Меделин

9

С тех самых пор, как неожиданно Чин и Меделин узнали друг друга, девочка стала часто тайком заходить к той в комнату и, скрываясь за ширмой, смотрела как Чин ловко скручивала мужские тела как ей было надо, и своими длинными тонкими иглами укалывала их в определенных местах, отчего клиенты моментально отключалась. А стоило волшебнице вытащить эти иглы, как сознание возвращалось и мужчины удивленно потягивались, проверяя свои прежде неспособные конечности. Если дело доходило до соития, Меделин отворачивалась, закрывала глаза, уши и внутренне напевала себе песенки, чтобы заглушить стенания и громкие вздохи.

Постепенно Мей стала показывать молчаливой подруге места, куда именно на теле надо вкалывать иглы, чтобы происходили нужные перемены.

– А еще можно отключить мужика, если не хочешь, чтобы он овладел тобой, нажав одновременно на точки внизу паха. Его орудие временно перестанет его слушаться, а я могу заработать ничего особо не делая, – и заговорщики подмигнула.

Этому приему Меделин научила Эльвиру.

– У тебя же нет никакого опыта близости с мужчинами? – недоумевала проститутка. – Но откуда ты знаешь такой прием, про который даже я с моим-то опытом, узнаю впервые?!

Меделин лишь сощурилась с усмешкой.

С этих пор она перестала с ужасом думать о возможном судном дне, когда все вспомнят о ней и подложат под какого-нибудь пьяного скотовода. Но прощаться с невидимым плащом она не спешила.

Помимо плащика было у нее и волшебное перо. Когда оно появилось, ей показалось, что вся работа дается легче и усталость не так чувствуется. А если чувствовала когда себя неважно, приходила к Чин и та давала ей травяной настой. Девочке он очень нравился, что в итоге лекарша взяла ее с собой собирать травы.

– Я ищу тут похожие. Некоторые попадаются такие же, как в стране Восходящего солнца. Ну а остальные приходится пробовать. Это опасно, ведь какие-то могут и навредить.

Казалось, девушки больше гуляют по пустырям, нежели занимаются чем-то полезным. Но, в итоге, они возвращались с целым букетом. Некоторые цветы и травы Чин отдавала повару заварить чаю для всех девушек, чтобы они почувствовали себя бодрее. А самое важное уносила в комнату, растирала в маленькой ступе, добавляла спирт или масла. Но рецепт не озвучивала. Меделин только могла наблюдать и сама делать выводы.

Что касается игл, тут Мей вообще была против показывать нужные точки на теле.

– Это опасно. Если кольнешь не туда или глубже, чем надо, может произойти необратимое.

Меделин соглашалась с этим и не настаивала. Но все равно узнала куда себе в запястье укалывает Мей, если ее начинают мучить головные боли.

Так получалось, что девочка помаленьку обучалась через дорогу у доктора накладывать несложные швы на неглубокие раны и смазывать их. От китаянки переняла элементарные знания о нужных полезных травах и жизненных точках. Но уже сейчас, в таком количестве, ей хватало этого, чтобы начать верить в то, что жизнь имеет какой-то смысл. И она может быть полезна не только умением подметать и держать тряпку, но еще и существенно помогать заболевшим и раненым.

Так проходили ее будни и выходные, которые мало чем отличались друг от друга.

Другой ее целью стало научиться читать и писать. Но Чин сама владела лишь китайскими иероглифами и Меделин сомневалась, что такие знания ей самой могут пригодиться тут, на Диком Западе.

10

Эльвира, казалось, свыклась с тем, что ее бросили.

– Любовь создана не для нас… – иногда с тоской смотрела с балкона на звездное небо, словно говорила с кем-то оттуда. Глаза девушки уже не опухали от слез, просто глухая тоска всё сильнее леденила душу.

Меделин сожалела вместе с подругой, никогда не любив, уже считала также, что обитательницы дома терпимости недостойны иметь семью. Даже Эшли была проклята: управляя заведением и избавившись рано от участи остальных, она так и не познала ощущения материнства. Поговаривали, что подхваченная от кого-то зараза разрушила ее детородность. А Майклу, казалось, это и вовсе никогда в голову не приходило стать отцом. Даже наоборот, скажите ему кто "ты станешь отцом", он бы отмахался рукой, выпучив и без того свои бараньи глазищи.

