Глава 5
Мы стали слишком бояться жить. Боимся сказать правду, поговорить по душам, признаться. Мы боимся за то, что возможно не случится никогда. Но отчего-то ставим иллюзию на первое место, отодвигая свои чувства на последний план. Чаще всего мы впадаем в две крайности: либо полное пренебрежение чувствам, либо чрезмерная им вера, которая и ослепляет человека. Заставляет прощать все поступки и плевать на голос разума и здравый смысл.
Как мне избавиться от привычки ложиться в три часа ночи? Ночью мысли свободнее: срываются с поводка, чтобы побродить на свободе. Ночью проще дышать, работать продуктивнее и состояние лучше. Ночью весь мир иной, не такой, каким его видят все обитатели вселенной при дневном свете.
Может, ночью я никогда спать и не буду? Только сейчас, когда бессонница меня поймала и держит в собственном плену достаточно внушительное время, когда сон уже необходимее воздуха, я вынуждена, отступиться от этих слов.
Быть может, я просто стараюсь оправдать…? Но кого? Себя? Мои мысли, которые не дают покоя и начинают прогрызать мое нутро, как только голова коснется подушки? Вероятно, все сразу. Или наоборот: ничего из вышесказанного. Но мысли меня действительно не оставляют в покое уже несколько месяцев.
Открываю глаза. Вижу все такой же потолок грязно-оранжевого цвета. Он такой из-за лучей утреннего солнца, что пытаются протесниться через тонкую полоску между штор. Но мне нравится. Приглушенный свет еле справляется с задачей осветить мое жилье, но все-таки даёт возможность взглянуть на часы. Вот опять. Спала всего три часа.
Может, это уже нечто большее, чем просто привычка? От привычки можно отказаться, или устранить ее, подавить, перевоспитать, если тебе она доставляет неудобства. Только, я так и не разобралась: а точно ли мне это мешает? Уверена ли я в том, что хочу избавиться от нее?
Скрип кровати сопроводил мое унылое сползание с нее, прохладный пол под ногами хоть как-то вынуждал прийти в чувства. Осмотревшись, я застала всю ту же привычную обстановку. Два стула, Круглый стол, на котором можно обнаружить телефон, книги, конфеты.
Каждое утро я просыпаюсь и смотрю на проходящих мимо окон людей. Они куда-то торопятся, спешат. Смотря на них, пробуждается некое навязчивое чувство неудобства и даже стыда. А о чем думаю я? Какие у меня дела или обязанности, планы? А никаких. Я ни о чем не думаю. Мне скажут: «Человек не может ни о чем не думать», «Голова постоянно занята мыслями», «Не бывает такого, что в голове одна пустота». И в любом другом случае я бы согласилась. Но не в этой ситуации, которая застала меня врасплох, зажала и не собирается отпускать. Только не сейчас. Нет! Не сейчас.
6 глава
Меня пугает стыд болью. Ее чрезмерно много вокруг: ею как паутиной пронизано мое настоящее, но в будущем ждать освобождения безнадежно, так как там ее еще больше.
Я боюсь выходить на улицу: меня пугает не шум, не вечно бегущие толпы на улицах бледного города. Все эти люди – напоминание о всякой моей слабости и в то же время всякий в отдельности – угроза.
Я боюсь оказаться в неловкой ситуации, прижатым к стенке стыдом, причину которого успел запечатлеть хотя бы один человек. Я не способна здраво принимать проигрыши: при хоть какой-нибудь публичной неудаче замыкаюсь, и больше не приближаюсь к занятию… Я возвращаюсь к полюбившимся увлечение исключительно тайком, наедине с собой…
Мои раны затягиваются медленно, болезненно. Всего одно резкое замечание перестанет кровоточить через десяток комплиментов – от другого человека, потому как задевшему меня я более не верю. Оказавшись на месте «сказавшего не то», я поддалась бы этому тягучему чувству и вслух взяла бы грубости назад. Я обязательно постаралась бы все исправить, но не потому, что мнение мое поменялось, а исключительно из жалости. Я бы лгала, я б дарила похвалу… А раз я поступила бы так, в действиях и словах осуждавших однажды нет резона ждать честности. Мне легче верится в фальшивость словесных поощрений, нежели в фальшивость критики, которую образумившийся правдоруб решил, пожалев, забрать обратно.
Я знаю, каково это – не говорить всей правды, опасаясь обидеть человека. Стало быть, и мне всего не говорят. И на почве этой ядовитой мысли откармливаются неуверенность и недоверие. Я все делаю неверно, недостаточно хорошо.
7 глава
Я боюсь начала нового дня. Я не знаю, что он принесет… Чем чаще описывают полный круг стрелки часов, тем ближе последний момент чьей-нибудь жизни, а сгруппироваться перед этим падением я никогда не успею.
Я боюсь, что напрасно живу. Давным-давно уже не рассчитываю оставить свой след, малозаметный на нити истории, потому что растеряла единственную маленькую веру в прекрасный, наполненный исполнением мечтаний завтрашний день! Однако не принести ничего во всего одну – собственную жизнь… это пугает. Время пролетит столь же незаметно, как провернуло этот фокус уже много раз: я помню детский сад и школу, – но, где это теперь? Воспоминания померкли настолько, что видятся ложными. Как сейчас я ума не приложу, куда делись испарившиеся годы, так я проснусь однажды в ранней старости, сухости души и тела; до поздней, надеюсь, не доживу!
Ведь и потерять привлекательность немногочисленных имеющихся черт я, опять же, боюсь. Изъяны делают меня в личных глазах на порядок хуже окружающих, и от этого осознания вторичности, хочется спрятаться под одеяло и никогда из-под него не вылезать. Будь я древнейшим драконом, не покидала бы холодной пещеры, оскаливающей клыки-сталактиты и сталагмиты на ослепительный внешний мир, переполненной непроглядной темнотой и нерушимым молчанием. Я спала бы веками, всего лишь миф для всех ныне живущих, сменяющих друг друга на этом странном посту.