Солнечный ветер. Стихи и пародии

© Наталья Тимофеева, 2022

ISBN 978-5-0055-9664-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Солнечный ветер

 
Солнечный ветер летит к земле, —
Долог ионный путь.
Мир ненадёжный лежит во зле,
Вод истекает ртуть.
 
 
Люди помечены, будто скот,
Ядом наполнен свет.
В ногу с войной человек идёт,
Тает последний след.
 
 
Не остановишь, не отведёшь
Этот людской табун,
Им дирижируют страх и ложь,
А иногда – бодун.
 
 
Близко обрыв и грозит полёт
Вниз стать победным днём:
То ли сгорит, то ли вмёрзнет в лёд,
Общий разрушив дом.
 
 
Сколько пространству терпеть обид
От недостойных дел?
Голос вселенной давно дрожит,
Скорбен земной удел.
 
 
Солнечный ветер спешит сюда
Три невозвратных дня…
Жизни, ломаясь, трещит слюда,
Разуму не родня.
 

Непогода

 
Морось, морок, непогода,
Тёмен день и чёрен сад.
Солнца жёлтая жеода
Всю неделю прячет взгляд.
 
 
По унылому просёлку
Ветра катит колесо,
В дымоходах плачет горько,
Навевая зыбкий сон.
 
 
Словно таинство земное,
Смотрит зимняя тоска.
Время жизни неживое
Вскользь касается виска…
 

При конце мира

 
Координаты времени обманны,
Вчера и завтра слиты воедино,
А небеса лежат, обетованны,
Над нашей ойкуменою звериной.
 
 
Бараны мнимой избранности рады
И метку князя мира носят гордо,
Кричат о непокорных: «Вот же гады!
Надвиньте маски на тупые морды!
 
 
Вы нас подвергли смерти неминучей!
Вы надышали нам своих бактерий!»
От чудотворной жижи шибко пучит,
Она покруче будет, чем дейтерий.
 
 
У уколистов славные приколы,
Они на воду дуют через маски,
Зато без страха ходят в мегамоллы,
В кино и рестораны – без опаски.
 
 
Но сильно им мешают «гены Бога»,
Они хотят исправить этот промах,
А времени прошло совсем немного,
Ещё от жижи нет побочек новых.
 
 
Зато есть дивный вирус, старых пуще,
И, говорят, он не боится хлорки,
Ему всеядность дикая присуща,
Он марсианской, а не местной сборки.
 
 
Поэтому лишь жижа – панацея,
Её с утра впендюришь и свободен,
И смотришь на не колотых, зверея,
К защите от любой заразы годен…
 
 
Чего уж проще, лоб подставить сразу
Под чёртову печать, а Богу – фигу,
И, следуя глумливому приказу,
Восславить в мире нового владыку!
 
 
Антихрист уговаривать не станет,
Он жаждет добровольного признанья.
Пока Творенье он не испоганит
И не изменит грешного сознанья,
 
 
И не разделит люд на два враждебных
Друг другу злобных лагеря военных,
Он множество наделает «целебных»
Вакцин для всех убогих и ущербных.
 

На дне

 
Лес ограблен до нитки, в безлиственном царстве зимы
Лишь сосновая хвоя сияет, от влаги лоснясь,
А над долом пустынным висят тучи цвета сурьмы,
И ветвей на просвет, словно углем, очерчена вязь.
 
 
Скуден лик декабря, неприветлив и пасмурен день,
Ненадолго проглянув, скрывается солнечный диск
В одинокой пустыне небес, и его галоген,
Озаряя поля облаков, смотрит, как василиск,
 
 
На бездонный колодец веков, что мотают спираль
Вкруг того, что назвал человек гордым словом «прогресс».
И ему ничего в этом мире безумном не жаль,
Где пласты за пластами земля всё мертвее на срез.
 
 
Человечество жадно хватает последний эфир
И в последнюю воду отходы отравлено льёт,
И плевать ему, скудному сердцем, на будущий мир,
Где потомков его эвтаназия разума ждёт.
 
