– Она моя девушка и мы вправе делать всё, что нам хочется. И никто, в том числе ты, Зайцева, не имеешь никакого права мешать нашим отношениям! Отстань от Алисы! Разбирайся со своими чокнутыми тараканами в голове сама, и перестань искать со мной встреч! Мне это не интересно. Пора уже расстаться с прошлым, которым ты не просто живёшь, а грезишь. Так и до дурки не далеко. Остановись пока не поздно.
– Ну уж нет, – лицемерно произнесла Оксана. – Не хочешь по-хорошему, тогда будет по-плохому!
– Чего? Ты сейчас мне угрожаешь?
– Нет, миленький, не тебе будет хреново, а твоей кобылке резвой.
– Да отвяжись ты от неё, мать твою! – заорал как резаный Греков, отчего вороны, что сидели на краю гаража разлетелись по сторонам, а я вздрогнула. – Только попробуй её пальцем коснуться, я тебе такую кузькину мать покажу, что мало не покажется!
– Да не собираюсь я её трогать. Думаешь, не найдётся методов как её проучить? Ошибаешься, красавчик. Только помяни мои слова: сам в скором времени будешь бежать от неё, как от прокажённой!
– С чего это вдруг?
– Сам увидишь!
– Что ты надумала? А?
– Не твоего ума дело! И вообще, я позвала её час назад сюда, но эта лживая сука не приехала.
– Зачем?
– Расставить все точки над «И». Но теперь это неважно. Я пошла.
– Подожди!
– Чего тебе?
Я не стала слушать дальше их разговор и развернувшись пулей помчалась в сторону видневшихся трёхэтажных домов, чтобы спрятаться от этой чокнутой, которая, даже не видя меня воочию, продолжала мне угрожать. Но по крайней мере я убедилась в том, что Артём заступился за меня, и действительно, всё было бесполезно. У Оксаны точно было всё не в порядке с головой. Я постаралась побыстрей вернуться домой, потому что не желала оказаться на одной остановке с Артёмом или этой разъярённой курицей Зайцевой. Греков позвонил мне в тот же вечер и извинился за своё поведение. Я простила его, но не стала рассказывать о том, что была у гаража и слышала, а он так же умолчал, что был там и беседовал с Зайцевой обо мне.
И вот спустя неделю в моем рюкзаке нашёлся пакет с непонятным содержимым. Совпадение ли? Не думаю. Стало так горько и погано, отчего захотелось выть. И что мне делать? Если в пакетике действительно окажутся наркотики – я попала по полной. Как быть? Мысли лихорадочно метались в мозгу, вызывая боль. Я должна буду отстоять свои права и выйти отсюда чтобы мне это ни стоило!
АСМАН
Работы как обычно имелось выше крыши, но отчаиваться было не когда. Этот год был самым тяжёлым и переломным в моей жизни, и работа не только меня спасала, но и заставляла отвлекаться от плохих мыслей, поэтому грех жаловаться. Утром я проснулся с чувством какого-то приятного предвкушения, но почти половина дня прошло тихо и спокойно, не предвещая никакого серьёзного переполоха. После обеда ко мне заглянули ребята из отдела экспертизы и передали на руки исследования, с которыми мне предстояло ещё повозиться. Вздохнув, я присел за стол, открыл первую попавшуюся папку и прочитал имя и фамилию.
– Дворцова Алиса…
В голове всплыл образ миловидной заплаканной девушки, которая, заламывая руки, стояла здесь пять дней назад и рыдая доказывала, что ей подбросили пакетик, и она никакого отношения к нему не имеет. Бегло посмотрев результаты экспертизы, я недовольно поджал губы. Как и предполагалось изначально, в пакете обнаружили наркотические вещества. Откинув с презрением папку в сторону, я потянулся к телефону, набрал номер и попросил привести задержанную ко мне в кабинет, для допроса. Не теряя времени даром, я просмотрел оставшиеся шесть папок, делая пометки в компьютере. В кабинет постучали.
– Да, заходите, – громко ответил я, как дверь отворилась и на пороге появилась осунувшаяся уставшая девушка, в помятой одежде, а за ней стоял сотрудник, который подтолкнул её в кабинет.
