ЧАСТЬ 2.
1.Неожиданное известие.
Лето подходило к концу. Светлые, теплые июльские сумерки сменились темными августовскими вечерами. Звезды на небе стали ярче, небо более глубоким и черным. И когда в небе нет луны, созвездия выглядят так, словно нарисованы на черном бархате золотыми красками. Несмотря на глубокую тьму, на улице еще достаточно тепло, и можно открыть окно и насладиться видом затухающего заката. Но визуальному наслаждению обычно мешают голодные комары, которые с назойливым писком летят прямо на меня. Пару дней назад я попросила папу поставить мне москитную сетку, так как фумигатор уже не спасает. В конце лета к наглым комарам прибавились и осенние, обозленные на весь свет, мухи. Пожалуй, они кусаются еще сильнее, чем комары. Вообще-то, пока мы жили в хрущевке, такого количества комаров и мух не было. Я спокойно спала с открытым окном до глубокой осени, и никто меня не кусал. Папа – на мои страдания по поводу домогательств пищащих террористов – заявил, что здесь, на окраине, отличная экология. Поэтому все жучки и паучки чувствую себя вольготно. А в хрущевке на наш пятый этаж прилетал только сигаретный дым соседей, и вообще я должна радоваться экологически чистым кровососам. Речь свою папа сдабривал активной жестикуляцией. Его усы поднялись над губой, жесткие седеющие рыжие кудри топорщились во все стороны, придавая папе достаточно потешный вид. В таком ораторском запале папа сам был похож на экзотического жука, но этого я ему конечно не сообщила. Все-таки у папы тонкая душевная организация, и как говорится: обидеть папу может каждый, не каждый сможет убежать.
Москитная сетка была благополучно вставлена, комары перестали досаждать, но появилась другая проблема. При наличии сетки я не могла наслаждаться созерцанием заката и наступлением ночи. Папа на мои претензии посоветовал определиться – либо закат, но с комарами, либо спокойный сон, но без комаров и, как он выразился : «без сверкания личиком в окошке». Но папа не знал, что окно без сетки имело еще один смысл. Я наслаждалась закатом не одна, а с моим хранителем. Дивен любил посидеть на подоконнике, свесив одну ногу на улицу, а колено другой подтянуть к груди. Благодаря тому, что его никто не видел кроме меня, хранитель зачастую любовался закатом на окне, где мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Но теперь из-за москитной сетки романтические посиделки могли прекратиться. Дивен заметил сетку, как только вошел.
– Для чего здесь это? – Он с удивлением провел рукой по чешуйчатой поверхности москитки.
– Это от комаров. – Ответила я, и тут же инстинктивно принялась чесать ранее укушенное место на руке. Хранитель осмотрел мою руку.
– Неужели насекомые могут кусаться? – В его глазах светилось неподдельное удивление.
– Ну конечно могут, – я расчесала крошечное пятнышко от укуса до размеров блюдца, но чесать хотелось все сильней, – ох, ты хренова редиска, придется прижигать.
– Прижигать? Огнем? – Его синие глаза стали огромного размера и поменяли цвет на ярко-оранжевый. Его глаза вообще имели необычную способность менять цвет в зависимости от настроения. Когда он был в мрачном расположении духа, или взволнован, то глаза становились красными. Если он был романтически настроен, цвет глаз переливался от темно-синего до бирюзового, а когда был удивлен (что случалось крайне редко), глаза моего хранителя приобретали воистину необычайный оранжевый отблеск. Удивить его было практически невозможно. Казалось, он знает обо всем на свете. И надо же такому случиться, что комариные укусы произвели на него такое впечатление. И вот тут я не смогла удержаться, чтобы слегка его не разыграть.
– Да, огнем, – тяжело вздохнув, ответила я, с удвоенным усердием начесывая зудящее место, – сейчас спущусь на кухню, возьму спички и прижгу.
– Женя, должен быть другой способ…, – растерянно сказал Дивен, с беспокойством рассматривая мою руку.
– Это самый действенный способ. Народный! – Ответила я, и слегка хрюкнула, изо всех сил сдерживая смех, – я прижгу прыщ, а заодно опалю лишние волосы, давно собиралась убрать эти заросли.
