Нажимаю на кнопку звонка, и дверь мгновенно распахивается. Внутри все иначе – там красочно и светло. Улыбчивая девушка ведет меня по дому, полному детей. Детей счастливых и увлеченных. И с очень взрослыми глазами. Замечаю, как один малыш управляет игрушечной железной дорогой, а другой рядом строит дом из конструктора. Девочка репетирует балетные па, а подружка снимает ее на игрушечную камеру. Здесь каждый занят своим делом, и никто не ждет, что сейчас кто-то придет и принесет с собой кусочек счастья, будто это торт.

– Роза! – восклицает Лиза, когда мы заходим в рабочий кабинет.

Она встает из-за стола и заключает меня в объятия. Помня о своей теории про злобную сестру, я отстраняюсь и складываю руки на груди.

– Чего ты хочешь… – хочу добавить «сука», но понимаю, что это уже перебор, поэтому просто говорю: – Лиза?

А сама думаю: да мне все равно, настоящая она или нет, схожу я с ума или нет, добрая она или злобная. Я просто хочу снова обнять свою сестру и вдохнуть аромат кокоса.

– Ты ненастоящая, – слетает с моих губ.

– Нет, – Лиза огорченно качает головой, – ненастоящая.

Всего секунду назад у меня был шанс обрести сестру. Пусть и злобную. Но настоящую. Живую. А теперь я точно знаю, что ее нет. Ее никогда не было. Но Лиза все равно рядом. И я падаю в ее объятия.

– Почему? Почему так получилось?

Но Лиза молчит.

– Это случайность?

Но Лиза молчит.

– Ты убила себя ради меня?

Но Лиза молчит.

– Зачем ты это сделала?

Но Лиза молчит.

– Отвечай!

– Потому что если бы я родилась, тебя бы не было.

Лиза выпутывается из моих объятий и подходит к окну. Как же она любит это делать. Моя неродившаяся сестра смотрит вдаль и начинает свой рассказ:

– Мы подружились здесь еще до нашего рождения. Ты всегда носилась с блокнотом, делала какие-то пометки и рассказывала истории. А я… У меня не было особых способностей. Я просто со всеми дружила, всем помогала, хвалила. Я всегда была рядом в нужный момент. И дети ко мне приходили за этим ощущением покоя. А потом я подслушала разговор смотрителей. Оказалось, что мы с тобой, не сговариваясь, выбрали одну семью для жизни на Земле. Мы должны были стать кровными сестрами. Счастье, правда? Увы, нет. Было одно но: у наших будущих родителей может быть только один ребенок. И этот ребенок – я. Но какую бы жизнь я могла прожить? Скучную и бессмысленную? И как я могла оставить мир без твоих историй? Понимаешь? Никто бы никогда не написал эти истории, если бы ты не родилась.

– Ты бы написала, – не выдерживаю я.

– Не написала бы, – говорит Лиза и кладет на стол до боли знакомый блокнот, вот только я вижу его впервые. – Это все твои истории. Я ничего никогда не придумывала, я лишь диктовала тебе твое же. Чтобы помочь вспомнить, чтобы показать путь, о котором мы забываем, приходя на Землю. И там еще ой как много не материализованных страниц. Там есть что-то очень важное для тебя и для других людей.

– Но ты убила себя! Ты пожертвовала собой ради меня!

– Думаешь? Я стала главным волонтером в Доме ребенка и помогаю малышам войти в свою жизнь. Здесь я куда полезнее, чем могла бы быть на Земле.

– Ты ненормальная! – кричу я и крепко-крепко обнимаю сестру.

– Я ненормальная? А кто сейчас разговаривает со своей нерожденной сестрой?

Мы стоим так долго-долго, и мне хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

– Помни, что ты родилась не просто так, – говорит Лиза на прощанье. – А для чего-то. – А потом добавляет: – И чтобы взлететь, нужно два крыла.

Беззвучно шевелю губами: я знаю.

Теперь я знаю.

***

Открываю ноутбук и нахожу файл, который создала после «веселого» семейного ужина. Там всего лишь одно предложение: «Я не должна была родиться». Стираю его полностью и пишу: «Я могла не родиться». Снова стираю и пишу: «Я должна была родиться. И рассказать эту историю. Про меня, мою сестру Лизу и бар «Крылья».

