В едином ритме. Три повести

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 12

Помню, дочь как-то пришла с актёрского кружка с вшами (оказалось, и в двадцать первом веке такое бывает). У неё были тогда красивые длинные чёрные волосы. Ей было лет 10. Жена и дочь что только ни делала, чтобы избавиться от паразитов. Месяц бились с ними. Средства разные, шампуни, специальный гребень, которым вычесывали гнид. Жена переживала тогда сильно. А я только шутил – ни разу не прикоснувшись к волосам дочки.

А сын однажды вернулся из школы расстроенным – учитель был уверен, что у него нет отца. Я же ни разу на родительских собраниях не появлялся. Мальчик переживал: любил папочку, которому дела до его учёбы не было.

Моё время с детьми ограничивалось развлечениями. Я возил их в кино или на каток, иногда встречал из школы, целовал перед сном. Я сам с ними отдыхал.

Всё остальное делала жена. Готовила, убирала, стирала, гладила, собирала детей в школу, учила с ними уроки, и работала (она главный бухгалтер).

После работы жена возвращалась исправно вовремя, чтобы успеть к моему приходу приготовить ужин, а я возмущался, если два вечера подряд мы ели одно и то же блюдо. Она кормила нас всех завтраками, а я делал ей замечания. Помню, я был как-то в плохом настроении (очередная любовница морочила мне голову) и за завтраком обвинил жену в том, что яйцо переварено – желток в нём был, якобы, не той консистенции, как я люблю. Я громко выругался и бросил яйцо через всю комнату в урну, но промахнулся и яйцо, разбившись, испачкало стену. Дети испугались. Жена, скрывая от них слёзы, принялась убирать мусор и вытирать грязь. А ведь ей до работы нужно было ещё успеть завезти детей в школу.

Я ни разу не поблагодарил её за вкусный ужин. Принимал всё как должное. Привык, а жена не требовала.

Она никогда не жаловалась. Молча тянула лямку терпеливой жены, прекрасной матери, профессионального главного бухгалтера. А теперь она ещё и сиделка. И по-прежнему не жалуется.

Глава 13

Одна знакомая обманом приучила своего мужа и сыновей выполнять всю работу по дому. Она объявила им о том, что у неё какая-то болезнь – то ли рук, то ли кистей, я уже точно не помню. По субботам, когда муж и сыновья занимались уборкой, она отправлялась в салон красоты или встречалась с подругами.

У этой знакомой, однозначно, было меньше забот, чем у меня. Но мне и в голову не пришло бы лгать близкому человеку ради того, чтобы он сам почистил унитаз, погладил рубашку или сварил суп.

Мне всегда было приятно заботиться о муже и о детях. Так поступала моя мама, и бабушка тоже. Не знаю, глупость это или мудрость. Этого требовала женская природа: давать ласку и заботу близким. Но я хотела чувствовать, что муж это ценит. Мне было бы приятно, если бы он хотя бы иногда благодарил за обед. Я мечтала о том, чтобы он обнял меня после ужина, похвалил мои старания, поцеловал (хотя бы в щёку).

Я сама виновата – приучила его к тому, что мне не нужна помощь. Хотя иногда я смертельно уставала от всех домашних забот, которые лежали исключительно на моих плечах. Когда приходила с работы, мне нужно было приготовить ужин, накормить семью, убрать со стола, помыть посуду, помочь детям с уроками. А муж, развалившись в кресле, смотрел телевизор или уезжал по каким-то своим делам (лучше было не думать по каким делам).

Теперь я понимаю, что нужно было разделить обязанности в самом начале нашей семейной жизни – когда чувства свежи и люди ещё делают попытки притереться друг к другу. После трёх десятилетий вместе сложно уже что-то поменять.

Глава 14

Меня всегда удивляли мужчины, которые вечно носились со своими жёнами.

Как только подходил к концу рабочий день, бежали домой. Покупали жёнам цветы. Мучались с выбором подарков. Готовили романтические ужины. Волновались, когда жена не звонила, и звонили сами. Один мой знакомый (я уволил его потом) каждое утро готовил завтрак и приносил его жене в постель. И это после семнадцати лет совместной жизни! Я не понимал, как он может, не стесняясь, рассказывать об этом коллегам. Мне это казалось слабостью, бабской сентиментальностью.

У нас в семье всё было по-другому.

