– Ночевать будем в той расщелине, – Вахак указал Али на небольшую впадину между скал, заполненную осыпью из слежавшихся крупных камней, – скалы защитят нас от холода и ветра.
Медленно, шаг за шагом, они поднимались по отвесной круче, цепляясь за каменные выступы и ветки кустарников. Вахак двигался первым, отыскивая наиболее безопасный путь. Али следовал за ним, точь-в-точь повторяя его движения. Они почти добрались до расщелины, как сверху послышался грохот. Громадный камень пролетел где-то совсем рядом, глухо ударился о дно ущелья, и все стихло. Слышался лишь шум ветра. Но потом вверху снова загрохотало, и в нескольких метрах от них обрушился целый водопад обломков, подняв кучу пыли. Шум бьющихся друг о друга камней нарастал и катился эхом по ущелью, сливаясь в одном сплошном грохоте. Вахак в страхе прижался к земле и обхватил голову руками. За первым камнепадом последовало еще два такой же силы. Один из камней оторвался от общего потока и едва не задел Вахака. Наступила гнетущая тишина, изредка нарушаемая шорохом запоздалого камня, но Вахак все еще боялся пошевелиться.
– Али, ты жив? – тихо позвал он.
– Слава Аллаху, жив, – послышалось рядом.
Вахак встал на четвереньки и огляделся по сторонам. Огромная груда обрушившихся камней перекрыла проход к расщелине. Нужно было искать другое место для ночлега, но на поиски уже не оставалось ни сил, ни времени. Начинало смеркаться. Длинные тени предвещали скорый заход солнца. Поднявшись еще немного вверх по склону, путники расположились на скальном выступе, нависавшем над ущельем. Отсюда хорошо обозревалась местность. За седловиной теперь четко виднелись пики Арарата. Внизу, у подножья горы, в серой дымке утопала долина. Далеко на севере смутными тенями выступали изломанные линии кавказского хребта.
– Ночь можно провести и здесь, – Вахак устало опустился на землю рядом с жидким кустарником.
Али принялся искать сушняк для костра. Кое-где сквозь каменные обломки пробивались низкорослые горбатые деревца. Он переходил от дерева к дереву, обламывая сухие ветки и размельчая их ногами. Вскоре огонь был разведен. Языки пламени живо заплясали в костре. Вахак извлек из сумки припасенную тушку куропатки. Пока они готовили ужин, появилась луна, и высветились на небе первые звезды. Измученные тяжелым днем, путники наскоро поели и начали устраиваться спать, наносив веток и соорудив из них ложе. Уже укутавшись в одеяло, и готовые вот-вот провалиться в сон, они услышали, как где-то глубоко в ущелье с грохотом обвалилась каменная глыба.
– Плохое место, – сказал уже сквозь сон Али, – умирать мы здесь.
– На все воля Божья, – ответил ему сонным голосом Вахак. Али тяжело вздохнул и, немного поворочавшись, погрузился в крепкий сон.
Вышли путники с рассветом, надеясь за день преодолеть горный отрог и к вечеру добраться до пропасти, о которой рассказывали пастухи. Гребень перевала, на который они взбирались с большим трудом, белел под неглубоким слоем снега. Твердая каменистая почва резко оборвалась, и тропа затерялась в снежных заносах. Временами они попадали в полосы тумана, вначале редкие, но с каждым разом туман густел.
– Не нравится мне этот туман, – Вахак обеспокоенно посмотрел на макушку горы, едва видневшуюся в сизой дымке.
Когда до вершины перевала оставалось совсем немного пути, погода начала резко портиться. Подул пронзительный ветер. Вздыбленный ветром туман стал собираться в угрожающие тучи. Смутное беспокойство охватило путников.
– Будет много снега, – Али указал рукой на небо, – надо идти назад. Злой гора. Пропадем.
– Господь да поможет! – Вахак перекрестился, подняв голову кверху.
– Надо идти назад! Аллах сердится! – Не унимался Али, глядя на монаха круглыми от страха глазами.
