Два часа по горному перевалу показались Крону несколькими минутами. Всю дорогу он не мог оторвать глаз от живописных изгибов лесистых гор, открывающих то справа, то слева, с каждым новым витком серпантина, неповторимые пейзажи. Сидевший за рулем старенькой «газели» Бичико, худощавый смуглый паренек с горящими черными глазами, пытался занимать своего спутника беседой на ломанном русском языке, но тот едва слушал его. Это была первая дальняя рабочая поездка, ставшая впоследствии для Крона судьбоносной. В глубине зеленых долин то тут, то там виднелись маленькие домики, казавшиеся сверху игрушечными. По дну ущелий, перепрыгивая через камни, пенясь и воркоча, неслись мутные реки. Некоторые дома прилепились на отвоеванных у гор уступах, высоко над дорогой, и напоминали Крону птичьи гнезда. Как должно быть хорошо в таком месте, думал он, близко к небу, где к облакам, скачущим по кочкам горных вершин, можно почти дотянуться рукой. Одно громадное облако внезапно закрыло солнце своим рыхлым белым телом, и рассеявшиеся лучи поползли по склонам гор, прячась в их мягких складках. Забыв обо всем на свете, Крон залюбовался бесконечной чередой горных хребтов, встающих один за другим, как гигантские волны океана.

– Ну и горы! – Не удержался он.

– Андро, это не самые высокие горы, – засмеялся Бичико, сверкая белыми зубами, – ты даже себе не представляешь, какие в Грузии есть горы. Вай мэ!

– Знаешь, Бичико, я прожил почти полжизни, но так и не понял зачем. Все чего-то ждал, что-то искал, на что-то надеялся. А жизнь – вот она! Вся перед тобой. Обидно, что столько времени потеряно напрасно.

– Э-э-э, не говори так! Еще много в твоей жизни будет хорошего! Ты правильно сделал, что приехал в Грузию.

– Почему правильно, Бичико?

– Как почему? – Искренне изумился он. – Тебе ведь нравятся наши горы?

– Нравятся. И не только горы. Все нравится.

– Вот видишь! – Его лицо расплылось в довольной и слегка смущенной улыбке. – Все нравится!

Крон незаметно тоже улыбнулся, продолжая сосредоточенно смотреть по сторонам. Вот она, сокровенная грузинская любовь к родине! Сакраментальный патриотизм! Не кричащий, не пафосный, не навязчивый! Тихая внутренняя радость от всякой похвалы, скромная, почти конфузливая, гордость за все свое. Так радуется всем сердцем мать, когда восторгаются ее дитем!

Впереди между гор на одном из зеленых холмов показалась каменная церковь. Бичико притормозил и неспешно перекрестился. Крон не раз замечал, что очень многие здешние жители, от мала до велика, проходя мимо храма, замедляют шаг и накладывают на себя крест. Сам-то он креститься не умел и не мог, всякая попытка почему-то всегда вызывала в нем чувство неловкости. Правда, иногда бывало, он заходил в церковь, даже не зная зачем, ставил свечки и подолгу рассматривал на иконах лики святых. В нем не было твердой уверенности в том, что Бог есть, однако существование некоего высшего Разума он все-таки не отрицал, как и не отрицал того, что мир возник не случайно, но на этом, к сожалению, его вера и заканчивалась. Если Бог есть, и он всесилен и справедлив, думал Крон, то почему в мире нет порядка, почему в нем проливается кровь, почему властвуют безбожники и страдают невинные? Это, пожалуй, был единственный неразрешимый вопрос, который держал душу Крона между верой и неверием.

И вот горы остались позади, словно их и не было, и дорога пошла по холмистой равнине. Какое-то смутное чувство, чем-то сродное сожалению, овладело Кроном. Как будто бы душа, увидевшая со стороны величие и красоту рая, затосковала об утерянной благодати. Он жил как иудей, скитающийся по аравийской пустыне и нигде не находивший себе места под солнцем. Куда бы ни забрасывала его жизнь, везде и все уже было занято и поделено другими. Даже женщины, которых ему доводилось когда-либо любить, были уже чьими-то и никогда не становились его целиком и полностью. Все, чего он достиг, казалось мелким и несущественным, но даже и это теперь было потеряно. Не оставалось ничего, что можно было бы продолжить или хотя бы попытаться воскресить. Он ничего не принес с собой из прошлого, ничего такого, на что можно было бы теперь опереться. Ничего, кроме разочарований и сожалений. Но как ни странно, впервые за многие годы Крон чувствовал себя свободным, он больше никому и ничего не был должен, даже самому себе.

