– А биометрические паспорта, или визы, когда нужно сдавать кровь и отпечатки пальцев? Для чего? По крови много чего можно определить и узнать, а отпечатки пальцев для чего нужны? Человек еще ничего не совершил, а его уже сосчитали. Слежка с помощью локации телефонов – прямое нарушением прав человека на личную жизнь. У всех мобильников имеется такая функция. Говорят, ее можно отключить, но я в этом не уверена.
Андрей положил ладонь на мою руку, останавливая, и продолжил.
– И вот возникает вопрос: кто это делает с нами, с какой целью? Кто присвоил себе такие права, кто влезает нам в мозги, управляет нами, дергает за поводок, чтобы мы покорно, якобы, по собственной воле, шли в стойло? Эти люди не кричат о себе и своих целях с каждой крыши. Эти люди, заботятся о сохранении своей тайной власти. Концентрация власти любыми средствами, любой ценой – вот главная цель этих людей. Они одержимы властью, они больны этой болезнью под названием "власть". Обладание властью – в этом смысл их существования. И они устраивают "клубы по интересам", сбиваются в тайные союзы. И это уже не масоны, которые давно превратились в ряженых клоунов, этаких "дружбанов", поддерживающих друг дружку в бизнесе и мелкой политической возне. Масоны оттягивают на себя внимание, хотя уже давным-давно мало кому интересны. Самые значительные фигуры никогда не проявляют себя, не показываются. Вот о них и речь, они и есть настоящие кукловоды. А их методы манипуляции человечеством уже давно вышли за рамки гуманных и человеческих, они безжалостны и прагматичны. Для них человечки – это биомасса, необходимая для вскармливания их идей, они распоряжаются жизнями по своему усмотрению. Они по своей прихоти, преследуя свои цели, стремятся подчинить целиком и регулировать количество и качество «биомассы».
Пока Андрей говорил, я видела, что мои друзья слушали его очень внимательно, хотя ничего нового и неизвестного Андрей не сказал, просто собрал вместе факты. Он снова глотнул воды и продолжил.
– Лет примерно сорок назад небольшая группа людей, очень и очень богатых людей, поставила перед собой некую задачу. В чем она состоит мы имеем лишь общее представление, можем лишь догадываться по косвенным фактам, но одно ясно – эти люди задумали полностью изменить порядок жизни на Земле. Да, не удивляйтесь, на всей планете и уже немало для этого сделали. А начали с переделки мозгов. Они поставили задачу заставить людей сменить угол зрения, изменить взгляд на мир, на самих себя. Я называю это законом призмы. Знаете, когда стоишь неподвижно и смотришь через призму, то видишь одно, стоит лишь немного сместиться, то видишь, казалось бы, то же самое, но уже по-другому, картинка и та, и не та. Вот и эти ребята вынудили людей сместить угол зрения, сделали так, что зло стало добром, а добро – злом.
Внезапно вопрос задал Крис. Молодой человек внимательно слушал Андрея, и, по всему, соглашался с ним. Но все же задал вопрос:
– А зачем? Зачем тем, о которых вы говорите, этим тайным обществам менять жизнь в таких масштабах? Они и так богаты, них есть средства, чтобы купить всю Европу и пол-Америки со всеми потрохами. Какого черта им надо? Я не понимаю, ведь власть уже давно поделена между финансовыми кланами, мы все их знаем, всякие там Ротшильды и Рокфеллеры, ну, может быть, еще с десяток. Это они? Кто еще может быть главнее?
– Нет, это другие люди, даже и не люди они вовсе, это темные, хотя, возможно, что кого-то из этих семей и входят в этот тайный союз. Их имена мне лично пока неизвестны, – Андрей развел руками, – но думаю, что у Клода они были.