В подтверждение своих слов я сунула под нос хранителю руку, на которой виднелись тонкие, прозрачные волосинки. Он нахмурил брови и снова посмотрел на укушенное место. Мое лицо расплылось в улыбке, я спохватилась и прикусила губу, чтоб не захохотать. И тут он резко поднял глаза. Я не выдержала и фыркнула. Дивен грозно свел брови.
– Евгения, вы издеваетесь или мне кажется? – Он пытливо посмотрел на меня, и я громко расхохоталась.
– Я так и знал. – Сузив глаза в узкие щелочки, тихим голосом сказал Дивен. Он резко шагнул ко мне и высоко поднял за талию над собой. Совсем, как отцы поднимают маленьких детей.
– Издевательница, – хмыкнул он, глядя на меня. Его волосы рассыпались по плечам, шикарная темная борода оттеняла светлую гриву на голове, глаза лучились всевозможными оттенками радуги. Наш домовой был прекрасен в этот момент. Я улыбнулась, протянула руку, чтобы погладить его щеку и в этот момент дверь в мою комнату распахнулась.
– Женька, я тут подумал…, – папа замолчал, в ужасе глядя на меня. Я тоже застыла от неожиданности.
– Спокойно. – Тихим голосом сказал Дивен, и поставил меня на пол.
Папа продолжал ошарашенно смотреть. И я прекрасно поняла, почему папа впал в ступор. Он не видел Дивена, но зато прекрасно видел меня. Меня, висящую в воздухе в метре над полом. Он увидел и то, как я опустилась на пол. И казалось, еще мгновение, и папу разобьет удар.
– Ч-ч-что это…, к-как это, – папа начал заикаться, схватился за сердце и грузно прислонился к косяку.
– Папа, – я испуганно кинулась к отцу, – тебе плохо?
Он медленно дошел до моей кровати, и плюхнулся с такой силой, что мое бедное ложе жалобно заскрипело.
– Женя, мне показалось, что ты летаешь, – папа вопросительно посмотрел на меня, – ты висела в воздухе…Точно самогонка паленая, – пробормотал папа.
И тут я ощутила крепкий спиртовой аромат, исходящий от папы.
– Доченька, ты летала? – Папа пытливо посмотрел мне в глаза.
– Нет, конечно, – честно ответила я.
– Мне показалось? – С надеждой спросил папа.
– Да, папуль, показалось, – я улыбнулась.
Стоящий у шкафа хранитель тоже улыбнулся.
– Я так и знал, что самогон плохого качества у дяди Пети. Помнишь дядю Петю? – Папа, не дожидаясь моего ответа относительно дяди Пети, продолжил, – я бы не выпил, если бы не тетя Лиля.
Отец, увидев мой вопросительный взгляд, хмыкнул.
– К нам приезжает в гости тетя Лиля.
Я выпучила глаза и открыла рот.
– Вот и я о том же, – горестно вздохнул отец, – Лилия Сергеевна приедет. Будь она неладна.
Если и правда, что скоро наступит конец света, то это будет буквально на днях. Как только в наш дом ступит нога тети Лили. Лилия Сергеевна – родная сестра моей мамы. Она старше мамы на три года, выше нее на голову и тяжелее на полцентнера. Но даже все это можно было бы простить тетушке, если бы не ее дурной, нет, пожалуй, просто невыносимый характер. Тетя всегда все обо всех знает, ее голос, как иерихонская труба, раздается в радиусе километра, когда она начинает просто разговаривать. Но если она его повышает, то децибелы давят на барабанные перепонки с такой силой, что мне иногда кажется – в тетушке погибла оперная певица. Тетя не терпит мнения, отличного от ее собственного. И ее манера цедить слова сквозь зубы выводит меня из равновесия. Как, наверно, уже стало понятно: я не являюсь поклонницей тети, и мой папа тоже. Но мы стоически терпим ее визиты ради мамы, которая каждый раз умоляет нас не вступать с тетей в конфликт.