апрель 2019 г.

Плутон

3, 2, 1… погнали!

Я родился в эпоху, когда называть детей нормальными именами считалось ненормально. По улицам вновь стали расхаживать древнегреческие боги, в песочницах копошились королевские особы, а твой друг запросто мог оказаться мифическим существом. Как будто развитие мира пошло в обратную сторону, а не вперед. Или попросту сделало виток по спирали.

В угоду моде родители нарекли меня Платоном, чтобы с самой колыбели их малыш был особенным. Наверное, я должен был бы стать широкоплечим, как древнегреческий бог, или мудрым, как тот самый философ, или просто человеком с широкой душой, например. И обязательно стремиться к своей звезде – Солнцу – что бы это все ни значило. Впрочем, оно уже не важно.

Сотрудница ЗАГСа родилась в эпоху, когда имя было всего лишь именем, а не способом выделиться из толпы. То ли по незнанию современной моды и основ мифологии, то ли еще по какой-то необъяснимой причине, но в свидетельстве о рождении она записала: «Плутон».

Никто в здравом уме не назвал бы ребенка Плутоном! Зачем людям добровольно поселять в своем доме исчадие ада – бога подземного царства и смерти? Тогда мои родители наспех придумали историю, что дали мне имя в честь планеты. В этом было даже какое-то очарование, ведь еще никто не называл своего ребенка частичкой Вселенной. Так я и стал космическим мальчиком. То ли с ошибкой в документах, то ли с особой отметкой. Если хотите – судьбой.

Да, меня зовут Плутон. Но я не знаю, что значит мое имя. По сути, не знаю, кто я есть. И кем должен стать.

***

Говорят, что у каждого человека должна быть несбыточная мечта. А то иначе это просто планы на завтра. Моя несбыточная мечта родилась из вечных насмешек всех встречных и моих неловких поправок: «Извините, я – не Платон, я – Плутон». Лет в пять, засыпая под светом люминесцентных звезд на потолке и укутавшись в одеяло с россыпью галактик, я решил, что обязательно полечу в Космос и докажу всем, что это имя – никакая не ошибка, а призвание. Или предназначение. В любом случае, все это не просто так.

Вот честно о моей несбыточной мечте: я хочу когда-нибудь увидеть Космос своими глазами, вдохнуть его всей грудью и почувствовать, что мы – одно целое. Я готов лететь в черную неизвестность. Готов изучать планеты, Млечный Путь, другую жизнь. Готов искать ответы на извечные вопросы: Почему мы здесь, а не там? Какой в этом всем смысл? И что скрывается в бездонной Вселенной? Не хочу ничего менять, делать мир лучше, нести добро и все такое. Просто хочу увидеть Космос и понять эту жизнь с высоты неба.

О боги, да, я хочу увидеть Плутон! Потому что верю, что ошибка в моем имени закралась не просто так. Это знак.

Расстояние от Земли до Плутона пять миллиардов километров. Полет в одну сторону займет от 9 до 12 лет. Ускорение корабля составит в среднем 58 000 километров в час. Один год здесь длится 248 земных лет. Еще ни один космонавт не забирался так далеко от Земли. Я знаю все это, потому что после Космической академии вот уже три года управляю полетами на станции «Плутон-1». Чтобы отправить на Плутон людей, придется увеличить размер корабля, что снизит скорость и займет страшно сказать сколько лет на полет. Готов ли я провести четверть (или даже половину) жизни в пути ради своей мечты? О, да! Ведь даже патлатые рокеры горланят в моих наушниках: «И не главное сколько осталось идти, главное то, что я к ней иду».

Но на то мечта и несбыточная, что сбыться ей не суждено. На Плутон люди не летают. Пока это лишь проект на отдаленное будущее. Почетная миссия исследования внеземной цивилизации возложена на роботов. Ведь в случае чего их не жалко. Никто не расстроится, если кусок био-пластмассы затеряется среди астероидов. Внешне роботы выглядят как люди, а внутри – нет. Под слоем искусственной кожи скрывается механическое сердце и запрограммированный мозг. И только татуировка на левой мочке уха говорит о том, с кем ты имеешь дело. Серийный номер набит сзади – ты обязан обращаться с ним как с человеком. Серийный номер набит спереди – в общем-то, обращаться тоже желательно как с человеком, но если скажешь «робот», он не обидится. Представляете, робот и не обидится?!