– Проходи, давай.
Как только мы остались с девушкой наедине, я жестом указал ей на стул и мрачно изрёк:
– Присаживайтесь, гражданочка. Только сегодня пришли результаты экспертизы и, что я могу сказать: дела ваши плохи.
В больших глазах мелькнул секундный страх, который медленно стал превращаться в панику.
– Что это значит? – слетело с её дрожащих губ.
– А то и значит. Что в пакетике, который был изъят у вас, обнаружено наркотическое вещество. А если быть точным, то – кокаин.
– Не может быть этого! – истеричный возглас пронзил кабинет, словно удар весеннего грома. Я поморщился и, схватив папку со стола, нервно взмахнул перед её лицом.
– Что не может быть, уважаемая? Вот, все доказательства налицо, а вы ещё пытаетесь отпираться! Экспертиза никогда не ошибается! Или вы пытаетесь сделать из меня дурака?! Да, я таких как ты, наркоманок, столько перевидал в этом кабинете, на этом самом стуле, на котором ты сидишь, и могу со стопроцентной гарантией сказать, что все ваши оправдания гроша ломаного не стоят. Итак, всё понятно, нет смысла упираться и идти в отказную. Так, милочка, не видать вам ближайшие лет пять свободы. Просто примите это как должное. Дальше вашим делом будет заниматься суд.
– Нет-нет-нет, пожалуйста, не надо, – заревела девушка. По бледным щекам градом катились горячие слёзы. – Не моё это. Сколько можно повторять? Почему вы мне не верите?
– Потому что, все улики против вас!
– Я не наркоманка! В жизни никогда не употребляла эту гадость. Как она попала в мой рюкзак я не знаю. Меня просто подставили. Понимаете? Подставили!
– Ага, конечно, – с сарказмом произнёс я, взяв трубку в руки намереваясь вызвать человека, чтобы увели задержанную. – На сегодня диалог закончен. Даже слышать ничего не хочу.
– Не делайте этого. Вы посадите невинного человека. Я ни в чём не виновата. Пожалуйста, не надо. Послушайте…
– Успокойтесь, гражданка. Не надо бессмысленных истерик.
– Я сделаю всё, что вы захотите! Я буду вашей… Лишь вашей. Когда захотите, как захотите… Только… Только не закрывайте меня!!!
Удивление проскочило по моему лицу, а палец завис у телефонной кнопки с цифрой «2». Мне предлагали многое, но, чтобы такое, – впервые. Самопроизвольно вырвался протяжный смех. Широко распахнутые серые глаза девушки, в которых читалась надежда, наполнились слезами и безумным отчаянием. Я положил трубку на место, всё ещё посмеиваясь.
– Вы в своём уме мне такое предлагать, Дворцова?
– Простите, – слетело с её посиневших губ так тихо, что я еле расслышал.
Опустив голову на грудь и, согнувшись, словно от болевой агонии, девушка обречённо застонала, обхватив голову, с сальными чёрными волосами, ладонями. В какую-то долю секунды мне стало её жаль. Но я не мог её отпустить, как бы этого не хотел, хотя, она одна из немногих задержанных, вызывала во мне какие-то противоречивые чувства. Снова взяв трубку телефона, по внутренней связи, позвал в кабинет лейтенанта Гречкина, который увёл Дворцову из кабинета. Она в последний раз скользнула по мне разочарованным взглядом, полным боли, отчего мне стало не по себе.
