Поезд тронулся, и я, наконец, почувствовала облегчение. Сразу ослабела, это была реакция на все, что произошло, но сначала захотелось что-нибудь выпить. В буфете, сидя на высоком табурете напротив окна, я пыталась собраться с мыслями. Нет, ничего не получилось. Какое там! Пережитый шок так и не дал привести мысли в порядок.
…Когда Андрей догнал меня на улице и принудил выслушать его, я все еще была в диком раздражении. Вместо того, чтобы серьезно говорить о сотрудничестве, этот человек пытался запутать меня, интриговал какими-то дурацкими вымыслами. Это точно псих! Я не желала иметь дело с психами! Хватит мне и одного.
–– Наташ, девочка моя, ну, ладно, выслушай, – псих перегородил мне путь, явно намереваясь высказаться, – тебя что задело? То, что я сказал, что много знаю про тебя? Да, знаю, расскажу потом. Это правда. А по поводу твоего будущего… Я просто умею анализировать. Как правило, я не ошибаюсь, но, иногда, все может пойти и по другому сценарию. Это простой анализ и наблюдательность, умение логически рассуждать. Я услышал, как ты орала в телефон на весь Английский бульвар и понял, что посылаешь кого-то на… ну, в общем, подальше. Выводы нетрудно сделать. Поэтому и сказал, что знаю, что у тебя произошло. Твой парень тебя обидел и, видимо, серьезно. Ладно, прости, не обижайся, не думал, что ты так бурно отреагируешь. Считай, я пошутил… Ну, что? Мир?
Ратманов вцепился в мое запястье и удерживал меня своими огромными ручищами так, что возможности высвободиться у меня не было, хоть я и дергалась изо всех сил. На нас уже стали обращать внимание прохожие, а на противоположной стороне остановилась полицейская машина и из нее нас внимательно разглядывали крепкие ребята, местные полицейские. Вот только этого мне до кучи не хватало, попасть в полицию! Пришлось изобразить на лице улыбку и взять Ратманова под руку. Полицейские проехали мимо.
–– Знаешь, Андрей, я не хочу и не буду говорить о том, что еще не произошло. Да, я рассталась кое с кем. Но, вообще-то моя личная жизнь никого не касается, тем более первого встречного. И мне не нравится, что ты меня называешь "девочка моя", не хочу больше этого слышать!.. Не скрою, я специально приехала в Ниццу для того, чтобы найти тебя. Полгода назад мне показали твои работы, и я подумала, что мы можем сотрудничать. Я думала, что ты серьезный человек, хотя сейчас в этом уже сомневаюсь. У меня галерея в Париже, я хотела тебя пригласить, хотела устроить выставку твоих работ. Вот такое было у меня предложение. Что ты думаешь об этом? Хочешь сделать со мной выставку?
Не знаю, что смешного нашел Ратманов в моей отповеди, только на его лице опять появилась дурацкая улыбка и он согласно кивнул головой.
–– Хорошо, если тебе это надо. Давай обсудим. Только сразу скажу, готовых работ у меня не так много, я рисую и продаю. Мне нужно время, чтобы было что выставлять. Но я сделаю, напишу новые работы. Повторяю, если тебе это нужно.
Странный он, обычно художники, особенно неизвестные, стремятся в галереи, хотят там раскрутиться, а этот, вроде, и не заинтересован ни в чем. Здесь я была согласна с месье Бруно, когда он сказал про Ратманова, что тот не от мира сего…
–– Я все-таки тебе должна немного рассказать о своем проекте, раз ты согласен.
–– Ну, расскажи… У тебя есть проект? А кто же спонсор, или соучредитель, или как там это называется? Может, ты сама финансируешь? – опять этот прищур, усмешка и веселый взгляд, – потому что, как ты, возможно, догадываешься, у меня денег нет.
Невозможный, нет, он просто невозможный человек! Кажется, художник ко всему относится несерьезно! Так дело не пойдет, нужно, чтобы он понимал, что это ответственное дело, что выставка – это бизнес!