– Она приедет с твоей сестрой, – папа сделал контрольный выстрел в голову.
Дочь тети Лили, моя двоюродная сестра Василиса, или как ее называет тетушка – Вася, это вообще отдельная тема. Ей семнадцать лет, то есть мы почти ровесники, но мы никогда не могли не поиграть вместе, не побегать, не похулиганить. В раннем детстве Вася была страшной ябедой, постоянно бегала на меня жаловаться, и мне зачастую попадало от тетки. Хотя пакостила по большей части сама Василиса, а я всего лишь защищалась от нее. Сестрица воровала у меня сладости, игрушки, а однажды подсунула мне в карман курточки дохлого мышонка. До сих пор помню то омерзительное ощущение, когда мои пальцы наткнулись на мертвое, дурно пахнущее животное. И теперь, когда папа сообщил мне о приезде этих двоих, которых мы не видели года три, я вдруг хорошо поняла папу и его желание выпить. Выпить захотелось и мне самой.
– Они надолго к нам? – Фальцетом спросила я.
– На неделю. Тридцатого уедут. Ведь Васе в школу. Как и тебе.
Неделя! Неделя ада! Где я согрешила так сильно за последнее время, что Бог решил меня наказать приездом тети и Васи?
– Маме только не говори ничего, – папа встал с кровати и направился к дверям, – мне ведь показалось? Ты не летала?
– Нет, пап. Летать умеет только тетя Лиля. Уже заводит метлу. К нам собирается, – мрачно ответила я.
Папа громко расхохотался и сгреб меня в объятия.
– Любимый мой ребенок, мы с тобой должны перетерпеть это. Может мне на рыбалку уехать, – задумчиво глядя на меня, сказал папа.
– Папа, ты меня бросишь на амбразуру? – Я не поверила ушам.
– Нет, – папа горестно вздохнул, – не смогу тебя оставить на растерзание любимым родственникам. Буду героически терпеть.
Он чмокнул меня и вышел из комнаты.
Дивен, который все это время сидел на краю стола, подошел ко мне.
– Неужели твоя тетя настолько ужасна? – Он привлек меня к себе.
– Не то слово, – жалобно ответила я, – и целую неделю мне придется терпеть еще и сестру.
Я уткнулась носом в его плечо и тяжело вздохнула.
– Женечка, все будет хорошо. Когда ты их видела последний раз?
– Три года назад.
– За три года они вполне могли измениться, – он погладил мою щеку.
– Моя родня имеет свойство меняться только в худшую сторону, – снова вздохнула я.
– Не переживай раньше времени. Я рядом и не дам тебя в обиду, – он провел по моей шее пальцем, наклонился и поцеловал меня. В такие минуты я забываю обо всем. Ведь со мной мой самый любимый парень на земле.
После ужина я созвонилась с Риткой, и пожаловалась на предстоящий визит гостей. Ритуся, сидевшая второй день на диете, была в мрачном расположении духа.
– Подговори Дивена. Он напугает их до смерти и дело в шляпе, – зловещим голосом посоветовала подруга.
– Ты же знаешь, что этого делать нельзя, – вздохнула я, – он хранитель. И пугать людей он не может.
– Женька, я так хочу пельменей, – заунывный голос Ритки вызвал у меня улыбку, – бабушка сегодня напекла пирогов и наделала пельменей. Родители поедут к ней в гости. А я останусь дома, – чуть не плача продолжала подруга.
– Ритусик, съезди к бабушке. Она ведь старалась. Съешь кусочек, уж от одного кусочка явно не растолстеешь, – я попыталась ее подбодрить.
– Женя, ты же знаешь. Я потеряю человеческий облик, если увижу пироги. И приду в сознание, только когда наемся до отвала, – жалобно простонала Ритка и громко всхлипнула в трубку.