И тут Илья опять подал голос:
– Так ты нам предлагаешь установить их личности? Что ты конкретно предлагаешь всем здесь собравшимся? – он картинно распахнул руки. – Я так ничего и не понял. Ну, то, что Александра ведьма, мы уже узнали, что и она, и ты общаетесь с призраками – тоже, что есть пару десятков отморозков типа Джокера и они задумали погубить мир, тоже. Прости, дорогой, но это звучит смехотворно. Даже, если отнестись серьезно к тому, что мы здесь слышим, то я все равно до сих пор не понял, что Александре и тебе нужно. Ввязаться в какую-то темную историю? С кем? Вот с этой командой инвалидов? – Завадовский делано рассмеялся. – Я, например, всем доволен и не собираюсь играть в чужие игры. У меня дело, бизнес, на меня люди работают, я отвечаю за них. И у меня нет времени на всякие глупости. Сегодня вместо того, чтобы работать, я потратил несколько часов на то, чтобы выслушивать вашу с Александрой бредятину! А ты, дорогой, – он тыкнул пальцем в грудь Ратманова, – лучше тоже делом займись и начни работать, картины рисуй, а не Джеймса Бонда изображай.
Илья поднялся с места, и я поняла, что Завадовский собрался уйти. Он прежде, чем уйти, он с упреком посмотрел на меня.
– Знаешь, Саша, я был о тебе лучшего мнения, считал, что ты умнее. Ты можешь считать меня кем угодно – смешным, навязчивым ухажером, алкоголиком, кем угодно, но я не дурак. Да, не скрою, ты мне нравишься, очень нравишься, но я не буду поддерживать твои сумасшедшие идеи. Тот цирк, который ты сегодня устроила – просто сплошное позорище. Я даже не собираюсь комментировать твой бред про всяческие там чудеса. Советую тебе сходить к специалисту, к врачу. И я тоже собираюсь сделать важное сообщение. Так вот, дорогая ты моя, я был совершенно серьезен, когда сказал, что закрываю проект, потому что больше не вижу в тебе серьезного партнера. Мне жаль не того, что я потратил на тебя время и деньги, мне жаль разочаровываться в тебе. Приди в себя, девочка, займись делом. Не ведись на чужие идеи, а тем более не выставляй себя в дурацком виде. В ближайшее время я пришлю аудит, и ты хорошо понимаешь, что это означает. Далее общаемся только через юристов.
Илья повернулся и ушел, а в галерее повисло тягостное молчание. Я понимала, что никто мне не поверил. Точнее, только Андрей знал, что я говорила правду, но ни Илья, ни Орели, ни Крис мне не верили. Обиднее всего было то, что они все могли бы мне поверить, если бы я так глупо не объявила, что я ведьма. Да какая я к черту ведьма! Ничего не умею, все только порчу, совсем беспомощная. И, что самое обидное, никто меня всерьез не воспринимает. В глазах людей я – взбалмошная баба, у которой совершенно поехала крыша. Вот и Илья не хочет со мной иметь дело. Я внезапно осознала, что моя привычная жизнь начала рушится, как карточный домик.
Чтобы не разрыдаться на глазах у сотрудников и Ратманова, я схватила пальто, выскочила на улицу и торопливо зашагала навстречу порывам ветра. Мне нужно было остудить мозги, выжечь холодным зимним ветром слезы, пережить свое унижение, решить, что делать дальше. Видно, рано я решила, что обрела силу, до этого было еще ох как далеко. Я достала из кармана пальто айфон и набрала номер Маргариты.
Глава 43. Реминисценция
Андрей.
Мне хотелось рвануть вслед за Сашей, но, в то же время, я понимал, что могу нарваться на истерику. Лучше ей побыть одной, я был не готов утирать ей слезы. Большая уже девочка, должна сама справиться. В тоже время я понимал ее состояние, мне было ее жалко. Да, Саша-Наташа, напортачила ты! И в голове у тебя каша. Вроде, не дура, но более неудачного выступления трудно было представить. Должно быть, нервничала очень. И что это Александру понесло? Вчера еще наорала на меня за то, что хотел рассказать Завадовскому, а сегодня… Вроде не дура, а порой, словно ребенок. Хотя, понятно, случилось столько всего, не каждый переварит без последствий для здоровья, тем более такая, ха-ха, нежная фиалка. Раньше ее защитником и верным рыцарем был Клод, а теперь самой нужно за себя бороться. Это такой мир, дорогая, и в нем нужно обрасти броней.