Вахак с тревогой посматривал на неспокойное небо. Стоит ли продолжать путь или лучше укрыться где-то в расщелине и переждать непогоду? Но было уже поздно что-то искать. Сгустившиеся тучи поглотили горные вершины, и стало трудно ориентироваться. Уже совсем не стало видно макушек Арарата, куда они направлялись. Вахак раздумывал, тихо шепча молитву. Между тем из ущелья подул сильный ветер, обдав путников мелкой снежной крупой. Началась пурга. Ветер налетал яростным вихрем, ударяя тугими хлыстами прямо в лицо и сбивая с ног. Его порывы достигали такой силы, что путникам приходилось становиться на четвереньки, чтобы не скатиться по склону вниз. Густая белая пелена обволокла все вокруг. Путники едва различали друг друга в снежной мгле. Им ничего не оставалось, как продолжать движение в надежде где-то укрыться от непогоды. Они долго ползли наугад, временами перекрикивались. Иногда приходилось взбираться через завалы обледенелых каменных обломков, порой ноги вязли в слякотной скользкой каше, но они не могли позволить себе останавливаться. Почти у самой вершины перевала Вахак взмахнул рукой, указывая на запад. В теснине скал чернела глубокая расщелина.
– Слава Богу! Мы нашли убежище!– Радостно воскликнул он. – Али! Видишь, вон там за валунами ущелье. Ты слышишь меня?
– А-а-а-а-а…– донеслось как будто бы откуда-то из глубины. Вахак стал тревожно оглядываться по сторонам. Али рядом не было.
– Али! Али! – Снова позвал он, повернув ухо в сторону, откуда был крик. Но больше ничего не услышал, кроме воя ветра.
Вахак пополз к валунам, успокаивая себя тем, что Али раньше него заметил расщелину, спустился туда и теперь звал его. Но подобравшись к гряде камней и посмотрев вниз, он испугался, что буран мог сбросить Али в ущелье. Оно оказалось довольно глубоким. Вахак на всякий случай крикнул в пустоту, подождал немного и начал высматривать место, где безопаснее всего спуститься вниз. Одеревеневшими от холода руками монах ухватился за выступающий камень и, повиснув на нем, стал искать ногам опору. Он уже, было, нащупал небольшой выступ и попытался стать на него, но сорвавшийся из-под ног камень с грохотом покатился вниз. Руки вмиг ослабели, и он с ужасом ощутил под собой глубину провала…
Когда Вахак пришел в себя, он с удивлением обнаружил, что находится на дне ущелья. Ветер поутих, и вместе с ним ослабела пурга. Ощупав закоченевшими руками все вокруг себя, он нашел свою котомку и с трудом встал на ноги. Сильно болели ушибленные бока, но все-таки он мог двигаться. Вахак поднял глаза вверх и понял, что скатился по откосу в ущелье. На снегу, сверху вниз, тянулась узкая борозда, оставленная его телом.
– И снова, Господи, ты спасаешь меня! – Он с благодарностью поднял глаза к небу. Но тут же его вдруг охватило беспокойство. Он не знал, что случилось с Али и где его искать. – Али-и-и-и! – Крикнул Вахак изо всех сил, надеясь, что его спутник жив и тоже находится в этом ущелье. Но ответа не последовало. Его окружали холодные безжизненные скалы, среди которых еще метался ветер. Вахак побрел наугад по дну ущелья, не переставая звать Али. Ему подумалось, что он оказался в самой преисподней, откуда нет выхода. Вокруг не было ничего живого, только снег и торчащие из-под него голые черные камни.
Но вот путь ему преградили заросли кустарника. Его ветки так густо переплелись меж собой, что через него было почти не пробиться.
– Али! – Теряя последнюю надежду, позвал в отчаянии Вахак.
Вдруг в кустах кто-то зашевелился. И почти рядом послышался слабый стон. Вахак бросился к кустарнику. На снегу вниз лицом лежал Али.
– Жив! Жив! – Закричал радостно монах, упав на колени возле товарища и пытаясь перевернуть его на спину.
– Больно! – Простонал Али, но все-таки поддался Вахаку, и тому удалось его перевернуть. – Али знал, что ты придешь. – Его лицо и руки были изодраны до крови, но он попытался улыбнуться.