Мы шли по улице, я рассказывала Ратманову насколько для него выгодно то, что ему, пока еще никому не известному русскому художнику, нелегалу предоставляют помещение, финансируют все этапы подготовки экспозиции, включая рекламу, статьи в прессе, выступление на телевидении, размещение его самого в Париже, находят ему мастерскую, где он сможет работать.
–– Видишь, как все удачно для тебя складывается! От тебя не потребуют ни сантима. Я буду сама твоим агентом. Цены мы обсудим, договор составим, обмануть я тебя не позволю. Господин Завадовский, он – шеф проекта, рассматривает эту затею, этот проект, как выгодный стартап. Нужно постараться оправдать его надежды. Понимаешь? А после выставки мы придумаем как дальше будем сотрудничать. Я – профессионал, я знаю, как тебя можно раскрутить. Не переживай, что сначала это будут небольшие деньги, зато потом и довольно скоро ты будешь очень хорошо зарабатывать.
Я старалась изо всех сил увлечь Андрея своей идеей. Но, как мне показалось, хоть он и дал согласие, особого энтузиазма не испытывал. Почему? Не понятно…
Наконец Андрей выдохнул, взял мою руку, положил ее на мои губы.
–– Наташ, ну хватит рассыпаться бисером. Я же сказал – согласен. Приеду я в Париж, приеду и выставку ты сделаешь. Нет проблем. Меня другое больше беспокоит.
–– Что?
–– Да ты меня беспокоишь. И говорить с тобой я хотел не о твоем проекте, а о тебе.
Он взял меня за руку, развернул к себе лицом. Ярко-синие глаза стали серьезными.
–– Скажи, кто тебя обидел? Мужчина, с которым ты приехала? Сильно обидел?
Я молчала, я не собиралась выворачивать душу перед незнакомцем. Какое его дело! Неужели так заметно, что на душе у меня кошки скребут? Я постаралась беспечно улыбнуться.
–– С чего это ты взял, что меня обидели? У меня все окей. А про мужчину тебе месье Бруно рассказал?
А как это, интересно, он узнал, что я приехала в Ниццу не одна? А? Ах, да, это антиквар ему, наверняка, рассказал, вот болтун.
–– Эх, Наташа, Наташа, не дури мне голову, у тебя на лице все написано. А Бруно мне ничего и не говорил.
Он что? По лицам читает? Да, чудны дела твои, Господи… Действительно, чудеса продолжаются… еще один экстрасенс…
А в целом, мне понравился этот Андрей Ратманов. Симпатичный… мало похож на описания пройдохи-антиквара. Никакой он не от мира сего! Вполне современный парень, смешливый, с юмором, смотрит так … заинтересовано… может я ему понравилась? Боже, о чем я думаю!
Меня уже не удивляла его манера говорить. Ироничный, слегка покровительственный тон, постоянный смешок в глазах. Ладно, может, он со всеми так, художник, одно слово. Привлекала его легкость в общении, было чувство, что я знаю его сто лет, и видно, что камней за пазухой у него нет.
Я дала ему координаты "Парижских кошек", дала свою карточку со всеми рабочими и личным телефонами, попросила позвонить мне за день, а лучше за два до приезда, чтобы моя помощница смогла решить вопрос с его размещением, сняла для него временную квартиру.
–– Так когда ты сможешь приехать? Давай через неделю, после праздников. Мне нужно подготовиться. Сделать договор, назначить время для встречи с господином Завадовским. Моя помощница сразу начнет искать тебе жилье.
–– Да мне и собирать-то особенно нечего, то, что на мне надето, да несколько картин, вот и все мои пожитки, – беспечно ответил Ратманов. – А сама ты когда обратно?
–– Думаю, сегодня. Билет куплю и можно возвращаться…
Да, именно сегодня… Нужно найти самый ближайший авиарейс до Парижа, или билет на скорый поезд.
На том мы расстались. Я поехала за вещами на виллу, а Ратманов сказал, что у него дела, нужно у какого-то хмыря забрать деньги за картины.
