– Нет. Эльфы не врут. – Сказал Гэбриэл. – То драконище, которое я завалил, оно не такое, как настоящие драконы. Оно черной магией создано, там, на юге у нас. И с виду отвратное.
– Спасибо вам! – Очнулась и поклонилась Лада. – Просим вас и господина Кину к столу, все готово, только вас ждем, откушайте, чем Бог послал.
– Сейчас придем. – Махнул рукой Гэбриэл, и женщина исчезла за двойной резной дверью. Острый слух полуэльфа уловил восторженное:
– А статен-то, елки-палки! – И внутренне приосанился. Не в его вкусе женщина, и в годах… А все равно приятно!
Кину, вернувшись через пару минут после ее ухода, сообщил, что Гарри Еннеру лучше, он устроен со всеми удобствами и благодарит его за помощь. Эльф принес Гэбриэлу новый эльфийский камзол, сказал, пока тот переодевался:
– Это хорошо, что ты ничего не стал говорить про брата и ополчение. Отказать прямо они тебе не откажут, но устроят проволочки, растянут на месяц, а то и дольше.
– Что предлагаешь? – Сухо спросил Гэбриэл. – Ты же знаешь, времени у нас нет!
– Нанять людей. Здесь это легко.
– А местный банк денег мне даст?.. Или, как в Сае, выделываться начнет?!
– Я знаю, где взять денег. – Сказал Кину. – Не думай об этом. Золото – не проблема.
Вдвоем они спустились в трапезную. К ним присоединились Марк, Кирнан, Дэн, городской голова и молодой, не старше тридцати, светловолосый воин, с серьгой в ухе, с насмешливыми серыми глазами вприщур и с короткой модной бородкой. Голова представил его, как князя Ратмира, младшего сына князя Холмогорского.
– Наемник? – Поинтересовался Гэбриэл. Тот кивнул.
– Сколько людей у тебя?
– Три сотни копий. – Ответил тот, глянул на Гэбриэла с новым интересом. – И если понадобится, сотни две еще найду.
– Копье – это всадник, оруженосец и воин с копьем?
– Верно, княже.
– Быстро найдешь?
– А когда нужно?
– Вчера. Я еще одного наемника знаю, Ставра – слышал про такого?
– Слышал, знаю. Он в Сарыни сейчас, у местного князя.
– Мне еще люди нужны. – Сказал Гэбриэл. – Ладно, об этом после поговорим.
После чего разговор за столом потек по обычному руслу: у гостей интересовались, как дела на юге, в Гранствилле, как здоровье его высочества, не просватана ли еще племянница ее величества?
– Из всех пока только я женюсь. – Признался Гэбриэл, поглощая нечто божественно-вкусное. Не сдержался, обратился к Ладе:
– Это что я такое ем?
– Галантин из хека. – Охотно ответила она. И пояснила, догадавшись, что Гэбриэл понял только слово «из»:
– Хек – это рыба такая. А галантин, он готовится несколько дней… Вот такое блюдо получается.
– Это просто… – Из Гэбриэла так и лезли неприличные слова, вроде «охренеть» и тому подобное, и он помедлил, выбирая подходящее, – просто слов нет! – Вышел из положения. – Я такого даже в Хефлинуэлле не ел!
– Вы вот еще отведайте. – Лада сделала знак, и слуга подал Гэбриэлу блюдо со странным пирогом, из тонких слоев теста, проложенных мелко порубленным мясом, тушеными овощами, сметаной и чем-то еще, нереально-вкусным. – Это блинник. Блины с начинкою.
– М-м-м… – Гэбриэл прикрыл глаза. – Я все попробую. А если лопну, напишите на могиле: «Умер от счастья!».
Его искреннее наслаждение местной кухней как-то окончательно стерло следы настороженности и скованности, все присутствующие за столом оживились. Голова почтительно поинтересовался, кем будет невеста Гэбриэла, и тот охотно ответил:
– Алиса Манфред, из Трехозерок. Это в Пустошах, на самом юге. Род древний, но бедный, она бесприданница, сирота. Я не за приданым гнался. Она сама по себе сокровище. Теперь она графиня Июсская, у нас свадьба восьмого августа. Всех приглашаю!
У него попросили описания невесты, и он, чуть смущаясь, описал ее, как маленькую, изящную, как эльфийская куколка, с вишневыми глазами и рыжими кудрями.
