Быстрее С.

4.

– Кофе еще будешь? – интересуется Иван.

Дождь за окном льет все сильнее и сильнее. Как я поеду в редакцию?

– Угу, – говорю я рассеянно. Иван кивает официанту, и тот мгновенно оказывается возле нашего столика, чтобы принять заказ. Вряд ли бы он был столь услужлив, сиди я здесь одна.

Иван просит еще кофе и счет. Потом он снова закуривает, смотрит на улицу.

– Ты, кстати, на машине? – спрашивает он.

Наивный!

– На метро…

– Я тебя подброшу. Так что скажешь?

Две тысячи долларов в месяц – это моя полугодовая зарплата в самарской газете, работа в которой однажды так мне надоела, что я смоталась в Москву. Впрочем, не только работа надоела мне в Самаре, но это – уже совсем другая история… Прибавив деньги Ивана к своему окладу в «Слухах», я стану практически миллионершей. С другой стороны, это – оплата труда, которым я никогда не занималась.

– А тебя не смущает, что я за свою жизнь не написала ни одной книги? – спрашиваю я.

– Не-а, – отмахивается Иван. – Более или менее сносно складывать слова в предложения умеет треть земного шара. Писателем в Москве стремится стать каждый второй. Но лишь у некоторых есть гарантии, что их действительно напечатают. Связи решают все. Так что с тебя – работа над текстом и форма, а с меня – содержание. Жизнь артиста очень насыщенна, тебе просто останется записывать! Остальное, считай, решено. Думай.

Я молчу, глядя, как над столом тает сигаретный дым.

Возле нас неожиданно появляется симпатичная незнакомка в джинсах и светлой футболке. Рдея, как утренняя заря, девушка подает Ивану блокнот и ручку.

– Подпишите, пожалуйста! – произносит она едва слышно.

– Как тебя зовут? – интересуется Иван, оглядывая подошедшую с ног до головы.

– Катя, – еще тише произносит та.

– Понятно. Так и напишем – Катерине с любовью.

Девушка польщено улыбается. Я не могу скрыть ухмылки.

Оставив сигарету в пепельнице, Иван что-то размашисто пишет в блокноте. Я вижу, как привычно его рука вырисовывает буквы на листе. Наконец он ставит подпись, отдает блокнот Кате и ослепительно улыбается.

Отличный кадр для глянцевого журнала. Стоп, снято!

Я улыбаюсь. И вдруг реальность вокруг меня действительно застывает одним большим, ярким стоп-кадром.

Какого черта я вообще думаю? Мне на блюдечке с голубой каймой преподносят неплохой шанс продвинуться чуть дальше, чем может вообразить среднестатистическая редакционная крыса, а я, ковыряя пальцем в носу, размышляю, хватать мне этот шанс или нет!

Я в один миг принимаю решение.

Как там говорят? Тщеславие – любимый из пороков дьявола? Вот-вот. Если быть до конца честной, мне плевать на две тысячи долларов в месяц. Просто мне, как, наверное, любому журналисту в этой стране, до чертиков хочется однажды вот так же, размашисто и небрежно, подписывать собственные книги на автограф-сессии где-нибудь в Доме книги на Новом Арбате. И так же ослепительно улыбаться сияющим от радости поклонникам. И привычно, чуть устало, позировать перед объективами фотокамер. Не все же время я сама должна нажимать на кнопку!

Девушка в футболке смотрит на подпись, радостно кивает и, пискнув: «Спасибо!», возвращается к своему столику.

Официант приносит счет и кофе.

– Ну, так что? – спрашивает Иван, глядя, как я наливаю в кофе сливки.

– Я согласна.

Кивок сопровождает удар грома. Хляби небесные, наконец, разверзаются, и за окном начинает лить, как из ведра.

5.

– Меня в салон берут, мастером педикюра! – с порога оглушает меня восторженными воплями Машка. Она в одном полотенце прыгает посреди комнаты, и трясет мокрыми волосами. – Мне только что позвонили!

В ванной шумит вода, посреди ковра брошен пылесос – видимо, на радостях моя соседка решила перемыть всю квартиру. Всегда, когда ей некуда девать энергию, она устраивает вселенскую генеральную уборку.