Я очень старалась не расхохотаться, чтобы не обидеть Маргариту, но это была ее тысяча первая попытка похудеть, и то, что она снова кончится провалом – мы обе это знали. Но Ритка с завидным постоянством наступала на одни и те же грабли в погоне за идеальной фигурой. Какая фигура в ее понимании идеальна – известно только ей одной. На мой взгляд, как и на взгляд Дениса, в Ритке было все гармонично и красиво. Но Марго, которая любила с лупой разглядывать лицо, на своем теле тем более находила миллион недостатков. Буквально несколько дней назад она позвонила мне в ноль часов и с истерическими нотами в голосе сообщила, что у нее появились морщины! На мой вопрос, где именно Ритуся их обнаружила, подруга в панике заявила, что у глаз.
– Женька, это первые признаки увядания кожи. У глаз их просто несметное количество. Я взяла у мамы крем, намазалась вгустую.
– Рит, а ты уверена, что в шестнадцать лет можно пользоваться маминым кремом? – С сомнением в голосе спросила я. Насколько я знала, у моей мамы тоже были кремы от морщин, но мама никогда не давала мне ими мазать лицо.
– Женечка, ты еще совсем юная девушка. Зачем тебе такой убойный коктейль? – Смеялась мама, отбирая у меня очередную баночку с маркировкой «45+».
Но Ритка была непреклонна. Она решила бороться со старением, как она выразилась, в самом начале, чтобы задушить в корне все возрастные проявления. Борьба со старостью продолжалась несколько дней, пока в очередной раз поздний звонок не разбудил меня среди ночи.
– У меня прогерия, – унылый голос явно принадлежал моей подруге.
– Что у тебя? – Я, с трудом соображая, где нахожусь, тряхнула головой.
– Прогерия, – повторила Рита.
– А что это? – Я громко зевнула.
– Это генетическое заболевание, выражающееся в преждевременном старении, – страдальческим голосом ответила Рита, – я прочитала в интернете. Все сходится. Я через год превращусь в старую морщинистую старуху, а еще через два умру.
– Романова, тебе больше почитать в интернете нечего? – Мрачно спросила я, зная, как не любит Ритка, когда ее называют по фамилии.
– Вот умру, будешь знать, – жалобным голосом ответила подруга и снова горестно вздохнула.
– Ритуся, давай ты завтра начнешь стареть и умирать, а сейчас ложись спать, – я снова громко зевнула, но мне пришлось еще полчаса выслушивать о том, какая Ритка несчастная, как я пожалею о своем равнодушии и прочие «милые» вещи. На следующий день на меня обрушился поток нового нытья, но уже по другой причине. У Ритки высыпали прыщи. Я не удержалась и ехидно заметила, что подростковые прыщи и старческие морщины как-то не состыкуются. Ритка в очередной раз обвинила меня в черствости и не звонила мне целых два часа. Для нее это рекорд.
И вот сейчас, когда я решила поплакаться подружке по поводу приезда родни, вместо сочувствия в свой адрес, я утешаю ее саму. Как ей удается постоянно перетянуть на себя внимание – для меня загадка. Надо отдать должное, Ритуся все-таки попыталась придумать, как ускорить отъезд родственников. Были варианты «науськать домового», то есть Дивена, потом подсыпать пургена тете Лиле в чай, и совсем уж зверские – порезать всю одежду тете и Васе, сделать так, чтобы Кот нагадил им в туфли, а если он меня в этом вопросе подведет, то оторвать подошвы у обуви. Я насмеялась до икоты, поблагодарила Ритку за ценные идеи и мы попрощались до утра.
Я уже легла спать, когда мой Кот стал проявлять беспокойство. Он нервно забил хвостом по одеялу и заурчал. Я села в кровати. Дивен в такое время не приходит. Да и Кот давно перестал обращать на него внимание.
– Женяяяаааааааа, – тихий голос прошелестел где-то под потолком.
– Дивен, это ты? – Тихо спросила я, чувствуя, как по коже побежали мурашки.
– Женяяяаааааааа, – протяжный тихий шелест, казалось, раздавался их всех углов.
Я резко вскочила, включила свет и огляделась.
В комнате никого не было. Кот спокойно лег и принялся наводить вечерний моцион. Но мне же не послышалось, я вполне явственно слышала голос. Я снова посмотрела на Кота, который с громким чавканьем вылизывал шерсть, выглянула из окна и погасила свет. Кот громко замурчал, когда я легла в постель, но добрых полчаса продолжала напряженно прислушиваться. Все было тихо. Нам показалось. По крайней мере, я на это надеялась. С мыслью, что надо спросить у Дивена, откуда этот голос, я заснула.