– Маленькие, они сердитенькие. – Усмехнулся голова. – У княжича Холмогорского молодая жена из таких. Ух, крепко она его держит! – Он сжал кулак, и русские за столом заухмылялись, согласно кивая. – Он против нее шагу ступить не смеет.
– Алиса… да. – Кашлянув и опять смутившись, согласился и Гэбриэл, и все засмеялись, разговор за столом стал совсем непринужденным. Не желая говорить сейчас про брата и Кальтенштайн, Гэбриэл спросил про Ивеллон, и на него обрушилась прямо-таки лавина информации. Синие Горы, Дебри и Длинный Фьорд, уходивший в неприступные ущелья, делал Ивеллон недосягаемым с суши.
– Может, – говорил Устин, – какие тропы эльфийские через перевалы и есть, но то земли Фанна, а людям ходу туда нет. Фанна не такие боевые, как ваши родичи, Ол Донна, но колдуны сильные, в их земли не проникнешь, мороки оплетут, так путь завяжут, что не выберешься. Да и помимо Фанна там столько разных чуд лесных водится, что лучше от греха и не знать про них, и не лезть к ним. Вот и получается, что путь в Ивеллон один: по морю. Дальше Безымянной бухты-то там никто не ходит, драконов боятся, там этот их Дракенсанг прям рукой подать, а до Безымянной в начале лета многие рискуют, добираются, больно богато там рыбы и зверя морского. А уж красиво там! Я ходил по молодости, и, скажу тебе, княже, красота там несказанная. Прям душу из груди вынимает и наружу выворачивает! Скалы могучие, фьорды дивные, водопады белопенные, птицы невиданные… А у входа в фьорд из Безымянной истуканы стоят, вот ей-Богу, не вру: такие, что корабль меньше его сапога. Стоят два, кажись, эльфы, на мечи опираются, один голову склонил, другой поднял и на море смотрит, вдаль. Мы хотели в фиорд войти, посмотреть, но мимо пройти не решились. Страшно стало. Словно тот, наклонимшись который, прямо на нас смотрит, и безмолвно так вопрошает: кто такие, зачем здесь? И вот прямо в голове отпечаталось, не голос вроде, и не приказ, а не понять, что, но ясное: не надо вам туда.
– Б-р-р! – Содрогнулась Лада, стряхивая странное очарование. Гэбриэл слушал бы и слушал, вечность, представляя себе все это так ясно, так живо!
– Там только скалы? – Спросил он жадно.
– С моря только скалы видно. – Кивнул Устин. – Но иные говорят, что земля там хорошая. Скалы ее от ветров и морозов защищают, источники горячие, опять же, есть. Цветов видимо-невидимо, целые поля цветущие, лаванда, ирисы, вереск, ромашки… – Лада вздохнула, подлила Гэбриэлу вишневой медовухи. – Озера, реки рыбные. Коли бы не Орда, так жить бы там и не тужить!
– Это верно. – Подтвердил Ратмир. – Наши князья не первый год наемников собирают, из-за моря выкупают, чтобы Орду воевать, но все бестолку. Одну изведешь, ан уже другая прет. Источник надо найти и извести, но невозможно это. Почему, никто не понял еще. Разведчики ходили, и хитро ходили, и по скалам, и в обход, и все сгинули, ни один не вернулся.
– И не вернется. – Заметил Кину. – Суо-ап-Мера, или, по-вашему, духожаба, тем и страшна, что заражает все вокруг себя зарядом чистой смертельной злобы. Его не обойти и не обмануть. И не обхитрить.
– Да, – кивнул голова, – баял намедни Федор про духожабу-то эту. Долго они с Ратмиром новость эту обсуждали, только ничего умного не придумали. По-ихнему выходит, что зимой надо жабу-то эту душить, мол, зимой нет силы ни у кого…
– Неправда. – Вновь возразил эльф. – Зимой она особенно сильна. Ночи длинные, природа спит. Суо-ап-Мера не встречает даже естественного сопротивления жизни, что происходит летом. Но это бесполезно. Ее все равно вам не одолеть.
– А эльфы смогут? – Приподнял, как Гарет, левую бровь Ратмир.
– Нет. – Был ответ. – Это по силам только Стражу. Эта Мера слишком стара, велика и сильна.