– Больше никакого ночного бдения в салоне. Буду работать днем. Одна тетка уходит в декрет, так что я теперь – не сторож. У меня теперь свое место, свой шкафчик, а еще мне обещали сделать визитки в следующем месяце. Ура!

Не одной мне сегодня чертовски повезло.

– Круто! – говорю я. – Поздравляю!

Машка обнимает меня, и какое-то время мы с ней прыгаем вокруг лежащего пылесоса.

– Я там картошки нажарила, с грибами. Угощайся!

– Спасибо! – обрадовано говорю я. После долгого дня в редакции, скрашенного двумя диетическими йогуртами и бессчетным количеством дурного растворимого кофе, я готова позариться даже на китайскую лапшу быстрого приготовления. А уж картошка с грибами – это просто рождественская индейка с яблоками.

– Не за что! – Машка жмет босой ногой на кнопку, и пылесос взвывает, как болид на повороте трассы «Формулы-1».

Кухня блестит, оставленная мною с утра посуда, разумеется, вымыта, шкафы и плита отдраены так, словно их вчера привезли из магазина. Маша просто волшебница.

– Твой будущий муж будет счастливым человеком! – кричу я, нажимая на кнопку чайника.

– Что? – спрашивает сквозь вой пылесоса Маша.

– Ничего, – машу я рукой.

Потом беру ручку и зачеркиваю на расчерченном листке, прикрепленном на холодильнике, свое имя в графике дежурств. Раз Маша сегодня добровольно все отмыла, будем считать, что мое дежурство закрыто.

У этой трехкомнатной квартиры у метро «Текстильщики» – долгая история неофициального общежития. Поспрашивайте – в Москве полным полно таких вот коллективных жилищ, комнаты в которых постепенно переходят от одних постояльцев к другим. Снимать квартиру вскладчину дешевле, особенно, когда ты только приехал в столицу, за душой у тебя – гроши, а в кармане – резюме человека, готового на любую работу. Остается только найти таких же, как ты, малоимущих энтузиастов и убедить квартирных хозяев, что проживать вас в квартире будет не шестеро, а трое, домашних животных вы на дух не переносите, а ровно в одиннадцать забываетесь сном младенца. Если при этом вы соглашаетесь поклеить за свой счет новые обои (чтобы закрыть дыры в стенах, оставшиеся от прежних постояльцев), починить сливной бачок оплачивать городской телефон и домофон, считайте, что квартира ваша как минимум на год вперед.

Эту, к примеру, сняли года три назад ребята из провинциальной рок-группы, приехавшие покорить Москву. Не знаю уж, удалось это им или нет, но со временем в одной из комнат поселилась парочка студентов, решивших свить нехитрое семейное гнездышко вдали от родительского ока, в другой появился приезжий программист. Потом, когда музыканты в квартире окончательно перевелись, а студенты после полугода мытарств на рисе с макаронами надоели друг другу хуже горькой редьки, две комнаты заняла семья с ребенком. От пребывания полноценной ячейки общества в квартире остались разрисованные цветными мелками обои в коридоре, на уровне моего колена, и два пакета игрушек на лоджии. Говорят, съезжая, родители просили игрушки не выкидывать – когда-нибудь они за ними обязательно вернутся.

Главным правилом выезжающих с жилплощади был розыск на свое место новых, желательно адекватных, жильцов. Так, моя комната досталась мне по наследству от того самого программиста – он оказался бывшим мужем моей одноклассницы, уехавшим в Москву после развода. В комнате после программиста остался старенький сломанный принтер, стопка затертых дисков с аниме и огромное количество пыли под диваном.

Летопись квартиры в картинках мне рассказала Машка – именно она заняла одну из комнат после выехавшей семьи. Машке двадцать один, родом она из Кургана, и она так же, как и я, приехала в столицу попытать счастья. Во второй комнате одновременно с Машей поселился некий Вадик, странный тип, работающий, с его слов, курьером в рекламном агентстве. За все четыре месяца проживания в квартире я лично видела парня раза три. Он приезжает на два-три дня, целыми днями сидит у себя в комнате, питается исключительно сосисками, а потом пропадает на полмесяца. Вроде бы уезжает на квартиру к своей подружке. Впрочем, я не удивлюсь, если Вадик на самом деле фасует героин, а свою комнату использует как производственную базу.

Впрочем, нам грех жаловаться на Вадика – благословенны соседи, не живущие с вами, но регулярно вносящие арендную плату.