… Скоростной поезд мчал меня обратно в Париж. Вот уж не думала, что буду вот так возвращаться. В буфете поезда я заказала коньяк. Когда от выпитого нервы немного успокоились, я набрала Орели и сообщила, что приеду раньше, потому что нашла художника и мы обо всем договорились, он согласен сотрудничать. Подруга обрадовалась, что на Новый год я возвращаюсь в Париж и вы проведем праздник вместе, затараторила про примету о том, что с кем встретишь новый год, с тем его и проведешь, но почувствовав что-то в моем голосе, тут же спросила, что случилось. Я хлюпнула носом и обещала все рассказать, но не сейчас, а когда увидимся. Правда, призналась, что с Д’Иссеньи мы расстались.
Не могу сказать, что Орели это огорчило, я знала, что она не питала симпатии к Жоржу. Когда видела нас вместе, смотрела на него волчонком. Но девушка расстроилась за меня, просила держаться и не раскисать, а потом, по приезде, мы все обсудим.
Следующим был звонок Илье.
–– О, привет, подруга, – приветствовал меня Завадовский. – Ну, как тебе отдыхается? Как там твой герой-любовник?
Я знала, что Илюшка, как и моя помощница, терпеть не может Д'Иссеньи и не упускает возможность уколоть меня тем, что тот меня ценит лишь как любовницу и не более того.
– Я не только отдыхала, мой генерал. Я еще и делом занималась. Ну, поздравь меня, я нашла Ратманова, говорила с ним. Так что будем готовить выставку. Он, правда, очень сырой, работ мало, на выставку не наскрести, совсем не знает бизнес, но картины его – просто гениальные! Ты ведь хотел что-то потрясающее, так это тот самый случай! Выставка может быть просто бомбой. Возни, правда с ним будет много… Привезу одну его вещь, покажу, себе купила, посмотришь. Ах, да, еще одно – я уже в поезде, возвращаюсь в Париж. Если нет других планов, приглашаю встретить Новый год вместе, Орели с Крисом и мы с тобой. Как тебе?
Я почувствовала, что Илья напрягся, и не сразу ответил.
– Слушай, Саш, а у тебя все нормально? Ну, я имею ввиду с твоим, как его там, Д’Иссеньи? Рано ты сорвалась из романтического путешествия. Почему поездом вдруг, ты ж, вроде, на машине с ним уехала. Что, прошла любовь, завяли помидоры? Колись, подруга!
Меня вдруг ужасно разозлил этот его вопрос.
–– Слушай, Завадовский, это моя личная жизнь, она тебя не касается, ты мне ни мать, ни отец, ни подружка. Сто раз тебе говорила! У меня все хорошо по работе и это самое главное! Все! До встречи, дорогой. Приеду – позвоню. Завтра все обсудим, пока.
И я отключилась. Гад, ведь говорю, что гад! Какое ему дело? Интересуется он… Какое вообще всем дело… Тут я уже не смогла сдержаться и захлюпала носом. Да, заревела, имею право! Я вам не железная леди какая-нибудь, я живой человек!.. И я страдаю, потому что рассталась с любимым, бывшим любимым человеком… потому что мне больно, и мне не нужны ничьи сочувствия и утешения…
Глава 32. Как же я тебя ненавижу!
Ницца. Канун Нового 2019 года.
Я вернулась на виллу, чтобы забрать свои вещи и сразу отправиться на вокзал. Да, мне удалось купить билет до Парижа, но только на поезд, билетов на ближайшие рейсы на самолет не было. Жоржа в доме не оказалось. Что ж, тем лучше. Честно говоря, меня пугала перспектива встретиться с Д’Иссеньи. Я не была готова его увидеть и о чем-то говорить, тем более выслушивать его извинения. Я приняла решение и пути назад нет. Просто я знала, что он попытается меня удержать, а выяснение отношений потребует от меня колоссальных усилий, мне будет тяжело ему сопротивляться, а я знала, просто была уверена в том, что Д’Иссеньи постарается меня удержать. На серьезный разговор сил не было… И еще я его боялась. Этот человек уже перешел грань, стал опасен.
Я спала всего несколько часов, чувствовала себя истощенной морально и физически, мне ужасно хотелось закрыть глаза, забыться сном, хотя бы в дороге, в поезде. Поезд до Парижа отправлялся через два часа. Времени оставалось лишь на то, чтобы только запихать вещи в чемодан, взять такси и добраться до вокзала.