Какого это – знать, что какой-то робот летит на Плутон и воплощает твою мечту? Паршиво. Это главная причина, почему я их не люблю. То, что для меня мечта, для робота просто будни.

Я знал, что не полечу в Космос, когда поступал в Космическую академию. Знал, что никогда не увижу Плутон своими глазами, когда ее заканчивал. Знал, что это всего лишь глупая детская мечта. Но все равно выбрал пойти за ней. Если у меня есть хотя бы один шанс из миллиарда когда-нибудь отправиться в путешествие на другой конец Вселенной, я просто не имею права не попробовать. В принципе, одного шанса вполне достаточно, чтобы попробовать.

И вот я на космической станции «Плутон-1». Рассчитываю траектории, вычисляю скорости, запускаю корабль и наблюдаю за Космосом на мониторе своего компьютера. Это я говорю в микрофон: «3, 2, 1… погнали!» – и жму кнопку «старта». В свой первый запуск я так перенервничал, что забыл слово «полетели», и вместо него случайно выпалил «погнали». Так оговорка превратилась в мою традицию. Полетели – как работа по контракту, погнали – как безудержный зов души.

Да, я – пилот космического корабля и полностью управляю полетом на Плутон. Но не спешите поздравлять с осуществлением мечты. Фишка в том, что я никуда не лечу. Доброго пути мы всей станцией желаем чертовым роботам. И на Космос я смотрю их искусственными глазами.

И вот однажды происходит чудо. Не знаю, как назвать это по-другому. Однажды меня зовут в кабинет начальства, усаживают за стол и раскладывают передо мной непонятные бумаги. Они говорят, что это все еще опасно, что это будет в первый раз, что полет экспериментальный, что нужно осознавать все риски, что нужно подписать вот здесь и здесь, что я не буду предъявлять никаких претензий и всю ответственность беру на себя. А потом они задают самый глупый вопрос, который я слышал когда-либо в жизни: «Так, ты полетишь на Плутон?»

Представляете, я буду первым человеком, ступившим на Плутон! Ни секунды не сомневаясь, я ставлю свою подпись и расплываюсь в блаженной улыбке. Они тоже довольно ухмыляются, как будто что-то знают, о чем говорить пока не стоит. Возможно, я не долечу до Плутона, возможно, не смогу вернуться обратно. Есть еще сотня вариантов этого «возможно». Но какая разница, если завтра моя мечта осуществится? Сон наконец овладевает мной, а в голове продолжает звучать: «3, 2, 1… погнали!»

***

– Что значит, я не полечу на Плутон?

За три секунды до этого беспардонно врываюсь в кабинет командира экспериментальной команды и упираюсь руками в ее футуристический стол.

– Что значит, я не полечу на Плутон? – повторяю свой вопрос, даже не давая возможности ответить.

Командир закрывает крышку ноутбука, затем рукой убирает с лица непослушную челку и медленно поднимает на меня глаза. Не проронив ни слова, она встает из-за стола и элегантной походкой процокивает к двери, которую я так и оставил нараспашку, когда ворвался без спроса. Она закрывает дверь и после говорит:

– Платон…

– Я – Плутон, – поправляю я.

– Да, конечно, Плутон, – говорит она и возвращается за свой рабочий стол.

Командир указывает рукой на стул, предлагая мне сесть. Но я не сажусь. Я зол, потому что мою мечту только что предали.

– Сядь, – говорит она.

И я сажусь, потому что этому холодному, как будто механическому голосу невозможно не повиноваться.

– Что значит, я не полечу на Плутон? – спрашиваю уже более спокойным тоном, но все еще с дрожью в голосе.

– Пла… – начинает она, но быстро спохватывается, – Плутон, – делает паузу. – Как я и сказала уже на общем собрании, никто из экспериментальной команды не полетит на Плутон, – пауза. – Пока.

– Никто из людей? – уточняю я.

– Правильно, никто из людей.