Кто завел в квартире график дежурств, история умалчивает. Думаю, тот, кому до чертиков надоело вычищать оставленные соседями на кухне авгиевы конюшни. Идея, кстати, гениальная. Благодаря ей каждые три дня все сияет чистотой – конечно, если у того, чье имя значится в графике, хватает сил и совести прибраться.

А вообще в квартире весьма недурно. Нет дыр в полу, штукатурка не сыплется на голову, стеклопакеты поставлены относительно недавно, на окнах лоджии полностью закрываются ставни, а в ванной в наличии – душевая кабина. Царская роскошь! Спасибо кризисному снижению цен на арендованное жилье – эти хоромы мы снимаем всего лишь за тысячу долларов в месяц. Некоторые устраиваются куда хуже. Первые две недели после приезда в Москву я, к примеру, жила у кузена своей подруги, в однокомнатной квартире без мебели, где пятеро студентов спали на полу в ряд на туристических ковриках.

Уже за полночь, искупавшись, отредактировав небольшой материал и почти допив на кухне свой чай, я неожиданно говорю вслух:

– Мне тут книгу предложили написать…

Кажется, я сама вслушиваюсь в сказанное с не меньшим удивлением, чем Маша. Та немедленно делает тише звук телевизора, и, забыв про «Секс с Тилой Текилой», обалдело произносит:

– Что? Кто? Зачем?

Отличное название для телепередачи.

– В смысле, зачем? – усмехаюсь я. – Зачем обычно пишут книги? Чтобы их читали.

Ну, это я лишку хватила. Сейчас книги пишут в последнюю очередь затем, чтобы их читали…

– А кто предложил? Редакция? – подвигается ко мне Машка почти вплотную и забирается на стул с ногами. У нее странная привычка даже суп есть, сидя на табурете по-турецки.

– Предложит редакция, как же! Нет, человек один предложил. Которого я, кстати, практически не знаю.

– Ничего себе! – качает соседка головой. – И что? Ты согласилась?

– Ну, типа того… Только я никогда книг не писала и вообще не понимаю, о чем писать-то. Был бы он космонавт, или общественный деятель, или преступник, на худой конец… А так – ну артист. И дальше что?

Глаза у Машки становятся круглыми, как монеты по два евро.

– Какой артист? Известный?

Учитывая тот факт, что Машка круглосуточно смотрит MTV, она наверняка сто раз видела Ивана.

– Ага. Коллектив такой знаешь, два парня и девчонка, блондинка… Не помню, как называется… У них еще клип такой смешной был, типа снят на бразильском карнавале.

– А! – обрадовано восклицает Маша. – Это же «ТриТонны»! Ух, ты! Ничего себе! У них состав недавно поменялся.

– Вот парень из старого состава мне и предложил книгу написать.

– Афигеть! – говорит потрясенная Маша. Именно через букву «а». – Иван? Тебе? Предложил? Книгу? Кру-у-у-уто!

Кажется, у меня за мгновение нимб образовался над головой. Или крылья выросли. В Машином взгляде – смесь восхищения и благоговейного ужаса.

– А он симпатичный? – вдруг спрашивает она.

– Да ты же его по телеку видала. Не знаю… Наверное.

– По телеку – это одно, а в жизни – это другое, – мудро изрекает Маша. – Везука ты, Лизка! С такими людьми общаешься! Может, и сама скоро какой-нибудь знаменитостью станешь. А я, как дура, всяким жирным коровам буду педикюр делать…

А ведь еще час назад она скакала по квартире, радуясь именно этой перспективе!

В голове у Машки немедленно начинают вертеться шестеренки и мигать лампочки.

– Слушай, а там никому из этих, ну из звезд, маникюрщица не нужна? Ты знаешь, у меня опыт есть, я у себя в Кургане ведущим мастером была, в салоне. Там, ногти нарастить, французский, европейский маникюр, обрезной, пилочный, плюс аквариумный дизайн… Много не возьму, у меня ценник нормальный…

Так, пора сваливать.

– Маш, я спрошу обязательно.

Пока я мою чашку, ее взгляд прожигает мне спину.

– Только не забудь, ладно?

– Ладно. Ну все, я спать.

Я спешно ретируюсь в комнату. Через секунду в мою дверь тихонько стучат.