Но вот, что меня удивляло, так это то, что неужели никто из ее друзей ни о чем не догадывался, не видел в ней ничего необычного, этого пресловутого дара? Если я правильно понял, Орели работает с Алекс уже давно, они очень близки и секретов между ними, как мне показалось, нет. Значит, способности Александры до недавнего времени, действительно, никак не проявлялись, раз никому о них не известно.
После того, как Саша убежала, все замолчали, неловкость словно застыла в воздухе «Парижских кошек». Ну, что же, пора и мне идти работать, дело делать. Я вышел на улицу, закурил, стоял и курил, разглядывая проходящих мимо парижан. Вспоминал события вчерашнего дня. Они обрушились на меня так внезапно, что до сих пор я еще не очухался, а тут еще и незапланированная пьянка с Ильей. Напрасно, нужно было вместо того, чтобы коньяк глушить, обсудить с Сашей то, что было в подземелье у Марго. У меня до сих пор картинка стояла перед глазами. Склеп, свечи, завывания Марго, напряженное лицо Саши, появление духа, или фантома, даже не знаю, как правильно называть это явление, хотя, если честно, мне по барабану, как в паранормальных терминах оно называется. Я до последнего не верил, что из затеи с взываниями что-то выйдет. На меня словно морок навели. По собственной воле повелся на эту авантюру! Но произошло то, что произошло и вопросов возникало все больше и больше.
Неужели такое возможно? А выходит, что очень даже возможно, сам сподобился духа вызывать! Вот ведь, черт, кому расскажи – сразу в дурку отправят! Поражало другое: у меня что, тоже дар? Ведь я тоже шарики голубые с ладоней пускал. Черт, тут бы с ума не сойти. Теперь понятно почему Александра хотела все это позабыть. Один раз увидишь такое и сам в дурдом побежишь сдаваться.
… Каменные стены, свет свечей, монотонные звуки голоса, легкое головокружение. Александра сидела на каменном возвышении напротив меня, сложив ноги, как для медитации, на лице полное отрешение. Незаметно для себя самого я стал проникаться атмосферой момента и меня уже не удивляло то, что я, рациональный, разумный человек принимаю участие в каком-то шабаше. И тут я почувствовал, как по телу пошли мурашки, появился зуд в ладонях, а голос Маргариты велел сосредоточился на руках. Напрягся и представил как на ладонях возникают голубые сферы. Светящиеся шары возникли из центра ладоней, вызвав небольшой зуд, потом соскользнули с пальцев, закружились в воздухе с теми, что выпустила Алекс. На моих глазах наши сферы образовали большой синий шар, который, стал сжиматься в яркую точку, коснулся алтаря и исчез. Через секунду раздался громкий щелчок, и тут я решил, что точно схожу с ума, потому что увидел возникающую из ниоткуда, всю в голубоватом свечении, фигуру Клода. Да, это был он! Он стоял и смотрел на Сашу, было ощущение, что они разговаривают глазами. Александра поднялась и застыла, как будто превратилась в неподвижную статую, только глаза жили, только ими она разговаривала с призраком, и в них, в ее глазах – тоска. Ее фигурка тоже засветилась слабым голубоватым светом, казалось, сияющий контур окружил их обоих, объединил. Дальше – все, как в тумане: я слышал внутренним слухом то, что говорил Клод, мелькали картинки, но неявно. Мой друг говорил с Александрой, это ей он раскрывал прошлое.
Когда Александра махнула кинжалом и фантом пропал, я увидел, что ей совсем плохо, она вся тряслась, лицо стало белым, как бумага, губы дрожали. Нужно было срочно тащить ее наверх. Там нас ждала Марго. Сашу уложили, укрыли, дали попить. Если честно, если бы я не чувствовал ответственность за девушку, то и сам бы свалился с ног. Хорошо, что Марго что-то такое сделала, поводила руками над Александрой, побормотала и девушке стало лучше.
Как мы доехали до сашиного дома помню смутно. Голова болела, хотелось просто лечь, закрыть глаза. Уже из последних сил на руках отнес Сашу на кровать, иначе она свалилась бы у порога, что было дальше – полный провал. Проснулся на кровати одетый, а Сашка трясет меня и ругается, что я развалился в ее постели. Ну, ничего, это хорошо, что ругается, значит, в себя пришла.
