Ей легче экономить, чем зарабатывать по потребности, ее стихия – жить по возможностям. Мне – добиваться и делать свою жизнь достойной.
Ее стихия – подчиняться тому, что дано, и не пытаться достичь большего. Моя – жить на переделе. Мы разные. Нет, мы стали похожи. Я же, в конце концов, занимаюсь тем, чем «положено» изо дня в день, и исправно тяну лямку под названием "хороший муж".
Живя с ней, я даже стал зарабатывать меньше. Вселенная решила – на хуя ему деньги? Он не хочет заработать разом миллион, он его копит – нехай! Пусть копит!
Я хотел нанять домработницу, она сказала, что будет прибираться сама. Однако, живем мы в невозможном бардаке. Из-за ее вечной усталости, занятости, и списка других более важных дел. Я смирился. Как ей объяснить, что домработница сменит сам статус жизни? Можно научиться зарабатывать на нее, и у нее появится время для себя и для меня. Ведь, жизнь состоит из чего-то другого. С ней я забыл из чего.
Я забыл, что есть время для себя, чтение в тишине – без комментариев и вопросов с кухни, поездки с друзьями на охоту, кофе со случайной красивой девушкой
– без секса, и планов на будущее – просто кофе. Я забыл, что можно не удалять тексты из буфера обмена на компьютере, оставлять открытыми страницы в соц. сетях, не выходить каждый раз с почтового ящика, и не ставить пароль на экран телефона.
Я забыл, что я все еще не старый, не бедный, не глупый и не урод. Что я все еще многое могу, что я значим в этой жизни, что я успешный профессионал,
надежный партнер, пока еще неплохой любовник и всегда настоящий друг. Что жизнь – это не только вечерний телевизор, тефтели с картошкой и приборки в гараже.
Что жизнь – и моя в том числе – выглядит иначе.
Я трус. Я ведь ничем не даю ей понять, что интерес мой к ней давно угас. Что меня тяготят ее звонки, вопросы, прикосновения. Мне жаль времени на время с ней. Я предпочел бы другие занятия тем, что мне уготованы нашей с ней жизнью до конца дней.
Живи я с другой женщиной – вся жизнь сложилась бы иначе. Я не говорю, что лучше – просто, по-другому. Они – женщины – определяют многое в жизни мужчины.
Они поддерживают, толкают, ведут, направляют, защищают – как это не смешно прозвучит. Моя женщина все это делает – и поддерживает, и защищает.
Но как она это делает! Она ломает меня своим непониманием многих тонких и очень тонких вещей. Полагаю, она никогда и не поймет этих вещей – ей это ни к чему.
Если хочешь жить так, как никогда не жил, делай то, что никогда не делал. А я живу по-прежнему и надеюсь на перемены…
Почему я до сих пор не ушел от нее? Не хочется покидать зону комфорта. Надеюсь встретить старость в ее привычном «обеспечивающем» присутствии.
Вот только доживу ли я до старости при таких нервных расходах и таком дисбалансе со своим собственным миром? Боюсь остаться один на старости лет? Хочу просиживать до смерти на лавочке перед домом, тыкая костылем пыль и камушки под ногами,
осуждая и ругая все вокруг, в ожидании, пока меня как в детстве позовут на обед? Этой старости – если повезет дожить – я хочу?
Нет. Не этой. Совсем другой.
Свободной, спокойной, сердечной и сытой. С путешествиями, знакомствами, временем только для себя и для той, что разделит со мной такую жизнь.
Той, которая будет радоваться подаренным цветам, а не считать, во сколько обошелся букет, которая съест утром круассаны, не смотря на диету, только потому, что я ходил за ними на артритных ногах, пока она спала. Которая вместе со мной будет гулять по сонному берегу, опираясь на мою руку для равновесия, разглядывая ракушки и разговаривая о жизни. Которая спокойно поужинает со мной в ресторане, даже если мы будем не совсем свободны в деньгах. Которая будет рядом, каждым вдохом и прикосновением принося радость. Вот такой я вижу свою старость.
