«Этой» он называл свою дочь. Так и не смог за все годы примириться с ее появлением на свет. Даже на смертном одре его отцовское сердце не смягчилось. Женился он поздно, в сорок шесть лет, на своей аспирантке. Через полгода безмятежной супружеской жизни, молодая жена вдруг заявила, что ждет ребенка. Он не хотел детей. Не хотел окунаться в мир пеленок, распашонок и бессонных ночей. Он настаивал на аборте. Она плакала и умоляла его оставить дитя.

– Ты пошла против моей воли, – сказал он ей тогда, – ты бессовестно использовала мое семя, и я ничего не хочу больше слышать ни о тебе, ни об этом ребенке. – Сложил ее вещи в два старых чемодана и выставил на лестничную площадку. С тех пор они больше никогда не виделись.

Так до конца своей жизни он и не смог простить эту бесстыжую самку, называющую себя его женой, которая решила, что имеет право рожать ему детей без его на то воли. Дочь, которую так и не признал, он видел всего два раза. Первый раз – на пороге своей квартиры. Только несколько секунд. Даже не запомнил лица. Она пришла к нему после смерти своей матери – его жены. Они так и не оформили развод. И дочь, опять-таки без его на то воли, носила отцовскую фамилию.

– Я ваша дочь, Нина, – выговорила она с волнением.

– У меня нет детей, – сказал, как отрезал, и захлопнул перед ней дверь.

Второй раз дочь пришла к нему в больницу. Он лежал с холециститом, и ему требовалась операция. Она предложила ему свою помощь, он отверг ее, сказав, что не принимает никакой помощи от посторонних людей…

– Петрович, может, супчика поешь тепленького? – наведалась к умирающему сердобольная соседка.

– Ты что не видишь? Кончаюсь я! – Ответил он ей, не поворачивая головы и продолжая лежать, как покойник, со сложенными на груди руками.