– Лиза!

– Да?

Машка появляется в дверном проеме. Она мнется, долго не решаясь объяснить, чего ей нужно.

– Лизка, ты это… Ты знаешь, что… Ты автограф для меня возьми у Ивана, хорошо?

Еще через мгновение я просыпаюсь от настойчивого звонка своего мобильного. Пытаясь понять, снится мне это или нет, с трудом разлепляю глаза – в окно на меня смотрит не менее сонная луна. Какого черта кому-то взбрело в голову будить меня посреди ночи? Телефон не умолкает. Дотягиваюсь до трубки, воображая по ходу страшные происшествия, которые послужили причиной полуночного трезвона. Тыкаю в кнопку – на меня обрушивается позитивный Иванов голос.

– Привет! Прости, что поздно. Не спишь?

– Нет.

– Круто! Завтра в час дня у меня прямой эфир на радио, по поводу выхода нового сингла. Я подумал, ты должна присутствовать.

– Но…

– Надо, очень. В список я тебя внес, приезжай минут на пятнадцать пораньше. И паспорт не забудь.

– Я…А меня пустят в студию? Я должна присутствовать как журналист?

– В студию пустят, я договорился. И тебя я заявил как своего пресс-атташе. Круто, да? Поздравляю с повышением!

Трубка весело хихикает.

У меня возникает смутное сомнение, что все происходящее – не более, чем сон. Ущипните меня!

– У меня завтра в час, кажется, зубной, – пытаюсь я хоть как-то остановить сход этой лавины.

– Да хоть гинеколог. Перенеси. Это важно!

По тону Ивана я понимаю, что отвертеться мне не удастся. А что я скажу в редакции? Придется, и правда, врать про стоматолога. Назвалась, блин, груздем…

– Хорошо, я буду.

– Молодец! Адрес тебе сейчас скину. Все, обнимаю, до завтра.

Иван отключается.

Луна в моем окне крутит пальцем у виска.

6.

Не опоздать мне стоит больших усилий. Но я, как и обещала, являюсь за пятнадцать минут до начала, в офис недавно открывшейся радиостанции с веселым названием «Позитив-FM» на 22 этаже высотки в самом начале Нового Арбата. Любит Игнат Новый Арбат, сил нет. Первые этажи здания занимает понтовый торговый центр. Машины, припаркованные у обочины, – каждая по стоимости тянет на годовой бюджет какого-нибудь небольшого провинциального городишки. Пройдя мимо витрин, ценники в которых больше похожи на номера сотовых телефонов, попадаю в коридор с лифтами. Шкафообразный охранник на удивление приветливо кивает мне головой, когда я нажимаю на кнопку. Еще через десять секунд прибывает сверкающий лифт. Внутри отчего-то пахнет пряностями. Захожу, тыкаю пальцем в кругляш со светящимися цифрами 22, и еще через мгновение у меня от удивления открывается рот.

Сразу после третьего этажа лифт вырывается из замкнутой шахты и скользит вверх вдоль прозрачной стеклянной стены. Передо мной стремительно улетает вниз Москва.

Автомобили на глазах превращаются в смешные игрушечные модельки. Крыши, миг назад бывшие недосягаемыми, распластываются у ног. Сразу за ними изогнутой змеей уползает вдаль Москва-река, перетянутая мостами. Высотки рвут шпилями небо. Тысячи солнц слепят, отражаясь в тысячах окон. Зеркальные стены Делового центра раздуваются на ветру полированными парусами. Горизонт теряется в легкой облачной дымке. И чем выше забирается мой лифт, тем менее натурально выглядит серая махина города. Мегаполис у моих ног словно вырезан и склеен из картона. Смоделирован в 3D. Нарисован на бумаге.

Впрочем, нет. Город реален. А я – просто муха на стекле, обозревающая окрестности. Сейчас – раз! – и меня сдует отсюда к чертовой бабушке.

Кажется, до меня только сейчас дошло, что я живу в Москве.

– Красиво, да? – произносит за моей спиной Иван.

Лифт, оказывается, уже давно открылся, распахнувшись в холл радиостанции.

– Молодец, ты вовремя, – берет меня за локоть Иван, я предъявляю паспорт хмурому охраннику возле «вертушки», и вот мы уже бодро шагаем куда-то в глубь коридоров. – Пять минут на кофе – и в студию.

