с ним разобрались, когда ворвались на крики! Ну, перестарались, чё в гневе не бывает! Ты понял, Гриш, чё говорит-то надо?

УВАРОВ: Ага, чё не понять-то! Яшка с энтим одни остались! Яшка допросить того захотел один на один! А тот его и мочканул…. А ты про сапоги-то тоже забудь!

МЫТАРЬ: Да забыл уже! Верка, а ты чего стоишь-то? Тутова скоро такое начнётся!.. А ну быстро домой и чтобы никому ни слова!

ВЕРА: Так, а вы, когда Гринберга к немцам сдали или он сам, не говорил где, у кого и с кем его взяли?

МЫТАРЬ: Мы не говорили! Я доложил, что вот задержан комиссар партизанский. Староста, мол, опознал, а Гринберг тогда не возражал! Думаю, что он про тебя тогда и думать-то забыл…. Зачем ему свидетели-то лишние, а потом, как сам успел сказать, что он с тобою сам все вопросы порешает, без немцев. Они энто дело ни кому не перепоручают….

ВЕРА: Это уж точно! И нам надо так же научиться! Самим Зверей убивать! Ну, храни и вас Бог, как меня сохранил! Порушена…, порушена чёртова цепь! И, слава Богу!

(Уходит)

КОНЕЦ

28.06.2020