Вдоль шоссе тянулись зеленые луга, поселки, сады и рощицы, и Крону казалось, что этому однообразному пейзажу не будет конца. Но вот вдалеке снова показались горы, сливающиеся на горизонте волнами в громадную изумрудно-зеленую раковину, на самом дне которой, как серебристо-радужная жемчужина, переливался на солнце тысячью ярчайших бликов огромный город.

– Вот мы почти и в большом городе. – Нарушил молчание Бичико, – Если ты не против, Андро, давай кое-куда заедем.

– Раз нужно, давай заедем. – Согласился Крон. – А куда?

– В горы к моему дяде Гураму, обидится, если не заеду. Ты даже не представляешь, в каком месте он живет. Вай мэ!

Небольшое селение, о котором говорил Бичико, укрылось глубоко в долине, заслонившись от всего мира как крепостными стенами массивными горными кряжами. Ведущая к нему ухабистая дорога опоясывала один за другим крутые склоны отрогов, то спускаясь в седловину, то поднимаясь на новый склон. При каждом подъеме небо подступало совсем близко, и прозрачные клубы облаков нависали над самой дорогой влажной дымкой. Не хватало человеческого глаза, чтобы измерить взглядом сливающуюся с горизонтом волнистую гряду гор. Расстояние обманывало. Глядя на горные скаты, не сразу можно было понять, что разбросанные по ним низкие кустарники – на самом деле развесистые деревья в несколько метров высотой. Тоненькими струящимися ручейками казались и горные реки, быстро несущие свои брызжущие воды по заваленному валунами дну глубоких ущелий. Едва различались на тропах безлесных холмов возвращающиеся с пастбища стада овец, издали похожие на скатывающиеся со скальных обрывов серые камни. По пологим предгорьям лоскутным одеялом стелились поля с желтеющими клочками нив, а в самом низу, на дне ущелья, краснея черепицами крыш, виднелось небольшое селение. Его немногочисленные каменные и деревянные дома в беспорядке были разбросаны по всей долине. Одни выглядели добротными и ухоженными, другие, наоборот, казались заброшенными и обветшалыми. Всех домов насчитывалось не больше трех десятков. Часть их стояла прямо на солнцепеке посреди покосов со стогами сена, прочие же прятались в густой зелени садов.

Когда въехали в село, солнце уже склонилось к горам, щедро заливая своими лучами окрестности. Людей на улице видно не было, одни только свиньи, поджарые как псы, бродили по обочине, не обращая никакого внимания на чужаков. Проехав по селу, «газель» остановилась возле двора, обросшего плотными кустами кизильника. Перед домом раскинулся небольшой сад, стволы деревьев погрязали в густой, нетронутой траве. Нигде не было видно тропинок, только одна узкая дорожка вела вглубь к дому. На ступеньках крыльца сидел Гурам и что-то старательно вырезал из небольшого бруска дерева. Увидев приближающихся к дому людей, он отложил в сторону нож и, стряхивая с колен стружку, поднялся навстречу гостям.

– Бичико, дорогой, не забыл о своем дяде. – Его продубленное ветром лицо смягчилось улыбкой. Он расцеловал племянника в обе щеки и подал широкую загрубелую руку Крону. – Очень рад гостью.

– Не надоела тебе еще твоя берлога, старый медведь? – Засмеялся Бичико, поддразнивая Гурама. – Тоска еще не заела?