– Ну, а, к примеру, – подумав, спросила Лада вдруг, – нам-то она не угрожает? Али еще вырастет, и того…
– Есть такая опасность. – Подтвердил Кину, и вот теперь над столом повисла гробовая тишина. Стало слышно, как чавкают и ворчат друг на друга кошки, которые каким-то своим непостижимым кошачьим чутьем угадали появление самого большого любителя кошек в мире и собрались подле Гэбриэла, слоняясь вокруг его ног, вытирая о них щеки и пушистые бока, и получая от него подачки в виде весьма лакомых кусочков.
– Но это будет еще не скоро. – Поспешил успокоить всех эльф. – Наверное.
Ужин после этого как-то быстро пришел к своему логическому завершению, и Ратмир и Гэбриэл задержались на высоком внутреннем крыльце. С него открывался вид на бухту и скалы, золотые в свете вечернего солнца, в белых венцах пены. Море было глубокого сине-зеленого цвета, бесподобно-красивого на взгляд Гэбриэла. Ратмир облокотился о перила напротив Гэбриэла, сделавшего точно так же.
– Значит, в Кальтенштайн люди тебе нужны, княже?
– Знаешь?
– Все знают. – Усмехнулся Ратмир. – Мы с эльфами крепко дружим, от них новости первее иных узнаем.
– И что скажешь?
– Я наемник. За хорошую плату я хоть на Элиот штурмом пойду, если, конечно, силенок достанет и ватага соберется подходящая.
– Как думаешь, сколько людей нужно?
– Тысячи две, самое малое.
– И где взять? Быстро?
– Быстро?.. Трудно это. – Ратмир сделал гримасу, рассуждая. – Твои вассалы отказать тебе не смогут, а вот время протянуть – легко. Я тебе вот что посоветую… – Он выпрямился. – К Афанасию Валенскому обратись.
– А он кто?
– Отшельник. Святой человек.
– Он что, мне людей даст? – нахмурился Гэбриэл.
– Он тебе весь Русский Север преподнесет на блюдечке фарфоровом, ежели благословит тебя. – Без усмешки сказал Ратмир. – Сила в нем великая, верят в него люди крепко. К нему даже католики из Анвалона и Междуречья приходят за помощью и благословением, сам эрл Фьёсангервенский к нему ездил за советом и ободрением.
– И где его искать? – Спросил Гэбриэл, покусывая губу.
– А чего его искать? – Пожал плечом Ратмир. – Андрюха, старший сын Устинов, отведет тебя, тут рядом. Только на гору подняться. Только учти, ни купить, ни застращать его не получится. Либо ты ему понравишься, либо нет. Тут как Бог даст.
Гэбриэл подумал. Ненадежно… Сотня есть у него. Тысячу двести обещал Ратмир. Рискнуть?..
– Я пойду. – Сказал он, опуская на каменные плиты урчащую на его руках трехцветную кошку. – Ради брата я дракона в поле лопатой забью, зайца зубами поймаю. Надо будет, один на сраных корнелитов этих отправлюсь. Афанасий, так Афанасий. Я, так-то, нравиться не умею, но рискну. Спасибо за совет.
Уверенный, что спасает Клэр и жертвует ради ее спасения своей жизнью, которая теперь будет посвящена ей, Иво о самой Клэр как-то не задумывался. Нет, он пытался с нею поговорить, заботился о том, чтобы она ела, рад был, совершенно искренне рад, что она так прикипела к коту Франтику. Стоило как-то девушке приоткрыть корзину, и кот мгновенно просочился наружу и ловко взобрался ей на грудь, обняв за шею, пристроив голову на ее плече и замурлыкав. Это девушку и тронуло, и обрадовало. Кот был такой мягкий, приятный наощупь, такой ласковый! С этого мгновения они не разлучались ни на минуту, и так и прибыли в Гранствилл. В Блумсберри, с помощью Марты, Клэр принарядили. Правда, девушка была такая тоненькая, что новое и дорогое платье сидело на ней мешком, но пока что никто не придавал этому значения. Иво знал, что Клэр и Мария были из одного Привоза и прекрасно знали друг дружку; он даже понимал, что Мария скорее успокоит ее и поможет освоиться и ожить. Но он боялся, и не без оснований, что Мария помешает исполнению его великого плана, будет против его брака с Клэр. Он считал девушку своей собственностью. Как иные, подобрав щенка или котенка, несут его домой, с радостью предвкушая, как будут заботиться о нем, и как он в ответ будет их любить, так и Иво вез эту девушку в Хефлинуэлл, мало помышляя о том, каково будет ей в новых для себя условиях, среди новых для себя людей. Привыкнет. – Думал он. – А потом и сама поймет, насколько ей с ним хорошо. В мечтах он уже купил им дом, уже зажил своей семьей. С некоторым злорадством размышляя о том, как шокирован будет Гэйб, Иво думал и о том, что будет с Габи. И не мог не испытывать некоторое мстительное и одновременно горькое чувство, думая о том, что испытает ОНА.