И что получается, из всего вышесказанного? Действовать? … Или оставить все как есть, и ждать пока не произойдет полное собственное "выкипание"? Пока безразличие вокруг меня разрастется настолько, что ей станет заметно, и она уйдет сама?
Или терпеть, пока привычка и старость не заставят забыть себя и смириться?
Не знаю. Не могу решить. Трус.
***
Летом 2008 года был чемпионат мира по футболу. В кои-то веки, за 1000 лет существования, российская сборная вышла в полуфинал. Ликованию болельщиков не было предела.
Я не люблю футбол. Ни вообще, ни как вид спорта, не понимаю его и не смотрю. Но когда закончилась серия отборочных матчей, и Россия, вопреки всему, не слетела с турнирной таблицы, ажиотаж достиг точки кипения. Все мои друзья и (о, ужас!) подруги были в курсе того, как протекали предыдущие игры, знали точный счет каждого матча и называли поименно всех спортсменов, забивших голы. СМИ перетирали это великое (не побоюсь этого слова) событие во всех новостных программах и рекламно-анонсных роликах. С кем бы я не созванивалась в течение рабочего дня, диалог неизменно начинался с одного и того же вопроса: «Ну, как тебе игра?» И лучше бы мне не говорить, что я не видела ее.
К этому моменту, из-за того, что футбол – не моя стихия, я стала «притчей во языцех». Позор мой был велик настолько, что когда сборная России и Голландии должны были сразиться за выход в финал, я уже была готова смотреть этот поединок, не взирая ни что и, не пропуская ни одного кадра.
Как настоящий болельщик я купила пива и все, что к нему полагается. Пригласила свою близкую подругу Олю скоротать вечер перед телевизором, предварительно объяснив ей, чем мы собственно будем заниматься.
Итак, матч начался. За полтора с лишним часа я узнала довольно много о футболе. И от кого? От своей подруги, которая была идеальной женой, по сути, и гениальным бухгалтером по образованию. Она всю свою жизнь интересовалась, как и большинство женщин, парфюмерией, направлениями моды, новыми мелодрамами, прическами и рецептами блюд, которые удовлетворили бы вкус ее мужа. Я была посвящена в правила игры, узнала все о составе команд, пенальти, одиннадцатиметровом ударе, положение вне игры и желтых карточках. Помимо этого я услышала еще 10, а может и 20 новых словосочетаний, которых до сегодняшнего вечера просто не было в моем лексиконе.
Как бы там не было, «наши» выигрывали. Уже началось дополнительное время. За окном изредка раздавались крики «А-а-а!!!!». Полагаю, из соседних окон. И вот, наконец – финальный свисток. Россия выиграла у Голландии с ошеломляющим счетом 3:1. Неслыханно и невиданно.
Через несколько мгновений на улицы города высыпали ликующие болельщики. Я жила на втором этаже, так что мы с моей подругой имели возможность быть на этом празднике, не покидая лоджию. Ор, визг, хлопанье петард, улюлюканье на все лады, хоровое пение и нескончаемые лозунги: «Россия – чемпион!», «Россия – ура!» и так далее.
Мы допили пиво. И вдруг, моя образцовая подруга предложила присоединиться к шабашу. Я задумалась, но торможение мое было прервано телефонным звонком. На другом конце провода, захлебываясь от счастья, кричала Лена. Она жила в соседнем доме:
– Ты видела, как они их? Офигеть!!! Мы идем на площадь. (Она имела в виду Театральную площадь – главную в городе). Давай, выходи.
– Я не одна.
– Я тоже. Выходите, встречаемся на нашем углу. Пива по дороге купим.
В трубке были короткие гудки. Ужас! Это вообще все со мной происходит? Мало того, что я весь матч отсмотрела от свистка до свистка. Так я сейчас еще и праздновать пойду? Пиво пить на улице и орать пока не сорву голос? Однако, мои внутренние метания были недолгими. Вся окружающая атмосфера не поддавалась ни логике, ни анализу, ни принципам, по которым я жила. В конце концов, я плюнула.
Через 10 минут мы с Олей стояли на назначенном углу. Лена с какой-то девушкой приближались к нам, размахивая руками. Мы прямиком направились к ближайшему ларьку, купить пива и сигарет.