– Держись за меня, – Вахак напряг все силы, стараясь приподнять товарища. Но безуспешно. Али со стоном снова повалился на снег.
– О, Аллах! Если мне лучше умереть, то умертви меня, – всхлипывал жалостно Али. – Брось меня и уходи, – сказал он Вахаку. – Аллах рассердился на Али. Оставь меня его гневу.
Вахак не знал, что ему делать. Бросить Али одного замерзать в снегу он не мог, но и не двигаться дальше, когда уже проделан такой большой путь, он тоже не мог. Монах сбросил с плеча котомку, отвязал от нее одеяло и укрыл беднягу.
– Потерпи немного, – сказал он стонущему Али, – сейчас вернусь.
Снегопад прекратился, и немного посветлело. На восточном горизонте в синеве прорезалась макушка Арарата. Вахак пошел вдоль ущелья, осматриваясь вокруг в надежде отыскать какое-нибудь укромное место. Обмотанные войлоком ноги тяжело скользили по мерзлым, присыпанным снегом камням. Его беспокоило острое покалывание в ступнях, причинявшее боль. Хотелось разуться и растереть одеревеневшие пальцы снегом, но на это совсем не было времени. Нужно во что бы то ни стало отыскать укрытие для Али. Тогда уже можно будет разжечь костер и согреться. Кисти рук совсем закоченели, он отогревал их своим дыханием, засовывал за пазуху. Справа и слева прорезали белизну снега темные скалы. А вокруг – ничего живого, только мертвые камни. Вахак был поражен этой безжизненностью. После роскошных склонов, к которым он привык в своем монастыре, эти голые скалы удручали его.
Вскоре, к своей огромной радости, в скалистой стене Вахак заметил темневшую брешь, что-то вроде небольшой пещерки. Пригнувшись, он пролез внутрь. Впадина была неглубокой, но достаточно просторной, чтобы вместить двоих человек. Вахак поспешил вернуться к Али. К счастью, он недалеко отошел от того места, где оставил его.
Перетащив с большим трудом Али в пещеру, Вахак вернулся к кустарнику за сушняком. Боль в ступнях уже не чувствовалась, то ли они отогрелись сами, то ли вовсе омертвели. Он не думал теперь о них, необходимо было побеспокоиться о тепле. Он ходил снова и снова, пока не наносил достаточного количества веток. Часть из них он приберег для костра, остальные сложил в кучу, устроив небольшой настил для Али. Затем завалил вход камнями, чтобы не уходило тепло, и принялся разжигать огонь. Закоченевшие пальцы стали неуклюжими. Кремень то и дело выпадал у него из рук. Пришлось долго повозиться, пока, наконец, удалось высечь искру. Тонкая струйка дыма поползла вверх. Вахак пошевелил тлеющие ветки. Отсырев, они разгорались с трудом. Он начал осторожно раздувать искры, боясь, что они быстро угаснут. Внезапно раздался треск, и яркое пламя осветило пещеру. Вахак протянул к огню свои онемевшие руки и, закрыв глаза, несколько секунд наслаждался долгожданным теплом. Затем снял с ног войлочные обмотки и пододвинул ступни к костру. Они были совсем заледенелыми. Спустя какое-то время он почувствовал, что пальцы оживают, но вместе с этим оживилась и боль. Она была такой жгучей, словно в его стопы до самых костей вонзали раскаленные иголки. Сцепив челюсти, Вахак кинулся растирать шерстяными портянками пальцы ног. Понемногу боль утихла, и он ощутил разливающееся по телу тепло. Только теперь он вспомнил о несчастном Али. Тот лежал на настиле из веток и тихо стонал.
– Прости, брат, совсем окоченел, – сказал виновато Вахак, – сейчас помогу и тебе согреться. – Он подбросил в костер веток и подтянул Али ближе к огню. – Потерпи, будет немного больно. – Освободив от обмоток ноги Али, он растирал их до тех пор, пока они совсем не отогрелись.