Как только дверь за ними захлопнулась, я откинулся на кресло и задумчиво уставился в окно, за которым стояли высокие берёзы. Под действием небольшого восточного ветра они колыхали своими зелёными листьями, стуча некоторыми сухими ветками о пыльное стекло. Работать абсолютно не хотелось. На глаз попалась папка с делом Дворцовой. Взяв её в руки, я лихорадочно стал листать скудное содержимое, пытаясь понять, не могло ли где быть проколов? Экспертиза не ошибается – это верно, ну а вдруг? Всякое же в жизни случается. Повертев в руках несколько заполненных листков с результатами, я внимательно всё стал изучать, и тут мне на глаза попался абзац с результатами экспертизы отпечатков пальцев. Не совпадают! В душе всё возликовало. Вот! Вот где мой прокол! Нужно было досконально всё проверить, а только потом вызывать девушку на допрос. Рука автоматически потянулась к телефону, но задержалась на полпути. В голове прошелестел тонкий испуганный голосок: " Я буду вашей… Лишь вашей. Когда захотите, как захотите…»
Одёрнув руку на место, я стал нервно думать, как мне поступить. Предложение девушки было не просто заманчивым, а, я бы даже назвал это, притягательным. Когда мне выпадет ещё такая возможность, покуролесить с молодой девчонкой, воплощая в реальность свои самые заветные и изощрённые желания? Тем более, она сама согласна на всё и, о такой возможности, можно только мечтать. В кабинете и без того было жарко, но от своих мыслей мне стало ещё жарче. Расстегнув две верхние пуговицы на рубашке, я отложил папку с делом девушки в сторону и встал со стула. Думать рационально не представлялось возможным. Поэтому я решил покинуть кабинет, спуститься вниз, и выпить чашку горячего кофе. Но от этого мне легче не становилось, а мысли терзали меня всё сильней и сильней.
Закончив рабочий день, я направился к машине и задумчиво поехал домой. Проживал я почти в центре, в пятнадцатиэтажном здании, на восьмом этаже. Пройдя в квартиру, небрежно бросив ключи на тумбочку, что стояла в коридоре, я поспешно стянул с себя вещи и прямиком направился в ванную комнату. Встав под душ, я попытался расслабиться, а из головы никак не выходила задержанная девушка. Мысли будто круговорот стали беспорядочно метаться, то к прошлому, то к настоящему, путая, сбивая и направляя по следу безоблачных грёз.
Женился я в двадцать пять лет. Сначала, как положено, поступил в школу милиции, потом два года армии. Пришёл с армии, закончил учёбу и устроился работать по специальности. Девушка у меня была, до армии, но потом канула в небытие. Как оно обычно и бывает. Разлюбила, не дождалась. Но я не шибко и переживал. Не было никакой привязанности или чувств сожаления. Отпустил я тогда эту ситуацию на самотёк, а потом, как гром средь ясного неба, повстречалась мне ОНА. Карина была высокой эффектной блондинкой с выразительными голубыми глазами. Умная, начитанная и не погодам развитая. Только-только поступила в университет на юриста. Темы общие нашлись сразу, да и говорить с ней даже о пустяках было большим удовольствием. Что уж говорить, влюбился я в неё без ума, почти что с первого взгляда. Она почти сразу ответила мне взаимностью. Я был на седьмом небе от счастья. Редкие встречи из-за моей занятости по работе, а её – по учёбе, вскоре стали чаще, и в последствие мы старались подолгу не расставаться и проводить всё свободное время вместе.
В таком бешеном темпе прошёл год. Я предложил ей жить вместе. Она согласилась, а в последствие и приняла от меня обручальное кольцо, бросившись на шею с воплями радости. Я помню до сих пор запах её персиковой кожи, которая пахла жасмином с нежными нотками лаванды, помню её шикарное свадебное платье, белую длинную фату, искрящиеся глаза, наполненные любовью и, хриплый от волнения голос, когда в загсе она говорила мне: «да». Хороших воспоминай осталось больше, нежели плохих. Я до сих пор не могу понять с какого момента всё стало скатываться в пропасть, и наши, казалось бы, идеальные отношения треснули по швам.
Да, я работал в поте лица, как ломовая лошадь, практически не вылезая с ночных дежурств, чтобы обеспечить нам достойное будущее. Она отучилась. Устроилась работать в частную контору юристом, тоже отдавая себя всю работе. Мы накопили прилично денег. Купили две машины, стали строить свой дом в черте города, вкладывая все средства в строительство. Ежегодно летали отдыхать куда-нибудь на юг, ни в чём себе не отказывая последние годы. Единственное, что омрачало меня, так это то, что Карина ни в какую не желала слышать о ребёнке.