Потом приперся Завадовский с пакетами, полными жрачки, и мы с ним напились, как свиньи. Перед этим мы крупно поссорились с Сашей из-за Ильи, то есть, из-за моего предложения посвятить Илью в наши планы, рассказать ему про темных, про Ратус, заручиться его финансовой поддержкой. Я-то думал, что Завадовский не откажет, ведь даже слепому видно, что он влюблен в Александру и готов на все ради нее. А она накричала на меня и запретила без ее ведома хоть что-то хоть кому-то рассказывать. А в итоге не только сама рассказала всем, но сделала это очень нелепо. Ну как их поймешь, этих женщин? Сплошные противоречия.
Утром, на другой день я опять проснулся в сашиной квартире, на ее диване и опять под ее ворчание. Рядом лежал Илья. Он был в отключке. Мне было плохо, но не слишком, потому что вчера мы все-таки пили очень хороший коньяк. А Илья перенес возлияние тяжело, но держался стойко. Сашуля, добрая душа, смилостивилась, напоила кофе с бутерами и отправила по домам.
Вот так оно все и было. Потом было так называемое собрание в "Парижских кошках". Это было и грустно, и смешно одновременно. Сашка наговорила такой бредятины, что Илья сорвался и ушел, пригрозив закрыть проект. Не закроет, я уверен: там и денежками пахнет, и Фонд уже есть и его можно покрутить. Не только же для художников же Завадовский его слепил. Для художников, конечно, тоже, но крышу фондов, таких, как этот, используют и для других целей. Впрочем, это не мое дело. Так что, остынет Илюшечка и вернется. Вот так-то. Да, насыщенный был денек! Уверен, запомнится он мне надолго. Последнее время жизнь кипит, как чайник, паром пробку вышибает.
Все мысли, естественно, крутились вокруг подземелья. Кто бы мог подумать! Я вызывал фантом! Если бы кто-то мне сказал еще несколько дней назад, что я буду участвовать в вызывании покойника с того света, я бы посчитал его чокнутым. До сих пор не верилось! Нет, я допускал подобное, особенно, когда Клод мне рассказывал всякие истории из своей жизни, про свои путешествия и про то, что он видел в разных концах земли, про всякие страсти-мордасти, вуду-шмуду всякие. Он даже написал про это книгу, про колдунов из примитивных племен, которые чуть ли не погодой управляли, появлялись и исчезали на глазах свидетелей, словом, все это было похоже на бред. Я верил ему и не верил. Слишком уж все напоминало приключения Индианы Джонса. То есть, я доверял своему другу, знал, что он известный ученый, антрополог, написавший много книг о различных культурах и обрядах народов мира, но сомнения были, а вот когда видишь всякое такое… паранормальное… сам, своими собственными глазами – это совсем другое дело.
Как-то раз мы долго беседовали с Клодом Бодэ на тему необъяснимых явлений. Я скептически высказывался по поводу всяких там призраков и фантомов. Мой друг стал объяснять мне природу таких необычных явлений с точки зрения физики, квантовой физики, сыпал именами ученых, какие-то новые открытия упоминал. Тогда-то он и рассказал об отце Александры, профессоре Алексее Шатове, о его научной деятельности, о том какой он был гениальный ученый, создавший учение о подвижном балансе всего сущего на земле, рассказал о приборах Геннадия Петровича. Кстати, сказал, что Саша потеряла память, потому что ее отец отключил ее неиспробованным прибором и теперь девушка полжизни не может вспомнить. Что-то, конечно, восстановилось, но… Словом, забыла она многое.