2. Приезд родни.
Утро началось со скандала. Мама требовала, чтобы перед приездом тети Лили была сделана уборка. К этому процессу мама в добровольно-принудительном порядке привлекла меня и пыталась привлечь папу, но получалось у нее это крайне плохо. Мне, даже если очень не хотелось, но пришлось согласиться на уборку, так как другого выхода у меня не было в принципе, то папа категорически был не согласен пылесосить и выколачивать ковры. Я не стала слушать их препирания, а ушла в свою комнату и начала убираться. Протирая пыль, я отодвинула шторы от подоконника, и, просунув руку к батарее, чтобы вытереть и там, нащупала что-то твердое и холодное. Я попыталась вытащить находку, но странный предмет не поддавался. Включив фонарик на телефоне, я посветила под подоконник и увидела тускло мерцающий объект. Любопытство взяло верх, я бросила тряпку и принялась искать, чем бы зацепить блестящую штучку. Вскоре в моих руках был большой вязальный крючок. Я снова опустилась на колени, включила фонарик и подцепила мерцающее нечто. Через секунду в моих руках оказалась большая, по всей видимости, янтарная брошь. Я с интересом повертела в руках находку, проверила булавку, к которой была прикреплена брошь и бросила ее в ящик письменного стола. Наверно это было украшение тетки Нюры, а под подоконник оно завалилось, когда вставляли окна. Я снова взялась за тряпку, включила музыку и принялась вытирать пыль.
– Женяяяя, – тихий шепот ворвался в мое сознание сквозь музыку и звуки с улицы. Я вздрогнула и замерла.
– Женяяааааа, – снова повторил тихий неизвестный голос.
– Кто здесь? – Громко спросила я, оглядываясь вокруг. То, что это был не Дивен, мне стало понятно, и от этого становилось еще страшней.
Я выключила музыку и снова прислушалась. Тишину комнаты нарушали лишь пение птиц на улице и приглушенный звук работающего пылесоса на первом этаже. Папа все-таки отрабатывал барщину. Я обследовала всю комнату, вышла в коридор, прислушалась. Подняла глаза на потолок, где разыгрывались бои между светом и тьмой. Недавно я спросила маму: почему она не хочет сделать натяжной потолок и закрыть эту лепнину, на что мама ответила, что тетка перед смертью очень просила не ломать эту красоту. Но в данный момент эта самая «красота» наводила на меня какой-то суеверный ужас. Хотя быть возлюбленной домового и оставаться суеверной это так себе перспектива. Но фигуры на потолке нервировали меня, особенно когда на него падал свет заходящего солнца. Тогда свод коридора словно оживал. Ангелы и демоны приходили в движение – начиналась битва. Я неоднократно пыталась показать этот оптический эффект папе, но тот лишь смеялся и списывал все на мою бурную фантазию. И вот сейчас я снова смотрела на потолок, и чувствовала, как по коже толпами бегут мурашки. Что это за странный голос? Кто настойчиво зовет меня по имени уже второй раз?
– Женька, ты чего здесь стоишь? – Громкий папин голос вывел меня из прострации. Я вздрогнула и посмотрела на лестницу, где папа стоял с пылесосом.
– Пыль вытираю, – ответила я, сжимая в руке влажный кусок микрофибры.
– Ой, а я вот внизу все пропылесосил. Может, здесь сама пробежишься, а? – Папа с надеждой смотрел на меня.
Я согласно кивнула, взяла пылесос и снова посмотрела на потолок. Вслед за мной поднял глаза и папа.
– Да уж, зрелище мрачное. Надо Аллу убедить это все убрать, – пробормотал папа, чмокнул меня в щеку и спустился вниз.
Весь день прошел в уборке, но я постоянно прислушивалась и приглядывалась. Любой шорох мне казался приглушенным шепотом, к вечеру от нервного напряжения подскочила температура, и когда пришел Дивен, я была на грани срыва.