– Милый мой, у нас ещё порядочно времени, успеем родить ребёночка, – ласково отвечала мне Карина, горячо обнимая. – Давай пока не будем торопиться. Тем более нам нужно ещё дом достроить. Ремонт хороший сделать. Не заводить же ребёнка в твоей мизерной двушке? Нам здесь самим места мало, куда ещё сюда дитя? Ребёнку воля нужна и простор. Сам посуди, не время ещё. Понимаешь?
– Конечно, только мои коллеги все давно с ребятишками… – понуро отвечал я ей, она шутливо хмурилась.
– Да что ты на всех смотришь? У нас своя семья. И всё у нас будет. Не надо всех под одну гребёнку ровнять. Успеется ещё.
Но ничего так и не «успелось». Прожив в браке четырнадцать лет, мы так и не обзавелись общими детьми. С каждым годом ответы Карины становились всё жёстче и холоднее. Она стала истеричной и злой, обвиняя меня в том, что я слишком на неё давлю. В один прекрасный день, это было тогда, когда у меня был выходной, и я намеревался провести его дома, за просмотром какого-нибудь фильма. Карина пришла домой с бутылкой коньяка, молча поставила её на стол, откупорила, разлила по стопочкам и, придвинув мне один стаканчик, второй взяла в руки и, не смотря мне в глаза, горько произнесла:
– Давай выпьем!
– За что? – подозрительно посмотрел я на жену, не понимая её поведения.
Она осушила свою стопку до дна, потом налила ещё и, судорожно проглотила и её, намереваясь налить в третий раз. Я не дал ей этого сделать, отобрав бутылку.
– Что случилось, Карин? Ты ведёшь себя странно.
– Нет, Айдаров, это ты себя странно ведёшь! – громко вскрикнула Карина, ударяя ладонями по столу. – Неужели ты ничего не замечаешь?
– Да что не так? – я опешил. – Тебе плохо?
– Да, мне плохо. Плохо оттого, что позволила себе затянуться всему этому на такой долгий срок. Нужно было сделать это раньше. Чёртова жалость не давала мне сказать это. Но дальше терпеть нет смысла. Лучше поздно, чем никогда…
– О чём ты? – я поднялся со стула и подошёл к жене, попытался её обнять, но та оттолкнула меня и отскочила в сторону, нервно произнеся:
– Не трогай меня, пожалуйста! Я ухожу от тебя!
– Что? – моё лицо изумлённо вытянулось. – Это что, шутка?
– Нет, блин, это действительно так. Я устала от всего этого, Асман, и ухожу от тебя. Я не могу больше так жить, как мы живём. Ты же ничего дальше своего носа не видишь и, кроме своей драгоценной работы, не замечаешь. Я живая. Слышишь? У меня тоже есть чувства, есть свои переживания, но ты давно игнорируешь меня и мои проблемы. И нет смысла сейчас стучать в закрытые двери. Я устала и хочу отдохнуть от этого всего.
– От чего ты могла устать? – вскипел я, не понимая, что за чушь несёт Карина. – И чем тебя моя работа не устраивает? Все же было хорошо. Что могло измениться и, главное, когда? Почему ты устала именно сейчас? Почему молчала раньше?
– Потому что я никак не могла до тебя докричаться! Ты никого кроме себя никогда не слушал. И ты не замечал очевидные вещи. Я давно к тебе охладела и весь девичий запал пропал. Нам уже давно не по двадцать лет, Асман. Я хочу нормальную семью, нормальные отношения. Мы живём как соседи и нас, похоже, это и устраивало. Ты давно не вызываешь во мне той страсти, которая была раньше. Все меняется, и мы в том числе. Кроме уважения и лёгкой привязанности я ничего более к тебе не чувствую, Асман. Прости, но это действительно так.
– Но я же люблю тебя! Я горы готов свернуть ради тебя! Что, черт возьми, происходит, а Карин?
– Просто я давно не люблю тебя. Прости, – жалобно протянула Карина, отвернувшись к окну, выглядывая во двор. – Нет смысла и дальше рушить наши жизни. Просто давай разойдёмся друзьями, и не будем усугублять и без того шаткое положение.
Я подошёл быстрым шагом к Карине и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, но не стала противиться.