Рядом с целью нашего путешествия стояла группа болельщиков мужского пола с обнаженными торсами. Пьяными от пива и от счастья голосами, они обсуждали последние события из жизни сборной России по футболу. Заметив наше приближение, они хором заорали:
– Девчонки, они выиграли! Вы представляете? Они выиграли!!!
– Здорово! – Ответила Лена – Мы в курсе.
– Да? – Удивление их было не поддельным. – А пойдемте с нами.
– Давайте мы вас понесем. – Сказал самый толстый из парней. – На вытянутых руках.
– На вытянутых не стоит. – Сказала я. – Мы не готовы к таким акробатическим этюдам.
Тут они переключились на проходящих мимо парней и завели разговор с ними.
Пока мы решали, что именно купить и сколько, к ларьку подошла пара – мужчина и женщина лет 50-55. Из внешнего вида и разговора стало понятно – супруги.
Дама была в два раза крупнее мужчины. Настоящая Фрейкенбок. Для завершения ее образа не хватало только цветастого кримпленового халата, мухобойки в правой руке и шпилек в волосах. Говорила дама раздраженно-громким, хорошо поставленным голосом, звук которого напоминал охотничий рог. Муж – полная противоположность. Ботаник на пенсии, интеллигент в пятом поколении, женившийся когда-то по большой, как ему тогда показалось, любви. Теперь же это был просто забитый хорек, которого за хорошее поведение вывели на прогулку перед сном без поводка.
– Борис, что ты еще задумал? – Прогудела супруга.
– Я пива хотел купить – Глядя на жену, снизу вверх прошептал Борис.
– Зачем? Чтоб напиться?
Я с трудом представила себе сцену «Распоясавшийся ботаник и замученная Фрейкенбок».
– Ну, что ты, Люсенька! Всего пару бутылочек. – Ботаник поправил на носу вспотевшие очки.
– Ну, если только пару. – Разрешила Люся.
Мужчина быстро расплатился за две «Балтики-3»
– Можно открыть? – Спросил Борис.
– Зачем? – Люся подняла бровь – Дома откроешь.
Мимо проходили толпы подвыпивших мужчин и женщин, кричащих о любви к Родине.
– Но ведь такой праздник! Такой день! А может, пойдем с ними и тоже покричим? – Робко предложил Ботаник.
– Дома покричишь. – Зычно сказала Люся. – И пиво выпьешь тоже дома. Ты понял меня? – Она как-то зловеще нависла над ним. А затем резко развернулась и пошла прочь.
Боря покорился своей судьбе и, не говоря больше ни слова, засеменил за своей женой, которая королевской походкой удалялась в темноту.
Мы быстро купили по две бутылки теплого пива, потому что холодного уже не было, и направились на площадь. Идти надо было 4-5 кварталов. Но слышимость была поразительной. Без всяких динамиков было слышно, что там твориться.
Мы шли по одной из центральных улиц, двигаясь в лавине людей, как в 80-е годы в дни майских демонстраций. Нас обгоняли легковые машины с опущенными стеклами, из которых, высунувшись по пояс, полуголые мужики ревели и орали на все лады, что-то вроде: «Голландия – параша, Россия – наша, наша!» В некоторых из проезжающих машин были открыты багажники, в них по трое, а то и по четверо, болтая в воздухе ногами, сидели оголтелые болельщики. Одни из них пели какие-то песни, другие размахивали триколорными российскими флагами.
Зрелище, представшее перед нашими глазами на самой площади, до которой мы, наконец, добрались, превзошло все мои ожидания. Просто, дурдом. На таком мероприятии мне, конечно, еще ни разу бывать не приходилось. И самое удивительное, что я сама пришла на этот праздник жизни.
Сотни, а может и тысячи разгоряченных людей, сбивались в хаотичные группы, чтобы чокнуться бутылками с пивом и поорать. Девушки верхом на своих, а местами и на чужих молодых людях размахивали над головами, сдернутыми с себя майками и футболками. Мужики в последней стадии опьянения с неизменным пивом в руках обнимали всех, кто проходил мимо – баб, подростков, собак – все равно. Все танцевали, визжали и прыгали на месте. Через каждый метр в воздух взлетали ракеты, фейерверки, взрывались петарды, горели бенгальские огни.