Юная служанка лишь молча сочувствовала подруге и не знала как утешить ее. Было видно, что Эльвира потеряла былую страсть к жизни, пропал блеск в глазах. Она даже начала сутулиться под гнетом не проходящей тоски. Никакие бодрящие чаи по китайским рецептам ее не будоражили.

И когда она уже стала походить на блуждающую по коридорам тень, посыльный кинул ей на пол комнаты долгожданное письмо. И хотя почерк Эндрю она видела лишь пару раз, да и то почти год назад, сердце ее безумно застучало, пытаясь выпрыгнуть наружу: его почерк, с большими крючками между буквами.

Девушка поспешно схватила потертый пыльный конверт с сургутной печатью посередине, прижала крепко к груди, как бы его кто не отнял, и, закрыв глаза, стала причитать:

– Господи, боже, дай мне сил! Господь, помилуй, пусть с ним все будет хорошо… умоляю, где бы ты ни был, не отказывайся от меня…

Со стороны это выглядело как помешательство, но никто ее не осуждал. Не умеющие читать девушки лишь сочувственно вздыхали и будто не меньше самой Эльвиры переживали за нее: что он ей написал, что пообещал, или это прощальное послание?

Всех разъедало любопытство, но никто не осмелился предложить сходить к тому же Освальду через дорогу или к пастырю. Слишком личным казался этот посеревший конверт.

Эльвира еще долго вдыхала пыль бумаги, терпкий аромат печати, пытаясь носом уловить так полюбившийся ей запах Эндрю, жизнерадостного, голубоглазого красавца с волнистыми каштановыми волосами, которые шутливо выбивались из-под фетровой шляпы.

Как она любила смотреть в его лукавые глаза, в которых находила обожание. Он был ее надеждой и все еще ею оставался. И сейчас ее разъедало сомнение, не остался ли он в прошлом. А вдруг этот конверт только и останется ей на память о ее смелой мечте о счастье?

Эльвира сидела, вся съежившись, на скомканной кровати, спиной к двери, озабоченная сообщением, которое не могла прочесть, и даже не заметила, как Меделин тихо вошла и встала позади, не зная как быть в такой деликатной ситуации. Развернутое письмо лежало рядом. Наконец Эльвира почувствовала ее присутствие и, содрогнувшись, обернулась:

– Ой, это ты?! Я уж напугалась, – и не в силах больше сдерживаться, разрыдалась, кинувшись в объятия хрупкой девочки. – Это конец… – сквозь надрывы вырывались отчаянное бессилие. – Он это прислал попрощаться. Все кончено! – и, оттолкнув подругу, кинулась навзничь на кровать, уткнувшись глубоко в подушку, чтобы ее никто не услышал. Лишь тело судорожно билось в отчаянии.

Меделин закусила губу и стояла в нерешительности. Как помочь? Что посоветовать? Пальцы сами сжимались и ноготками впивались во влажные ладони.

– Он пообещал вернуться, – прозвучал тихий, чуть тонковвтый голос. – Очень скоро.

В комнате воцарилась тишина. Содрогающееся от рыданий тело молодой проститутки замерло. Мгновение, казалось, затянулось на целую вечность. Даже по комнате пронесся холодок и сдул свечу. Эльвира резко обернулась, привстала на руки. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, она, не моргая, смотрела в ставший мрачным в потемках силуэт девочки.

– Повтори… повтори, что ты сказала? – еще больше приподнялась удивленная Эльвира.

Меделин кивнула и от волнения прохрипела, сама удивившись своему голосу:

– Я говорю он вернется…

Сказав это, она сама шарахнулась в сторону, словно напугалась себя. Так давно она не говорила после смерти родителей, и ее все считали немой, что она поверила, будто уже голос никогда к ней не вернется. И тут, завидя горе подруги, почти сестры, блок в горле прорвался и, сама от себя не ожидая, она озвучила свои мысли.