– У тебя кто-то появился? Ответь честно, – хриплым голосом спросил я, не в силах поверить, что этот неприятный разговор вообще состоялся.
– Нет. У меня никого нет.
С души как будто камень свалился. Я прижался к родному телу, попытался её обнять, но Карина вырвалась.
– Не надо, прошу. Я ведь не шучу, Асман.
Я горько усмехнулся.
– Хочешь уйти навсегда? А как же я?
– Ты найдёшь себе ещё женщину, с которой будешь счастлив. Вот увидишь.
Но держать меня против моей воли не надо. С тобой я не чувствую свободы. Когда-нибудь ты это поймёшь и будешь мне ещё благодарен.
И в тот же вечер она собрала все свои вещи из квартиры и переехала в наш достроенный дом, который позже, по решению суда, был оставлен в её пользу. Так же она забрала часть общих денег и одну из машин, оставив меня одного на произвол судьбы в моей крохотной квартире, которая досталась мне в наследство от деда. Я проклинал тогда всё на свете, пытался всеми силами вернуть свою любимую и самую дорогую женщину, но после развода Карина охладела ко мне полностью. Она не подпускала меня на порог своего дома, не брала трубку, когда я пытался ей позвонить. Я шпионил за ней, старался проследить с кем она встречается, что делает и как, вообще живёт без меня, но она не постеснялась подать на меня заявление в полицию о том, что я якобы её шантажирую и домогаюсь. Коллеги посмеивались надо мной, кто-то сочувствовал и просили мягко, чтобы я отвязался от бывшей и дал ей жить спокойно. На несколько месяцев я вышел из строя. Серьёзно пил, переживал, лишился сна и аппетита. И когда чуть не потерял работу, более-менее стал приводить себя в форму. Ежедневно пропадая на работе, на тренировках, я попытался спрятать глубоко в себя свою боль, обиду и злость. Постепенно жизнь пришла в норму, но легче не становилось.
Год прошёл мучительно медленно. Но иногда, словно раскалёнными прутьями, протыкая тело насквозь, на меня накатывали воспоминания, напоминая мне о том, чего я лишился и, как я мог вообще это допустить? Я постарался избавиться о напоминании о Карине, спрятал далеко все наши свадебные фотографии, поубирал с глаз долой всё то, что она в спешке забыла и могла напомнить о себе. Пытался пару раз построить отношения с женщинами, но так ничего и не получилось. Не хотелось никого обманывать, чего-то обещать и эти обещания не выполнить и, снова оказаться у разбитого корыта.
И вот, мне на пути случайно (или нет), попадается девушка, наивная, такая молоденькая и нежная, словно ангел, которая предлагает мне быть моей, и у меня ни с того ни с сего от этих слов башню срывает. Ну то, что девушка всеми силами пытается вырваться из плена заточения – это понятно. Тут только дурак может не понять, что меня просто хотят использовать, чтобы только вырваться на волю. Всё ясно как божий день и вызывает лишь саркастическую улыбку. Но с чего это вдруг я так заинтересовался этой идеей? Хороша чертовка, ничего не скажешь. Аж кровь бурлит о воспоминании о ней. А что если попользоваться своим положением? Почему бы и нет? У меня уже больше полугода не было интимных отношений. Отчего бы не воспользоваться подарком судьбы и не взять то, что само плавненько идёт в руки? Выйдя из душа, я решил не торопиться со своими поспешными выводами и попытался утихомирить взбудораженную плоть. Нужно прилечь спать. Утро вечера мудреней. Завтра всё решится, а пока нужно занять себя чем-нибудь другим.
АЛИСА
Часы ожидания в тесной камере, куда с трудом проникал солнечный свет и было так душно, что хоть футболку выжимай, были сродни погребению заживо. Мне не хватало воздуха, было тяжело дышать. Мне не хотелось есть, заставляла себя через силу. Сон пропал, и каждая минута казалась вечностью. Я ходила из угла в угол, пытаясь понять, как я смогла так облажаться и попасть сюда, потеряв всю бдительность и инстинкт самосохранения. Не нужно было недооценивать соперницу и полагаться на своё тщеславие, а теперь придётся пожинать плоды. Нужно ещё постараться доказать, что этот злосчастный пакет, в котором непонятно что находится, мне подкинули. А если понадобится адвокат? Где мама найдёт деньги? Работа учительницы не приносит масштабного дохода, да и Артём не из богатой семьи. Кто сможет помочь? Господи, сколько же проблем я огребла на свою непутёвую голову и всё из-за этой проклятой Зайцевой! Чтоб ей пусто было. Поди рада теперь гадина, что смогла мне насолить. Да не просто насолить, а конкретно так подгадить, причём на хороший уголовный срок!