– Потому что…

– Потому что ваш корабль не прошел финальный тест, требуются доработки. Это первый полет человека на Плутон. Мы все его ждем, но мы не можем рисковать вашими жизнями. Понимаешь? Я уже все объяснила на собрании, никакой новой информации нет. Ты ждал так долго, неужели еще неделька что-то изменит?

Она теребит пальцами волосы, что обрамляют ее лицо. Сильная, смелая, звезда факультета и дочь владельцев космической станции «Плутон-1». Она родилась с Космосом внутри, я же пробираюсь к нему всю свою жизнь. Но сейчас что-то идет не так, и я не понимаю что.

– Хорошо, Луна, – говорю и тут же встаю со стула, намереваясь уйти.

– Луна, – поправляет она.

Это не месть.

Хотя как раз она и есть.

– Да, конечно, Луна, – я исправляюсь и делаю виноватый вид.

Интересно, ее имя – это тоже ошибка? Возможно, родители хотели назвать дочь по-простому, там Лена. Неужели они умышленно обрекли своего ребенка на связь с Космосом без права выбора другой мечты? Но задать вопрос вслух я не решаюсь.

– Постой, – говорит Луна, когда я собираюсь покинуть кабинет. – Есть дело.

Хм, вот и объяснение сегодняшней нервозности.

– Да? – спрашиваю я и усаживаюсь обратно в кресло. – Какие еще тесты мне предстоит пройти?

– Не тебе, – Луна открывает ноутбук, несколько раз ударяет пальцами по клавиатуре и разворачивает монитор ко мне.

– Ей.

Замираю в изумлении. На фото – Венера. Мой второй пилот, мой друг и соратник. Еще одна то ли больная Космосом, то ли безумно в него влюбленная. Мы вместе вступили в экспериментальную команду, мы вместе должны были лететь на Плутон. Должны были. Рядом с фото вижу серийный номер – R220119. И в этот миг мой мир рушится. По коже пробегает дрожь, рвотные позывы не дают проронить ни слова. Только что в мое сердце попал метеорит, который разнес его на миллион осколков.

– Этого не может быть, – только и говорю я. – Не верю. Это какой-то розыгрыш?

– Но это так.

Снова пытаюсь вчитаться в текст на мониторе, но цифровые строчки расплываются перед глазами. Нет, только не Венера. Я отказываюсь в это верить. Только не она.

– Венера? – задаю я скорее риторический вопрос.

– Да, Венера – робот, – бесцеремонно говорит Луна то, о чем я боюсь даже подумать.

Так в один миг мой друг превращается в заклятого врага.

– И? – не понимаю я. – Чего ты хочешь от меня?

– Венера еще не знает, что она – робот. Тебе нужно провести тестирование. Хотя это даже не тестирование. Просто поговори с ней по душам.

По душам? – хочется закричать мне. Откуда у робота душа? О чем вообще говорить с куском пластмассы, который притворяется человеком?

– Венера должна понять, кто она есть на самом деле, – продолжает Луна.

Но зачем? – не унимаюсь я внутри себя.

– Самосознание – важная часть в развитии робототехники будущего. У новейших моделей есть сознание и подсознание – все по аналогии с природой человека. Как и человек, робот должен понять свою суть, в чем его особенность. И принять ее. Как свою уникальность, а не какой-то недостаток. И хорошо бы, чтобы это будущее уже наступило.

– Почему бы просто не сказать ей, кто она есть?

Логично же.

– Плутон, ты – робот! – вдруг выпаливает Луна, наклонившись ко мне настолько близко, что я ощущаю пряный аромат ее парфюма. – Что ты на это скажешь?

– Что за бред ты несешь, – произношу как можно спокойнее. – Вот что я скажу.

– Видишь? Никто не вправе говорить человеку, какой он есть и каким должен стать. Каждый человек решает это для себя сам. Только ты сам знаешь, что для тебя лучше всего. Остальное – лишь информационный шум.

Да, но робот – не человек, – думаю я.

– Все роботы воспринимают себя как человека, – продолжает Луна. – Они выглядят как люди, окружающие обращаются с ними как с людьми. Естественно, роботы думают, что они и есть люди. И мы не имеем права указывать им, кто они на самом деле. Они сами должны увидеть в себе себя.