– Э-э-э, какая тоска? Это вы там, в городе, сохните душой, а я и слова такого не знаю. Когда мне тосковать? Вон посмотри, сколько у меня лекарства от скуки. – Он обвел рукой двор. Перед домом были разбиты грядки с картофелем и фасолью, а за ним, упирающийся в крутую гору, луг со стогами сена и загоном для скота. – Пойдемте, я еще кое-что покажу. – Он с нетерпением увлек гостей вглубь двора. Справа от дома за большой, дымящейся на солнце кучей навоза, стояло несколько ульев. – Недавно приобрел. – Не без гордости сказал Гурам.

– Значит, все-таки, в город к тетке Нино не собираешься?

– Нет! Захотят сами вернуться, я приму. Но туда не поеду. Это жена должна следовать за своим мужем, а не муж за женой.

– Упрямый мой дядя Гурам, как старый ишак. – Сказал Бичико Крону, стоявшему поодаль и не вмешивавшемуся в разговор. – С семьей расстался из-за этих вот грядок и навозных куч.

– Не наговаривай на своего дядю. Если бы не мои грядки и коровы, как бы они жили в своем городе? Много ли твоя тетка там зарабатывает? Бедняку куда не подайся, везде тяжко, а здесь хоть горы лечат.

– И сколько народу в селе осталось? – поинтересовался Крон.

– Таких как я, может, с два десятка человек наберется. Весь молодняк разбежался. Дома пустуют. Некоторые, бывает, только летом наведываются подышать здешним воздухом.

Из-за навозной кучи вынырнул одноглазый черно-белый пес, и, лениво пройдя по двору, уселся у ног хозяина. Оглядев своим единственным глазом гостей, мирно щелкнул зубами и застыл в ожидании.

– Что это с Абаем? – спросил Бичико, глядя на неподвижный мутно-белесый глаз пса.

– Нынешней зимой волки чуть не загрызли. Увертливым оказался. А вот корову утащили. – При этих словах Крон поежился, а Гурам продолжал говорить о волках, как о вполне нормальном явлении. – Летом они в этих местах не показываются, а вот зимой, бывает, частенько наведываются.

– И что не страшно вот так здесь жить одному? – Не удержался Крон.

– А чего бояться? Зверей? Иной человек кровожаднее любого волка. Зверь возьмет ровно столько, чтобы не быть голодным. А человек не знает меры. Да что ж мы все стоим? – Спохватился Гурам. – Пойдемте стол накрывать!

Хозяин провел гостей в беседку, затененную плотными листьями инжирных деревьев. Почти все ее пространство занимал добротный, сколоченный из дубовых досок стол с широкими скамейками вдоль него. На столе стали живо появились тарелки с большими ломтями лаваша, крупными кусками сыра и вареной говядины, овощами и свежей зеленью. Крон едва успевал следить за тем, как щедро заполнялся стол всякой едой. Появилась еще жареная курица, миска с фасолью, в пиалах мед и ткемали. Складывалось впечатление, что гостей здесь давно ждали и готовились. Напоследок Гурам принес стеклянный кувшин белого сухого вина.

– Такого вина ты еще не пил! – сказал он Крону не без гордости. – Сам делал! – Крон попытался запротестовать, сославшись на то, что им еще отправляться в дорогу, но Гурам уже наполнил стаканы. – Не вино, а янтарь! Сладкое, как моя холостяцкая жизнь! Выпей и никуда не спеши!

– Но нам сегодня еще нужно загрузиться на базе, – снова было запротестовал Крон.

– Посмотри на этот стол, Андро, – сказал Бичико, обмакивая кусок лаваша в густом сливовом соусе, – если мы все это не съедим, то обидим старого Гурама. Завтра утром загрузимся и сразу поедем обратно. Все равно нам где-то пришлось бы заночевать. Сегодня бы не успели вернуться назад.

Крон больше не стал возражать. Бесполезно сопротивляться гостеприимству хозяина, раз уж он решил непременно накормить гостей до отвала. Да ему и самому хотелось подольше задержаться в этом райском уголке.

– Возьми хлеб, – припрашивал гостя Гурам, – макни его в ткемали, положи сыра и говядины, сверху зелени. Как? Вкусно? То-то! – Он оторвал большой кусок курицы и положил Крону на тарелку. – Кушай! Эта курица еще час назад по двору бегала!