Через пару минут, глядя на своих подруг, я поняла, стадное чувство – великая вещь. Они поддались всеобщему настрою и разгулу, втягивая меня во всеобщее помешательство.
Милиция, не выходя из своих патрульных «козлов», медленно проезжала мимо этого Содома без Гоморры и снисходительно наблюдала за происходящим, даже не пытаясь вмешиваться.
Спустя несколько часов, утомившись, наконец, от крика, питья пива, грохота и дикого шума, мои подруги предложили пойти домой, чему я была несказанно рада. Тусовке пришел конец.
***
Мы учились в одном классе. Не дружили, не гуляли, не тусили – как теперь говорят, не делали вместе уроки. Мы просто сидели за соседними партами и иногда общались на переменах. Пару раз были друг у друга в гостях в составе класса. Ничего особенного.
Лариса не была вхожа в нашу споенную компанию – тех, кто бухал, курил, непотребно красился, носил цветные капроновые колготки, спал со старшеклассниками, не вылезал с дискотек и из кабинета директора школы. Она дружила с парой других – более спокойных девочек.
Когда я ушла из школы после 8 класса, Лариса осталась доучиваться в 9 и 10.
После школы мы виделись с ней раза четыре, вместе с девочками из ее компании. Просто домашние посиделки с чаем, от которых я не отказывалась. Им была интересна моя – теперь внешкольная жизнь, а мне – сплетни о классе. После этого мы созванивались еще пару раз. На этом все. Я потеряла ее из виду. Точнее, никогда не держала ее в виду, просто не отталкивала.
Она была нормальной по моим теперешним меркам. Дружить, конечно, я с ней не начала бы и сейчас, но просто общаться – вполне возможно – стала бы.
А тогда… уж слишком она была своеобразна и невзрачна. Очень худая и очень высокая. Стесняясь своего роста, она вечно поднимала правое плечо и наклоняла голову на бок, сильно сутулилась, и эта сутулость довела ее по-медицински – до сколиоза, по нашему – почти до горба. Лицо ничем не примечательное. Очень мелкие черты, короткие широкие брови, маленькие серые глаза, почти невидимый рот, большой нос и в довершение –оттопыренные уши. Не сильно, но оттопыренные. Из-за чего она носила странное каре, которое подравнивала сама. Не симпатичная. Но и не конченый урод. Если бы она хоть немного пользовалась косметикой и хоть иногда посещала парикмахера, думаю, все было бы не столько удручающе. А так…получалось – без вариантов.
Она не блистала умом и интеллектом, но была совершенно безобидна, покладиста и очень замкнута. Всегда в своих мыслях и рассуждениях, совершенно не понятых окружающим. Так сложилось, что класс ее не дразнили. Дразнили одну из девочек, с которой она дружила. Хотя учитывая степень жестокости детского мира – вполне могли бы. При желании, нашли бы за что. Хорошо, что желания не возникло.
Лет через 15 после окончания школы, как-то раз случайно в магазине я встретила одноклассницу – Таню – одну из тех двоих, с кем Лариса дружила. Она рассказала мне удивительную вещь.
Лариса сидит дома уже несколько лет. Не работает, вообще не выходит из дома и почти ни с кем не разговаривает даже по телефону. К ней вхожа сама Татьяна, Ольга – та, которую дразнили, родная сестра с детьми и мать.
Произошла неприглядная ситуация. Лариса устроилась на работу и там познакомилась с молодым человеком – вещь естественная. Они немного повстречались, он клялся – как это принято в вечной любви, а когда переспал с ней – тупо, бросил, сказав, что она страшная и у нее длинный нос.
Я охреневаю! Причем здесь нос? Его что не было на ее лице до того, как они укладывались в койку? В общем, бросил. Банально. Но не смертельно. Кого не бросали? Никого. Ну, кого-то наверно, не бросали, но многие прошли через это. Я бы, и все – без исключения – мои знакомые оборжали ли бы ситуацию, напились с горя, завели нового друга, уехали в отпуск – короче, варианты…
На этом история не закончилась. Выяснилось, что Лариса беременна. Тоже – вещь предсказуемая. Мать встала на дыбы: ты позоришь семью! Сделали по тихому – на кухонном столе – аборт. После этого Лариса замкнулась окончательно, ушла в мир своих мыслей, аудио записей и грез. Уволилась с работы и свела контакты с миром к известному минимуму.