– Это бред, – снова повторяю я.

Пауза.

– Ты можешь отказаться от задания, если так хочешь, – говорит Луна и отворачивает от меня ноутбук.

– Правда?

– Правда. Ты же человек, у тебя есть право выбора, свобода воли и все такое.

Чувствую сейчас будет «но».

– Но тогда ты не полетишь на Плутон, – говорит Луна и делает паузу. – Никогда.

– Это ультиматум?

– Ни в коем случае.

Пауза.

– Это профнепригодность. Хочешь ты этого или нет, но экспериментальный полет на Плутон без роботов не обойдется. И если ты на Земле не можешь принять того, кто рядом с тобой, таким какой он есть, то что будет в Космосе? Нам не нужны конфликты в команде. Прости, ничего личного.

Пауза.

– Хотя немного обидно. Я считала тебя идеальной кандидатурой для первого полета человека на Плутон.

Луна нажимает на кнопку связи с секретарем и говорит:

– Нужно назначить собеседование с пилотом из списка ожидания для экспериментальной команды. Кто у нас следу…

Убираю ее руку с кнопки и не даю закончить. Смотрю прямо в глаза и делаю вид, что думаю. Но я не думаю. Все уже решено. На что ты готов ради мечты? Я готов на все. Даже отыскать чертову душу внутри механического робота.

– Хорошо. Я согласен.

– Вот и отлично.

Только сейчас она вырывает свою руку из моей.

– Что мне нужно делать?

– Ничего особенного. Просто поговори с ней. Очень, очень деликатно. Роботы ранимые.

Роботы ранимые? – хочу я прокричать на всю Вселенную. Кусок пластмассы ранимый? Но оставляю эту мысль при себе.

– Задавай вопросы, – продолжает Луна. – Все ответы скрыты внутри нас самих, – пауза. – Но чтобы их найти, нужно услышать вопрос, – пауза. – Отвечая на вопрос, робот или человек рассказывает историю, – пауза. – Но не тому, кто задал вопрос, – пауза. – Он рассказывает ее в первую очередь себе.

– Что будет, если Венера так и не осознает, кто она есть? – спрашиваю я.

– Робот, который не может понять и признать кто он есть, подлежит отключению от системы.

– То есть вы ее уничтожите?

– Да.

Луна произносит это настолько равнодушно и холодно, что мне становится не по себе.

– Это дефект программы, – говорит она и разводит руками.

О, божечки. К такому Космическая академия меня не готовила. Роботы, у которых есть осознание самих себя! Что еще они умеют? Только не говорите, что мечтать!

***

– Я мечтаю организовывать туристические поездки на Плутон, – говорит Венера.

На этих словах, как в замедленной съемке, поворачиваю голову в ее сторону. Не вижу себя со стороны, но уверен, что сейчас мои глаза готовы вылететь со своей орбиты.

Мы (наша экспериментальная команда, а не мы вдвоем) сидим в аудитории космической станции «Плутон-1» и ждем командира, то есть Луну. Венера – в полуметре от меня, а может и того меньше. Она пьет горячий кофе из бумажного стаканчика и говорит о своей мечте. А мне становится противно при одном только взгляде на нее. Да, Венера красивая. Но я-то знаю, что это всего лишь пластмасса. Ну, или из чего сейчас делают роботов. В общем, она ненастоящая. Хотя еще вчера была для меня самым близким человеком.

Пытаюсь разглядеть заднюю сторону мочки ее уха, чтобы увидеть серийный номер. Мне нужно подтверждение, я хочу знать, что это не розыгрыш. Но длинные волосы обрамляют ее лицо, скрывая тайну от посторонних глаз.

Сдерживаю рвотные позывы и пытаюсь быть милым. Правда, пытаюсь. Но никак не могу заставить себя задать хоть какой-нибудь вопрос.

– Ты знал, что Плутон – это планета трансформации и перерождения, осознания себя кем-то иным, новым? – спрашивает Венера, даже не подозревая, что мы больше не друзья.