Они лежали возле костра в полном блаженстве. Сырые ветки потрескивали и дымились. Вход в пещеру был заложен, и клубы дыма поднимались вверх, просачиваясь куда-то через щели в своде. Только внизу, у самой земли, было сносно. Вахаку представлялась его тесная келья с теплым медовым запахом воска. Как бы ему сейчас хотелось очутиться там. Вернется ли он туда, или сгинет среди этих мертвых скал? А если вернется, впустят ли братья его обратно, простят ли своеволие? О, с каким усердием он совершит покаяние, с какой покорностью примет любое наказание! После всех испытаний его не страшил гнев владыки. Оставалось только отыскать ковчег, и он был почти уже у цели.
Вахак пробудился на рассвете. Осторожно разобрал камни, которыми загораживал вход, и вылез из пещеры. Зубчатые верхушки скал еще дремали в туманной мгле, сквозь которую едва пробивались розовые лучи рассвета. Небо было чистым, без единого облачка. От вчерашней пурги, казалось, не осталось и следа. Снег покрывал только макушки кряжей, но из ущелья его как будто кто-то вымел за ночь, оголив черные камни. Вахак протер заспанные глаза. На уступах скал сидели орлы, жадно высматривая что-то в каменных осыпях ущелья. Где-то совсем рядом перекликались сиплыми голосами улары. Вахак улыбнулся поднимающемуся из-за горизонта солнцу. Нет, и среди этих мрачных скал есть жизнь! Он размял ноющие кости и вернулся в пещеру.
– Прощай, Али! – Монах растолкал спавшего приятеля. – Если к завтрашнему вечеру не возвращусь, то считай, что сгинул. А ты немного отлежись здесь и, если меня не будет, уходи. – Он достал из котомки лепешку, разломил ее пополам, одну половину засунул обратно в котомку, другую отдал Али. То же самое он проделал с куском сыра, раздобытого у пастухов. У него еще оставалась тушка куропатки, но он подумал, что она ему ни к чему, и решил оставить Али. – Ну, вот! Еды у тебя достаточно, дров для костра тоже хватит на какое-то время. – Он расшевелил тлеющие угли и подкинул веток в очаг. – Только огню не давай угаснуть. Береги тепло.
Вахак взял свою полупустую котомку и вылез наружу, завалив за собой камнями вход в пещеру. Осмотрелся по сторонам, запоминая очертания скал, и двинулся вверх по ущелью. Он долго шел наугад, сбившись с пути из-за вчерашней пурги, и не зная, куда приведет его эта расщелина. Поднимаясь все выше и выше, наконец, вышел на широкую террасу. Здесь решил осмотреться. Впереди виднелись покрытые снежниками скалы, справа от них зияла глубокая пропасть. «Вроде бы все так, как говорили пастухи, – размышлял он, – значит нужно идти вдоль края пропасти вверх по склону».
Узкая тропа прижималась к отвесной скале, нависавшей над самой пропастью. У Вахака закружилась голова, когда он взглянул вниз. Дна видно не было, только чернели каменные глыбы, нагромождавшие бездну. Из расщелин прорастали кривые хилые деревца, цепко хватаясь корнями за каменистую безводную почву. Солнце взошло уже высоко, разогнав утреннюю дымку. Впереди сквозь легкие облака прорезывался ледяной пик Арарата. Воздух был прохладным, еще ощущалась вчерашняя пурга.
Потеплело только к полудню. Вахак все шел и шел, не позволяя себе отдыха. Ему хотелось как можно быстрее обогнуть пропасть. Недобрая слава тянулась об этих местах. Нередко здесь случались обвалы, да и бездна поглотила ни одного путника. Сама тропа была полна неожиданностей, она то расширялась так, что могла вместить повозку, то вдруг за изломом становилась совсем узкой, и монаху приходилось ползти над самою бездною, вплотную прижимаясь к скалам.