– Позвони ей. – Вдруг сказала Таня. – Я, конечно, редко у нее бываю, но она очень хорошо о тебе отзывается и будет рада слышать. Все вспоминает, как мы тогда у нее чай пили. Помнишь?
Я ничего не помнила. Сколько лет прошло? Я не любила все эти «путешествия» в прошлое. Тем более – в школьное прошлое.
Через сколько-то дней я все-таки позвонила. Не помню, чтоб кто-то так был рад меня слышать, как Лариса тогда. Мы проболтали по телефону не меньше получаса. Я не ожидала, что меня настолько хватит, и я не могла вспомнить, о чем был наш разговор. Я ей что-то рассказывала, она смеялась, потом она что-то рассказывала мне. По итогу, решили повидаться, как только у меня найдется свободный вечер.
– Приходи одна. – Сказала Лариса. – Тане теперь некогда, она замужем.
– Так и я замужем, Ларис.
– Ты – другое дело, будешь ты что ли мужика слушаться?
– Этого слушаюсь. Но время найду. Обязательно повидаемся.
Разговор оставил у меня странное чувство. Я не могла понять, но что-то было не так. По началу Лариса была очень сдержана, пусть и доброжелательна, а потом она «разошлась», и ее слова без препятствий покатились ко мне «в ухо».
Только… была в ее голосе какая-то невысказанная тоска. Грусть и заторможенность. И ее шепот… Она всегда разговаривала почти шепотом – ее обычная манера подачи голоса. Учителей это страшно бесило, они требовали командных интонаций у доски.
Мне было ее жаль, я искренне сочувствовала, но чем я могла помочь?
Сейчас я знаю, чем. Бросить все и ехать к ней. Позвонить мужу и сказать: буду поздно, человек в беде.
В общем, прошло месяца два. Время для встречи я так и не выбрала. В один из пятничных вечеров неожиданно Лариса позвонила сама. Я начала оправдываться и что-то говорить ей по поводу того, как мне некогда. А она… как будто не слышала моего блеяния и без особых «преамбул», спросила:
– Наташ, а ты какую воду пьешь?
Господи, как какую! Что за дурь?
– Обычную, из крана. – Ответила я.
– Нельзя. Ты ее отстаивай. Я тебе сейчас расскажу.
Она подробно рассказала мне, что воду нужно наливать в трехлитровую банку, отстаивать два дня, и только после этого пить.
Мне было по фиг. Я не собиралась ничего подобного проделывать. Дел у меня было по горло и на все эти манипуляции с банками просто не было времени. Но я изобразила заинтересованность и выслушала Ларису с превеликим «вниманием».
– Наташ, обязательно отстаивай воду. – Шепча, настаивала она. – Из крана пить нельзя, такая вода отравит тебя.
– Хорошо, Ларис. – Соврала я, не мигнув глазом. – Я попробую отстаивать, прямо завтра и начну.
– Молодец. Банки у тебя есть? Если надо, ты приезжай, я тебе дам.
– Найду. Спасибо тебе, что подсказала. – Опять соврала я.
Мы поговорили еще о чем-то совсем не долго. Я отключила телефон. На душе было просто мерзко. Я пошла в коридор, нашла в барсетке блокнот и вписала на следующий месяц встречу с Ларисой.
В воскресенье – то есть через день. Мне позвонила Таня и сказала, что Лариса умерла. Отравилась снотворным.
– Выбрала время, когда мать была на работе, а сестра – у себя дома с детьми. Рассчитала, чтоб ее не спасли – некому чтоб было. Выпила три упаковки таблеток с утра и легла, будто спать, лицом к стене. Так как она находилась последние несколько лет в депрессии и проводила в кровати много времени, мать даже появившись вечером дома, ничего не заподозрила. Хватилась только под утро. В общем, похороны в среду. Придешь?