Алиса была шокирована первой, когда Иво заявился к ней в сад, ведя хрупкую темноволосую девочку с котом на руках. Едва взглянув на нее, феечка почему-то сразу вспомнила Сады Мечты, и насторожилась. Алиса не любила и не хотела вспоминать Красную Скалу и все, что с нею там произошло, кроме того, что было у нее там с Гэбриэлом. Его любовь и защиту она не могла бы забыть ни за что на свете, но остальное – нет! Выйдя им навстречу со своей свитой, Алиса замерла в недоумении, и девушки ее свиты замерли тоже.
– Леди Алиса, – Иво был решителен и бледен, – дамы. Разрешите вам представить мою невесту, Клэр.
– Невесту?.. – Алиса широко распахнула и без того большие глаза, а девушки, кое-кто из которых был неравнодушен к чарам красавчика-Фанна, издали чуть слышное: «Ах!», – легким ветерком пролетевшее по саду.
– Клэр, – Иво подвел девушку к скамейке, – сядь здесь. Я сейчас вернусь. – И девушка послушно, не поднимая глаз, села, поглаживая кота, смирно прильнувшего к ее груди и тихонько мурлыкающего ей в ухо какие-то утешительные песенки. Она была так дурно одета, и так скромно и некрасиво причесана, что девушки, Аврора, Юна, Вирсавия, Дженни и несколько других, отличавшихся, как и их госпожа, отменным вкусом и некоторым щегольством своих нарядов, созерцали неожиданную соперницу с недоумением и осуждением.
– Алиса, можно тебя на пару слов? – Попросил Иво, и Алиса увлекла его к ульям, в тот уголок своего сада, куда никто, кроме нее, не смел и носа сунуть, и где они были надежно защищены от чужих ушей. Девушки зашептались промеж собой, поглядывая на неподвижную Клэр, о том, как плохо она одета, и какие дурные и странные у нее манеры, и «кто она вообще такая?!».
– Он таких любит, мы все знаем… – Прошептала Юна, когда Аврора пренебрежительно заявила, что девушка «тощая, как доска».
– Но не настолько же! – Фыркнула статная Аврора.
– Она миленькая. – Возразила добрая Мина. – И несчастная. Возможно, у нее горе, она ведь полукровка, а мы же знаем, какая страшная у них бывает жизнь.
– Ты права. – Смягчилась Аврора. – В конце концов, одежда – не главное. На личико она очень красивая, и волосы у нее, – тут Аврора не без тщеславного удовольствия поправила свою косу, – не дурны… Мы могли бы ей помочь.
– О, вот увидишь, для того он и привел ее сюда, чтобы Алисочка ее одела и научила держаться. – Многозначительно кивнула Юна, и у Вирсавии, да и у Дженни тоже, и кое у кого еще, упало сердце.
– Иво! – Алиса всплеснула руками. – Что это значит?! Невеста?!
– Да, это моя невеста. Она с Красной Скалы…
– Я догадалась. – Алиса переплела пальчики стиснутых рук. – Я все понимаю, но ты решил все так… неожиданно!
– Это мой долг и мой крест. – Сказал Иво. – Я должен взять это на себя. Она… ты сама ее видишь. Она не разговаривает и не делает ничего, кроме того, что ей скажешь. Я велел ей сесть, и она так и будет сидеть, понимаешь?! День, два, три… И я не знаю, что с нею делать, как ее расшевелить!
– Она вообще… Нормальная? – Усомнилась Алиса.
