Adeu. Сон в моих руках

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Adeu. Сон в моих руках
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 1

– Я Соня, помнишь меня?

Не помню. Мне нужно бежать.

Ноги вязнут в топкой грязи, не слушаются меня, как ватные, как чужие, не родные мне ноги. Дом где-то рядом, я помню, только не помню дорогу, направо или налево, какая улица? Но если я не смогу идти, нет разницы, где мой дом.

– Зачем ты бежишь? – говорит сестра. – Пара уколов – и будешь как новенькая.

– В живот, – шепчет кто-то довольно. – Сорок уколов в живот.

Я должна бежать. Ноги, пожалуйста. Где мои ноги?

Цепляюсь за ограду, подтягиваюсь, но руки тоже слабые, отвратительные, от них никакого толку. Пихаю себя вперёд, чтобы перейти эту незнакомую улицу, чтобы добраться до дома, чтобы никто не кричал мне в ухо:

– Характеризуется значительными нарушениями в восприятии реальности и изменениями поведения!

– Я читала, – шепчу в ответ, съёживаясь, сердце колотится в животе.

Мне нужно домой. Только не могу вспомнить дорогу.

– Камилла, подожди.

Ноги скользят по мокрым доскам, отчаянно держу равновесие, но всё равно падаю, и снова с трудом встаю. Шаги совсем рядом, я чувствую дыхание в затылок, я чувствую, как меня хватают за одежду, как руки больно скручивают за спиной, как голос бормочет:

– Знаете, звоночки были ещё в детстве.

Не хочу я всё это слушать. Я просто хочу домой.

– Подожди, послушай меня.

Вырываюсь, бегу, как могу, к дому, только это не мой дом, не тот подъезд, не та стена, не тот тополь под окнами, бегу и бегу вперёд, бегу через лес, листья хлещут меня по щекам, я бегу и бегу, острые ветви царапают обнажённые плечи, камни вонзаются в босые ступни.

Да где же мой дом. Мне нужно к маме.

– Мам?

Стою перед дверью, подъезд номер восемь, ключ не подходит к замку, ломается в руке, как печенье, я дёргаю ручку, ещё раз, и ещё, и ещё, пока дверь не распахивается и я не падаю внутрь, захлёбываясь темнотой.

– Пара уколов…

– Мам!

– Да что же такое с тобой, как тебя остановить сегодня?

Перед глазами мелькают чьи-то рыжие волосы, я бегу на шестой этаж пешком. То вверх, то почему-то вниз, по коридору и снова по лестнице, лестница вообще не кончается, опять второй этаж, почему?

– Мама!

Кричу изо всех сил, так, что болит живот, но слышу только свой жалобный хрип, слабый, беспомощный, бесполезный. Лестница не кончается, не кончается, третий этаж, снова второй, снова третий. Ноги тонут в ступенях, сердце бьётся в горле, и за спиной совсем рядом голоса шелестят:

– Звоночки были. При наличии диагноза у родственников первой линии риск развития заболевания повышается на десять-двадцать процентов. И были же звоночки.

Звоночки. Звоночки.

Знакомая дверь на шестом этаже обита коричневой кожей, я жму на звонок с размаха, до боли бью по нему ладонью, стучу кулаками в дверь, пинаю её ногами.

– Мама!

Кричу и не слышу ни звука. Бьюсь в дверь, раз, два, три, но двери нет, четыре белых стены вокруг, облупившаяся штукатурка, холодный кафельный пол, и мои разбитые коленки, я же опять бегала, опять упала, опять порвала колготки, я так боюсь боли, может быть совсем больше не идти домой?

Сижу на полу, сжавшись в комок, обняв колени, спрятавшись за волосами, глотаю горькие слёзы, и вздрагиваю всем телом, когда чьи-то тёплые руки посреди ледяной пустоты обнимают меня за плечи. И ласковый голос шепчет:

– Ну всё, хватит кошмаров. Давай просыпаться, Камилла.

***

В театральном фойе, перед спектаклем «Фауст», я увидела его в самый первый раз и, разумеется, не обратила никакого внимания. Сказочно прекрасное вечернее платье его спутницы заинтересовало меня гораздо сильнее: я изнывала от влюблённости в это платье до конца вечера, а потом ещё несколько дней страдала от разбитого сердца.