Когда до конца пропасти оставалось не более часа ходу, путник внезапно уперся в обвал. Обрушившиеся обломки скал загородили ему путь. Он неожиданно оказался в ловушке: по одну сторону была пропасть, по другую – отвесные стены, впереди – громадные каменные глыбы. В отчаянии Вахак устало опустился на землю. Солнце начинало пригревать, хотя кое-где на гребнях еще белели пятна не растаявшего снега. Вахаку очень хотелось пить. Он поискал взглядом, не блеснет ли где в складках иззубренных скал хотя бы тонкая струйка воды. Но покрытые редким сухим лишайником скалы так же жаждали влаги, как и он сам. В их трещинах, высунув языки, прятались от солнца ящерицы. На выступах после удачной охоты дремали орлы, время от времени отрыгивая не переваренные остатки пищи. Вахак достал из котомки флягу в надежде, что в ней остался хотя бы глоток воды. Но она была безнадежно пустой. Нужно было что-то делать. Он растерянно уставился на глухую стену. Высокая насыпь мелких камней была придавлена сверху многопудовыми обломками. Перебраться через обвал не представлялось возможным. Ему в голову пришла мысль разобрать мелкие камни под глыбами, сделав лаз. Но он тут же отказался от этой сомнительной затеи. На это уйдет уйма времени, или, хуже того, все окажется напрасным. Пытаясь найти выход, он отважился подползти к краю пропасти и посмотреть вниз. На расстоянии не больше двадцати футов под собой он разглядел узкий, в два локтя, карниз, а чуть дальше за обвалом – довольно широкий уступ. От волнения у него пересохло во рту. Дерзнуть пройти по карнизу к уступу представлялось ему полным безрассудством, и все же это был выход.
Вахак долго молился и, наконец, отдав себя на божью волю, решился рискнуть. Перед тем как спуститься на карниз, он снял с ног обмотки и скрутил из них веревку. Сбросив вниз котомку, он привязал один конец веревки к тощему буковому деревцу, росшему на самом краю обрыва, а другим концом обвязал себя вокруг талии. Со всей силы подергав веревку и убедившись в ее прочности, Вахак сел на край спиной к обрыву и начал медленно спускаться, упираясь ногами в шероховатую туфовую стену. Нащупав ногами выемку или торчащий камень, несколько секунд отдыхал и двигался дальше. Осыпавшиеся из-под его ног мелкие камни, с шорохом летели вниз. Он старался не думать о зияющей под ним страшной пропасти, но воображение упорно рисовало бездонную пустоту, готовую в любой момент поглотить его. В ушах звенело, точно в колокольне. Преодолевая подступившую к горлу дурноту, монах еще крепче уцепился за веревку, до боли врезавшуюся в его ладони.
Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он коснулся ногами края карниза. Почувствовав под собой твердую почву, Вахак облегченно вздохнул, но сердце продолжало бешено стучать. Некоторое время он стоял неподвижно, прижавшись к стене и стараясь совладеть с дрожью в коленях. Наконец, утерев со лба пот, поднял котомку. Потом, осторожно переставляя ноги и цепляясь пальцами за торчащие из стены камни, начал боком передвигаться по карнизу. Он был достаточно ровным, примерно в три фута шириной. Справа виднелся широкий уступ.
Делая осторожные шаги, Вахак преодолел узкий карниз и, наконец, добрался до уступа. Совсем обессилевший он лег на спину, раскинув руки и устремив взгляд в бескрайнее синее небо. Высоко над ним кружили орлы, высматривая в расщелинах добычу. Только теперь путник почувствовал сильный голод. В котомке еще оставалось кое-что из еды, но пошевелиться не было уже никаких сил. Солнце накалило гладкую поверхность уступа, и от его тепла уставшее тело Вахака разомлело. Он не заметил, как погрузился в крепкий сон.
Его разбудил пронзительный крик птицы. Монах открыл глаза и увидел, как над ним мелькнула огромная тень орла. Рядом в скале было его гнездо, которое Вахак не заметил раньше. Оно казалось пустым, но по беспокойству орла было понятно, что там птенцы. Такое соседство не предвещало ничего хорошего. Не успел Вахак подняться на ноги, как снова услышал угрожающий клекот. Он распластался на камне, прижавшись к нему всем телом. Прямо у его головы прошелестели крылья, но орел не нападал. Выждав какое-то время, монах поднял осторожно голову. В нескольких шагах на выступе скалы сидел орел, его свирепые желтые глаза, не мигая, смотрели на него. Стараясь не делать резких движений, Вахак медленно пополз от гнезда в сторону.