За эти годы я ни разу не приготовил ужин. Хотя нет, однажды – в первый год брака, когда она уехала проведать умирающую бабушку. Чтобы поддержать жену, я решился приготовить к её приезду ужин. Она любит пасту карбонара, но это блюдо казалось мне слишком сложным и я взялся приготовить стейк с рисом (почему-то думал, что со стейком выйдет попроще). Рис сильно разварился, а стейк стал похож на подошву от сапога. Порезал овощи для салата, правда заправил его майонезом. Еда получилась ужасная, но жена очень обрадовалась. На этом мои кулинарные опыты прекратились. Я ленивый мерзавец.

Одним из наших любимых семейных блюд были макароны по-флотски. Дети думали (и до сих пор, наверное, так думают), что готовил их я. Жена придумала такую легенду. Дети всегда очень радовались, когда ели макароны по-флотски, хвалили меня. Я принимал похвалы как должное, как будто это действительно был мой труд.

Я не хотел тратиться на посудомоечную машину. Зачем? Посуда и так всегда вымытая, и ни разу – мной. Даже в тот единственный вечер, когда я приготовил подгоревший стейк, рис и салат с майонезом, жена, уставшая, мыла посуду сама.

Если бы я мог сейчас помогать ей, я бы делал всё! Лишь бы она была счастлива, наконец.

Глава 15

Дочь звонит каждый день. Спрашивает как отец.

Нового мне ей сообщить нечего. У мужа теперь каждый день похож на предыдущий. И у меня тоже – верчусь вокруг его постели как белка в колесе.

После аварии дочка предлагала устроить отца в хоспис, а я должна была «начать новую жизнь». Я знала, что она говорит это не со зла. Обстоятельства аварии были для неё ещё большим шоком, чем для меня.

Она сейчас в командировке. Сегодня должна вернуться, обещала сразу приехать к нам.

Доченька много работает, а раньше много училась. Ребёнком у неё постоянно были какие-то увлечения, которые поглощали её полностью. Одно время она увлекалась скрипкой и играла сутки напролёт. Потом забросила музыку и с таким же упоением принялась учить французский язык. А когда в школе началось черчение, оно захватило её целиком, это увлечение стало работой.

Дочь – архитектор. В детстве она могла часами строить башни из кубиков. Открытки с известными сооружениями всегда были её любимыми. Когда мы ехали в отпуск, она составляла маршруты так, чтобы посетить памятники архитектуры. Мы разрывались, пытаясь всё успеть. Сын, наоборот, не любил экскурсии – ему нужно было веселье, оживлённые места, концерты, аттракционы.

Первым проектом дочки стало новое здание городской библиотеки. Нашёлся спонсор, среди молодых архитекторов организовали конкурс. Её проект победил. Она была безумно счастлива. Отец подарил ей тогда машину (нужно было много перемещаться по городу).

Теперь она востребованный архитектор. Хотя ей нет ещё и 30 лет. В этот раз она была в Дубае, как главный архитектор одного из объектов. Горжусь дочкой.

А вот и она! Пойду открывать.

Выглядит уставшей. Видимо, прямо с самолёта к нам.

Глава 16

Дочь? Её голос! Неужели, пришла? Боялся, что потерял своих детей навсегда.

Поздоровалась с матерью. Поцеловала её. Наверное, обнялись. Дети любят жену – она посвящала им всю себя.

Подошла к кровати, смотрит. Глазёнки красные. Порывалась броситься ко мне, обнять. Видимо, одёрнула себя. Заплакала.

Выбежала из комнаты, не хочет показаться слабой. Слышу, рыдает навзрыд в коридоре. Дверь захлопнулась дважды – жена, видимо, вышла вслед за ней.

Презирает меня дочка. Я сам себя презираю. Если б мог двигаться, выбросился бы из окна. Но я даже это сделать не могу, лежу овощем.

Возвращаются. Дочь села рядом. Всхлипывает.

– Прости, что раньше не приезжала. Была в командировке. Вот сегодня вернулась и сразу к вам.

Замолчала. Как же это тупо: хочу попросить прощения, а не могу. Пытаюсь говорить, а получается только мычание. Промычал – сам ужаснулся. Дочь опять всхлипнула.

Какая она красавица. 29 лет. Только вчера, кажется, была маленькой. Я мог кружить её, пока не устанет. Очень любила кружиться. И прыгать с рук в море. Теперь не то, что покружить, я даже сказать ей ничего не могу. А что бы я сказал? «Прости, я люблю тебя»? Она это знает. Мою вину слова не искупят. Это звучало бы как оправдание, а тут не оправдываться нужно. Заботиться о них – всё, чего я хотел бы. Но теперь я не способен на это, наоборот, они обо мне продолжают заботиться.