– Я тоже сомневался. Но кот этот появился, и я понял, что она просто… просто вот так ушла в себя, понимаешь? Чтобы не сознавать всего того, что…
– Я знаю. – Быстро перебила его Алиса. Она не хотела развивать эту тему, и ей все сильнее казалось, что Иво делает что-то не то. Пока она искала слова, чтобы объяснить ему свои ощущения, он сбивчиво продолжал:
– Гэйб велел мне жениться, но я же… ты же знаешь, что я… в общем, мне все равно, а Клэр – она идеальный вариант, понимаешь? Я для нее – тоже идеальный вариант. Я все про нее знаю, не осуждаю и понимаю ее, смогу ее защитить.
– Ты уверен, что ты ее понимаешь? – Спросила Алиса задумчиво. – Ты знаешь, что ей нужно?
– Забота и защита. – Тут же убежденно ответил Иво. – И Гэйб поддержал бы меня, если бы знал.
– Ты не хочешь ему написать?
– Я написал. Отправил в Гармбург, не знаю, там ли он, но в Гармбурге он все равно будет и письмо мое получит.
– Его решения ты подождать не хочешь?
– Нет. Я уже все решил сам. Он мне друг, а не хозяин, он сам так говорит.
– Верно. – Алиса вздохнула. – Чего ты ждешь от меня? Я все время на виду, со мною мои девушки, служанки, Тильда, портнихи, ювелиры. Я готовлюсь к свадьбе, ты не забыл? Я не могу стать ее няней, у меня столько дел! Еще благотворительность, и слава Богу, что нет гостей из-за траура! Но на обед все равно приезжают господа из Малого Города и Разъезжего.
– Я понимаю…
– Нет, не понимаешь! Если она такая, как ты говоришь, с ней все время кто-то должен быть. Я даже не знаю… Нужно приставить к ней служанку, но такую, чтобы не болтала и не сплетничала. Не отдам же я ей Розу, я без нее пропаду сразу же!.. Погоди… я попробую попросить Мину. Она очень добрая. Но ей придется кое-что рассказать о Клэр. Мина не сплетница и не болтушка, и кое-что ей доверить можно, я думаю.
– Алиса, – Иво забрал ее руки в свои и поцеловал, – ты чудо! Я обожаю тебя. Гэйб оставил мне письмо для Райя, насчет денег…
– Ах, пустяки! Я все сама сделаю. Ее нужно одеть, причесать и привести в достойный вид… Мы сейчас же этим займемся. И Иво… – Она пристально глянула ему в глаза. – Как мы ее представим? Кто она, откуда?
Иво чуть покраснел. ОН подумал о том, что слава о Клэр определенная уже пошла по округе благодаря беженцам из Пустошей. И стоит, наверное, Алисе об этом рассказать. Но может, и нет? Иво смалодушничал, решил ничего не говорить, подумав, что где Хефлинуэлл, и где простые крестьяне с их сплетнями?.. Ох, недооценил он своей популярности и взрыва ревности и негодования, который вызвал среди его поклонниц всех сословий и возрастов слух о его женитьбе!
– Я не граф. – Сказал он, поколебавшись. – Я могу и на служанке жениться. Скажем, что она была служанкой в богатом доме, в Элиоте.
– А она крещеная? – Подозрительно глянула на него Алиса. – Ты ведь знаешь, что Эдикт предписывает некрещеных полукровок держать с животными или в каком-нибудь чулане, но не в доме, и тем более, не в замке!
– У тебя ведь есть летний павильончик. – Умоляюще произнес Иво. – Пусть она там поселится, сейчас тепло, ей будет там хорошо. А потом мы с отцом Марком ее окрестим. Он мне не откажет, я знаю… А если и откажет, поможет Гэйб.
– Ах, Иво! – Всплеснула руками Алиса, поджала губки, всем своим видом выражая невысказанное: как сильно он ее озадачил и сколько она уже сейчас предвидит проблем, связанных с этой девушкой!