После обеда Крон несколько раз обошел сад, наслаждаясь царящей здесь тишиной, сложенной из тысячи мельчайших звуков: чириканья птиц в разлогих ветвях яблонь, шороха крыльев, гудения пчел в медвяных гроздьях старой акации, монотонного и едва уловимого шепота листвы. С верхушек деревьев лился солнечный дождь. Яркая зелень, еще налитая молодым соком купалась в золотистых струях, выдыхая свежо-терпкий аромат и пропитывая ним воздух. Крон вышел со двора и направился вдоль улицы в сторону гор.

– Пройдусь немного, – сказал он возившемуся возле газели Бичико. Гурам уже хлопотал в заднем дворе по хозяйству, и Крон на какое-то время был предоставлен самому себе.

– Далеко в горы не уходи, – предупредил Бичико, – не зная здешних мест, легко заблудиться.

– Не волнуйся! Не потеряюсь!

Тропа вывела Крона из долины на ребро горного кряжа, перед ним открылся широкий горизонт. Оглянувшись, внизу он увидел деревню со слепящими на солнце крышами домов. А дальше, куда не кинь взглядом, везде зеленели громадные горные валы. Меж ними виднелось пустынное ущелье с голыми скалами, у подножья которых сходились горные потоки. На западе, сливаясь с белесым небом, белели пики покрытого вечными снегами хребта. Крон застыл, пораженный такой красотой. Ничего более великолепного ему еще не доводилось видеть. Он сошел с тропы и начал взбираться по склону горы. Чем выше он поднимался, тем больше захватывало дух от невиданного, открывающегося здесь размаха пространства. Увлекаемый ранее неведомым ему чувством полной свободы, он шел, куда вели ноги, и совершенно забыв о предостережениях Бичико. Трава под ногами была мягкой, земля уже пропиталась июньским теплом. Там и сям между свежей молодой зелени пестрели синие, пурпурные, золотисто-желтые цветы, наполняя воздух пряным ароматом. Он совершенно потерялся во времени, наслаждаясь всем, что только мог охватить его глаз. Пологие склоны, по которым он взбирался, поросли боярышником и кизилом, а видневшиеся впереди горы снизу доверху были покрыты густым еловым лесом. Над позолоченными солнцем верхушками елей неслись тени облаков. И над всем этим царила вековая тишина и покой.

Так, переходя со склона на склон, он очутился на открытой поляне, откуда хорошо просматривалась местность. Справа виднелась долина, с двумя сливающимися реками, слева – лощина с глубокой балкой, впереди – ребристые горы, соединяющиеся в длинный хребет. Но деревни теперь нигде видно не было. Крон растеряно огляделся, он совершенно не представлял в какой она стороне. Вечерело. Клубившийся в ущельях туман мягко окутывал скалы, заполняя все расщелины, и медленно поднимаясь к верхушкам гор. Желтоватая мгла охватила весь горизонт, и уже не возможно было разобрать, где запад, и где восток.