– Милая моя, ты разговариваешь?! – вскочила с постели Эльвира и кинулась расцеловывать юную подружку. – Я даже не надеялась когда-либо услышать твой голос.

Обескураженная Меделин прослезилась: как приятно иметь способность разговаривать! Ты можешь делиться с другими своими мыслями, чувствами, переживаниями. Она лишь улыбалась, удивленная чуду, в то время как обрадованная Эльвира то трясла ее, то крепко прижимала, то отводила податливое тело подростка на расстояние вытянутых рук, чтобы разглядеть уже привыкшими к темноте глазами знакомый силуэт.

– В самом деле, ты ли это? Ушам своим не верю, – полусмеялась, полуплакала от счастья девушка. И сама уже не понимала рада ли она такому чудесному оживлению дара речи своей милой компаньонки или тому обнадеживающему чувству, которое таилось в письме от любимого.

– Он правда так написал? Он пообещал вернуться ко мне? – уже полностью перекинула все внимание на свою надежду. – Значит, любит? Значит, не забыл!

– Ага, – поддакивала Меделин.

Эльвира подпрыгивала от счастья, то подбегая к окну и подставляя под лунный свет милые каракули, то возвращаясь к подруге, хватая ту за плечи и потрясывала, убеждая себя, что все это ей не снится.

– Милая, ты представить не можешь, как ты вернула меня к жизни! Я и не знала, что ты умеешь читать. Твои родители правильно сделали, что научили тебя грамоте. Ни то что мои. Отец вообще считал, что женщинам надо уметь лишь готовить, следить за домом и ублажать мужей. Если бы я знала, что ты у нас образованная, я бы так долго не страдала и сразу же дала тебе почитать письмо.

И тут же спохватилась:

– Ох, ты же не говорила! Как бы ты могла мне его прочитать? – и с нежностью обняла девочку. – Спасибо тебе еще сотню раз, ты вернула меня с того света.

Меделин лишь смущенно улыбалась. Ей было неловко врать, ведь читать и писать она тоже не умела, как и остальные обитательницы борделя, но, видя как убивалась Эльвира, легкий обман – это первое, что пришло на ум и выскочило наружу.

Пережив первые минуты восторга и удивления, опытная проститутка насторожилась и обняла подругу:

– Я тут подумала… может это небезопасно рассказывать остальным о твоем даре. Давай лучше пока оставим это в тайне, и про то, что ты умеешь читать – лучше будешь шпионить, и про то, что ты начала говорить.

– Почему? – не поняла Меделин ее страхов.

– Ну знаешь, – призадумалась девушка, – пока ты молчишь, ты для всех серая тень. Ты стала незаметной, особенно в этом твоем длинном плаще. А если ты начнешь разговаривать, тебя заприметят и быстро подложат под этих свиней. Давай держать это в секрете как можно дольше, чтобы уберечь твое детство от этой грязи. Вымазаться ею ты еще успеешь.

На этом подруги и порешили.

Эльвира провела бессонную ночь в мечтах о принце. Меделин не спала до рассвета, встревоженная своим даром, о котором успела позабыть. И еще ее грызли муки совести. Обмануть было на пользу, но ведь обман долго не скроешь: скоро Эльвира узнает о ее безграмотности и возненавидит. Скажет: я тебе верила, а ты меня обманула, посмеялась надо мной. Меделин меньше всего хотелось этих разочарований. Но все же она смогла задремать.

11

Весь следующий день Меделин старалась избегать общения с подругой. Та просила снова и снова перечитать для нее письмо от любимого. Просила повторить слово в слово. Меделин пришлось выдумать пару фраз и запомнить их, чтобы не спутаться и повторять одно и тоже без изменений. Но обманщице поневоле было крайне стыдно смотреть подруге в глаза. И она была даже рада, что в этот день на Эльвиру был повышенный спрос и можно было не попадаться ей на глаза.

Прибирая со столов, Меделин прямо из-под рукавов вытаскивала большие куски копченой индейки и свинины. И когда собрала достаточно, понесла их обрезать, ей в голову пришла превосходная мысль.