Мы тогда долго говорили. Клод говорил о малоизвестных экспериментах Николы Теслы, о работах Циолковского и Чижевского, о ноосфере Вернадского и о русском космизме, отдельном направлении философской мысли, дающем объяснения многим природным явлениям и о космическом проявлении человеков. После того разговора я накупил всякой литературы на эту тему и несколько недель читал взахлеб беседы Циолковского с Чижевским, труды Вернадского, Ляпунова, Чебышева. Все начало как будто выстраиваться в стройную систему, все кончики начинали соединяться, от физики к философии, от философии к математике и астрономии, необъяснимое становилось объяснимым, а непонятное понятным. Но, несмотря на то что я проникся все этим, для меня слишком многое оставалось лишь теорией. Про себя решил: пока не увижу – до конца не поверю. Дистанция была огромного размера! Где африканские колдуны и где исследования в ЦЕРНе. Мне только предстояло в этом разобраться самому, перескочить через барьеры недоверия и собственного малознания. И вот, блин, убедился, лично фантома вызвал!
Теперь о девушке. Я знал, что у моего француза был роман с Наташей Шатовой. Он сумел вывезти ее из России и, тем самым, спас от бандитов. Ко времени нашего знакомства с Клодом, она сменила имя и стала Александрой Фелан, французской гражданкой. Клод был очень привязан к ней, любил ее просто отчаянно, но женаты они не были – она не хотела, так он сказал.
Когда Клод пригласил меня во Францию, я не смог приехать сразу, у меня не получалось, нужно было закончить дела, продать кое-какие картин, чтобы собрать деньги на поездку. А с Бодэ у нас были дела, которые можно было обсуждать только тет-а-тет, поэтому он и хотел, чтобы я приехал, ну, и Париж посмотреть, конечно. Мой друг готовил новую экспедицию. Снова была обнаружена секретная лаборатория по выведению штаммов вирусов, на этот раз где-то в Юго-Восточной Азии, на границе Вьетнама и Камбоджи. Он хотел обсудить подготовку к операции по ее ликвидации.
Мне уже приходилось участвовать в экспедициях Клода. Мои связи с бывшими армейскими сослуживцами-спецназовцами помогли сколотить команду профессионалов, такую частную компанию из опытных военных, ЧВК. Использовали их только в абсолютно секретных операция. Да и сами они были засекречены. Ни жены, ни родители, ни близкие друзья не знали об этой стороне их жизни. Официально большинство были фрилансерами, или зарабатывали свои миллионы на крипте.
Короче, это были настоящие коммандос, русский спецназ, ребята умели работать в любых условиях, их нанимали для проведения операциях по всему миру. Эти люди работали ювелирно, знали по два-три языка, владели любым оружием, в случае необходимости могли поспорить умениями с любым хакером. Я не говорю уже о физической подготовке. Один стоил десяти. Особенность этой группы состояла в том, что у них был свой собственный кодекс чести: они не брались за любые задания, особенно, если это было связано с уничтожением мирного населения. Найти и связаться с ними можно было лишь по солидной рекомендации, пройдя множество проверок.
Да, их работа стоила дорого, подготовка операций требовала времени и средств, но я не знал ни одного провала с их стороны. Профессиональная репутация русских была безупречной. Я привлекал их к экспедициям Клода и его единомышленников и ребята работали не только за деньги, они понимали важность этих миссий, понимали, что спасают жизни, уничтожая лаборатории смерти.
Почему я не уехал обратно в Россию сразу после того, как попал на похороны своего друга? Почему не стал искать его друзей и соратников? Ведь целью приезда была встреча с ними. Клод однозначно дал мне понять, что мне предстоит встретиться с его людьми. И вот я приехал на встречу, а попал на похороны. А дальше что? Друг погиб – езжай домой, или постарайся найти тех, с кем он работал. Я остался. Позже сам себе я объяснял это так: просто захотелось расслабиться, все последнее время до поездки во Францию я был как перекачанная шина, мог взорваться в любой момент. Моя работа с группой Геннадия забирала много сил и нервов. Последняя миссия, в которой я участвовал и где был ранен, оставила не только физические повреждения. Мне требовался и психологический релакс, а тут еще и убийство Клода. И мне захотелось просто побродить по Парижу, сходить в музеи, насладиться этой страной, возможно, продолжить заниматься живописью, путешествовать. Вот так! И, конечно, хотел собраться с мыслями.