– Врач сказал, тебе нужно питаться. Должны витамины поступать. Твой организм сейчас занимается восстановлением, нужно ему помогать. Пообещай, что ты будешь есть?

Промычал. Она удовлетворённо кивнула. Но опять всхлипнула.

– Сейчас мне нужно идти. Меня на объекте ждут. Но я приду завтра.

Снова промычал в ответ. Собрала эмоции в кулак – сильная она, хоть и плачет, вся в мать.

Подавила слёзы, наклонилась ко мне и поцеловала в лоб. Почему-то всех больных близкие люди целуют в лоб, как детей. Наверное, поцелуй в лоб – индикатор нежности и преданности. В лоб целуют, когда не стесняются показать насколько любим и дорог человек.

Доченька, это самый заветный поцелуй в моей жизни! Надеюсь, когда-нибудь я смогу обнять тебя. Если ты позволишь.

А сын, наверное, не придёт. Он меня никогда не простит.

Глава 17

Расстроилась доченька, разревелась. Не ожидала, что папа, который всегда был сильным, носил её на руках, станет таким немощным.

Пожалела, думаю, что злилась на него. Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать: никто не застрахован от ошибок.

Он счастлив, что дочь пришла. Думал, наверное, дети отвернулись от него. Хотя, конечно, ждал, что придут. Дочь вот добралась. Сын ещё злится, но он простит и придёт повидать отца. Мы ведь семья. А муж выздоровеет, я верю. У нас хороший врач. Приходит каждый день, проверяет его, делает массаж. Врач массажирует всё тело по утрам, а я по вечерам. С таким диагнозом как у мужа, некоторые так и не начинают ходить. Но я надеюсь на чудо, и на любовь.

 

Часто вспоминаю, как сын лежал после травмы. Ему было 19 лет. Сломал бедро. Упал со стропы. Тогда он только начинал заниматься своим слэклайном.

Я даже не знала, что это такое. Оказывается, ребята натягивают стропу между двумя неподвижными объектами и ходят по ней, балансируя. Начинал сын на маленькой высоте в городских парках. Потом забирался всё выше. И вот как-то сорвался со стропы и упал. Сделали операцию, поставили фиксаторы для закрепления костей в правильном положении. Полгода он мучился. Массаж тогда тоже делали, ногу разминали. Больно видеть, как сын, которого раньше не заставишь и пяти минут посидеть на одном месте, лежит с переломанной ногой. Для него самого это был шок. Но окреп и снова принялся за слэклайн.

Сейчас уже на большой высоте ходит. Прошу, чтобы страховкой пользовался. Но видела фотографии: идёт по стропе, натянутой между зданиями, и без страховки.

Очень волнуюсь за сына. Он еще и порывистый такой, огненный у него темперамент. Не знаю, в кого он. Мы с мужем никогда никакими экстремальными видами спорта не занимались. Может быть, его потому и тянет на это?

Я не отговариваю. Это лучше, чем пить или курить. Вот отец их по пьяному делу чуть жизни не лишился.

Глава 18

Проснулся от крика. Кто-то ругался в коридоре. Сын! Его голос.

– Почему ты носишься с этим подонком, он же предал тебя?! И продолжает мучить. У тебя уже одни глаза торчат, щёки впали. Я не хочу, чтобы ты угробила себя из-за него.

– Он твой отец! Все ошибаются. Не говори так о нём, пожалуйста.

– Он давно умер для меня как отец!

– Не надо так, сынок, – голос срывается. Сейчас заплачет, бедная моя жена.

– Почему ты отказалась от сиделки? Тебе нужно продолжать жить, на работу хотя бы ходить.

– После того как я оставляла его с сиделкой, он был сам не свой. Не мог уснуть. Переставал даже пытаться говорить, а он должен постоянно тренироваться. Сиделка – чужой человек, а ему нужна забота, ласка. У него тяжелое положение, он нуждается в нас.

– Ты даже не спишь, мам, ты так долго не протянешь.

– Ничего, сынок. Сплю, не волнуйся. Сейчас острый период, он сильно мучается. Скоро станет легче.

– Не хочу больше про него слышать! Я пошёл. Принесу завтра днём продукты.

Сын выругался и хлопнул дверью.

Жена вошла в комнату. Глаза мокрые. Поправляет одеяло. Поняла, что я всё слышал.

– Упрямый мальчик. Но ты не волнуйся, он поймёт, оттает.

Какая она добрая. Гореть мне в аду, что обижал её. Хотя я же уже в аду: прагматичный и похотливый подонок, которым я был, разбился насмерть в той аварии.