Спешно упаковав и уложив все в корзину, незаметно выскользнула на улицу. Скользя как тень вдоль стен, спешила в сторону приходской школы. Сердце от волнения сильно колотилось. В голове стучали мысли:

– Как же раньше я об этом не догадалась?!

И счастливая от своего озарения быстро добралась до школы.

Из двери выходили шумные подростки, смеясь и толкаясь, неся в руках обшарпанные учебники.

Меделин прижалась к деревянному забору церкви и оттуда с завистью разглядывала ухоженных и беззаботных детей, чьи родители занимали важные посты в городе или выращивали скот.

Наконец школа опустела. Никто не взглянул в сторону спрятавшейся девочки. Выдохнув несколько раз и набравшись храбрости, направилась в приоткрытую дверь.

В школе был лишь один большой класс. Впереди висела черная доска и возле нее за массивным столом, согнувшись над стопой тетрадей, сидел учитель. За ним Меделин давно наблюдала на мессах, но не предполагала, что так скоро решиться на это. Изначально она думала заработать и накопить денег на свое обучение, даже особо не задумываясь каким образом могла бы заработать, а потом уже начать ходить на уроки по субботам, когда их посещали малограмотные фермеры.

И вот Меделин стояла на пороге. Ее появления занятый проверкой заданий учитель даже не заметил. Его пепельные волосы были смазаны маслом и зачесаны налево, закрывая уже начавшую появляться лысину. Пенсне на переносице придавало важности его не особо приметному лицу. Серо-голубые глаза, чуть прищуренные то ли от слепоты, то ли от ехидства, всегда были холодны и невыразительны. От того, что он был не последний по значимости персоной города, выражение его лица приобрело со временем гримасу мало приятного высокомерия. Оттого девочке и было неловко подступиться к нему со своей просьбой.

Наконец она решилась и ступила на порог класса. Преподаватель все еще был поглощен своей работой. Шаг за шагом, еле дыша от волнения, Меделин приблизилась к столу и почти осипшим голосом окликнула:

– Сэр Генри…

Учитель поднял голову и через стекла пенсне вопросительно уставился на девочку. Воцарилось давящее молчание. Он презрительно оглядел пришедшую, безмолвно спрашивая зачем она тут.

Дрожа от страха, Меделин подошла еще ближе и, вытащив аккуратно завернутый сверток, положила перед ним:

– Научите меня читать, – голос ее совсем охрип на последнем слове.

Сэр Генри аж крякнул от такого предложения и откинулся на спинку стула. Ему стало полусмешно, полулюбопытно от того, что какая-то девчонка-сирота из преисподней пришла учиться.

– Зачем тебе? – не выдержал своего сарказма.

– Я хочу научиться читать и писать, – не заметила она этой колкости.

– Но я не обучаю бесплатно.

– Я и не прошу этого. Я принесла оплату за урок, – и развернула сверток, оголяя румяные срезы мяса.

– Что?! – вскричал Сэр Генри. – Ты за кого меня принимаешь? – ткнул пальцем на объедки.

– Вы у-учитель… – заикаясь, произнесла девочка, попятившись назад.

– Вот именно, я учитель! – рявкнул он, брызнув слюной. – У-чи-тель, а не дворовая собака, чтобы питаться грязными остатками из борделя. Пошла прочь отсюда! Тебе грамота не понадобится! Шлюхам азбука ни к чему!

– Но… – попыталась оправдаться Меделин, но приходской учитель вскочил из-за стола и бросил в нее ее оплату. Кусочки ветчины разлетелись по полу. Слезы брызнули из глаз девочки. Она растерянно смотрела на них и на ноги учителя, обутые в лакированные штиблеты. Слишком большая разница была между ними и ее потертыми, с чужих ног, ботинками.

С позором выгнанная из школы, Меделин шла в сторону реки, чтобы там уединиться и вдоволь поплакать. До сих пор она и не подозревала насколько низко было ее положение в обществе.