Отрицательно мотаю головой, и она продолжает:

– Так вот, Плутон – планета перерождения. Это идеальное место, чтобы заглянуть внутрь себя, познакомится с собой настоящим, пересмотреть свои ценности и ориентиры.

Ты – робот! – так и хочется крикнуть мне. Ты не можешь мечтать! У тебя нет души! Каким местом ты себе там что-то намечтала?

– Вокруг так много, эм, навязывания единожды правильных стандартов. Мне кажется, так это можно назвать, – продолжает Венера. – Нам говорят, как мы должны выглядеть, что нам есть, кого любить, с какими мыслями и убеждениями жить. Но люди все такие разные! Мы не можем мечтать об одном и том же. У каждого своя мечта. Я хочу, чтобы путешествие на Плутон помогло человеку увидеть себя настоящего. Как думаешь, это возможно?

Пожимаю плечами. Мечта… она-то неплохая, может. Но, блин, Венера – робот! Она не может мечтать! Кто-то просто вложил эту мысль в ее операционную систему. Ее мечта – не больше, чем цифровой код. Не могу сказать свою догадку вслух, но и перестать думать об этом не могу тоже.

– Почему бы тебе не организовывать туры на Адриатическое побережье? – спрашиваю я. – Зачем тащить людей в Космос, чтобы найти себя?

– Не знаю зачем и почему. Просто я так хочу, я так чувствую. И ничего не могу с этим поделать. А ты говоришь, что моя мечта – чушь.

– Я так не говорил.

Но Венера меня уже не слышит. Она берет свои вещи и пересаживается в другой конец аудитории. Сейчас бы вздохнуть с облегчением, но, кажется, я только что провалил свое задание.

– Добрый день, – говорит Луна, заходя в аудиторию. – Благодарю за ожидание.

Луна ставит бумажный стаканчик с кофе на стол и без долгих прелюдий начинает тыкать пальцем по планшету.

– Я проверила все ваши отчеты, – продолжает она, – и у меня вопросы только по пилотам. Плутон?

– Я здесь, – говорю и поднимаю руку.

– Хорошо. А где Венера?

Луна обводит взглядом аудиторию и находит Венеру в самом дальнем углу. А затем снова поворачивается ко мне и смотрит так, будто хочет убить. Читаю в ее глазах: «Что ты, засранец, натворил?» Тоже отвечаю взглядом: «Вообще не понимаю, что происходит». Вас, женщин, фиг поймешь. Даже если одна из вас робот. Тем более, если одна из вас робот.

– Что ж, – говорит Луна настолько спокойно, что никто из нашей команды даже не догадывается, что что-то идет не так. – Какую ошибку выдает монитор при запуске системы?

– Несогласованность действий, – отвечает Венера. – Мы не можем взлететь, потому что у двух пилотов разные взгляды на этот полет. Кто-то хочет долететь до Плутона побыстрее, а кто-то – живым, – Венера косится на меня. – Компьютер не знает, какую команду выполнять, и просто виснет.

– Значит, – Луна откладывает планшет и берет бумажный стаканчик, – вам нужно согласовать свои действия, чтобы корабль все-таки взлетел.

Она делает глоток кофе и ставит бумажный стаканчик обратно на стол. Не понимаю, почему от него до сих пор идет пар.

***

– Что ты о ней думаешь? – спрашивает Луна, когда я захожу в кабинет и протягиваю плитку шоколада в качестве взятки.

Не знаю, в чем именно накосячил, но чувствую, что сейчас меня за что-то точно отчитают.

– Я не ем шоколад, – говорит Луна и отодвигает плитку от себя.

– Надо же, – говорю, – я тоже.

А про себя думаю: мы так похожи.

– Так что ты о ней думаешь?

– Ну, она думает, что она человек, – говорю я и сажусь в кресло напротив.

– Я не хочу знать, что она думает о себе. Пока. Я хочу знать, что ты думаешь о ней.

Все еще думаю, что это какой-то бред. И Венера, моя подруга, просто подыгрывает в нелепом спектакле.

– Робот рассказывает мне про свою мечту, – делаю паузу. – Все это глупо, смешно и нелепо, – пауза. – А если коротко, то – нереально.

Луна облокачивается на спинку кресла и с интересом смотрит на меня.

– Тебе не понравилась ее мечта?