Каждая радиостанция отчаянно делает вид, что ее эфир – самый важный в мире. Что ее передачи – самые крутые, а диджеи – самые профессиональные. Любой человек, который попадется вам в офисе, коридоре или студии любой радиостанции, имеет гордую осанку наследного принца и развязную походку кинозвезды. Пусть даже это – уборщица или сторож. У каждого штатного работника на лице – выражение лица вершителя судеб. «Мы формируем общественное мнение!». «Мы дарим людям хорошее настроение!» «Мы будим страну по утрам!».

С людьми незнакомыми радийщики ведут себя скучающе-надменно, с людьми медийными – панибратски. И в офисе любой радиостанции круглосуточно чувствуется атмосфера нереального веселья – кто-то где-то весело хохочет, кто-то непрестанно шутит, как актер во время собственного бенефиса, в курилках полагается устраивать балаган по любому поводу, а стены обвешивать фотографиями знаменитостей, в разное время почтивших эфир своим присутствием. А еще полагается выскакивать неожиданно из-за угла и кричать сердито: «Тише, у нас запись!». Или лететь вдоль коридора, с озабоченным видом роняя в телефон: «Я продюсеру сразу сказал – старичок, так дела не делают!» В общем, всяк, входящий в стены радиостанции, должен осознавать, что попал в место престижное и отчасти сакральное. Впрочем, это вы еще на телевидении не были!..

По ходу движения с Иваном здороваются какие-то люди. Они жмут ему руку, хлопают его по спине и весело орут: «Здорово!». Меня (не понимая, кто я) разные неизвестные личности предпочитают приветствовать тепло, но чуть отчужденно. Потом нас подхватывает симпатичная, непрестанно улыбающаяся секретарша, заводит в уютную комнатушку для гостей. Удобные кожаные диваны, пальма в кадке, высокое окно забрано жалюзи. Тут же появляется кофе, чай, конфеты, вафли. Иван разворачивает какую-то крохотную шоколадку, сует ее в рот, плюхается на диван и закрывает глаза.

Сегодня он на удивление плохо выглядит. Бледный, круги под глазами. Даже тщательно выбритая физиономия и хороший парфюм не спасают ситуацию – Иван похож на человека, не смыкавшего глаз как минимум сутки.

– Ты чего бледный такой? – не могу удержаться я от вопроса.

Он смотрит в потолок, трет виски, медлит с ответом.

– Спал плохо. Бессонница мучает… Сны дурацкие… От переутомления, видимо.

Так, кажется, наша звезда рок-н-ролла, то есть хип-как-его-там-хопа сидит на какой-то наркоте…

– А что, сильно заметно? – вдруг хмурится он.

– Да.

Иван хлопает себя по щекам, пытаясь вызвать румянец.

– А так?

– Ну… сойдет.

– К черту! Это же радио, детка! – глумится Иван.

В ответ на его слова в комнату вламывается какой-то парень с фотоаппаратом.

– Для сайта! – сообщает весело парень. Ему вторит вспышка. Иван еле успевает занять вертикальное положение.

– Мы сейчас распечатаем, подпишите? – спрашивает фотограф с утвердительной интонацией, не переставая снимать. Кажется, я тоже попадаю в кадр.

– Ага, – морщится Иван. – Только давай потом, можно нам кофе выпить?

– Конечно! – радиопапарацци исчезает.

– Мудак! – говорит Иван и снова закрывает глаза.

Минут пять в комнате стоит тишина.

– Кофе хороший? – интересуется Иван, слыша, что я размешиваю в чашке сахар.

– Растворимый, – сообщаю я.

– Ясно. Ну, обойдемся и растворимым.

На втором глотке в дверях появляется худющая девица с пирсингом в носу. Представившись программным директором, она сообщает, что пора в студию. Иван залпом допивает кофе, выключает звук на своем сотовом (я следую его примеру), и мы направляемся в конец коридора, где за плотной дверью, обитой войлоком, находится эфирная студия.

Студия – это крохотная комнатушка, отделенная от предбанника стеклянной дверью. По ту сторону за микрофоном священнодействует диджей. Затылок его украшают дреды, собранные в хвост. Когда мы входим, он говорит в микрофон что-то чрезвычайно веселое, потом ставит джингл и запускает рекламный блок. Потом он выбирается к нам, оказавшись просто двухметрового роста, здоровается с Иваном, жмет ему руку, хлопает его по спине и весело орет: «Здорово!». Кивает мне, открывает дверь и приглашает нас внутрь.