Река бурно шумела, веселая, живая, брызгалась на гостью, призывая умыться и не лить ненужные слезы. Но Меделин обхватила руками лицо и, глядя на свое отражение, казалась себе такой омерзительной, какой еще никто не был до нее. Слезы сами текли, рыдания заглушались течением и единственной мыслью была просьба:

– Папа, мама, заберите меня к себе! Почему я не умерла тогда там с вами вместе? Зачем я тут?

А река бурлила и не обращала внимание на ее стенания.

И в какой-то момент мутные от слез глаза разглядели темный силуэт. Меделин подняла голову и увидела индейца. Юноша был примерно ее возраста, смуглый, с красивыми черными волосами, завязанными в хвостики по бокам.

Меделин все еще продолжала содрогаться от рыданий, но это уже были остатки выплаканных эмоций. Виски сжимала боль, нос покраснел. Она смотрела на пришельца, но никакого страха не испытала. Наоборот, казалось они уже знакомы.

Парнишка молча подошел и присел рядом. Вытащил из замшевого мешочка, что висел на поясе, горсть синих ягод и протянул ей. Замявшись на секунду, она взяла несколько штук и поднесла к носу понюхать. Запах был как ото мха, с налетом гнилости, но в тоже время смешивался с чем-то приятным.

– Чего мне терять? – промелькнула предательская мысль. – Если и отравлюсь, то ненадолго. Увижу своих родителей.

И при этих мыслях сунула ягоды в рот.

– Чии! – фыркнула, плюясь. – Что за гадость? Какие горькие?

– Ха-ха-ха, – рассмеялся подросток и показушно сам съел несколько штук.

– Как ты можешь их есть? – удивилась Меделин, кидая взгляд то на смеющегося индейца, то на остатки ягод на ее ладони. – Что это?

Юноша перестал смеяться и показал черный язык.

– Ты же умереть хотела.

– Я?! – Меделин смутилась: она об этом никому не говорила, как он мог узнать это?

Парень словно прочитал ее мысли и подсел ближе:

– Эти змеиные ягоды отрезвляют, когда нет сил, и еще от них холодеет тело. Люди могут подумать ты умерла. Если съесть их много, мышцы каменеют, тело парализует и ты не сможешь двигаться. Другие подумают ты умерла и похоронят тебя. А на следующий день ты очнешься и будешь бодрее, чем раньше.

– Я что, не смогу двигаться? – напугалась Меделин, вскочив и пошатнувшись.

Индеец рассмеялся:

– А ты наивная. Думаешь я сам бы сейчас их ел, если бы они так парализовывали?

– И правда, – задумалась девушка. – Но ведь для чего-то ты носишь их с собой?

– Они дают сил, энергию. Помогают почистить мысли. А вот если их смешать с зернами конопли, тогда да, мышцы перестают слушаться несколько часов, – и достал такую смесь из другого мешочка. Протянул щепотку.

Меделин взяла и с любопытством разглядывала и принюхивалась.

– Я сыплю их в места, куда любят слетаться куропатки. Жадно наклюются и падают одурманенные. Я их собираю и несу домой на обед.

– Ух ты?! – обрадовалась Меделин новым знаниям. – А можешь и меня всему этому научить?

– Конечно, идем сейчас со мной. Поймаем парочку.

Они поднялись и отправились вверх по руслу. В одном месте на песке видны были птичьи следы. Юноша насыпал немного своей волшебной смеси и указал следовать за ним и спрятаться за камнем.

Едва они уселись, как послышалось хлопанье крыльев и на берег приземлились три куропатки. Кинулись склевывать приманку, кряхтели от жадности и удовольствия. Индеец довольно оскалился, подмигивая Меделин. Она тоже довольно улыбалась, сжимая рот, чтобы не рассмеяться и не спугнуть пернатых.

Наконец куропатки попадали. Ребята подбежали и схватили из за лапы.

– Ну все, неси к себе, пусть приготовят суп, – отдал ей одну добычу, а себе забрал двоих, связав им лапы тонкой корой. – В следующий раз я отведу тебя в то место, где собираю эти ягоды.

Она согласно кивнула, взяла добычу и с благодарностью улыбнулась.

– У меня и правда силы появились. Эти твои ягоды. Хе-хе, что-то в них есть особенное.