Вторая встреча случилась в Хельсинки, в парке Кайвопуйсто, который казался мне самым прекрасным местом на земле. После двух промозглых дней на небе вдруг обнаружилось солнце, и я наконец очнулась, разглядев и природу, и архитектуру, и особенно финский суп с лососем. Всё это сделало меня до идиотизма счастливой, но я сразу решила, что без ванильного рожка счастье не может быть полным. Настоящие финны с первым лучиком солнца отправились за мороженым в шлёпанцах на босу ногу, а чем же я хуже? Не то чтобы в очереди к киоску меня всерьёз взволновал смутно знакомый мужчина: в голове вроде щёлкнуло, но близость к мороженому мешала думать о чём-то дольше одной секунды.

В третий раз он попался мне на глаза в Москве, в кафе недалеко от Цветного бульвара, и тогда я наконец всерьёз насторожилась.

– Я его уже где-то видела, – по-шпионски загадочно прошептала я. Катя, минут двадцать меланхолично терзавшая кусочек торта, завертелась на месте.

– Блондина? – громким шёпотом уточнила она. С той же деликатностью могла бы просто встать и ткнуть пальцем блондину в лицо. – Тоже хочу такие очки.

– Нет, слева.

Катя снова обернулась, проявляя чудеса тактичности. Объект наблюдения, однако, даже бровью не повёл, он невозмутимо читал газету и пил что-то разноцветное.

– Ты про того турка? – предположила она.

– Кое-кому пора завязывать с турецкими сериалами, – мрачно отозвалась я.

– Никогда, aşkim1, – Катя картинно приложила ладонь к груди. Оторвав пронзительный взгляд сыщика от не-блондина и потенциального турка, она снова сфокусировалась на мне. – И где же ты его видела?

– Не помню. Мне кажется, что в Хельсинки. Но этого ведь не может быть.

Довольно быстро стало ясно: может. Он возникал то тут, то там ещё не раз: в парке, в кафе, в разных городах и странах, то мелькая в толпе, то сталкиваясь со мной в упор. Любопытство и страх сменяли друг друга несколько раз, пока страх не сдался окончательно: трудно бесконечно бояться человека, который годами никак не приведёт в исполнение свой коварный план.

Хорошо, что составлять его фоторобот мне не требовалась – эту миссию ожидал неизбежный провал. Я не справилась бы даже с вопросом «сколько ему лет»: у него был тот тип лица, по которому практически невозможно определить возраст, а я талантом к этому не обладала никогда, безошибочно вычисляя только детей до трёх лет. Во всей его внешности не нашлось бы ничего сногсшибательного или душераздирающего, кровь не закипала от одного взгляда, все встречные женщины не падали в обморок: высокий, смуглый, густые тёмные волосы, прямой нос – не слишком узкий, не слишком широкий. По такому словесному портрету нетрудно вычислить половину населения планеты. Правда, иногда мне казалось, что его будто долго и тщательно обрабатывали в фотошопе, выверяя каждую чёрточку, но и это не бросалось в глаза, пока не додумаешься как следует присмотреться.

Из толпы его, пожалуй, могло выделить лишь одно: немного странная мягкость движений, благодаря которой он сошёл бы за английскую королеву даже на книжной ярмарке в Красноярске. В тот день я так отчаянно куда-то спешила, что врезалась прямо ему в спину, а он обернулся и доброжелательно извинился, пока я оглушённо хлопала глазами. Я была безнадёжно погружена в свои мысли и только вечером, рассказывая подруге, как почему-то поразила меня эта вежливость, вспомнила вдруг его лицо и от удивления захлопнула рот на середине рассказа.

А ещё через сутки из закромов моей дырявой памяти медленно выбралась самая интригующая деталь его портрета. Не знаю, как с ним могла приключиться такая банальность, но, конечно же, это были глаза: ярко-зелёные, как трава, или как изумруд, или как тоска.

К сожалению, при следующей случайной встрече они оказались серыми, а в другой раз – карими.

– Цветные линзы до обидного похожи на магию, – сообщила я Кате, немного разочарованная прозаичностью придуманной разгадки.