 
Из концлагеря духа для сдавшихся выхода нет,
Люди больше не люди, а цифры без душ и имён…
Но молчат раболепно и ждут, что получат в ответ
На покорность свою похвалы упоительный звон.
 
 
Но не будет прощения им ни теперь, ни тогда,
И пучина времён похоронит в себе навсегда
Вместе с утлым прогрессом бесславные эти года,
Где никто не открыл против подлости рабского рта.
 

На смерть друга

 
Он лежал, как живой, и казалось, сейчас улыбнётся.
Смерть, не тронув лица, обездвижила грешную плоть.
День понуро молчал, в облаках упокоилось солнце,
Лишь под куполом храма незримо таился Господь.
 
 
Ладан тёк с солеи, укрывали цветы облаченье,
Руки Божьего сына сжимали серебряный крест,
И четыре священника заупокойное бденье
Совершили над гробом, отдав иподьякону честь.
 
 
Люди молча стояли у стен, кто-то, плача, молился,
Почернела вдова от бессонных и скорбных ночей…
Мир живых с миром мёртвых в веках много раз породнился,
Но привычны не стали друг другу и в сонме смертей.
 
 
А потом повлеклись на кладбище бензиновым цугом,
У разверстой помедлив земли, попрощались навек
С мужем, дедом, отцом, иподьяконом, подлинным другом —
И со всем, что вместил в себя этот родной человек.
 
 
И декабрь поглотил его хладным и глинистым чревом,
А душа полетела, в далёкие дали спеша,
Где Спаситель Христос и Пречистая Светлая Дева
Собирают Своих, чья исполнена веры душа…
 

Будущее в снегах

 
Луга зимы сияния полны,
Слепит глаза от белого мерцанья.
Бархан горы, как всплеск большой волны, —
Волшебная стихия мирозданья.
 
 
Ни ветерка, лишь солнечный обвал,
От яростного света тает мякоть
Пушистого покрова, и вокал
Капели заставляет зиму плакать.
 
 
Собаки лают, их понятна дрожь,
Судьба цепная так немного значит,
И, как пространство лаем ни тревожь,
Оно тебя от фатума не спрячет.
 
 
Придёт судьба и выпятит кадык,
И взглянет на ничтожное бахвальство,
И все умрут – от смердов до владык,
Ведь смерть – такое старое лекарство
 
 
От суеты земной и от невзгод.
И до смешного мне понятна тщетность
Великих бедоносцев. Новый год
Несёт лишь разбитную безответность
 
 
В знакомом шуме вспыхнувших петард.
Собаки – громче, яростней восторги
Безумствующих столько лет подряд
В неистовстве и пьянстве диких оргий!
 
 
О, новый мир! Что нового в тебе?
Ты – продолженье глупости извечной.
Нам Истина откроется в борьбе,
А это путь к свободе бесконечной.
 
 
Но воля человечества в свисток
Ушла, усилив властность виртуала,
И ждёт сознанья чёрный воронок
Всех тех, чья совесть нынче подкачала.
 
 
Земную роскошь света и снегов
Заменит глушь из черепной коробки,
Где электронных множество божков
Суть человечью вынесут за скобки.
 
 
Свой род ведя «от диких обезьян»,
Стеснений чужды и к беде брезгливы,
Скорей они уверуют в обман, —
Возвратные к «истокам» нарративы.
 
 
В искусственных мечтаниях двоясь
Меж домом и придуманным соблазном,
Душа живая потеряет связь
С Творцом в своём препровожденье праздном.
 
 
А после бездуховный человек —
Мешок с костями, кровью и навозом —
Удобрит землю, временный ковчег,
И безымянным сбудется курьёзом.
 