– Это голос, понимаешь тихий голос. Как шепот. И он зовет меня по имени, – всхлипывала я, уткнувшись хранителю в плечо.
Дивен прижал меня к себе, и медленно гладил спину. Его пальцы аккуратно массировали напряженные мышцы, я постепенно расслаблялась и успокаивалась.
– Женечка, здесь не может никого быть. Я бы почувствовал чье-либо присутствие. Здесь я, и никто не сможет сюда войти. А если войдет…, – он посмотрел на меня, и его глаза засверкали красными искрами, – если войдет, то будет уничтожен.
– Как тот туман?– Я свернулась калачиком на его коленях.
– Да, как туман. Я буду биться за тебя до последнего, ты это знаешь, – он заправил прядь волос мне за ухо и нежно поцеловал. Наверно в тот момент температура и нервное напряжение дали о себе знать, но я в очередной раз потеряла над собой контроль. Прильнув к груди Дивена, я буквально слилась с ним в поцелуе, и поняла, что пытаюсь снять с него его черную мерцающую рубашку только тогда, когда мой хранитель осторожно отвел мои руки от себя.
– Милая, еще слишком рано, – он поцеловал меня в нос и поправил на себе одежду.
– Прости, не знаю, что на меня опять нашло, – пробормотала я, ощутив, как вспыхнули щеки, уши, и даже кисти рук.
– Еще не время. Ты слишком юная, – он улыбнулся и взял мою руку, – когда наступит наш день, на этой ручке будет моя печать, – он поцеловал тыльную сторону моей левой руки.
– Печать? – Я удивленно посмотрела на него.
– Ее будешь видеть только ты, и другие силы, – его глаза сияли ярким синим светом.
– А что будет у тебя? – Мной овладело любопытство, и благодаря этому накал страстей, который накрыл меня и поставил в неудобное положение перед хранителем, медленно спадал.
– Тоже печать, и она у меня уже есть. Мужчина хранитель рождается с ней. И когда проходит обряд слияния, у женщины появляется печать мужа на тыльной стороне левой руки.
– Обряд слияния? – Я выпучила глаза.
– У людей это называется венчание, – пояснил он.
– Блин блинский, а я-то уж подумала, – я снова покраснела. Мой хранитель по моему помидорному виду все понял и громко расхохотался. Он еще долго подшучивал надо мной, пока мы сидели вместе, и я даже попыталась надуться, но надолго меня не хватило. Ведь стоило мне увидеть, как потрясающие синие с золотыми искорками глаза заглядывают в мои, как сильные руки гладят мне плечи, шею, спину, а низкий бархатистый голос нараспев тянет мое имя, весь настрой обижаться сходил на нет. Я прижималась к нему всем телом, обнимала за талию и словно растворялась в нем. Я любила его как никого и никогда.
– Не уходи, пожалуйста. Я боюсь оставаться одна, – я утнулась подбородком ему в грудь и просительно смотрела снизу вверх, – обещаю не приставать.
– Хорошо, – синие глаза переливались всеми оттенками радуги, – я ведь всегда рядом. Ложись спать, моя девочка. Я буду здесь.
Уже лежа в постели, в кромешной тьме, я почувствовала, как он растянулся рядом и обнял меня.
– Спокойной ночи, Дивен, – веки стали тяжелыми, я громко зевнула.
– Спокойной ночи, Женечка, – тихо ответил любимый голос.
Я проснулась от громкого бибикания во дворе. Кто-то нетерпеливо сигналил в автомобиле, привлекая внимание. Стрелки на часах показывали восемь утра. Вставать страшно не хотелось, и я, чтобы не слышать звуки с улицы, положила подушку себе на голову. Но пронзительный клаксон не унимался.
– Да что ж такое-то, – пробормотала я, и вылезла из кровати. Я не успела подойти к окну, как в дверь тихо постучал папа.
– Женька, ты не спишь?
Я открыла дверь.
– Давай умывайся, тетя Лиля приехала с Василисой, – он закатил глаза, всем видом показывая как он «рад» приезду Лилии Сергеевны.