***

Из Будапешта я вернулась в середине сентября. Сентябрь всегда навевал на меня вселенскую тоску и меланхолию: даже перспектива золотой осени не отменяла приближения холодов, слякоти и серости, в которые Москва погружалась стремительно и неотвратимо. Тот месяц не стал исключением: брутально перевернув календарь, осень по-настоящему наступила всем на горло прямо первого сентября – солнце тут же бесследно исчезло с небес, а дождь поливал город и днём, и ночью. Поэтому по дороге от аэропорта к дому я мечтала об одном: проспать месяц кряду, а лучше шесть, пока всё не расцветёт или не исчезнет.

Это путешествие не заняло бы призовых мест в моём рейтинге: Будапешт всю неделю заливало дождём, мы с Кэт первое время радостно под ним скакали, а потом замёрзли, приуныли и стухли окончательно уже на третий день. Чудеса архитектуры почему-то не приносили радости, прогулку на остров Маргит испортила утрата Катиного кошелька, ну а потом случилось самое страшное: мой фотоаппарат отправился в последнее путешествие с моста через Дунай, унося с собой на дно бесчисленное количество фотографий чаек на фоне туч. Немыслимо, что я вообще сумела пережить такое фиаско, ведь камера давно была продолжением моей руки, а также куском сердца и третьим глазом.

Завершилась поездка совсем по-дурацки: я дремала на заднем сидении такси в тот момент, когда на меня с небес свалилась квартира. Как альтернатива метеориту – совсем неплохо, конечно, а в остальных отношениях – так себе.

– Привет, – жизнерадостно воскликнул голос тёти Лизы в телефоне. – Я точно помню, что ты умеешь пользоваться какими-то там сайтами, где сдают недвижимость.

 

– Привет.

– Привет. Камишка, ты представь, мне наконец-то предложили должность директора филиала в Воронеже. Я подумала, что Воронеж, конечно, не Париж, но это такая возможность!

Тётя Лиза щебетала так быстро и радостно, что я невольно представила себе, как она стоит в красном берете, обняв багет, а за спиной у неё Эйфелева башня прямо посреди Воронежа.

– Воронеж, в принципе, не так уж далеко от Парижа, – согласилась я.

– Вот. Хоть ты меня понимаешь. И я решила: если уезжать надолго, то не бросать же пустую квартиру, это же какие деньжищи можно с неё получить. Да?

– Да? – рассеянно предположила я.

– Я закинула ключи в твой почтовый ящик. Там всё прибрано, ценное я отвезла к подруге, но всё равно надо чтоб люди нашлись приличные…

– Тёть Лиз, какие ключи? – чувствовать неладное было уже поздно, но я наконец почувствовала.

– От квартиры, – в трубке что-то зашуршало, запищало и тётя Лиза протараторила ещё быстрее: – Погоди, тут посадка на рейс начинается, позвоню потом.

Не оставив мне шансов разобраться, что, чёрт побери, происходит, с чего вдруг я обречена сдавать чужую квартиру, почему бы не позвонить мне раньше, кто виноват и что делать, она отключилась.

Новость отлично попала в моё настроение – чтобы с уверенностью осознать, что вселенная в этом сезоне меня ненавидит. Я сразу, как наяву, представила вереницу потенциальных жильцов, среди которых мне придётся как-то вычислить и мужественно изгнать всех алкоголиков, наркоманов, психов и потенциальных организаторов притона, вздохнула и обречённо закрыла глаза. И заснула до самого дома.

***

Дома было как дома. Я забрела в ванную, ужаснулась отражению в зеркале и побрела дальше, воплощать в жизнь мечты о сне, но телефон зазвонил снова, словно принял твёрдое решение обречь меня на вечные муки.

– Камилла, – не терпящим возражений голосом поздоровалась бывшая однокурсница Аня. – У меня есть лишний билет в кино. Поэтому ты идёшь со мной, встречаемся через тридцать минут.

С Аней мы были знакомы около тысячи лет, породнённые списанными друг у друга зачётами и съеденными на двоих пачками сухариков с сыром. Но после окончания университета общались мы исчезающе редко: вероятно, все эти годы нас объединяла лишь ненависть к экономике, а стоило вырваться из-под её гнёта – и темы для дружбы сразу закончились. Раз в полгода мы пили кофе или бесцельно где-то бродили, обменивались сплетнями о бывших однокурсниках, а потом, так и не найдя больше ничего общего, не вспоминали друг о друге до следующей нескорой встречи.