Поглядев по сторонам, Крон заметил дорогу, проходившую между отрогами хребта. Ему показалось, что он пришел именно с той стороны, и селение, по всей видимости, находится где-то там, за перевалом. Облегченно выдохнув, он начал спускаться по крутому откосу. Но здесь его ждало разочарование. Чтобы добраться до дороги, нужно было преодолеть глубокое ущелье. Крон взглянул вниз, пытаясь определить его глубину, и в испуге отшатнулся. Где-то далеко внизу слабо шумели горные потоки. Он двинулся вдоль ущелья в надежде отыскать переход или, на крайний случай, узкое место, но пропасть становилась только шире. Идти дальше не было смысла, он и так потерял много времени. Нужно было срочно искать другой способ выбраться на дорогу. До нее было около получаса ходьбы, и скоро начнет темнеть. Он почти бегом двинулся назад, решив немного обойти гору и спуститься к дороге в другом месте. Но и с этой его затеи ничего хорошего не вышло. Сойдя вниз по каменистому склону, Крон столкнулся с новой преградой. Путь к дороге преграждала еще одна гора. Пришлось ее обходить, и он, отклонившись далеко в сторону, вскоре потерял из виду дорогу. Перед ним была равнина, зажатая в плотное кольцо горных вершин. Он словно оказался на дне глубокого котла, из которого ему не виделось никакого выхода. Напрягая зрение, Крон старался рассмотреть в наступающей темноте хоть какие-то признаки селений. Но вокруг не было ни одного строения, ничего, что хотя бы сколько-нибудь напоминало о присутствии людей. Это была дикая, безлюдная равнина. Он не видел ничего кроме зарослей и прижавшихся друг к другу склонов гор. Казавшиеся днем такими приветливыми, теперь они выглядели мрачными и устрашающими. Быстро темнело. Еще какая-то четверть часа и уже совсем ничего не будет видно вокруг. С ужасом он понял, что здесь ему придется остаться до утра. Крон представил, как забеспокоятся в деревне и наверняка пойдут его искать. Но двигаться по горам в темноте было опасно. Пока еще что-то можно было различить, он стал подыскивать подходящее место, где можно было бы укрыться на ночь. Дул свежий ветерок, и становилось зябко. Он прошел шагов двести в одну сторону, потом в другую, высматривая впадину или расщелину, но ничего не обнаружил. Тем временем ветер разогнал облака, и на небе появились первые звезды. Луны нигде видно не было. Где-то недалеко слышался шум воды. Крон облизал сухие губы. Невыносимо хотелось пить. Он подошел к краю выступа горы и посмотрел вниз. В теснине между скалами мчался горный поток. Две громадные глыбы нависали над ним, образуя мост. Осторожно спустившись к течению, Крон ползком взобрался на одну из глыб и повис над потоком. До воды было больше метра, и он потянулся к воде, пытаясь зачерпнуть пригоршней хоть немного влаги. Но, не рассчитав своих сил, соскользнул с гладкого камня и в мгновение ока оказался в бурлящем потоке. Его закружило в водовороте и стремительно понесло вниз по течению. Каждую секунду он ждал удара и боялся, что его разобьет о камни. Крон был хорошим пловцом, но справиться с яростной силой воды казалось ему теперь нереальным. И все же он изо всех сил работал руками, стараясь хоть как-то противиться этому водовороту. Он делал отчаянные попытки зацепиться хотя бы за что-нибудь. Ему почти удалось схватиться за торчащий из воды высокий камень, но поток оторвал его и понес дальше. Потеряв всякую надежду на спасение, он вдруг увидел впереди что-то похожее на сломленное дерево. Поравнявшись с ним, он напряг последние силы и уцепился закоченевшими пальцами за ветку. Дерево застряло корнями между камней, и Крон смог выбраться по нему на небольшую площадку почти у самого берега бешеной речки. Обессиленный, он упал на землю, долго кашляя и отплевывая воду. Немного успокоившись, сел и, сняв с себя мокрую одежду, несколько раз хорошо ее отжал. Между тем ночь окончательно окутала горы, сравняв все в темноте. Внезапно из-за туч выглянула запоздалая луна, вырвав из темноты ближайший склон горы. Прямо перед собой на ее уступе Крон увидел каменные стены каких-то построек, тускло отражавшие голубоватый лунный свет. В его сердце шевельнулась слабая надежда: возможно, там есть люди. Быстро оделся, и пока луна снова не скрылась за облаками, направился в сторону строений.

Подойдя совсем близко, он заметил высокую башню, через арку которой виднелся небольшой колокол. Полуразрушенные ступеньки вели к полукруглому входу. Поднявшись по ним, Крон очутился перед массивной дубовой дверью. Он заколотил по ней кулаком и прислушался. Было тихо. Что если это заброшенный монастырь, подумалось ему, и здесь никого нет? При этой мысли к горлу подкатил комок. Прижав лицо к щели в двери, он заглянул внутрь. Двор был не освещен, но в его глубине виднелся свет.

– Откройте! Откройте! – громко закричал он и снова заколотил в дверь.

Стучать пришлось долго, пока, наконец, из глубины двора не послышались шаги. Заскрежетал засов, и дверь с тягучим скрипом отворилась. В дверях показался монах. Рыжебородый, невысокий и очень худой.

– Кто здесь? – спросил он, направив на гостя карманный фонарик.