– Полторы минуты до эфира! – сообщает диджей.

Эфир получается на удивление малосодержательным. Сидя на стуле в уголке и включив диктофон на запись, я удивляюсь, до чего примитивные вопросы задает обладатель шикарной афропрически. Зато он мегапозитивен! Его мимике могут позавидовать все голливудские комики разом.

Сначала они с Иваном долго здороваются со слушателями на разные лады, потом отчего-то обсуждают какой-то новый фильм, потом отвечают на пару вопросов от посетителей форума радиостанции, из разряда: «А у вас есть девушка?». Потом, наконец, разговор заходит о новой песне. Но, как только Иван открывает рот, чтобы рассказать о треке, диджей (я так и не смогла запомнить, как его зовут) весело заявляет в микрофон, что время интервью подошло к концу. Но все, разумеется, смогут услышать новую песню Ивана Сереброва – сразу после рекламы.

Я нажимаю на «стоп». Десять минут разговора можно спустить в унитаз. Пока Иван снимает наушники, диджей хлопает его по плечу.

– Прости, чувак, у нас тут эфир посокращали к чертям. Просят меньше пиздеть и ставить побольше музла. Ты что, послушать трек не останешься?

– Я его уже слышал, – вежливо улыбается Иван и жмет радиоведущему руку. С таким лицом люди обычно лезут в драку.

– Точно! – на позитиве заявляет диджей. – Ну, спасибо за визит, на созвоне! И у нас повтор после полуночи, если что.

Иван выходит вон из дверей студии. Он не просто не в духе – он в бешенстве.

Я еле поспеваю за ним. Уже возле лифтов нас догоняют секретарша, долговязая девица с пирсингом и парень-папарацци с уже распечатанной и вставленной в рамку фотографией. Девица долго благодарит Ивана за визит, секретарша вручает диск – сборник радиохитов от «Позитив-FM», парень просит расписаться на фото. Кажется, со стороны все происходящее снова фотографируют. Трескотня вокруг Ивана длится минут пять, потом мы все же оказываемся в лифте.

Шоу за стеклом разворачивается в обратном порядке. Горизонт, шпили высоток, солнце, река, мосты, крыши, автомобили… Пока мы спускаемся, Иван хранит молчание. Затем, когда лифт снова попадает в замкнутую шахту, произносит зло:

– И как в этой стране делать музыку?

Я тактично молчу.

Наконец, приземляемся. Двери открываются в залитый светом холл торгового центра. Иван выходит первым, а потом неожиданно останавливается – я почти врезаюсь в его спину.

– Извини, что вытащил тебя на эту фигню. Ничего ценного ты сегодня, разумеется, не узнала.

– Да ладно.

Иван смотрит куда-то вниз. Я слежу за его взглядом – точно, он пялится на мои кеды.

– Что это на тебе?

– В смысле?

– В смысле – что это? – тычет он пальцем вниз.

Кто из нас двинулся – он или я?

– Это кеды – объясняю я тоном воспитательницы детского сада.

– Где ты их взяла?

– С нищего сняла, у метро.

– Заметно! – хихикает Иван. – Ты видела, какая в них дыра?

– Это «камелоты», – говорю я холодно. – Мои любимые.

– Ясно. Я прихожу на радио, а мой пресс-атташе – в кедах с дырой. Готично!

Он почти моего роста. Мы стоим и смотрим друг другу в глаза.

Послать, что ли, его на хрен?

– Ты же у нас – звезда, тебе и Дольче с Габбаной носить, – улыбаюсь я. «СУКА!» – читает он в моих глазах.

Иван вдруг лезет в карман и достает бумажник. В его руках материализуются пять зеленых бумажек.

– Так, вот тебе аванс. Купи себе, пожалуйста, новые кеды и вечерние туфли. На каблуке, хорошо? В пятницу вечером у меня выступление в клубе – ты должна быть обязательно. Ну, дресс-код и все такое… Я позвоню.

И он силой сует мне деньги.

Если бы у меня был бойфренд, он бы уже давно начал задавать мне вопросы…