– Да нет, – пауза. – Не то чтобы, – пауза. – Просто, – пауза. – Ну как робот может мечтать? Как? Это вы запрограммировали ее – мечтать какую-то мечту. А она думает, что это она такая особенная, что сама додумалась до такого. Правительству правда нужен туризм на Плутоне? Вы что под таким предлогом хотите освободить Землю от неугодного населения? Хитро.

– Ты прав, роботов программируют, – пауза. – Но человека программируют тоже. Думаешь, твои мысли – это только твои мысли? Нет, мы все запрограммированы. Природой, воспитанием, образованием, обществом, друзьями. Но это не значит, что мы должны следовать чужой инструкции, – пауза. – Человек сам может все изменить и переписать свою программу. И, да, даже у робота есть своя особая мечта. И она осуществится, как только робот осознает, кто он есть.

– Допустим, – соглашаюсь я, но все еще не понимаю главного. – Как же понять: это мечта самого робота или человек запрограммировал его мечтать о чем-то конкретном?

– Плутон, ты так ничего и не понял, – пауза. – Мечту невозможно вложить ни в робота, ни в человека, – пауза. – Она живая. И не ты выбираешь свою мечту, а мечта выбирает тебя. Она приходит именно к тебе, потому что верит, что только ты можешь помочь ей реализоваться. Понимаешь? – пауза. – Твоя мечта верит в тебя больше, чем ты сам. И не важно, робот ты или человек. Важно лишь то, знаешь ли ты, кто ты есть на самом деле. А не кем пытаешься казаться.

– Но как? Как робот может развиваться, не реагируя на установленную программу?

– А человек? Как человек плюет на воспитание, общественные стереотипы и выбирает для себя другую жизнь? Ведь он тоже запрограммирован на что-то, запрограммирован стать кем-то. Маленьким девочкам с детства накручивают идею, что они обязательно должны выйти замуж, а мальчикам талдычат про успех в карьере. Должны ли все девочки и мальчики следовать этим программам? Ну нет же! Путь – это всегда выбор. Роботы тоже имеют право на свое мнение, и мы должны это уважать.

– Венера так сильно верит в свою мечту. Верит в свою человечность. Когда узнает, что она – робот, будет в бешенстве, пожалуй. Я был бы в бешенстве.

– Пару дней назад ты видел в Венере человека и считал ее своим лучшим другом. Сейчас ты знаешь, кто она есть. При этом сама Венера не стала ни хуже, ни лучше. Так почему же твое отношение к ней изменилось? Почему ты думаешь, что быть роботом плохо? Две руки, две ноги. Они такие же. Просто рождаются иначе.

Я не знаю. Разницы, может, и нет. Но внутри меня все меняется, когда вижу маркировку на мочке уха. Считайте, что это просто зависть. Да, черт возьми, я завидую роботам! Ведь они живут именно так, как я хочу. И чья теперь жизнь настоящая, а чья – искусственная?

***

– Это тебе, – говорю я и протягиваю Венере плитку шоколада, которая изначально предназначалась Луне.

Прежде чем заговорить, несколько минут наблюдаю за ней. Венера нажимает на рычаги и кнопки, снимает показатели компьютера, а затем делает пометки на своем планшете. Здесь, в кабине пилотов, нам предстоит провести много-много лет вместе. А что, если она не осознает, кто она есть?

– Спасибо, но я не ем шоколад, – отвечает Венера.

Самое время подумать: мы так похожи. Но я всячески гоню от себя эту мысль. На этой станции вообще кто-нибудь ест шоколад?

– Но попытка примириться засчитана.

– Не хотел тебя обидеть, – говорю. – Правда.

– Проехали.

– Я не считаю, что твоя мечта – чушь.

– Говорю же: проехали.

– Мир? – протягиваю ей руку.

– Мир, – отвечает Венера и протягивает руку в ответ. Она теплая и такая… человеческая. Может, даже более человеческая, чем моя собственная.

Сажусь в кресло пилота и запускаю программу.

– Смотри, по твоим расчетам средняя скорость корабля должна быть 40 000 километров в час, – говорит Венера, на что я киваю в знак согласия. – Это слишком много. Стабилизатор давления может вылететь, и мы не знаем, как это скажется на экипаже. Полет экспериментальный, на борту будут люди. Мы не можем рисковать их жизнями. И своими тоже.