Убедившись, что отполз на достаточно безопасное расстояние, он поднялся на ноги и, щурясь от солнца, поглядел вверх, туда, где проходила горная тропа.
– Возможно, где-нибудь здесь есть проход, – сказал он самому себе, и тут же увидел широкую трещину, круто поднимавшуюся наверх, – наверняка она выходит к перевалу.
Трещина была шириной не больше трех футов, но к верху заметно расширялась. Местами в ней виднелись застрявшие обломки скал, но все же человеку можно было через нее пробраться.
Через несколько минут он уже был на вершине кряжа, тянувшегося на несколько верст во все стороны. Справа проходило глубокое ущелье, а слева начинался ледник. Внизу за каменной грядой просматривалась холмистая долина, над которой высилась ослепительная ледяная шапка Арарата.
Скользя по крутой осыпи, Вахак спускался на холмистую равнину, залитую бледно-желтыми лучами заката. Быстро меркнущее у зубчатого горизонта солнце, обеспокоило путника, и он с тревогой подумал, что до прихода темноты остается считанное время. Просматривая простирающиеся впереди лысые холмы, путник прикидывал, где бы найти подходящее место для ночлега. С высоты гребня они выглядели пологими, но на самом деле были намного круче, чем показались ему издали. Наконец его глаза остановились на каменных глыбах, нагромождавших вершину одного из холмов. Самое место для ночевки. Вахак был почти уверен, что успеет добраться до холма еще засветло. Но уверенность начала ослабевать, когда он уткнулся в глубокий овраг. Перейти его было еще полбеды, но за этим оврагов виднелся еще такой же, и притом не один. Он решил обойти овраги поверху, отыскав место, где их удобнее всего будет перейти. И почти нашел такое место, но и здесь его ждало разочарование. Перебраться на другую сторону оказалось не так-то просто. Его путь преградила впадина, заполненная свежим наносом грязи и обломков камня. Видать, из-за подтаявшего ледника сошел слой скального грунта. Вахак с опаской поглядывал на клонившееся к закату солнце. Уже не было надежды добраться до холма раньше, чем наступят сумерки. И все же он решил не останавливаться, пока это будет возможным. Вахак пополз по валунам, стараясь выбирать более крупные камни. Где-то глубоко внизу под камнями гудела вода. В конце концов, он ступил на прочную почву и очутился на усыпанной мелким гравием морене. К этому времени солнце уже зашло за Большой Арарат, и путнику ничего другого не оставалось, как прекратить тщетные попытки добраться до облюбованного им холма. Он побрел наугад, ища место, где бы можно было опустить свое уставшее тело. Но нигде не было ни больших камней, ни единого деревца. С горечью осознавая, что даже костра не предвидится, он все шел и шел наугад в сгущавшейся темноте. Наконец набрел на небольшой бугорок, одиноко торчащий среди россыпи мелкого гравия, и устало уселся на него. Вытянув вперед ноги, почувствовал хоть какое-то облегчение. Над холмами взошла луна, повеяло холодом. В животе громко заурчало. Голод напомнил о себе прихлынувшей тошнотой. Вахак вынул из котомки кусок сухой лепешки и начал есть. Этого было мало, но еды больше не осталось. Дожевав свой скудный ужин, он обхватил коленки руками, пытаясь согреться, и устремил взгляд в небо, где мигали живые огоньки звезд. Откуда-то из темноты донесся протяжный и жалобный вой шакала, зловеще прокричала ночная птица. Вахаку подумалось, что после всех опасностей, встретившихся ему в пути, он лишился страха. Ему не было страшно в этой холодной как смерть ночной бездне. Он не был один. Вверху над ним в серебристой глубине неба был Бог, и он всецело доверял Ему. Здесь, в этой каменной пустыне, он был ближе к Богу, намного ближе, чем в своей монастырской келье. Там он больше доверял крепким стенам, которые защитят его от холода и диких зверей. Доверял своим братьям, которые помогут в минуты уныния или болезни. Здесь же он доверялся только Богу. Удивительным казалось это чувство и давно забытым. Что-то подобное он уже испытывал в объятиях родителей, когда был еще совсем ребенком. Находясь в монастыре, он усердно молился и был прилежен в чтении книг, но его душа не ведала яркого света, пребывая в постоянной боязни и сомнениях. Теперь же эта темная гать его пустых страхов рухнула, и ярчайший поток доселе неведомого чувства, переливаясь множеством радужных оттенков, хлынул в его душу. «Я люблю Тебя, Господи!» – Воскликнул в небо монах, и упоительные слезы радости покатились по его обветренным впалым щекам. Сколько раз он пытался пробудить в себе это чувство, но, как ни силился, не мог познать его. Испытывая страх, невозможно любить, любить можно доверяя. Здесь, в этом огромном пространстве ночи, был только он и Бог, и никто и ничто не стояло между ними. Бог был в нем, и он пребывал в Боге.