– Только для хорошего настроения. Но не смешивай их с коноплей.

– Дай мне еще несколько, – протянула ладонь.

Индеец без лишних слов вытащил и поделился с ней своим запасом. А потом запрыгнул на камень и с видом победителя завыл по волчьи. Махнул на прощанье рукой и побежал дальше вверх по руслу.

Меделин завернула ягоды в платочек и, полная неожиданно радостных мыслей, понесла куропатку на кухню.

12

Повар обрадовался куропатке и только развел руками:

– Где ты ее раздобыла?

Но ответа не ожидал: все же знали, что Меделин немая. И быстро приступил ощипывать птицу. Охотница, довольная тем, что внесла свой вклад в общее благоденствие дома утех, выпила соленую сыворотку с петрушкой и пошла прибираться в пустых комнатах.

В самой маленькой комнатушке на чердаке, больше похожей на кладовку с матрасом, расположились три девушки. Эту конуру использовали в случаях, когда приходили клиенты победнее и заказывали не самый свежий товар. Меделин жалко было таких девушек. Они и в годы своего расцвета не были в особом спросе, а со временем и вовсе отдавались за миску чечевицы и за крышу над головой. Таким, уже увядающим девам, не оставалось другого выбора и мечтать о спасителе им даже в голову не приходило. А вот поплакаться друг другу – было их основным занятием.

Меделин, чтобы им не мешать, хотела уйти и придти прибраться позже, но тут одна из них расстегнула корсет и оголила спину, всю изрубцованную от побоев ремнем. Некоторые шрамы были еще свежими.

– Он постоянно приходит по пятницам и измывается надо мной.

– А почему ты не пожалуешься на него? – прониклась жалостью компаньонка, слегка касаясь рукой этих ран.

– Хмм, кому? Кто тут заступится за меня? Майкл вообще сказал, что терпит меня лишь из уважения к жене, иначе бы давно сменил меня на молодую, – и, судя по ее всхлипыванию, Меделин поняла, что та заплакала. Сердце девочки сжалось: то, что девушкам приходилось спать с клиентами и ублажать их фантазии, она уже имела представление, но почему-то о жестоком обращении она не знала. И это ее ужаснуло: как так можно?! Они и так несчастные, одинокие. Зачем же их так избивать?

Другая проститутка, сидевшая напротив, вместо ответа тоже расстегнула корсет и показала длинный шрам от ножа через левую грудь.

– Ох, Матильда?! – воскликнула смуглая Джози, которая до этого с жалостью рассматривала шрамы на спине у сутулой Марго. – И тебя хотели обезобразить? За что?

Матильда хмыкнула и затянула папиросу:

– Он продавал оленьи шкуры. Жил в ущелье и стал заходить сюда. Многие девушки жаловались на его грубость, но клиент же, сука, всегда прав. Неправы только мы, – ее губы задрожали, но чтобы не пустить слезу, она еще глубже затянула дым. – Однажды он пришел совсем злой: охота не удалась, индейцы угнали прочь все стадо. У меня тогда был постоянный клиент, как и у Эльвиры, молодой и красивый, красил ткани. И я только собиралась пойти с ним, как этот чертов охотник оттолкнул его и кинул на стол двойную цену. А потом потащил меня наверх, привязал к кровати и хотел всадить мне нож в сердце. Но я от ужаса так рванулась, что нож чуть не отрезал мне грудь. То ли он был пьян, то ли не расчитывал, что я смогу вырваться, но, видимо, привязал не сильно и я спаслась. Оттолкнула и с криками, вся в крови, выскочила наружу. Грудь зашили, кровь остановили. Я долго валялась в жару. А после этого цена за меня резко упала. Я годилась только в подметки… – голос ее дрогнул. На глазах слушающей у двери Меделин появились слезы.

– А что с ним случилось? – охнула Джози.

– А что с такими случится? – всхлипнула Марго. – Здесь мы бесправное никто. А он только штраф заплатил и оплату доктора. А этот… – и указала рукой на свои шрамы, – просто платит Майклу за товар и делает со мной что хочет. Однажды он меня убьет и ему ничего с этого не будет…

Меделин прижала руки к груди, ощупывая свои еще маленькие бугорки. Неужели их могут у нее отрезать? И какой-то ужасный мужик исполосует ее тело, если она ему не понравится?