Я уже тащила чемодан вниз, пересчитывая колесиками каждую ступеньку, как входная дверь открылась и на пороге появился Жорж. Его лица не было видно за огромными пакетами, из которых виднелись какие-то коробки и из-за пышного букета белых роз.
Д’Иссеньи, все еще не замечая меня с чемоданом, стал складывать покупки на круглый стол посреди прихожей. На пару секунд я застыла от неожиданности, но потом звук прыгающего по лестнице чемодана, привлек внимание мужчины, он поднял глаза, с отчаянным выражением уставившись на меня. Конечно, он сразу понял, что я ухожу, что это конец. Покупки, которые он не успел выложить на стол, посыпались из его рук, розы рассыпались, а он рванулся мне навстречу.
–– Алекс, не надо, не уезжай… Только не уезжай! Не надо, мы сейчас поговорим, я знаю, знаю, я виноват перед тобой… Вчера я был пьян, не соображал ничего… Прости меня, прости, я очень сожалею, я так виноват…
Он уже поднялся на несколько ступеней, и старался оторвать мои руки от чемодана, потом попытался обнять, прижать… Я стояла неподвижно, упрямо наклонив голову, мне не хотелось смотреть на него, видеть его глаза. Непроизвольно я старалась отстраниться, выставила локти, отодвигая от себя разгоряченного маньяка. Возникшее острое чувство отвращения вырвало из горла рык. В воображении вспыхнули жестокие сцены надругательства, которые этот человек вчера ночью совершил надо мной. Мужчина был мне омерзителен.
Жорж преодолел мое сопротивление, изо всей силы стиснул меня.
–– Алекс, любимая, девочка моя! Прости меня, как я мог, как я мог… Боже я идиот, дурак… Прости, родная! Я на колени перед тобой стану! Это все от ревности… от любви… Я просто не могу без тебя… Ты так отдалилась, вчера я видел, я чувствовал, что все твои мысли были о другом мужчине… об этом художнике…. Как там его? О Ратманове… Я не могу тебя ни с кем делить! Прости, любимая моя!.. Останься… Я все исправлю…
Он, действительно, опустился на колени, при этом продолжая крепко удерживать меня.
–– Отпусти, Жорж, мне больно! – я отпихнула его от себя. – Я уезжаю, поезд через два часа… Сейчас не могу, нет сил ни о чем с тобой говорить. Да и не хочу! Отпусти, я сказала! Когда вернешься в Париж – тогда и поговорим.
–– Любимая, хочешь, уедем прямо сейчас, вместе. Мы же на машине. Зачем тебе ехать на поезде? Хорошо, я понимаю… Мы по дороге сможем обо все поговорить! Ну, пожалуйста, прошу тебя! Не бросай меня! Умоляю!
Единственным моим желанием было вырваться из его рук, вырваться из этого дома. Но Д’Иссеньи не думал меня отпускать. Он тащил меня наверх. Его снова охватывало безумие, а меня – нестерпимое отвращение. Жорж почти задыхался, он бормотал признания в любви, пытался меня целовать. Я чувствовала, что сопротивление мое вот-вот будет сломлено. Вспыхнул страх от мысли о новом насилии. А ведь он может! Один раз позволил себе и его уже не остановить. Что-то происходило с этим мужчиной, что-то не свойственное ему… Но мне от этого не легче! Я отчаянно сопротивлялась, брыкалась, пыталась защититься от поцелуев, оттолкнуть. В пылу борьбы, когда я отпихивалась от его поцелуев, мой перстень камнем прикоснулся к его переносице. И тут руки Жоржа разомкнулись, я чуть не упала, инерция сопротивления отбросила меня от мужчины. Д’Иссеньи отшатнулся, прижал ладони к лицу и осел на ступеньки.
–– Аааа! Алекс! Ты мене обожгла глаза… Все горит, как больно… Зачем?
Он шарил руками по воздуху, словно хотел поймать меня, но прикосновение кольца к лицу обожгло ему глаза, и это позволило мне освободиться и, возможно избежать нового насилия.
А теперь прочь, пусть корчится, пусть ему будет больно! Я кинулась к выходу. Потянула на себя тяжелую дверь и выскочила наружу. Пробежав несколько десятков метров, чемодан оттягивал руку, толкнула калитку и кмнулась на противоположную сторону улицы, где меня уже ждало такси.