Сводный брат пропавшего графа Кемского, Август Фокс, уже который день проклинал и самого графа, и его несвоевременное и загадочное исчезновение. Отыскать графа или его след уже которую неделю никто не мог. Сам Август тоже был гостем Красной Скалы, и, в отличие от остальных поисковиков, знал, когда того там видели живым и здоровым в последний раз. От этого момента и плясал, не подозревая, что то был уже не граф, а играющий его роль ассасин, а сам граф на тот момент был уже несколько часов, как мертв, и тело его съела негашеная известь практически без остатка. Неизбежно появились подозрения: не в недрах ли Красной Скалы сгинул сводный братец?.. И хрен бы с ним, Август всегда его терпеть не мог. Но определенность требовалась в вопросах наследства и опеки над малолетней дочерью графа, плодом династического брака с полоумной графиней Кларой Лефтер, которая после родов окончательно сошла с ума и теперь содержалась под замком и присмотром одной надзирательницы и двух сторожей, замазывая зачем-то собственным дерьмом окна и постоянно пытаясь что-то поджечь. Тот еще подарочек, а по-тихому не избавишься: Лефтеры род не особо богатый, но в родстве со всеми тремя королевскими родами Острова, три Лефтера и вовсе были королями и королевой Нордланда во времена оны, а значит, эта чокнутая чувырла – королевских, мать ее, кровей. Все Лефтеры, через одного, рождались с прибабахом, в каждом поколении имелись сумасшедшие, но об этом в приличном нордландском обществе даже упоминать было не принято. И вот сидит эта дура, гыгычет, слюни по подбородку текут, дерьмом воняет, а тронуть ее, суку, не моги, ибо – королевская кровь!
И дочечка от мамочки не далеко ушла. Семь лет, а до сих пор в постель ссытся и даже до пяти считать никак не научится. Но тоже почти принцесса, да еще, если папаша не отыщется и не заделает мальчишку-наследника, кандидатка в мужья будущему графу Кемскому. Вот счастье-то кому-то привалит! Август брезгливо скривился, подумав о невестке и племяннице. Будет только справедливо, если он за время опекунства поправит свои дела… А потом сбагрит счастливому молодожену эти два сокровища, и свалит в Константинополь, где можно будет жить на собственной вилле, под сенью виноградной лозы, любоваться синими волнами теплого моря, попивая молодое вино и забыв Нордланд, как страшный сон. Но, чтобы получить полноценное опекунство и доступ к закромам, нужно определиться с судьбой графа. А то тот выехал за ворота Найнпорта, и больше его никто, нигде, не видел.
– И куда же он делся? – Язвительно вопрошал он у своего агента. – Испарился на жаре? Превратился в воробышка, насрал на голову лошади своей и улетел, чирикая? Или в преисподнюю сверзился, своими грехами угнетенный?.. Если испарился, где одежа? Если в воробышка, то где лошадь с какашками на голове? Если провалился, где дыра?
– Мимо корчмы он не проезжал, значит…
– Значит, куда-то свернул до корчмы. Куда?
– Нашел я там в лесу брод и тропку в бывшую деревеньку, Гремячее. Но деревню давно спалили. Там кто-то жил, и не так давно, но следов их сиятельства нет никаких. Собаке давали его вещи нюхать, она никаких следов не нашла. Мы подпол обшарили, искали, не рыли ли где, не прикопали ли тело. Ничего.
– Другие тропы из деревни?
– В несколько других деревень. Там тоже никто графа не видел. И никого, похожего на графа хоть чуть-чуть. Мы даже допустили, что он мог переодеться женщиной, или сам, или по принуждению, но и тут ничего.
– Значит, кто-то лжет! – Разозлился Август. Как и его сводный брат, он был белокурым, стройным, почти тощим, с правильными и тонкими чертами лица, слегка женоподобным – у них была общая мать, и именно на нее они оказались похожи. У него были изящные руки и маленькие ноги, но в остальном он не дотягивал до красавца – брата. Был более блеклым, менее харизматичным и, благодаря вечно недовольному выражению лица и опущенным углам рта, слишком тонкого и бледного, казался непривлекательным. Сам он, правда, этого не видел, так как, глядясь в зеркало, всегда придавал своему лицу приятное и немного лукавое выражение, которое (как ему казалось) ему очень шло. Злясь, он начинал ломать пальцы, и их похрустывание немного его успокаивало, а вот других раздражало. Глядя на эти пальцы, его агент Роб Вышка осторожно произнес:
– Сударь… – И примолк. Август в раздражении повернулся к нему:
– Ну?! Говори, что примолк?!
– В последнее время поговаривают о дерзких убийствах… В Сандвикене, в Найнпорте и даже Элиоте… Говорят, что убитые – те, кто посещал некую Барр и те, кто неосторожно высказался о Хлорингах.