Точно такие же чувства охватили и меня. Я умылась, сделала высокий хвост, надела шорты и футболку и сбежала вниз. На кухне пахло свежей выпечкой. По всей видимости, мама встала ни свет ни заря, чтобы приготовиться к приезду тети Лили. Я не успела налить молока, как шум и возня в коридоре дали понять – тетя Лиля в доме. Мама, наспех вытирая руки о фартук, бросилась в прихожую встречать родственников.
– Сестрица, ну у вас и дорога! Это же одно недоразумение! Куда смотрит местная администрация. Почему не пишите жалобы? – Громкое контральто тети Лили разнеслось по дому, с легкостью достигнув наших ушей.
Через минуту в кухне появилась и сама обладательница голоса, которому позавидовали бы оперные дивы.
– Евгения! – Тетя Лиля окинула меня взглядом, – подросла, но что-то тощевата.
– Доброе утро, – я мысленно сосчитала до десяти и улыбнулась.
Из-за спины тети Лили вышла Василиса. Теперь-то я понимаю, что надо было сделать вид «не вижу ничего особенного». Но тогда я поперхнулась молоком. Василиса стала выше меня на голову, ее глаза украшали густые, угольно-черные ресницы, которые издалека кричали о своей ненатуральности. Широкие брови имели яркий оттенок перманента, а губы…, губы были явно подкачены, так как я не припомню у моей сестры таких природных данных в области рта. Василиса с интересом рассматривала меня, смачно чавкая жвачкой.
– Привет, Василиса, – я широко улыбнулась этому чуду косметологии.
Мама, чтобы разрядить обстановку, как-то уж очень натужно рассмеялась, заметив, что надо встречаться чаще, чтобы не рассматривать другу друга после трехлетней разлуки. Потом присоединился и папа, пригласив тетю и Васю к завтраку.
Следующие полдня я провела в бегах между первым и вторым этажами. Папа, таская сумки тети и сестры, мрачно шипел, что, судя по размеру багажа, взятого с собой, Лилия Сергеевна собралась прожить у нас как минимум до дня пожилого человека. Тут же уточнив у папы, когда именно этот праздник, я пришла в тихий ужас. Так как жить с тетей под одной крышей до первого октября это очень сомнительное удовольствие.
Когда сумки и чемоданы были перенесены в гостевую комнату, нас ждал сюрприз. Тетя Лиля заявила, что не будет спать с Василисой в одной спальне. Ее девочка должна спать отдельно.
– Как отдельно? – Мама растерянно смотрела на тетку и сестру, – Лиля, у нас нет другой комнаты.
– Она может спать с Женькой, – последовал ответ.
– Но у Жени негде спать, – начала было мама
– Ой, Алла, можно подумать они будут спать! Они будут шушукаться, делиться секретиками, обсуждать мальчиков, но никак не спать. Не будь занудой! – Тетя выставила вперед наманикюренный палец, – но в принципе я подозревала, что у Евгеши нет дополнительного спального места, и привезла с собой раскладушку!
Ярко накрашенные губы тетушки расплылись в улыбке. «Шах и мат вам, родственники» называлось выражение ее лица. Родители переглянулись.
Я стояла, как громом пораженная. Делиться секретиками? Шушукаться и обсуждать мальчиков? С Василисой? О, Боги, на помощь!
Пока все остальные стояли, переваривая речь тети, Вася взяла свою сумку и направилась к моей комнате.
– Ты куда? – Мой громкий вопль вывел из ступора родителей.
– К тебе, а что? – Вася надула громадный пузырь, – где там можно вещи разложить, мне полка нужна.
Я уже набрала в легкие воздуха, чтобы отправить Васю в пешее путешествие по известному адресу, как мама незаметно для остальных ущипнула меня за ягодицу.
– Не начинай, позже все решим, – прошипела она мне на ухо, в очередной раз, избегая скандала с теткой.
Как и следовало ожидать, ничего никто не решил. Прошел ужин, за которым мама с тетей вспоминали детство, родителей, друзей. Потом папа раскупорил им бутылочку вина, и мои родители благополучно забыли обо мне и Васе.