–– На вокзал, как можно быстрее, – задыхаясь от страха и нетерпения, крикнула водителю.
Меня колотило от ужаса, я боялась, что Жорж, зная с моих слов, в какое время поезд отправляется в Париж, будет меня преследовать. Но, видимо, боль, которую я, вернее, мой перстень, причинил ему, не дала любовнику кинуться за мной в погоню. Тем не менее, я вся дрожала, как в лихорадке, пока не очутилась в вагоне и не сжалась в комок, стараясь сложиться в кресле так, чтобы меня не было видно с перрона.
Поезд тронулся, и я, наконец, почувствовала облегчение. Сразу ослабела, это была реакция на все, что произошло, но сначала захотелось выпить чего-то крепкого. В буфете, сидя на высоком табурете напротив окна, я пыталась собраться с мыслями. Нет, ничего не получилось. Какое там! Пережитый шок так и не дал привести мысли в порядок.
…Когда Андрей догнал меня на улице и принудил выслушать его, я все еще была в диком раздражении. Что за игры, что за намеки? Вместо того, чтобы серьезно говорить о сотрудничестве, этот человек пытался запутать меня, интриговал какими-то дурацкими вымыслами. Это точно псих! Я не желала иметь дело с психами! Хватит мне и одного.
–– Наташ, девочка моя, ну, ладно, выслушай, – псих перегородил мне путь, явно намереваясь высказаться, – тебя что задело? То, что я сказал, что много знаю про тебя? Да, знаю, расскажу потом. Это правда. А по поводу твоего будущего… Я просто умею анализировать. Как правило, я не ошибаюсь, но, иногда, все может пойти и по другому сценарию. Это простой анализ и наблюдательность, умение логически рассуждать. Я услышал, как ты орала в телефон на весь Английский бульвар и понял, что посылаешь кого-то на… ну, в общем, подальше. Выводы нетрудно сделать. Поэтому и сказал, что знаю, что у тебя произошло. Твой парень тебя обидел и, видимо, серьезно. Ладно, прости, не обижайся, не думал, что ты так бурно отреагируешь. Считай, я пошутил… Ну, что? Мир?
Ратманов вцепился в мое запястье и удерживал меня своими огромными ручищами так, что возможности высвободиться у меня не было, хоть я и дергалась изо всех сил. На нас уже стали обращать внимание прохожие, а на противоположной стороне остановилась полицейская машина и из нее нас внимательно разглядывали крепкие ребята, местные полицейские. Вот только этого мне до кучи не хватало, попасть в полицию! Пришлось изобразить на лице улыбку и взять Ратманова под руку. Полицейские проехали мимо.
–– Знаешь, Андрей, я не хочу и не буду говорить о своих делах, вообще-то моя личная жизнь никого не касается, тем более первого встречного. И мне не нравится, что ты меня называешь "девочка моя". Что ты себе позволяешь? Да, я специально приехала в Ниццу, чтобы найти тебя, но это не дает тебе право на фамильярность! Я хотела серьезно поговорить, но видно, не судьба. Думала, ты серьезный человек, а ты – просто клоун. Полгода назад мне показали твои работы, и я подумала, что мы можем сотрудничать. Я думала, что ты тот, кто мне нужен, хотя сейчас в этом уже сомневаюсь. У меня галерея в Париже, думала тебя пригласить, хотела устроить выставку твоих работ. Вот такое было у меня предложение.
Ратманов прижал руки к груди, давая понять, что согласен со мной, что не будет больше дурачиться.
–– Ну так говори, рассказывай, что ты от меня конкретно хотела.
–– Мне нужен художник, талантливый, новый, чтобы взять его на раскрутку. Я подумала, что этим художником можешь быть ты. М не понравились твои работы. Но теперь уж и не знаю…
Не представляю, что смешного нашел Ратманов в моей отповеди, только на его лице опять появилась дурацкая улыбка и он согласно кивнул головой.