В ужасе она представила себя на полу в луже собственной крови и тут же рядом убитые тела родителей. Крепко зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Еще раз глянула вглубь мрачной комнаты с низким потолком, где видела лишь незажившие рубцы на спине никому не нужной шлюхи.

Меделин резко повернулась и поспешила в комнату Эльвиры. У той оставался бальзам от ран, который подарил Меделин доктор за ту помощь, которую она оказывает ему.

Но оказалось, девушка бальзамом делилась с другими и он кончился. Пустая баночка с запахом еще валялась среди расчесок и платочков.

– Ох, – разочаровалась девочка. – Придется попросить еще, – и, схватив баночку, поспешила к Освальду.

– Здравствуй, деточка, – обрадовался как всегда ее появлению врач. – Ты давно меня не навещала.

Хотел потрепать помощницу по голове, но она протянула ему склянку, указывая зачем пришла.

– Хм, – взял баночку и покрутил в руке. – Эта мазь закончилась. Нужны новые ингредиенты. И знаешь, она не очень действенная. Нужно поэкспериментировать и добавить или поменять состав. Только я пока не решил что именно.

Меделин начала задумчиво перебирать разные масла и травы, вопросительно посматривая на своего учителя медицины, ни это ли подойдет. Хенекен брал протянутые девочкой варианты, принюхивался, задумывался об эффекте, прищуривая левый глаз, но откладывал в сторону, мотая головой.

– Понимаешь, – размышлял он вслух. – когда человеку плохо, он страдает, ему надо забыться, чтобы боль утихла и он меньше о ней думал. Что-то обезболивающее…

– Забыться? – ухватилась Меделин за эту мысль и вспомнила своего нового знакомого: "очистить мысли". И тут же вспомнила о ягодах. Она сидела и ревела на берегу, хотела умереть. А когда попробовала ягоды, душевная боль притупилась. Может это то самое, что ищет доктор?

– Вот, – кивком указала ему на протянутую ладонь, в которой лежали горькие синие ягоды.

– Что это? – заинтересовался лекарь. – Где ты их взяла?

Стал принюхиваться, раздавил, лизнул. По его лицу пробежала искра надежды.

Меделин изобразила боль, положила ягодку на язык и потом сделала улыбку, показывая как боль прошла. Освальд научился ее понимать по выражениям тела и лица, и сразу сообразил, что она имеет в виду.

– Ты просто умничка?! – и расцеловал девочку в щеки.

Схватил ягоду и поспешил рассмотреть ее под микроскопом.

Меделин поискала на полке мази для заживления ран, отобрала ту, что считала лучшей, и поспешила обратно к несчастным девушкам.

Трое неудачниц все еще сидели на старом матрасе, из которого по краям уже высыпалась прогнившая солома.

Девочка молча вошла и села позади Марго. Вытащила из баночки белую мазь и провела осторожно пальцем по самому красному рубцу. Марго вздрогнула и пискнула как пойманная мышка.

– Ой, что ты делаешь? – обернулась она удивленно на девочку. И, встретившись взглядом с сочувствующими глазами Меделин, опять прослезилась: – спасибо…

Никто никогда о ней так не заботился, а раны заживали сами собой, со временем.

Все три жертвы клиентов сидели молча, позволяя юной лекарше исцелить их страдания.

Нашлись ссадины и царапины на руках и ногах. И Меделин с радостью и заботой помогала женщинам почувствовать, что они не одиноки в своем несчастье.

Вечером она встретилась с Эльвирой и рассказала о своих приключениях за день, о шрамах, о ягодах, о докторе, который, возможно, нашел новое лекарство, о новом друге индейце. И только сейчас со стыдом обнаружила, что даже не спросила его имени. А называть его индейским парнем было уже неловко.

– Вот я дуреха! – хлопнула себя по лбу. – У них же тоже есть имена. В следующий раз обязательно спрошу.

Эльвира улыбнулась и обняла ободряюще подругу.