Щёки и правда впали. Глаза уставшие и сейчас мокрые. Но всё равно красивая, самая красивая женщина на свете. Если выживу и смогу ходить, буду носить её на руках. Если не будет поздно.

За что она только любит меня? А ведь любит, и сильно, так преданно она заботится обо мне, жертвуя собой. Хоть плакать не разучился. И уже могу ощущать: потекло по щекам, во рту солёное и на подбородок стекает. Она увидела – и у неё опять слёзы. Вытерла ладошкой моё лицо.

– Всё будет хорошо!

Она действительно в это верит. Наклонилась надо мной, обняла за плечи.

Любимая, жена, самый важный человек для меня! Мне нужно было почти умереть для того, чтобы понять это.

Глава 19

Когда была юной и неопытной, считала, что не прощу мужчине измену.

Говорила об этом мужу в самом начале наших отношений. Может, ещё и поэтому он никогда не признавался.

Я ему не изменяла. Мы поклялись в верности, когда стали мужем и женой, и я хранила свою клятву. Говорят, женщинам проще устоять, – не знаю.

Сейчас моё отношение к изменам стало трезвее. Наверное, я научилась прощать. Но не уверена, что если бы застукала его с другой или прочла откровенную переписку, не рассыпалась бы внутри на части.

Конечно, я догадывалась, но сама отдаляла момент истины. Когда он не возвращался домой вовремя или у него неожиданно возникали ночные «деловые» встречи, я подавляла в себе злость и ревность.

Я знала, что он всегда любил меня. Просто любовь стала другой, у меня тоже. Уверена, что он даже выбор никогда не делал, не задумывался о разводе. Семья была важна для него. Но у него пропал интерес ко мне как к женщине. Это неудивительно, после стольких лет вместе. Страсть нужно поддерживать, но он выбирал лёгкий путь. Теплоту, поддержку, заботу он получал в семье, а новые страстные впечатления – с любовницами. Ему было удобно.

Один мой знакомый сравнивает измены с прогулками в магазин за хлебом.

Например, мужчина любит французский багет, покупает его обычно в ларьке возле дома. Но как-то вечером он заходит в ларёк, а багета нет. Заходит во второй раз, в третий – багета всё нет. Продавцы говорят: временно прекратился завоз. А по соседству, в это самое время, открывается супермаркет – крупный, с полным ассортиментом товаров. До супермаркета идти два квартала, но зато там всегда в наличии свежий французский багет. Мужчина начинает захаживать в новое заведение, а когда проходит мимо ларька, любезно улыбается продавцам (он не виноват: появится у них багет, он снова станет их верным покупателем).

Так вот, мой знакомый считает, что походы налево – вовсе не супружеская измена, а всего лишь временная замена места получения багета.

Меня огорчает настолько циничный взгляд. Но когда вспоминаю бесстыжие глаза мужа и невозмутимый тон, каким он лгал мне и детям, понимаю, что такое эгоистичное отношение к предательству очень похоже и на него.

Глава 20

Лежу, размышляю, что ещё остаётся. Всё пытаюсь понять: чего мне не хватало, когда я начал своё отречение от семьи?

Поддержка была. Понимание – тоже. Жена всегда готова выслушать, помочь и делом, и советом. Дети прекрасные. В бизнесе всё хорошо шло, хотя, когда поженились, у нас совсем ничего не было, вместе всего добивались.

Я действительно сильно любил жену, как никого до неё и никого после. Но когда появилось больше денег, на меня начали обращать внимание молоденькие девушки (хотя не на меня, а на бумажник, скорее всего).

Помню как первый раз изменил жене. С секретаршей – высокой, с пышными формами. За эти самые формы я её и на работу взял. Она была настолько глупой, что мне приходилось самому набирать международные номера, никак не могла запомнить комбинацию для звонка.

Всех женщин, с кем был близок, и не вспомню сейчас. Я был с ними диким животным, хотя животные в этом плане чище людей.

У меня не было никакого уважения к женщинам, с которыми я спал. Не имело значения то, какие они, что за мысли витают в их хорошеньких головах, что они чувствуют. Женщина со мной из-за денег? Ну и пусть, это только подхлёстывало моё желание грубо овладеть ею.

Согласен с теми, кто сравнивает несдержанность в сексе со страстью к шоколадным батончикам или к сладким газированным напиткам. Чем больше употребляешь, тем сильнее хочется, становишься зависимым – как от батончиков и газировки, так и от беспорядочного секса.