–– Хорошо, если тебе это надо. Давай обсудим. Только сразу скажу, готовых работ у меня мало, рисую и продаю. Веду кочевую жизнь, знаешь ли, – глаза мужчины снова смеялись. – Мне нужно время, чтобы было что выставлять. Но я сделаю, напишу. Повторяю, если тебе это нужно.
Странный он, обычно художники, особенно неизвестные, стремятся в галереи, хотят там раскрутиться, а этот, вроде, и не заинтересован ни в чем. Здесь я была согласна с месье Бруно, когда он сказал про Ратманова, что тот не от мира сего…
–– Я все-таки тебе должна немного рассказать о своем проекте, раз ты согласен.
–– Ну, расскажи… У тебя есть проект? Есть спонсор, или соучредитель, или как там это называется? Может, ты сама финансируешь? – опять этот прищур, усмешка и веселый взгляд, – потому что, как ты, наверное, догадываешься, у меня денег нет.
Невозможный, нет, он просто невозможный человек! Кажется, он ко всему относится несерьезно! Так дело не пойдет, нужно, чтобы он понимал, что это ответственное дело, что выставка – это серьезное большое дело, это серьезный бизнес-проект!
Мы шли по бульвару, я рассказывала Ратманову насколько для него выгодно то, что ему, пока еще никому не известному русскому художнику, нелегалу предоставляют помещение, финансируют все этапы подготовки экспозиции, включая рекламу, статьи в прессе, выступление на телевидении, размещение его самого в Париже, находят ему мастерскую, где он сможет работать.
–– Видишь, как все удачно для тебя складывается! От тебя не потребуют ни сантима. Я буду сама твоим агентом. Цены мы обсудим, договор составим, обмануть я тебя не позволю. Господин Завадовский, он – шеф проекта, рассматривает эту затею, этот проект, как выгодный стартап. Нужно постараться оправдать его надежды. Понимаешь? А после выставки мы придумаем как дальше будем сотрудничать. Я – профессионал, я знаю, как тебя можно раскрутить. Не переживай, что сначала это будут небольшие деньги, зато потом и довольно скоро ты будешь очень хорошо зарабатывать.
Я старалась изо всех сил увлечь Андрея своей идеей. Но, как мне показалось, хоть он и дал согласие, особого энтузиазма не испытывал. Почему? Не понятно…
Наконец Андрей выдохнул, взял мою руку, положил ее на мои губы.
–– Наташ, ну хватит рассыпаться бисером. Я же сказал – согласен. Приеду я в Париж, приеду и выставку ты сделаешь. Нет проблем. Меня другое больше беспокоит.
–– Что?
–– Да ты меня беспокоишь. И поговорить с тобой я хотел не о твоем проекте, а о тебе.
Он взял меня за руку, развернул к себе лицом. Ярко-синие глаза стали серьезными.
–– Скажи, кто тебя обидел? Мужчина, с которым ты сюда приехала? Сильно обидел?
Я молчала. Я не собиралась выворачивать душу перед незнакомцем. Какое его дело! Неужели так заметно, что на душе у меня кошки скребут? Я постаралась беспечно улыбнуться.
–– С чего это ты взял, что меня обидели? У меня все окей. А про мужчину тебе месье Бруно рассказал?
А как это, интересно, он узнал, что я приехала в Ниццу не одна? А? Ах, да, это антиквар ему, наверняка, рассказал, вот болтун.
–– Эх, Наташа, Наташа, не дури мне голову, у тебя на лице все написано. А Бруно мне ничего и не говорил.
Он что? По лицам читает? Да, чудны дела твои, Господи… Действительно, чудеса продолжаются… еще один экстрасенс…
А в целом, мне понравился этот Андрей Ратманов. Симпатичный… мало похож на описания пройдохи-антиквара. Никакой он не от мира сего! Вполне современный парень, смешливый, с юмором, смотрит так … заинтересовано… может я ему понравилась? Боже, о чем я думаю!
Странный он все-таки. Ироничный, слегка покровительственный тон, постоянный смешок в глазах. Ладно, может, он со всеми так, художник, одно слово. Но невольно привлекала его легкость в общении, было чувство, что я знаю его сто лет, и видно, что камней за пазухой у него нет.