Первые дня три я находилась в камере временного изолятора одна, а на четвёртый день ко мне подселили какую-то женщину, лет тридцати пяти. Причём по ней было видно, что она наркоманка. Порванные чёрные джинсы были в пыли, стоптанные кроссовки так же были покрыты толстым слоем грязи. Голубая футболка в некоторых местах была порвана и виднелся бежевый замусоленный бюстгальтер. Короткие рыжие волосы были взъерошенные и мокрые, будто её окатили водой перед тем, как посадить сюда. Карие глаза горели безумством, а изо рта вырывалась нецензурная брань и истошные крики.
– Выпустите, сволочи! А ну двери откройте! Я же вас всех урою, уроды!
Она билась о дверь и руками, и ногами и даже головой. Падала на пол и каталась по нему, словно у неё начался приступ эпилепсии. Мне стало страшно. Я забилась на своей кровати в угол и старалась подавать вида, будто меня здесь нет. Но она заметила меня и подбежав ко мне, стала орать на меня, будто это я виновата во всех её злоключениях.
– Что ты смотришь?! Нравится смотреть? Нравится, да, я тебя спрашиваю? А может ты с ними заодно? Что хлопаешь глазками корова, я ж тебе лицо сейчас расцарапаю! Чтоб неповадно было!
Я сжалась в тугой комочек ожидая нападения, но женщина лишь истошно визжала, до тех пока дверь отворилась и на пороге появились двое полицейских.
– Сидорова! – гаркнул один из них. – Ты что буянишь? А ну быстро угомонилась! И перестань приставать к задержанным, или отхватить хочешь?!
– Давай-давай, жеребец, только посмей меня тронуть. Я потом вас всех засужу на хрен, мусора!
– Рот закрыла! – не вытерпел второй и двинулся на неё с дубинкой. Замахнулся, но бить не стал.
Женщина ещё что-то пыталась вякать, то впадая в озлобленную истерику, то рыдала от безысходности, но в итоге угомонилась, видимо поняв, что никому её дешёвые концерты не интересны. Она легла на соседнюю кровать и отвернулась к стене, что-то бубня себе под нос. По моему телу с головы до ног пробежала долгая дрожь ужаса. От такого соседства я точно была не в восторге, а что будет, если меня посадят? Я беззвучно разрыдалась, понимая, что должна предпринять всё, чтобы во что бы то не стало отсюда выйти. И молила бога, чтобы в пакетике была обычная сода, и тогда я со спокойной душой выйду отсюда и, постараюсь, больше таких оплошностей не нарушать.
Но чуда не произошло. На другой день меня привели в кабинет следователя Айдарова. Подходя к его кабинету, у меня задрожали поджилки. Ничего хорошего я не ожидала, хоть и надеялась, что всё образумится и, моё временное заключение, окажется обычным кошмаром. Как и в первый день нашей первой встречи мужчина выглядел сосредоточенным и строгим, сидя за своим столом, уткнувшись в многочисленные кипы бумаг, лежавших перед ним на широкой столешнице. Я могла бы назвать этого мужчиной красивым, хотя он намного лет был старше меня и, такие как он, были не в моём вкусе. Смуглый, высокий, метра под два ростом, с накаченными ручищами, и большими ладонями, с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Голова была лишена волосяного покрова, а на лице проглядывалась небольшая щетина, что не портило его, а добавляло некоторого шарма. Тёмно-карие глаза были холодны и безразличны. Полные губы, наверное, красиво бы изгибались в улыбке, но я всего лишь могла это предположить, так как кроме бездушного суждения с этих губ я ничего не слышала, а уж улыбку не видела подавно. Встретив такого на улице, я могла бы обронить на него случайный взгляд, но не более того. Сейчас же он внушал мне страх и, какую-то тайную заинтересованность. Могла ли я отыскать от него снисхождения? Да, но только в непринуждённой обстановке и уж никак не тогда, когда он сидел за своим рабочим местом, рассматривая дела наркоманов.