Я даже не помню, как звали девушек, которые были с нами в машине в ту роковую ночь. Мы с моим заместителем познакомились с ними в ночном клубе. Девушки были одного возраста с моей дочерью. Мы хотели ими жадно попользоваться, а, в итоге, ещё и погубили, в той жуткой аварии.

Я слышал, мужчины заводят другую, потому что не получают теплоту и нежность дома – от жены. А я, наверное, был избалован нежностью и теплотой. И перестал ценить.

Глава 21

Дети спрашивали, верю ли я их отцу, не ревную ли.

Сын злился – думаю, знал что-то. Он работал одно время вместе с отцом, но в какой-то момент неожиданно нашёл другую работу. Сказал, что ему предложили перспективное место, но у них с отцом резко испортились отношения.

Мне кажется, он застал мужа с кем-то на работе – видимо, с другой женщиной. Я чувствовала, что сын злится не только на отца, но и на меня (за то, что терплю), и на себя (за то, что стал свидетелем лжи).

С тех пор муж стал отдаляться от нас ещё сильнее. Его практически не бывало к ужину. Видимо, боялся встреч с сыном.

Дочь всё хотела найти доказательства. Однажды, когда муж пошёл в душ, он оставил телефон на тумбочке возле телевизора (забыл спрятать, как делал обычно). Когда я вошла в комнату, дочка держала в руке его телефон. Я запретила ей копаться в нём. Не знаю, столько ли от того, что это было неуважение к отцу, или потому что сама не хотела убеждаться в обмане. В тот вечер я оставила себя без доказательств.

Но авария расставила всё по своим местам. В той машине он был со своим помощником и двумя женщинами. Все погибли, в живых остался только муж.

Дочь перестала называть его папой. Теперь говорит «отец», хотя раньше никогда его так не называла. А сын, когда всё это случилось, сказал: «Лучше б он сдох», я заплакала.

В больнице, куда его привезли после аварии, на меня смотрели с жалостью, как на неудачницу. Дежурила у операционной. Потом сидела дни и ночи в кресле у его кровати. В кресле же и засыпала. Отказывалась от еды.

Простила его. Но до сих пор больно.

Глупо это: из-за минутных слабостей ставить под удар семью.

Глава 22

Я даже ревновал жену. Привык изменять, судил по себе. Забыл, что на свете существует верность и преданность, что когда-то сам был способен на чистую любовь.

У меня не было для ревности никаких оснований. Жена либо работала, либо занималась детьми. Свободного времени у неё не было совсем, в отличие от меня.

Я ревновал её ко всем подряд, она красивая женщина. Но особенно к тому парню, у которого я её отбил. Одноклассник жены, он до сих пор её любит – я уверен в этом. Он даже не женился, хотя прошла уже вечность после того, как они сидели за одной партой. Сейчас он генеральный директор той фирмы, в которой жена работает.

Однажды этот её одноклассник увидел меня с любовницей. Мы выходили из отеля (сняли номер на обеденное время). Я проверял на ходу ширинку, а у моей спутницы был потасканный вид. Одноклассник жены заходил внутрь. Мы поздоровались и видно было, что он всё понял.

Я опасался, что он расскажет жене (это было козырем в его руках, он ведь хочет быть с ней). Опасался не потому, что не хотел причинить ей боль. Семья – моя территория, я не готов был кого-либо на неё допускать. Я вернулся домой в тот вечер злым, стал расспрашивать о нём, говорил, что она должна уволиться. Жена не понимала моего напора, уверяла, что они друзья, что между ними ничего не было с тех пор, как она выбрала меня. И это была правда. Но тогда я не верил, потому что был всецело во власти ревности. Ревность вызывала во мне агрессию. Сказывалось ещё то, что я много пил (крепкий алкоголь делает меня неуправляемым).

Жена стояла возле раковины, мыла посуду после ужина. Я сидел за столом и пил коньяк. Во мне кипела злость. Матерясь, я встал из-за стола и бросил в жену бутылку. Я целился в голову и задел голову.

Бутылка отскочила от лица жены и ударилась о шкаф. Бровь была рассечена. На щёку стекала кровь. Прибежали дети.

Помню, мне не было жаль жену. Я велел сыну вызвать скорую, а сам ушел в бар, пить. Когда уходил, у жены была тошнота, дочь принесла тазик. Опух правый глаз под рассечённой бровью. Но мне было всё равно. Я ушёл.

Врачам жена сказала, что упала по неосторожности и ударилась о ножку стола. Думаю, они не поверили.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?