– Приду. – Машинально ответила я.
– Она записку оставила, Наташ, упасть можно: «Не хочу жить, потому что я урод и у меня длинный нос». Это весь текст.
С Таней договорились, что я заеду за ней в день похорон в 8:00.
У меня внутри что-то как будто треснуло. Лариса не была мне близким человеком. Мы не дружили и почти не общались. Никогда. Но ее смерть сделала перестановку в моей душе и моей голове в одно мгновение – пока я ставила трубку телефона на базу.
Ее смерть навсегда отучила меня быть не рядом с теми, кто просит приехать, увидеться, помочь. И даже если не просит. Если просто я чувствую, что что-то не так – я еду. Сразу. Чтоб просто посмотреть, что все в порядке. А если не в порядке – чтобы «держать за руку», поить чаем и разговаривать. Не через неделю, и не когда у меня найдется свободный час. Немедленно. Если человеку плохо – нет ничего важнее, чтобы просто быть рядом. Просто. Рядом.
Даже если случается так, что география или обстоятельства не позволяют мне это сделать, я стараюсь быть рядом любым доступным способом: косвенным, опосредованным, удаленным, виртуальным. Любым. Человек должен знать, что у него есть по меньшей мере кто-то один, кому не все равно, кому очень важно, кто всегда приедет.
Сейчас, после смерти Ларисы прошло уже много лет, а я подумала вот о чем. Неужели, для того, чтобы у меня подключилась эта «опция» сердца, ей надо было уйти из жизни?
***
Не спрашивай сегодня: как дела?
Не знаю, потому что это осень.
Мне листопад нашепчет ровно в восемь
Все то, что я увы, не поняла.
Я не хочу склонять прошедший день,
Где тишиной наполнены детали,
И мой побег с реальностью едва ли,
Не обострит вчерашнюю мигрень.
Сейчас мне просто дышится легко,
Когда с машины капли гонит ветер,
И ближний свет нечаянно засветит,
Что мне казалось слишком далеко.
Не спрашивай сегодня: как дела?
Я не скажу, не знаю потому что.
Я не люблю все то, что непослушно,
Все то, что я увы не поняла…
***
Близился новый 2008 год. Конец декабря, предпраздничная суета набирала обороты – корпоративы, подарки, елки и прочее. В один из таких дней к нам в подъезд, наверняка из благих побуждений, кто-то подкинул черного пушистого котенка.
Впервые я обнаружила нового жильца поздно вечером, почти ночью, когда возвращалась с банкета. Он сидел, нахохлившись, на лестничной площадке у лифта, недалеко от моей входной двери. На котенка он, конечно, был мало похож. Это был подросток, примерно пяти-шести месячного возраста. Очередное беззащитное существо, надоевшее своим хозяевам. Отказник по, конечно же, «объективным» причинам.
Этот кот не был ни первым, ни последним брошенным животным, ни в этом городе, ни на планете. Но каждый раз, когда я сталкивалась с подобным, я бесилась на людей. Взяли котенка, наигрались с маленьким «клубочком», навозились с ним. И вдруг стало скучно, неудобно, дорого – не так, как ожидали. Вырос не таким красивым, как задумывалось, или привычки обнаружились не подходящие? И что голову ломать, решение всегда есть – выбросим. Как пакет с мусором. И ни куда-нибудь, а в чужой подъезд! Ну, как же – мы гуманные, милосердные, благородные! Чтоб не замерз котеночек – зима, все-таки. Да, и вдруг какая-нибудь старушка покормит, а то и совсем к себе возьмет. У старушки, ведь, есть сердце! Я не могла понять: как можно того, кто верил тебе и сидел на твоих руках оставить в подъезде, на дороге, в чужом дворе? Просто так. Оставить и уйти.
Предновогодняя суета не давала никому опомниться. Каждый раз, возвращаясь домой, я видела этого черного котенка недалеко от своей двери или чуть выше – на лестнице. Похоже, из подъезда он никуда не выходил, возможно, надеясь, что хозяева вернутся и заберут его. Но его никто не забирал. Кормил ли кто-нибудь? Не знаю.