Вытерев шершавой ладонью с лица слезы, Вахак долго смотрел блаженным взглядом на звездное небо, где среди негаснущих светил был тот, кого он возлюбил теперь всем сердцем своим. С гор подул холодный ветер, но Вахак не чувствовал холода, словно тот, кто непрестанно заботился о нем набросил на него теплый покров. Неожиданно ветер донес до его ушей какой-то непривычный звук, похожий то ли на скрип арбы, то ли на хриплый крик птицы. Вахак перевел взгляд на залитый лунным светом холм и обомлел….
Вспыхнувший лунный свет ослепил глаза. Какое-то мгновение он не видел ничего, кроме этого света. Но вот в его лучах закружили маленькие точки, похожие на серебристые пылинки. Монах наблюдал за ними как завороженный. Они кружились все быстрее и быстрее, сгущаясь и складываясь в неясные призрачные фигуры. И вот, наконец, приняли отчетливую форму. Это был ковчег! Вахак не мог поверить тому, что увидел. Он тер глаза, но видение не исчезало и не менялось. Ковчег был таким же четким, как волнистые гряды холмов, на которых он качался, как на волнах. В бескрайних долинах неба еще ярче засияли мириады звезд, закружили хороводы ангелов, и точно вся вселенная наполнилась их голосами. Они пели хвалу своему Господу. Монах слушал их самозабвенное пение, и был впечатлен до глубины души его упоительной сладостью. Блаженствуя и радуясь, ангелы славили своего Творца, пребывая с ним, наслаждаясь Его светом и славой, и кроме этого не желали ничего другого. Перед этой чистой бескорыстной хвалой, его собственные молитвы и взывания к Богу показались Вахаку немощными и бесплодными. Все его помыслы были себялюбивыми и преисполненными желания возвеличиться. Разгоряченное воображение превознесло монаха на хлипких крыльях гордости, но они в один миг обломились, и он ощутил свое падение.
– Горе мне, черепку из черепков земных! – Воскликнул Вахак, обливаясь слезами. – Прости меня, Господи, что впал в прелесть и посягнул на Твою святую тайну! Прости, что возомнил себя примирителем мира! – Он долго и страстно молился, сокрушаясь, что возымел гордость в своем сердце, что подвизался за дело, которое не подвластно грешному человеку.
Когда монах открыл глаза, уже светало. На востоке означилась золотистая полоска зари. Он поглядел в ту сторону, где виделся ему ковчег, но над холмами только клубился туман. Вокруг ни единого звука, одно сонное вздыхание ветра. Испытывая ломоту во всем теле, Вахак перекинул через плечо пустую котомку и заторопился уйти. Больше ему здесь делать было нечего. Но, не успев ступить и пару шагов, он споткнулся о какой-то странный предмет. Это был кусок древесины.
– Откуда бы ей здесь взяться? – Подумал монах. – Вокруг ни единого деревца. – Он наклонился и поднял покрытую зеленой плесенью дощечку. Долго ее рассматривал, вертя в руках. – Очень странно… очень странно… – повторял он.