Анино предложение меня, мягко говоря, не воодушевило. Во всяком случае, гораздо меньше, чем возможность проорать «Я ничего не слышу!» и отключить телефон. Но она не оставила мне ни единого шанса на спасение, тут же продолжив:

– А если ты не пойдёшь, я умру от тоски и одиночества у себя в офисе, потому что просто так уйти отсюда мне не позволит совесть. Пожалуйста! Я соскучилась! Без твоего дружеского плеча я совершенно точно погибну в течение буквально пары часов.

Мне оставалось только пообещать себе, что всё это в последний раз, и уже с завтрашнего дня я наконец начну говорить людям «нет». Но, конечно, меня так просто не проведёшь, поэтому сама я ни на секунду в это не поверила. А раз уж оборона оказалась так позорно провалена, теперь вся надежда осталась лишь на то, чтобы тихонько поспать два часа, свернувшись в клубок в зале кинотеатра.

***

– Я вся сморщилась от старости, пока тебя ждала, – склочно заявила мне Аня, как только я появилась в поле её зрения.

– А я, к вашему сведению, только что прилетела из противного мокрого Будапешта, обнаружила, что должна искать жильцов в дурацкую тётину квартиру, устала, как собака, и, честно говоря, просто сгораю от желания тебя задушить, – хмуро сообщила я, зябко кутаясь в пальто. – Ты шантажистка и монстр.

– Зато, пока ты тащилась сюда, как дохлая черепаха, я нашла нам компанию.

Слово «компания» она произнесла таким тоном и с таким придыханием, как обычно говорят «Мне сегодня было видение ангела небесного», если, конечно, кто-то такое говорит.

– И где же она? – без особого интереса поинтересовалась я.

Впрочем, могла бы и не интересоваться. Рядом с кинотеатром, метрах в тридцати от нас, стоял, расслабленно прислонившись плечом к колонне, всего один человек, способный сойти за компанию, и если бы я сказала, что просто удивилась, это была бы наглая, беспросветная ложь.

От изумления у меня зашумело в ушах.

– Серьёзно?

Аня с подозрением глянула на меня, озадаченная такой реакцией, и с безграничной гордостью покорителя Эвереста ответила:

– Да.

Я не могла оторвать от него взгляд, а он по-буддистски спокойно смотрел вдаль, не обращая на нас с Аней никакого внимания. Не было ни малейшего сомнения, что это именно он: его я видела и в театре, и в Хельсинки, и в Красноярске, и в том кафе, а может быть и где-нибудь ещё.

– Откуда ты его знаешь? – ошарашенно пробормотала я.

Аня в ту же секунду превратилась в блондинку с розовым бантиком и принялась накручивать на палец прядь волос у лица. Мне страстно захотелось её как следует стукнуть.

– Это Александр. Он идёт на тот же фильм и я предложила ему пойти втроём.

– Чего? Втроём?

– Ну, если ты очень хочешь пойти. Ты точно хочешь пойти?

– Аня, ему явно за сорок, ты с небольшой натяжкой сойдёшь ему в дочери.

– Это тебе явно за сорок! – рассердилась Аня. – Отстань уже от меня и иди домой.

– Вот это внезапная смена риторики. Если помнишь, ты сама меня сюда притащила.

– Ну прости, ну Камиш, ну ты же всё понимаешь, – заныла она. – Не обижаешься?

Аня выглядела трогательно и глупо одновременно. Мы в конце концов довольно взрослые уже тёти, а ей как будто на днях исполнилось двенадцать и мальчик вдруг пригласил на свидание – точнее, мальчика на свидание (втроём) пригласила она.

– Да нет, – вздохнула я, не сводя глаз с человека у колонны. – Вернусь в свою берлогу и залягу там наконец в спячку до марта, как и мечтала.

– Тогда пока, – обрадовалась Аня.

Тут бы мне благоразумно удалиться в сторону заката, но вдруг, сама себя изрядно удивив, я схватила Аню за руку и выпалила:

– А познакомишь нас?

– Зачем? – эхом моих мыслей отозвалась Аня.

– На случай, если он маньяк, – панически выкрутилась я. – Если он сразу после кино решит тебя расчленить, я смогу быть свидетелем.