Я дала Ратманову координаты "Парижских кошек", дала свою карточку со всеми рабочими и личным телефонами, напоследок попросила позвонить мне за день, а лучше за два до приезда, чтобы моя помощница смогла решить вопрос с его размещением, сняла для него временную квартиру.
–– Так когда ты сможешь приехать? Давай через неделю, после праздников. Мне нужно подготовиться. Сделать договор, назначить время для встречи с господином Завадовским. Моя помощница сразу начнет искать тебе жилье.
–– Да мне и собирать-то особенно нечего, то, что на мне надето, да несколько картин, вот и все мои пожитки, – беспечно ответил Ратманов. – А сама ты когда обратно?
–– Думаю, сегодня. Билет куплю и можно возвращаться…
Да, именно сегодня… Нужно найти самый ближайший авиарейс до Парижа, или билет на скорый поезд.
На том мы расстались. Я поехала за вещами на виллу, а Ратманов сказал, что у него дела, нужно у какого-то хмыря забрать деньги за картины.
… Скоростной поезд мчал меня обратно в Париж. Вот уж не думала, что буду вот так возвращаться. В буфете поезда я заказала коньяк. Когда от выпитого нервы немного успокоились, я набрала Орели и сообщила, что приеду раньше, потому что нашла художника и мы обо всем договорились, он согласен сотрудничать. Подруга обрадовалась, что на Новый год я возвращаюсь в Париж и вы проведем праздник вместе, затараторила про примету о том, что с кем встретишь новый год, с тем его и проведешь, но почувствовав что-то в моем голосе, тут же спросила, что случилось. Я хлюпнула носом и обещала все рассказать, но не сейчас, а когда увидимся. Правда, призналась, что с Д’Иссеньи мы расстались.
Не могу сказать, что Орели это огорчило, я знала, что она не питала симпатии к Жоржу. Когда видела нас вместе, смотрела на него волчонком. Но девушка расстроилась за меня, просила держаться и не раскисать, а потом, по приезде, мы все обсудим.
Следующим был звонок Илье.
–– О, привет, подруга, – приветствовал меня Завадовский. – Ну, как тебе отдыхается? Как там твой герой-любовник?
Я знала, что Илюшка, как и моя помощница, терпеть не может Д'Иссеньи и не упускает возможность уколоть меня тем, что тот меня ценит лишь как любовницу и не более того.
– Я не только отдыхала, мой генерал. Я еще и делом занималась. Ну, поздравь меня, я нашла Ратманова, говорила с ним. Так что будем готовить выставку. Он, правда, очень сырой, работ мало, на выставку не наскрести, совсем не знает бизнес, но картины его – просто гениальные! Ты ведь хотел что-то потрясающее, так это тот самый случай! Выставка может быть просто бомбой. Возни, правда с ним будет много… Привезу одну его вещь, покажу, себе купила, посмотришь. Ах, да, еще одно – я уже в поезде, возвращаюсь в Париж. Если нет других планов, приглашаю встретить Новый год вместе, Орели с Крисом и мы с тобой. Как тебе?
Я почувствовала, что Илья напрягся, и не сразу ответил.
– Слушай, Саш, а у тебя все нормально? Ну, я имею ввиду с твоим, как его там, Д’Иссеньи? Рано ты сорвалась из романтического путешествия. Почему поездом вдруг, ты ж, вроде, на машине с ним уехала. Что, прошла любовь, завяли помидоры? Колись, подруга!
Меня вдруг ужасно разозлил этот его вопрос.
–– Слушай, Завадовский, это моя личная жизнь, она тебя не касается, ты мне ни мать, ни отец, ни подружка. Сто раз тебе говорила! У меня все хорошо по работе и это самое главное! Все! До встречи, дорогой. Приеду – позвоню. Завтра все обсудим, пока.
И я отключилась. Гад, ведь говорю, что гад! Какое ему дело? Интересуется он… Какое вообще всем дело… Тут я уже не смогла сдержаться и захлюпала носом. Да, заревела, имею право! Я вам не железная леди какая-нибудь, я живой человек!.. И я страдаю, потому что рассталась с любимым, бывшим любимым человеком… потому что мне больно, и мне не нужны ничьи сочувствия и утешения…