Вахак огляделся. Прошедшая ночь застала его на морене, но он и не подозревал, что стоит на покрытом бурой пылью языке ледника. Впереди, метрах в тридцати от него, ледник таял, образуя болото. Он подошел к его краю и с изумлением увидел выпиравшие из-подо льда массивные балки какого-то странного деревянного сооружения. Вахак обомлел, едва не лишившись чувств. Это было древнее судно. Одним концом оно было погружено в воду, остальная его часть уходила глубоко в почву. Монах не верил своим глазам. Неужели все это время он находился на погребенном подо льдом ковчеге. Все-таки он его нашел!
Обойдя сооружение со всех сторон, Вахак, наконец, заметил небольшую пробоину. Он долго раздумывал, забраться в ковчег или нет, но любопытство пересилило всякую осторожность. Внутри ковчега было пусто и сыро. Монах прошелся по его дну, насколько хватало пробивавшегося через пробоину света. В глубине стояла густая темнота, и он не решился идти дальше. Вахак огляделся по сторонам, но ничего кроме покрытых влагой стен не обнаружил. В полной тишине было слышно, как звонко падают капли. Внезапно его душу охватили сомнения. Как знать, то ли это судно, на котором причалил Ной? Но даже если это и так, то чем эта погрязшая во льдах священная реликвия может помочь заблудшим душам без божьего на то промысла? Ежесекундно рискуя жизнью, он много раз представлял себе этот волнительный момент встречи со священной тайной, но теперь его сердце не забилось в трепетном благоговении. Его смущение росло. Неужели он проделал такой длинный и опасный путь напрасно и эта находка не принесет его народу спасения от иноверцев?
Глава 7. ИРМА
Она устало присела на камни у самой воды. Берег был пустой. Нагревшаяся за день на солнце галька еще хранила тепло, но само солнце уже остыло, побелело и покатилось белесым шаром над зыбью моря. Ирма глядела на нескончаемое движение волн, неторопливо подкатывающихся к ее ногам, и ни о чем не думала. Мысли стали такими же прозрачными как волны.
За спиной послышался шорох гальки. Кто-то двигался в ее сторону. Ирма напряглась и замерла, ее сердце учащенно забилось. Но шаги не остановились и прошуршали дальше. Это был рыбак. Она разочарованно вздохнула. Каждый день Ирма ждала у моря Крона, на том же месте, где они когда-то встретились и где так нелепо расстались. Но он не появлялся уже почти два месяца. Она думала, что виной тому их последняя встреча. Возможно, она обидела его, и он больше не хочет ее видеть. Но эти деньги? Зачем она взяла их? Ирма оправдывала свое желание увидеться с Кроном лишь необходимостью возвратить ему сверток с деньгами, который она до сих пор так и не развернула. Но на самом деле она думала о Кроне намного чаще, чем сама того хотела.
Облака запылали. Солнце все быстрее опускалось к воде, раскаляясь и окропляя молочную бледность вечернего моря алым румянцем. И вот оно скрылось в толще воды, оставив на ее плоской поверхности болезненно-лиловый шлейф. Ирма еще долго глядела на темнеющее море в безнадежной тоске, потом словно очнулась и медленно побрела к бульвару. Где-то за спиной сонно дышало море.
Ночью ей снился сон, будто бы она возвратилась в родной город. Отыскала свою улицу и двор, толкнула крашеную калитку и медленно пошла по дорожке, ведущей к дому. Здесь ничего не изменилось. Такие же ровные ряды красных, розовых и белых пионов в палисаднике. Аккуратно подстриженные кусты малины и крыжовника. Старые развесистые яблони, заслонявшие солнце. Окна веранды открыты настежь. Из окон доносятся звуки музыки. Это она играет свой любимый романс. Звуки становятся громче и резче, переходят в громыхание, как будто бы это уже не ее тонкие пальцы касаются клавишей, а кто-то ударяет по ним огромными кулачищами. Грохот с каждой секундой нарастает и превращается в раскатистую канонаду. Она отчетливо слышит глухие хлопки залпов и оглушающие взрывы. Продираясь сквозь кусты, ломая ветки деревьев, она бросается в сторону дома, но вместо него видит только руины.