Аня посмотрела на меня как на безнадёжно больную, но, видимо, где-то в глубине души сочла мой аргумент допустимым. Она потащила меня за собой, а я стала спешно придумывать, что собираюсь делать дальше. За несколько секунд пути раз сто пожалела, что затеяла это, но было уже поздно – мужчина стоял прямо передо мной и приветливо протягивал руку.

– Александр, – сообщил он, и я узнала тот тихий низкий голос, который слышала целую секунду в Красноярске.

– Камилла, – хрипло сказала я, пожимая его руку, глупо хихикнула от неожиданности и повторила уже нормальным голосом: – Камилла.

Несмотря на противный влажный уличный холод, его рука оказалась обжигающе горячей. «Александр» – какая скука, а я-то рассчитывала услышать как минимум «Воланд».

– Очень приятно, – вежливо кивнул он. Аня нетерпеливо ткнула меня локтем в бок.

– Камилла не сможет пойти с нами! Ей надо срочно заняться тётиной квартирой.

– А что случилось с тётиной квартирой? – поинтересовался Александр, игнорируя Анин нездоровый энтузиазм. Он говорил с очень лёгким, почти неуловимым акцентом, словно его родным языком был какой-то другой, но какой – непонятно. И вряд ли немецкий.

– Тётя уехала куда-то, кажется, то ли во Владивосток, то ли в Волгоград, и хочет, чтобы я как можно скорее сдала её квартиру кому-нибудь приличному.

– Кино начинается через пять минут, – вставила Аня.

– Уже ухожу, – смиренно сообщила я. – Квартира не ждёт.

– До свидания, Камилла. Приятно было наконец познакомиться, – Александр снова протянул руку, и я снова на автомате её пожала. Я более чем отчётливо услышала его «наконец», и это, наверное, отразилось на моём лице, но лицо Александра было всё так же спокойно и не выражало ничего, кроме вежливой доброжелательности.

Помахав им обоим, я развернулась и быстро пошла к дому, на ходу придумывая причины, почему не стоит обращать на происходящее ни грамма внимания.

Как будто подытоживая все предыдущие безобразно неудачные дни, на следующий вечер я обнаружила себя с температурой тридцать девять и семь и почти присмерти. Всё, что я могла – это спать, с каждым часом закапываясь всё глубже под одеяло. Ненадолго возвращая способность мыслить, я думала, что это какой-то страшный безжалостный грипп, а больше ничего не думала – снова засыпала. Постоянно вскакивала, путаясь в простынях, долго пыталась отдышаться, а потом опять засыпала, и так продолжалось целую вечность, настолько долго, что я перестала следить за часами.

***

Меня разбудил телефонный звонок. Я не помнила, как проснулась, как нажала на кнопку ответа, и совершенно не понимала, что хочет донести до меня голос из трубки. Он говорил довольно долго и обстоятельно, вроде и не ожидая от меня ответа, просто говорил и всё, а я слышала только бешеный галоп собственного сердца, стучащего в ушах. И лишь через несколько минут достаточно собралась с силами, чтобы вставить в поток речи первое, что пришло на ум:

– Да?

– Камилла, – мягко сказал голос. – У вас всё в порядке?

– Да, – лаконично соврала я. И сразу поняла, что не так уж и соврала – по крайней мере, всё было точно совсем не так плохо, как раньше, и сердце медленно приходило в себя. На всякий случай я мысленно прочитала стишок про бычка, который идёт-качается, и убедилась в том, что хотя бы с поэзией совладать могу.

– Хорошо, – одобрил голос. – Меня зовут Александр, мне дала этот номер ваша подруга Анна. Мы виделись три дня назад, помните?

Разумеется, я помнила. Но три дня назад? Ну надо же.

– Ещё бы я забыла, – вырвалось у меня. Александр эту реплику проигнорировал и продолжил:

– Простите за поздний звонок, но у меня случился небольшой форс-мажор, и я в некотором роде остался на улице. Я совсем недавно в Москве, поэтому не знаю, к кому обратиться. А вы, как я помню, сдавали квартиру своей тёти, ничего не путаю?

– Да, всё верно, – растерянно подтвердила я. – Квартиру. Конечно. Но сейчас, кажется, ночь.