В один из вечеров, поставив сумки у квартиры, я задержалась на лестнице и, подойдя к котенку, спросила:
– Ты тут один?
Котик выпрямился и сел:
– Тебя кормят?
Котенок молча смотрел на меня, я наклонилась и погладила его по голове, потом по спине. Блин, это же кошка! Это точно была кошка. Не заглядывая под хвост, я была уверена – передо мной не кот.
Дело в том, что у всех млекопитающих на земле (кроме людей) – у кошек в том числе – очень хорошо выражен половой тип. Коты намного крупнее, у них шире кость, толще лапы, они тяжелее, головастее и носастее. Тем более мне было с чем сравнить – за дверью начал орать мой собственный кот, которому исполнилось 6 лет. Он услышал мой голос и начала требовать моего немедленного присутствия. Кошечка встрепенулась, услышав, как горланит Верховный Масис (так я в шутку называла кота), но не убежала. Я подумала, что они наверняка каким-то образом общались через дверь в течение дня. Кот начал царапать дверь и орать более истошно. Надо уходить.
Я взяла сумки и ушла в квартиру. Кот был страшно недоволен. Начал меня обнюхивать и мяукать в самой худшей своей манере. Я присела к нему и дала понюхать руку, которой гладила кошку.
– Там живет кошечка. Черная. Симпатичная, но не породистая.
Масис обнюхав меня, начал трясти хвостом, выражая свое неудовольствие. Я разделась, вымыла руки и пошла на кухню, разбирать пакеты с продуктами. Кошка не выходила у меня из головы.
Очень худая. Просто тощая. Можно прощупать все кости скелета. Ясно, что питания катастрофически не хватает. За все время, сколько я ее видела, она нисколько не подросла. Не подохнуть бы, какое уж тут расти! Сил наверно, хватает только на поддержание элементарной жизнедеятельности, здесь уж не до красоты, не до набора мышечной массы.
На кухню пришел кот, порыл носом в миске с кормом и ушел по своим делам. Я посмотрела на его миску. Думала я недолго. Покопавшись в кухонном шкафу и не найдя ничего подходящего, я достала обычное блюдце и высыпала на него корм из миски кота. Не обеднею. Блюдечка не жалко, корма кошачьего у меня накуплено килограммов шесть. Пока ее никто не заберет, буду кормить.
Я вышла на площадку, кошка сидела прямо за дверью и ждала. Я позвала ее и, поднявшись на один лестничный пролет, поставила блюдечко с кормом в углубление площадки с мусоропроводом. Она жадно набросилась на корм. Я вернулась в квартиру, и налив в такое же блюдечко воды, поставила его рядом с кормом. Кошка даже ухом не повела, продолжая есть.
В квартире мысли прямо роем закружились в моем мозгу. Жалко. Не могу, когда животное бедствует, да еще не по своей вине. А бывает по своей? Даже если бывает – это не тот случай. Она, конечно, не красотка, но полагаю, она никому и не обещала, что превратится в «Мисс Вселенная». Почему выбросили? Натворила что-то? Не послушалась? Или, подрастая, она не оправдала ожиданий? В любом случае – ханжество и скотство. Я не сторонник жестокости и радикальных мер, но лучше бы усыпили. А ведь ее хозяева точно думают, что поступили правильно. Зачем животное убивать? Пусть живет – это в их понимании. А в моем понимании – мучается бездомной, голодной, неопределенной жизнью весь свой недолгий век.
Прошло примерно две недели. Теперь, идя домой, я знала, что помимо моего собственного кота, меня ждет еще и кошка. Но если коту надо было меня, моей любви и контакта, то кошке нужна была еда. Ей поначалу было не до поглаживаний и общения. Хотя, она уже не осторожничала со мной. Видимо, поняла, что обижать я не точно не буду. И если даже я пока не заслуживаю доверия, опасаться меня точно не следует.
Через какое-то время, видимо, перестав голодать, кошка стала прижиматься к моим ногам и тереться о руки. Я, конечно, гладила ее и немного разговаривала – так же, как с Масисом. Сначала она не понимала ни слова, а потом стала реагировать на: «пойдем», «ты хорошая», «жди».