Август резко отвернулся, зажмурившись и прикусив губу. Вот оно! Вот то, что он уже некоторое время подспудно ждал и боялся услышать. Хлоринги! Он, конечно, был не в курсе – членом Братства Красной Скалы он не был, – но, когда Гор сбежал, граф был в таком ужасе, в такой панике, что кое – о чем проговорился, а остальное Август додумал, сопоставляя, сам. И еще тогда стало жутко на сердце: Господи, ну и идиоты! Похитили принца крови, надругались над ним, и оставили в живых! И теперь малой кровью никто не отделается, в это Август верил, как в «Отче наш». То, что Хлоринги сейчас в Междуречье, ничего не значит – они там, а их агенты здесь. Или, что еще хуже – не агенты все это делают, а их родственнички-эльфы. А это значит, что даже убей сейчас Хлорингов, это не спасет их убийц. Эльфы не простят, они не прощают никогда, никому и ничего. Значит, братец попал под раздачу одним из первых. Что тут удивляться? Он ближе всех и слабее всех. Драйвера что эльфы, что Хлоринги, оставят напоследок, тут и особенно умным не надо быть, чтобы сообразить. И что он, Август, на очереди – тоже весьма вероятно. Он брат и тоже бывал на Красной Скале, пусть и реже, чем граф – дорогое, сука, удовольствие! – но те, кто знает такое про принцев крови, долго не живут, а разбираться в степени его осведомленности никто не станет, убьют просто на всякий случай.
Но что делать-то теперь?! Бежать с Острова прямо теперь, почти бедняком, и стать наемником в Европе? Август был и ленив, и трусоват. Одно дело – быть Марком Антонием в Садах Мечты, и совсем другое – реальные войнушки, где и покалечить могут, и убить. Август себя, любимого, холил, лелеял, берег и баловал, от каждой царапины впадал в отчаяние, и от одной только мысли о злых дядьках с режущим, колющим и дубасящим инвентарем в мозолистых грязных лапах ему становилось дурно. Он – человек культурный, утонченный и мирный, с тонким чувством прекрасного. Он если и позволял себе что-то вне рамок приличного, то только в Садах Мечты, и, между прочим, мясо никогда не уродовал. Если оно у него и умирало, то внешне все оставалось эстетично. И гуманно: мясо до последнего верило, что дяденька ему попался добрый и дурного не сделает. Так что Август искренне считал себя хорошим человеком. Не то, что братец и его друзья-извращенцы. Он и в братство поэтому не вступал… ну, в основном. Если не считать дороговизны этого членства.
Но теперь, похоже, у него нет иного выбора, кроме как связаться с этим самым братством и попытаться с ними вместе как-то решить проблему. Братец, правда, никогда своих приятелей по именам не называл, но Август по некоторым его обмолвкам и неосторожным высказываниям догадался, что один из них – граф Кенка, брат герцога Далвеганского. Он в этом был уверен, скажем так, на девяносто процентов. Но обращаться с такими вопросами к такому человеку напрямую было как-то страшновато. Если не угадаешь, рискуешь головой… И Август, немного подумав, решил обратиться к нему с просьбой помочь советом в ситуации, которая сложилась в последнее время и сильно Августа беспокоила: в округе начало происходить что-то страшное. Крестьяне бежали из деревень, распространяя панические слухи о каких-то чудовищах, оживших мертвецах и даже о драконах. Хлоринги, мол, бросили юг, отправились в Междуречье, к королеве обращаться в последнее время бесполезно, она никуда не выходит, оплакивает своего любовника, командора де Латрей – тьфу! Ни стыда, ни совести… Сказать, что брат всегда им, Кенкой, восхищался, очень его уважал… Ну, а там, осторожненько, прощупать почву и насчет Хлорингов… Решив так, Август принялся писать письмо графу, чтобы отправить его с Робом Вышкой.
Анастасию герцог нашел плачущей в укромном патио, под сенью девичьего винограда.
– Ну-ну. – В некотором смущении потрепал племянницу по плечу. – Слезами его не вернешь. А ребенку его повредишь.