Нужно было быть совсем идиотом, чтобы не понять, что смерть Бодэ – это месть и предупреждение. У меня была мысль встретиться с Наташей. Если это заказное убийство, а я в этом не сомневался, то весьма вероятно, его подруге тоже грозила опасность, возможно, она знала, или догадывалась кто убил Бодэ.
Я видел ее только один раз, на кладбище, смотрел, как она стояла возле гроба. Миниатюрный застывший силуэт в черном. Рядом стояла и поддерживала ее под локоть девчонка с дикими синими волосами. Девчонка плакала, а Наташа была как замороженная. Я видел, она ничего чувствует, маленькая статуэтка в черном с прозрачной черной вуалью на лице. Наташа стояла поодаль от всех, отгородившись своим горем, никого к себе не подпуская. А я не мог отвести от нее глаз. Это застывшее, такое прекрасное лицо словно отпечаталось у меня на сердце, осталось там навсегда, чтобы терзать его пониманием, что она любит другого, пусть даже мертвого. Там на кладбище стоял и смотрел на девушку, а потом она стала медленно оседать, подруга вскрикнула. Я дернулся в ее сторону – подхватить, защитить, но к ней уже подбежали друзья Клода и повели к выходу с кладбища, там стояли похоронные лимузины.
Наташа… Здесь все непросто… Если уж совсем честно: она превратилась в навязчивую идею еще до Парижа. Когда мой друг приезжал в Москву, я несколько раз заставал его за разговором с ней по скайпу. Клод светился от счастья, когда, после характерного сигнала на экране монитора, появлялось лицо его девушки, а я позорно, как последний козел, подглядывал как они улыбались друг другу, не мог отвести взгляд от лица чужой женщины. Как-то раз мы выпили, не помню уж по какому поводу, и Бодэ заговорил про Наташу: о том, как они познакомились, как умыкнул ее во Францию, как три года они жили под одной крышей и между ними ничего не было, про то, что у нее есть какой-то чудесный дар, но сама девушка даже не знает как им пользоваться. Потом, на другой день, думаю, он пожалел, что разоткровенничался, к этой теме мы больше не возвращались.
У нее были особенные глаза, удивительные, меняющие цвет глаза. На фотках они казались то карими, то зелеными, меняли цвет, как у кошки при разном освещении, а эти густые каштановые волосы! Всего этого было достаточно, чтобы моя крыша улетела на счет раз-два-три! Ее лицо было таким же переменчивым, как и цвет глаз. Иногда на снимках Наташа выглядела как взрослая женщина, стильная, манкая, красивая до умопомрачения, типа роковая, а на других фотографиях была девчонка девчонкой с улыбкой подростка, хрупкой фигуркой в рваных джинсах, с косичками. Она корчила смешные рожицы, или принимала забавные позы. Я от нее просто балдел! Она была именно тот тип женщины, который мне нравился, о котором я мечтал: всегда готовая к переменам, к игре и веселью, но в то же время умная, умеющая себя подать, яркая. Она запала мне, хотя женщина друга – для меня запрет из запретов, вот я и не дергался…
После похорон я пробовал найти Наташу, но телефон, который мне дал Клод, конечно, не отвечал, а адреса ее я не знал. Попытался пробить через Гугл, но, видимо, квартира была куплена на фирму, или как-то по-хитрому оформлена, не знаю, в адресных списках я ее не нашел. В конце концов я забил на поиски, уехал, но в душе чувствовал, просто был уверен, что когда-нибудь, где-нибудь мы с этой девушкой встретимся.
Я двинулся на юг Франции, решил поселиться на побережье. Мне было неважно, где именно, лишь бы было море, или океан, мне хотелось много-много воды вокруг и далеко-далеко, до самого горизонта. За первый год жизни здесь я сменил несколько городов, долго мотался, выбирал между Аквитанией и Лазуркой и, в конце концов, осел в Ницце. Нравился мне этот город. Летом – многолюдный курорт, а в несезонье он превращался в романтический городок, где мне очень хорошо писалось. Чем-то он напоминал города Кавказа, ну, не совсем, конечно, скорее климатом, природой.