– Я сбился с дороги и заблудился. Пустите!

Монах еще раз осветил Крона с ног до головы.

– Входи! – сказал он, и, повернувшись спиной, велел следовать за ним.

Каха, так звали монаха, привел Крона в небольшой домик, служивший кухней. Здесь за длинным дощатым столом сидело пятеро мужчин в черных монашеских одеждах. При виде гостя они прервали трапезу и поприветствовали вошедшего кивком головы.

– Брат Иаго, дай человеку переодеться, – произнес видный собой чернобородый монах, окинув взглядом мокрую одежду гостя. Его слова были адресованы молодому послушнику в смешной вязаной шапочке, каким-то чудом державшейся на самой макушке.

Иаго поднялся из-за стола и, доброжелательно улыбаясь, отвел гостя в соседнюю комнату. Дал теплой воды умыться и, порывшись за занавеской, вынес оттуда старенькую, но чистую одежду. Переодевшись в длинную рубаху и широкие штаны, Крон вернулся в кухню.

– Садись, поешь с нами, – обратился уже к гостю тот же крупный чернобородый монах и указал место возле себя. Со всех сидевших за столом он имел самый внушительный вид. Разросшаяся черная борода и густая шевелюра делали его похожим на ветхозаветного пророка.

После короткой молитвы монахи продолжили прерванную трапезу. Ели молча, монотонно стуча ложками, с серьезными лицами, словно совершали некое таинство. Посреди стола находилось большое блюдо с ломтями хлеба, овощами и зеленью. Перед каждым стояла миска с водянистым супом, в котором жидко плавали стручки фасоли, кусочки лука и моркови. Такую же миску принесли и гостю. Суп оказался пресным и безвкусным, но Крон съел его весь, чтобы не обидеть хозяев.

Трапеза закончилась. Поднявшись из-за стола, монахи снова прочли молитву и стали расходиться по своим кельям. Гостю отвели маленькую комнатку с низким потолком и небольшим зарешеченным окном. Единственной мебелью здесь была узкая жесткая койка. Под сеткой на раме лежали доски, а сверху – тощий тюфяк. На полке в углу стояли иконки, тут же – подсвечник с оплывшим воском. Рядом лежала связка восковых свечей. Крон вставил в подсвечник три новых свечи и зажег их. В дверь тихо постучали.

– Отец Никос велел узнать, не нужно ли вам еще чего-либо? – спросили из-за двери.

– Нет, спасибо, не нужно.

– Вот и хорошо. Покойной ночи! Спаси Господи!

Проснувшись рано на рассвете, Крон не сразу сориентировался, где находится. В последнее время в его жизни все менялось так стремительно и быстро, что он не успевал ни к чему привыкнуть. Через открытое окно доносилось тихое журчание воды, заглушаемое птичьим щебетом. В этом разноголосом пении выделялся как соло в хоре один удивительно певучий голос. Он казался то печальным, то радостным, то нежным, то пронзительным. То рассыпался руладами, то переливался звонкой трелью.

– Соловей! – Улыбнулся Крон. Ему подумалось о том, как давно он не слышал соловья. Очень давно. Почему-то вспомнилось детство и село, где он часто проводил лето. Брызги утреннего солнца в открытое настежь окно, и головокружительный аромат черемухи. Старый, заросший кустами колючего терна сад. Узкая балка с разросшимся очеретом по краям мелкой речушки. А в белых кружевах терна, пахнущих миндалем, неумолкающая соловьиная трель.

Крон встал и вышел во двор. Солнце еще не поднялось из-за гор, и по земле клубился утренний туман. Прямо перед ним возвышалась однокупольная каменная базилика с колокольней и узкими проемами окон. Вокруг нее все поросло зеленью, среди которой ярко желтели крупные цветки мальвы. В расщелинах истрескавшихся замшелых стен прятались ящерицы. Дверь была приоткрыта. Изнутри доносилось звучное пение.