Мне искренне хотелось, чтобы ее кто-нибудь забрал. Из холодного подъезда, от вечных сквозняков, запаха табака, и безразличия людских ног. В семью, где есть дети, где понимают, что такое живое существо, где будут любить, помнить и заботиться.
Бесконечные праздничные выходные прошли на удивление быстро, наступило 13 января. К ночи вся страна без исключения начала праздновать самый странный праздник на земле – Старый Новый год.
Я не была исключением. Открыв бутылку шампанского и, взяв из холодильника вазу с фруктами, я уютно устроилась на диване. Мне не хотелось особо упражняться в питие газированного алкоголя, так как на завтра была среда, и на работе надо было быть, самое позднее – в 10:00.
По телевизору шла какая-то развлекательная программа. Я взяла пульт дистанционного управления и стала тупо переключать каналы. Мысли мои были на лестничной площадке – рядом с кошкой. Три часа назад я ее как обычно покормила, поменяла воду и погладила. Ребра уже не так сильно прощупывались, как в первый день нашего знакомства. Регулярная – пусть и всего раз в день кормежка – сделала свое дело. Кошечка точно поправилась, и мне даже показалось, что немного подросла.
Странно, почему ее никто не забирает? В общей сложности, в подъезде она живет уже больше месяца. Надеются, что она исчезнет так же внезапно, как появилась? Или думают: кто кормит, тот и хозяин? Взять себе? Шерсть длинная, не люблю длинношерстных животных – замучаюсь прибираться. От Масиса мусора, шерсти и абсорбента хватает, а если их будет двое? Вообще-то она – прикольная. Длинная мягкая шерсть, ярко-зеленые глаза. Небольшое бурое пятно на правом боку – скорее всего, просто старый не вычесанный подшерсток. Маленькие треугольные уши, черные усы, пушистые лапы, длинный хвост, напоминающий перо какой-то большой птицы и самое смешное – крошечный кожаный черный нос.
Кот уселся у двери и устроил настоящий концерт, подтверждая мои размышления. Он, как будто говорил мне: хватит думать, ты уже все внутри себя решила, открывай дверь!
На одном и каналов промелькнул мультфильм «Король – лев», я задержалась на картинке, продолжая раздумывать: как быть с туалетом, и как мне ее назвать? С экрана, как ответ, прозвучало: Сараби – так, оказывается, звали мать главного героя – льва Симбы.
Больше я не думала. Я поняла, что уже отвечаю за нее – за ту настоящую маленькую Сараби, которая сидит за моей дверью. Потому что я приучила ее к корму, к заботе, к рукам. И правы мои соседи: кто кормит – тот и хозяин.
Я встала с дивана и открыла дверь. Приглашать не пришлось. Кошка рванула в квартиру и умчалась в дальний угол комнаты, засев под батареей. Кот, не раздумывая, направился за ней, начиная провозглашать на весь дом, что хозяин здесь – он.
Я не хотела, чтоб кошки разодрались в первые минуты знакомства. Обогнав кота, я взяла кошку на руки. Ужас! Вонь невозможная. Ее длинная шерсть, за месяц «странствий» впитала все подъездные запахи, какие только было возможно. Самым тошнотворным был коктейль из запахов табака и сладковатой затхлостью мусоропровода. Это после Масиса, который кроме, как элитную парфюмерию – никогда ничего на себе не носил. Кошку надо было немедленно мыть.
Я зашла в ванну, и быстро постелив одной рукой на дно душевой кабины полотенце, поставила на него кошку. Сараби заворчала. Очень сердито и нервно. Страшно же, что с ней удумали сделать?
– Не бойся, мы просто вымоемся. Ты не можешь после улицы оставаться грязной, ты же девочка.
Кошка ненадолго замолчала, но когда я начала ее мыть, продолжила выказывать мне свое неудовольствие, но уже не так активно. Вырываться она даже не думала. Сполоснув кошку теплой водой, я завернула ее в чистое полотенце и принесла в комнату. Посадила в кресло, максимально обтерла и отпустила. На кухне я положила две полные миски корма и налила в два раза больше воды. Второго туалета у меня не было. Ничего, как-нибудь доживем до завтра.