Он попросил меня присесть, а потом продекламировал, что в пакете, который был найден при мне нашли наркоту. Меня аж затрясло от этой новости. Вот теперь я точно влипла! Я пыталась сказать что-то в своё оправдание, но следователь был неумолим и голос его был прохладен, словно декабрьский ветер. Сердце стучало так громко, что отдавалось в ушах, а мозг болезненно стал искать альтернативу всему происходящему, а с губ уже предательски вырвалась отвратительная фраза, от которой я чуть позже не свалилась в обморок:
– Я сделаю всё, что вы захотите! Я буду вашей… Лишь вашей. Когда захотите, как захотите… Только… Только не закрывайте меня!!!
В ответ послышался громкий смех, который противно прозвучал в ушах. Конечно, он принял всё это за шутку, а я побледнела от омерзения своих слов, которые посмела предложить незнакомому мужчине, имея при этом парня, который переживает сейчас и ждёт, когда я выйду отсюда. Так противно от своих действий мне ещё никогда не было. Я извинилась, а после меня отвели в изолятор. Сумасшедшая соседка прыгала по кроватям и просила её освободить. Мне пришлось нехотя лицезреть все её неприятные сцены, но ближе к ночи она угомонилась и с храпом уснула. Я же, погрузившись в свои мысли, попыталась заснуть, но у меня ничего не выходило. Я всей измученной душой понимала, что теперь всему моему будущему пришёл конец. Это самое дно, на которое я опустилась не по своей воле, но должна буду унизительно пройти этот путь до конца. Слёз уже не было. Осталось только немая боль, которая поглотила с головой. Я попытаюсь справиться. Ради мамы, ради Артёма, ради тех, кто переживает сейчас за меня. Я должна быть сильной. Иного выхода нет и, похоже, не будет.
На следующий день, часам к десяти, в камеру заглянул полицейский и сухо произнёс:
– Дворцова, на выход.
Я покорно пошла следом. Меня вновь привели к следователю, который вёл моё дело. Оставив меня в кабинете, сопровождающий удалился, прикрыв за мной дверь. Айдаров стоял ко мне спиной у окна и смотрел вниз, на улицу. За окнами шёл дождь. В кабинете работал кондиционер и было свежо и прохладно. Я тяжело вздохнула, хотя здесь и было намного легче дышать, но стены давили похлеще, чем в изоляторе.
– Добрый день, Алиса, – мужчина повернулся в мою сторону и не спеша подошёл, потом встал передо мной на расстоянии вытянутой руки, присел на рабочий стол и, пристально на меня посмотрел. Мне стало неловко, я отвернулась в сторону, сосредоточив свой взгляд на горшке с цветком, который стоял на окне. – Я бы хотел поговорить о вчерашнем нашем разговоре.
Я густо покраснела, опустив взгляд на пол, который был покрыт коричневым линолеумом, в некоторых местах протёртый и поцарапанный, видимо мебелью.
– О чём именно?
– Не скромничай, – усмехнулся Асман, скрестив руки на груди. – Всё ты прекрасно понимаешь. Или хочешь, чтобы я напомнил?
– Нет, не нужно, – я сглотнула вязкую слюну и подняла на него испуганный взгляд. – Я не думала, что вы воспримите мои слова всерьёз.
– Правда? То есть, ты хочешь сказать, что ты сказала всё это впустую?
Я промолчала, он хмыкнул и встав, снова отошёл к окну.
– Жаль. Потому что я собирался достать тебя из того дерьма, в которое ты вляпалась. Но раз ты…
– Стойте! – я обхватила пылающее лицо ладонями и глухо произнесла: – Я не отказываюсь от своих слов, но я должна быть наверняка уверена, что вы действительно вытащите меня из этого ада, и я никогда не вернусь сюда больше.