Пока монахи были заняты утренней молитвой, Крон обошел весь двор, заглядывая из любопытства в каждый уголок. Сразу за колокольней стояли небольшие каменные домики с кельями. Своими окнами они выходили на полуразрушенную стену цитадели, нависшую над обрывом. Чуть дальше, за виноградником, вытянулись в ряд хозяйственные постройки. Крон обратил внимание на сложенные в аккуратные стопки дрова. Видать, здесь и зимуют, подумалось ему. Он прошелся к воротам. Справа от них стояла еще одна церковь, чуть больше и с пристройками. В ней никого не было. Он снова вернулся к каменным домикам и, обойдя их со всех сторон, подошел к краю выступа. Внизу шумела река. Вот откуда в его комнату доносился шум воды. Постояв немного у обрыва, он полюбовался обступавшими со всех сторон крутыми, покрытыми густым лесом склонами гор. Дальше за ними на горизонте сплошной зубчатой стеной белели снежные хребты. Вокруг покой и тишина, нарушаемая только журчанием ручьев, пением птиц, шелестом листьев. Как бы ни был искушен человек суетным миром, где-то глубоко внутри него живет мучительная жажда уединения и тишины.

– Вот вы где! – Послышался за спиной голос. – А я к вам в келью стучал, чтобы позвать к утренней трапезе. Думал, спите, а вы здесь. – Это был Иаго.

– Залюбовался красотой, – Крон улыбнулся монаху.

– Горы душу лечат. Хорошо, когда душа радуется.

– Далеко отсюда до деревни?

– Километров семь будет, если идти по дороге. Но если пойти тропами, то короче. Брат Георги в город собирается, вот он вас и проводит.

После трапезы Крон простился с монахами, поблагодарив за гостеприимство, и в сопровождении отца Георги, широкоплечего мегрела, покинул монастырь. Июньское утро наливалось солнечным светом. Его лучи струились по склонам гор, стекаясь как ручьи в ущелья. Внизу пенилась река. Крон узнал то место, где он выбрался из воды. Они пошли вдоль реки вверх по течению.

– Места здесь опасные, – рассказывал отец Георги, когда они поднимались по лесистому склону, – человеку непривычному и сгинуть недолго. Прошлым летом двое туристов пропало в этих горах. Так и не нашли. Может речка унесла, а может где камнями завалило.

– А вы хорошо знаете здешние места?

– А что я? Больше десяти лет уже этими тропами хожу.

– И тяжело жить в монастыре?

– А это уж кому как. Смотря, зачем человек приходит в монастырь. Одни идут, чтобы спастись для жизни вечной, другие – упрятаться от мира с его житейскими проблемами. Последних, скорее всего, ждет разочарование. Укрыться от мира и в монастыре не выйдет, а спастись и в миру можно. Не всякий выдерживает монастырскую жизнь. Бывает, что и после пострига люди возвращаются в мир, или и того хуже – вообще отходят от веры.

– А вам самому никогда не хотелось вернуться в обычную жизнь?

– Случалось, что одолевала тоска. Чего уж там греха таить. – Отец Георги задумался. – Вы не думайте, что мы, монахи, чем-то особенные. С такими же слабостями и немощами, как и мирские люди. – Он снова задумался. – Раньше я не оставался в монастыре зимовать, в город перебирался на зиму. Когда какое-то время поживешь вне монастыря, покушаешь вкуснее да поспишь подольше, уже и греховные помыслы закрадываются. Теперь я в горах и зимую. Вот только по монастырским делам и выбираюсь в город.

– Вы меня простите, – Крону было интересно говорить с монахом, – но только я не понимаю, зачем человеку нужно так мучить себя?

Лиственный лес кончился. Они вышли на совершенно ровную, поросшую кустарниками поляну. Отец Георги подобрал подол подрясника, чтобы она не цеплялась за вьющуюся колючую траву, и повернул свое лицо к попутчику.

– Вам, наверное, наша монашеская жизнь кажется совершенно бессмысленной. Понять ее может только человек глубоко верующий. Вы-то сам человек верующий?

– Не то, чтобы такой уж верующий, но и не отрицаю…

– Это плохо. – В больших серьезных глазах монаха мелькнуло едва уловимое разочарование.

– Что плохо?

– Плохо, что не холоден и не горяч…

Прямо им под ноги из кустов выскочил большой черно-белый пес.