За окном стояла непроглядная темень и лил дождь. Я мельком глянула на часы – первый час ночи, ничего себе.

– А почему вы не хотите пожить в гостинице? – поинтересовалась я, пытаясь окончательно продрать глаза. – Ну то есть, нет, извините, конечно же я покажу вам квартиру – и вы, если захотите, можете там остановиться. Хотя вообще-то я ходила на неё посмотреть – там почти ничего нет, кроме старой мебели и какого-то тётиного барахла. Только сейчас вроде бы не самое удачное время?

– Нет, что вы, – голос в трубке звучал спокойно и мягко, абсолютно уверенно, как будто на часах не полночь и он не пытается в это время снять у меня квартиру. – Время самое что ни на есть удачное. Если вам, конечно, не трудно.

Меня отчаянно грызло ощущение неправильности происходящего: почти совсем незнакомый мужчина ночью звонит по номеру, который я ему не давала, и просит срочно за неведомые деньги сдать ему квартиру, которую он даже не видел. И что самое неправильное – я абсолютно не настроена ему отказывать.

Потому что мне до смерти интересно, что будет дальше.

Кажется, тётя Лиза зря решила, что я именно тот человек, которому можно доверить свою драгоценную недвижимость.

– Не трудно, – объявила я, ставя крест на своей адекватности. – Можете подъехать за ключами к моему дому, я вам их вынесу и дам нужный адрес.

Тут у меня проснулся какой-то важный уголок мозга, и я добавила:

– Но квартира сдаётся минимум на три месяца с предоплатой, её нельзя рушить, пачкать, ломать мебель тоже нельзя, даже если очень захочется, зато нужно поливать цветы и следить, чтобы в ванной не сорвало кран и вы не залили соседей снизу. Холодильник пустой, сковородок нет, но есть посуда и чайник – чая, правда, тоже нет. Есть занавески. Нет телевизора.

– Какое горе, – вставил Александр.

– Есть спутниковая тарелка, хотя я не знаю, что вы с ней будете делать. Если что-то забыла, будет вам сюрприз. Если вы со всем согласны, можете подъезжать.

В трубке немного помолчали, а потом осторожно осведомились:

– Я вас очень испугаю, если скажу, что стою сейчас под вашими окнами?

– Нет, – вздохнула я. – Не сомневаюсь, что Аня выдала бы мой адрес по первому запросу даже инопланетянам. Минуту подождите, пожалуйста.

Я выбралась из-под одеяла, ошеломлённая своими необыкновенными успехами, взяла с тумбочки ключи, кое-как влезла в футболку и джинсы и в таком виде вышла на балкон, о чём немедленно пожалела, поскольку лето почему-то за эти три дня так и не наступило, а дождь с такой силой хлестал по земле, как будто где-то на небе прорвало водопровод.

 

– Камилла, вы морж? – спросил Александр, выглядывая из-под широкого чёрного зонта среди неукротимых небесных вод. Картина получилась удивительно зловещая, что совершенно не сочеталось с его дружелюбным вопросом. Я едва не передумала продолжать разговор, но всё же удержала себя в руках.

– Нет, я овца, – простучала зубами я. – Предоплату по номеру телефона сможете перевести?

Продиктовать номер, дождаться смски о переводе – время редко идёт так же медленно, как в те минуты, когда ты на полпути к превращению в льдину. Но Александр великодушно поторопился, поэтому мне всё же удалось сохранить привычное агрегатное состояние.

– Ловите ключи, – мечтая о воссоединении с одеялом, крикнула я.

Он поймал их с такой же лёгкостью, как если бы профессионально занимался ловлей ключей всю свою жизнь. Связка тихо звякнула в его ладони.

– У вас есть дождевик? Если хотите, могу его тоже скинуть. Или ещё чего-нибудь.

– Не стоит, – вежливо ответил Александр, а у меня почему-то мурашки по коже побежали то ли от его спокойной фразы, то ли просто от холода. – Лучше не забудьте сказать мне адрес.

«Что я такое делаю?» – панически орал мой мудрый внутренний голос. Но вместо того, чтобы к нему прислушиваться, я, задорно стуча зубами, продиктовала улицу, номер дома, этажа и квартиры, и ретировалась обратно в тёплую комнату, под тёплое одеяло, в тёплые объятия сна.

1Любовь моя (тур.)