Айдаров довольно улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов. Но эта улыбка мне совсем не понравилась. Улыбка хищника, который медленно и уверенно заводит свою жертву в тупик и собирается хладнокровно растерзать.
– Конечно. Но также хочу напомнить, Дворцова, что не будет правонарушений, не будет и наказаний. Я займусь твоим делом сейчас же. Сегодня ты выйдешь отсюда, но…
Я болезненно на него посмотрела, тот подошёл ко мне ближе. Я чуть-чуть покачнулась в сторону, пытаясь удержать равновесие. Я едва доставала этому здоровяку по грудь. Господи, что же я натворила, ляпнув вчера в агонии то, что говорить не должна была!
– Но ты обязана будешь прийти завтра в шесть вечера в кафе «Ассорти», что на Ленинской. Я буду ждать тебя там. Не придёшь – будешь иметь плохие последствия.
– Я приду, – обречённо выдохнула я. Тот легонько потрепал меня по плечам, а по моему телу пошла дрожь отвращения.
– Вот и отличненько. До завтра, – он добродушно подмигнул, а мне сквозь землю хотелось провалиться от стыда и позора, который я обрекла на свою больную голову. Это будет похлеще наркотиков, которые нашли в моём рюкзаке.
После обеда меня отпустили домой, отдав все личные вещи, которые были при мне в момент задержания. Дождь закончился и по асфальту разлились огромные лужи. Яркое солнышко выглядывало из-за туч, которые быстро проносились по небу, изредка скрываясь из вида. Я ненавистно посмотрела на здание, которое осталось за спиной, и поспешно пошла в сторону дома. Я не стала ждать автобуса или маршрутку, решив посвятить пару часов пешей прогулке, наслаждаясь окружающим пейзажем. Город жил своей жизнью, наполненный суетой и нескончаемым потоком людей, который каждый был занят своими мыслями, делами.
Когда я подошла к своему дому, то вздохнула свободнее. Мамы в квартире не оказалось. Видимо, была на работе. Отлично. Как раз есть свободное время привести себя в норму. Я с омерзением скинула с себя пропотевшие грязные вещи и открыв горячую воду, встала под душ, облегчённо улыбнувшись. Как же я соскучилась по тебе, тёплая водичка. И как же мне тебя не хватало в этом вонючем изоляторе. Я готова была стоять под водой бесконечность, но нужно было выходить. И как только я отворила дверь ванной, ступая в коридор, в накинутом на голое тело красном халате, входная дверь отворилась и на пороге показалась мама. Увидев меня, она удивлённо вскрикнула и, побросав пакеты на пол, кинулась ко мне в объятия.
– Алисонька, девочка моя! Господи, неужели тебя отпустили? Как же я переживала! Как волновалась, ночами не спала. Я приходила к тебе, но меня не пускали. Сказали, что не положено. Что же это такое, милая? Сказали, что у тебя нашли какой-то подозрительный пакет. Вроде с наркотиками. Люди косятся на меня, ахают, мол воспитала наркоманку. Мне и от стыда провалиться хочется и лица порасцарапать тем, кто так говорит. Я надеюсь, что это было всего лишь недоразумением?
– Мам, – я мягко отстранилась, дабы не быть раздавленной сильнейшими объятиями. – Все нормально. Это была обычная сахарная пудра. Кто-то неудачно пошутил. А не выпускали так долго, потому что надо было результаты экспертизы дождаться.
– Ну слава богу, что всё разрешилось. Зайчик мой, похудела-то как.
– Ну с чего я могла похудеть? Меня всего пять дней не было. Это тебе так кажется. Просто я очень устала и соскучилась по домашней еде. По твоим пирожкам с капустой.
– Я мигом тебе сейчас что-нибудь приготовлю! – засуетилась мама, быстро направившись на кухню. – Главное, что ты дома. Теперь я спокойна. А то сердце третий день ныло, никак не могло успокаиваться.
Я прошла следом за мамой, притащив пакеты, которые подняла возле входной двери, заметив на столе пузырёк с корвалолом. Неодобрительно посмотрев на лекарство, я подошла к маме и обняла её.