– Абай! – Радостно воскликнул Крон. – Ты откуда здесь?

Из-за поворота дороги, обогнувшей выступ скалы, показалось два человека. Это были Бичико и Гурам.

Глава 5. СОМНЕНИЯ

С тяжелым рюкзаком за спиной Крон вышел на тропу, ведущую через лес к монастырю. По приезду домой он искал повод снова наведаться к монахам, убеждая себя в том, что должен отблагодарить их за гостеприимство. На самом же деле он никак не мог отделаться от мысли, что не случайно оказался тогда в горах, и не случайно его привело в монашескую обитель. Хотя Крон и не верил снам, но этот монастырь чем-то напоминал тот, из его видений. Он чувствовал, что должен еще раз там побывать и поговорить с монахами.

Тяжелый рюкзак то тянул назад, когда он поднимался вверх по склону, то толкал вниз, когда тропа спускалась. Идти было трудно, но вот на выступе скалы уже показались стены знакомого монастыря. На подворье были только Иаго и отец Никос. Иаго колол дрова, складывая их аккуратно в поленницу. Отец Никос расчищал заросли кустарников. Остальные монахи трудились в огороде.

– Что снова привело тебя к нам? – спросил отец Никос, вытирая со лба крупные капли пота и приглашая гостя пройти в беседку.

– Вот! – Крон опустил на землю свою ношу. – Хотел немного помочь монастырю.

– За помощь спасибо. – Монах окинул взглядом набитый доверху всевозможными крупами и консервами рюкзак. – Только ли это заставило тебя вернуться? – Он прищурился.

– Еще… сомнения, – сказал неожиданно для самого себя Крон.

– Сомнения? – Лицо Никоса сделалось серьезным. – И в чем же ты сомневаешься?

– В Боге.

– Вот как! – Монах почесал бороду.

– Если бы Бог был, – выпалил с горячностью Крон, – разве бы в мире существовало столько несправедливости, бед и войн?!

– Да, ты прав, – Отец Никос подпер лохматую голову большим волосатым кулаком и призадумался, – если бы Бог был в сердце каждого человека, то ничего подобного в мире не было бы. Но, к сожалению, люди сами выбирают жизнь без Бога. А когда человек живет без Бога, он творит все, что хочет.

Крон исподлобья посмотрел на отца Никоса. Уж не смеется ли тот над ним? Но в серьезном выражении лица монаха не было ни малейшего намека на насмешку.

– Чего же ты хочешь от меня? – Спросил он тем же ровным, спокойным голосом. Крон промолчал, не зная, что ответить.

– Ты пришел сюда, чтобы здесь развеяли твои сомнения? Так ведь?

– Наверное, – Крон заколебался.

– Я не стану этого делать, – вдруг неожиданно сказал отец Никос, – не стану тебя ни убеждать, ни разубеждать.

– Почему? – Он не ожидал это услышать.

– Тебе ведь нужны неопровержимые доказательства, а у меня их нет, – продолжал невозмутимо монах, – и ни у кого их нет. Несмотря на то, что существует предостаточно оснований для веры, всегда найдутся поводы и для неверия. Тот, кто ищет, за что зацепить свои сомнения, непременно находит такой крючок. Все зависит от того, чего ты хочешь. Нужен тебе Бог или нет.

– Я приехал оттуда, где сейчас война. Где брат убивает кровного брата. Где страдают те, кто меньше всего в чем-либо повинен. Разве это справедливо и милосердно? Я не могу верить в Бога, который равнодушен к человеческим бедам и которому все равно, что твориться в мире…

– Ты и в самом деле хочешь моего совета? – Перебил его монах. – В такого Бога, как ты говоришь, действительно ненужно верить. В такого Бога я тоже не верю. Я верю в другого Бога.

– В какого же?

– Совершенного. Любящего и милосердного. Тебе это трудно понять? – Откуда-то из-под рясы он извлек маленькую красную книжицу с золотистым теснением и протянул ее Крону. – Скажи мне, хорошая эта книга или плохая?

– Не знаю! – Крон бессмысленно повертел книжку в руках.