– Я была так счастлива, дядя. – Всхлипнула девушка горько. – Словно вышла из серой мглы на свет. Мир стал таким чудесным от его присутствия! Он был таким добрым и веселым… Таким веселым! Зачем, дядя, зачем, зачем, зачем?! Почему не дать нам жить, просто жить?!
– Жаль, не знал я о ваших кувырканиях. – Герцог утопил подбородок в жирных складках. Он в самом деле сожалел. – А мог бы сообразить, зная, что этот… умник, – вас вместе оставляет. Это он, болван, о последствиях не думал, а я мог бы и догадаться. Да что теперь…
– Ах, дядя! – Анастасия вдруг припала к его массивному чреву и зарыдала. Хмурясь и гримасничая, герцог поглаживал ее плечо. Заговорил, когда она притихла:
– Я не особенно религиозный человек, но в высшую силу верю… А знаешь, почему? Из-за этой чертовой, мать ее, любви. Когда всю жизнь наблюдаешь, что творится с людьми из-за этой напасти, поневоле проникаешься в веру во что-то, что насмехается над нами. Эллинский бог любви – ужасный бог. Он коварен, глумлив и жесток. Не видал я что-то, ребенок, лучезарного счастья. А видал я… Как суровые мужики, все в шрамах, со стальными яйцами, превращались в слюнявое чмо из-за какой-нибудь сладкой идиотки с клюквенным желе вместо мозгов. Видал я ростовщика, сущего кровопийцу, умного и безжалостного, как дьявол, готовый последний кусок у младенца изо рта вырвать, который вдруг начал бегать за молоденькой шлюшкой и бросать ей охапками то, что с такой алчностью скопил. А что творят от любви бабы и девицы, это никакому пониманию не поддается! И не разбирает эта чертова напасть ни сословий, ни рас, ни возрастов. Леди бегает за свинопасом, король – за кухаркой. И побоку гордость, стыд и честь. – Он глубоко вздохнул, его опять начала одолевать одышка. – Страсть не продается, не покупается и не регламентируется. Если мы хотим, то хотим, если нет – то нет. То, что продается, Анастейша – не страсть, не любовь, а лицедейство. У него есть своя цена, и мне оно нравится гораздо больше, чем любовь эта самая, пресловутая. И ты, ребенок, оплачь своего Вэла, оплачь, как следует… НО в дальнейшем покупай лицедейство, зная, за что и сколько платишь. Ты будешь герцогиней, и выбор у тебя будет огромный.
– Разве я буду при этом счастлива? – Всхлипнув, спросила Анастасия.
– Ты не будешь несчастна. – Возразил герцог. – Это важнее, ребенок. Это важнее…
Поговорив с Ратмиром, Гэбриэл решил пройтись по Светлому Яру, посмотреть свой замок, познакомиться с людьми. Замок был меньше Гнезда Ворона, и уж само собой, в разы меньше Хефлинуэлла, но такой обжитой, светлый и уютный, что Гэбриэл уже теперь чувствовал себя здесь, как дома. Челяди было не много, но ее присутствие ощущалось везде. Услышав звук эльфийской гитары, Гэбриэл направился туда, и очутился во внутреннем дворе, где служанки выбивали ковры и взбивали перины и подушки, а Оззи и Джон, сидя на перилах галереи второго этажа, там, где разместились с Дэном и его лучниками, зубоскалили, перебрасывались с отчаянно флиртующими девушками остротами и подначками и наигрывали на гитаре задорные мелодии.
– Шляпу стырил у меня
Жулик и притвора! – Запел Джон. – Пресвятые небеса! Покарайте вора! – И эта лихая песенка, судя по всему, имела у девушек даже больший успех, чем лиричные напевы. Гэбриэл посмотрел, усмехаясь, и отправился дальше. Забрел на кухню, где стояли такая жара и духота, что даже ему, полуэльфу, стало невмоготу, зашел к швеям, которые, переполошившись, вскочили, кланяясь. Он извинился, пробормотав, что просто заблудился, вышел, и столкнулся с Ладой.
– Вы бы сказали, сударь, мы бы вам сами все показали. – Сказала ласково. Гэбриэл почему-то сразу вспомнил Элоизу, насторожился. Но Лада падать на колени и признаваться ему в любви, вроде, не собиралась. – Вы, говорят, к Афанасию собрались? Так мой Андрей вас проводит. И дорогу укажет, и город покажет, и коня покараулит.