Явление Спиридона Тримифунтского в Греческом храме

 
В храме пел прилежно хор монаший,
Голоса сплетались в общий звук.
Ладан плыл, а над причастной чашей
В алтаре мелькали кисти рук
Иерея. Было всё обычно,
Люд хожалый свечи запалял,
Дьякон возглашал «премудрость» зычно,
Истово крестился стар и мал.
Кто-то, отмахнувшись от дремоты,
Жался у простенка, кто-то сел
И, тихонько повторяя ноты,
Взор от ликов оторвать не смел,
Вдохновенно глядя на святыни…
Вдруг в притворе распахнулась дверь,
И явился старец посредине
Главного прохода. Словно сфер
Тихий звон раздался, словно ветер
Пробежал по замершим рядам…
Ко всему привычные на свете,
Люди не привыкли к чудесам.
Да и чудо ль это, – старец в шапке
Из соломы домиком, в руке
Держит флейту. Лишь в его повадке
Нет того, что в нашем мужике
Можно распознать, как оттиск чванства,
Прост старик, спокоен и красив,
И его нездешнее убранство,
Флейты незатейливый мотив, —
Всё небесным веяло покоем, —
Замерли и жесты, и слова, —
Он шагнул в алтарь и… что такое?
Вдруг исчез. И шёпотом молва
Прокатилась в храме оглушённом,
Под кадила серебристый звон:
«Чудо, чудо!» Взорам изумлённым
Здесь явился отче Спиридон…
Чтобы люди знали: есть надежда,
Есть целитель скорби, ран и бед.
Мир без света Божьего кромешен,
Жизнь без Бога – видимость и бред.
 

По следу сна

 
По следу сна и послевкусий ночи,
В клещах железных холода и тьмы,
Духовные приоткрываю очи,
Как узница в объятиях тюрьмы.
 
 
И страшно видеть мне одно и то же:
Бесформенное чучело зимы
В сердцах людских, и дрожь бежит по коже
В предчувствии разора и чумы.
 
 
Никто не знает подлинного страха,
Живя в силках глобального вранья.
Издохла под слонами черепаха,
Основа развалилась бытия.
 
 
Отравлен мир и химией, и злобой,
Химеры полонили этот свет.
Одни хватают блага жадным зобом,
А у других, порой, и хлеба нет…
 
 
Что Господу предъявят людоеды?
За гранью Суд над душами другой.
Но на земле не все случились беды,
И скоро выйдет дьявол на разбой.
 
 
Три года с половиной будут страсти
Кипеть. Изнемогая от любви,
Восторженно адепты новой власти
Купаться будут в пущенной крови
 
 
Себе подобных. Убивая души,
Уже давно крепчает в мире ложь.
Насилие над личностью – удушье,
К бесовской твари ключ не подберёшь.
 
 
Как холодно среди людского срама,
Где трусость победила ум и честь!
Близка Армагеддона панорама,
И труб подземных громыхает жесть
 
 
То тут, то там, но заложило уши
У биомассы, и пусты глаза,
Глядящие на тех, кто правду душит,
Они и были «за», и стали – «за»!
 
 
По следу сна и послевкусий ночи,
В клещах железных холода и тьмы,
Духовные приоткрываю очи,
Как узница в объятиях тюрьмы…
 

Зимняя гроза

 
В круговорот времён включая знаки
Высоких в недоступности небес,
В вечерней тьме белёсая, как накипь,
Тягуче дымка накрывает лес.
Тяжёлые, лиловые, как гроздья
Гневливого погодой декабря,
Плывут, в холмы вбивая молний гвозди,
Дождём со снегом нехотя соря,
Бесформенные тучи – афалины
Из океана бесконечной мглы,
Меняя очертания картины,
Чьи краски без того уже тусклы.
Лениво ветер в бок толкает тучу,
Как мать-корову маленький телок,
И уползает вместе с ней за кручу,
И к следующей мчится со всех ног.
И так, перегоняя тучи к югу,
И вслушиваясь в зимний гулкий гром,
Объял поток небесный всю округу,
Не позволяя ей забыться сном.
И то ли наяву, а то ли в грёзах
Весь мир поддался проискам зимы,
Запутавшись в обманчивых прогнозах,
Сбив с толку все учёные умы…