Время шло, мысли об убитом друге уже не причиняли прежней боли, я постепенно отошел от того, чем был когда-то так увлечен, что заполняло мою жизнь, пока жил в России. Политика меня перестала интересовать и спасать мир я передумал. Жизнь во Франции действовала на меня расслабляюще. Я снова серьезно занялся живописью, писал много, во всех жанрах, писал пейзажи, портреты, натюрморты. Продавал через брокантов16, или нелегально через галеристов, иногда, просто на улице, особенно летом, когда туристы готовы купить все, что угодно, особенно, если цена невысока. Без документов легальная продажа работ проблематична. Здесь на все нужно разрешение. Без вида на жительство его не получить, а это процедура сложная и очень длительная. Получить нормальные документы я не мог хотя бы потому, что никто не мог предоставить мне жилье и содержание, как приглашенному родственнику, или нужно было иметь приглашение на работу. С документами был полный швах. Для получения ПМЖ нужно было собрать, перевести на французский, поставить апостиль на огромное количество документов. Без личного присутствия в России это было просто нереально. Я решил забить на документы и жить нелегально. Здесь это возможно, если не нарываться, вести себя тихо, не нарушать закон, не привлекать к себе внимание. Нужно только время от времени менять жилье и сохранять хорошие отношение с соседями. Короче, снял комнату у поляка-иммигранта, этот не донесет в префектуру, у самого рыльце в пушку. Устроил в снятой за гроши маленькой студии и мастерскую и холостяцкую берлогу.
В Ницце мне повезло подружиться с рыбаками. Яхты, шлюпки, лодки – меня тогда сильно влекла морская тематика и я часами пропадал в порту, делая скетчи, беглые акварельные зарисовки для будущих картин. Морская тема расходилась на ура.
Однажды летом я делал акварельные эскизы в порту. Было совсем раннее утро, когда солнце почти встало, но легкие облака еще держат его в плену над горизонтом. Цвет неба и цвет моря сливались, перламутровый воздух был тих и свеж, слышны были только крики чаек. Я долго сидел на пирсе на каменной тумбе, наслаждался утром, писал этот неуловимо прекрасный свет. Акварельный набор не занимает много места, и я таскал его все время в рюкзаке. Вдруг, тыркнет что-то и захочется нарисовать. Пока делал наброски, ко мне подошли два парня, чтобы посмотреть, что я там рисую. Было видно, что они только что вернулись с ночной ловли и теперь шли по домам.
Разговорились, оказалось, они и вправду рыбаки, зовут Марсель и Кевин. Простые парни откровенно восхищались моими рисунками. Я набросал их карандашные портреты, вручил в качестве сувенира с подписью автора, потом, спустя несколько дней, уже после более близкого знакомства, написал их в акварели и подарил. Такой моей щедрости ребята не ожидали, долго благодарили, пригласили на ужин в портовый ресторан. Под конец ужина, узнав, что я нелегал, они что-то между собой перетерли и сказали, что, если мне нужна настоящая работа, то, что я художник, они посчитали за развлечение, они готовы меня взять к себе на судно матросом, тоже нелегально, конечно.
Рыбалка стала моим дополнительным заработком, нет, скорее основным, потому что теперь времени писать оставалось мало, и я не продавал картины, как прежде, а, пристраивал их через одного жуликоватого броканта просто за смешные деньги.
Мне нравилась такая моя жизнь, экстрадиции я не боялся, ну, вышлют, так вышлют, не беда, а к спартанскому быту я приспособился. Я вообще неплохо приспособился к жизни в этой стране, узнал, как живут французы, принял их правила. Денег мне хватало, а выходы на баркасе на рыбную ловлю, особенно ночную, придавало этой жизни налет настоящего приключения.
Я был всем доволен, но, если быть совсем уж честным с самим с собой, то очень глубоко в душе, так глубоко, что ищи – не доищешься, я ждал Наташу, надеялся, что мы встретимся здесь, на берегу моря, и мне было неважно сколько времени нужно ждать. Откуда взялась эта уверенность, что мы непременно встретимся и встретимся именно здесь, я не понимал, да и незачем было мне это понимать, я просто ждал ее.