– И что ты предлагаешь?

– Держаться 30 000 километров в час. Это безопасно.

– Но у нас уйдет 20 лет на дорогу! – говорю я, а потом добавляю: – Только в одну сторону.

– Чем это грозит экипажу?

– Смертью от скуки, – говорю я и смеюсь.

Венера улыбается в ответ. Это хорошо, это значит она в моей команде. Осталось только убедить ее, что она никакой не человек. И гибель от перепада давления по крайней мере ей не грозит.

– А если серьезно? – спрашивает Венера.

– А если серьезно, то при 30 000 километрах мы превысим расход топлива. Больше на борт взять нельзя, учитывается каждый килограмм лишнего веса. А того топлива, что есть, на обратную дорогу не хватит.

– А если сбросить отсек?

Тычу пальцами по планшету и произвожу быстрые подсчеты. Все это очень примерно.

– Глобально это не решит проблему, – говорю и вывожу схему на экран.

– Хорошо, а если мы выберем среднюю скорость, скажем 35 000 километров? Нам удастся стабилизировать давление до удовлетворительной отметки и сократить время полета?

– Да, скорее всего. Нужно подать заявку на проведение теста системы.

На ветровое окно кабины падают брызги. Это не дождь, ведь корабль стоит в ангаре. Чья-то рука проводит по стеклу, оставляя за собой мыльные разводы. Когда силуэт на той стороне вырисовывается в четкого человека, мы видим техника. Ему разве не сказали, что полет отменили? То есть перенесли.

Кто-то в ангаре окликает техника по имени, и тот оборачивается. На мочке уха, что до этого момента казалась совершенно человеческой, сверкает серийный номер. Техник – робот.

– Фу, – говорит Венера.

Она морщит свой искусственный нос, и я понимаю, что все дело в технике. Думаю: мы так похожи. Но сразу же гоню от себя эту мысль. Сейчас самое время – доказать, что роботы не хорошие и не плохие, они просто часть нашей жизни.

– Ты не любишь роботов? – спрашиваю.

– Ненавижу их.

– Но почему? Они сделали тебе что-то плохое?

– Да! Они живут моей мечтой, пока я торчу на Земле.

– Разве?

– Вся моя задумка с Плутоном – это всего лишь теория. Прежде чем предлагать людям перерождение, я должна сама его пройти. Но я не могу, потому что человек. А роботы могут. Не знаю, смогу ли отвезти хоть одну туристическую группу на Плутон. Не знаю, для чего вообще все это делать. Зачем мне это? Просто знаю, что я должна.

Вот уж ирония судьбы. Венера ненавидит роботов, но при этом она сама робот. Сможет ли эта девушка признать и полюбить себя такой, какой ее создала человеческая рука?

***

– Хьюстон, у нас проблема, – говорю я, без стука врываясь в кабинет Луны.

Только сейчас, когда три пары глаз устремляются на меня, понимаю, что помешал и моя шутка совсем не к месту. В кабинете – Луна и ее родители. То есть создатели станции «Плутон-1». Они мои кумиры. Ведь благодаря им полеты на Плутон стали возможны. И если бы я мог выбрать себе семью, то выбрал бы эту. Мы никогда не встречались лицом к лицу раньше, поэтому сейчас ощущаю трепет вперемешку с волнением.

– Драсьте, – мямлю я.

– Это Плутон, – представляет меня Луна. – Главный пилот нашей экспериментальной команды. Именно он совсем скоро совершит первый полет человека на Плутон.

Киваю головой в знак почтения и в этот момент чувствую нереальное родство с этими людьми. Мы не родня и не друзья. Мы видим друг друга впервые в жизни. Но есть что-то, что делает нас семьей. Возможно, это любовь к Космосу. А возможно что-то еще. Они встают, пожимают мне руку и чуть ли не в унисон говорят:

– Мы возлагаем на вас большие надежды, Плутон, – и еще: – Мы долго ждали того момента, когда человек отправится на Плутон. И рады, что миссию доверили тому, кто искренне верит в эту планету.