Ложная красота

Глава 9.

Игнат.

Сегодня она выглядела еще более слабой. Ее мучила крепатура. Пробежав два круга, она не могла отжаться от пола на своих тонких руках-веточках и пяти раз, присела – всего десяток, и сдалась, обессиленно усаживаясь на пол.

Я тяжело вздохнул и покачал головой.

– Далеко пойдешь… – Проворчал себе под нос. Но девчонка услышала.

Стыдливо опустила глаза и вздохнула. Заставила себя встать. Тяжело дыша, подергала себя за кофту на груди, чтобы обеспечить циркуляцию воздуха.

Паранджу бы еще надела – недовольно усмехнулся я про себя.

– Боевая стойка. – Приказал, становясь напротив, показывая на себе позицию.

Девчонка послушно расставила ноги, пытаясь отзеркалить мою позу. Снова неправильно, но я закрыл на это глаза, опасаясь поправлять. Она вскинула свои крошечные кулачки, и я не смог сдержать мученическую гримасу на лице.

Господи, ну зачем? Зачем вот это вот все?..

Этими руками разве что иголку с ниткой держать, максимум – ракетку для пинг-понга. Ну не сделаю я из нее бойца. Не получится. Ну бывает такое, что определенные вещи недоступны некоторым людям, сколько ни старайся. Не знаю, для чего ей это, чего она хочет добиться, но она зря старается. А я – зря трачу время.

Я стал ровно, опуская руки.

Девчонка заметила это, и вопросительно глядя на меня, тоже опустила кулачки.

– У меня сейчас кровь из глаз польется, больно на это смотреть. – Едко бросил я в ее сторону, затем вздохнул и угрюмо добавил. – Ладно. Какова цель?

Девушка уставилась на меня непонимающе.

– Чего ты хочешь? Что ты хочешь от этих тренировок? Какова конечная цель? – Уточнил я свой вопрос.

Девушка отреагировала странно: как-то вся подобралась, сначала вроде как испугалась, но затем задрала голову вверх, глядя на меня, как королева на подданного.

– Какая разница? – Выдала с достоинством. И добавила, надменно приподняв бровь. – Я плачу, ты – тренируешь.

Я громко фыркнул в ответ. Вот этот её циничный деловитый вид был совсем ей не к лицу. Эти ее попытки быть крутой, забавляли меня. Я бы посмеялся, но мне не было смешно. Я все же хотел выяснить, что к чему.

– Я должен знать, чего ты хочешь добиться и за какой срок. Я должен понимать, какую давать нагрузку, сколько у меня есть времени…

– Мне нужен максимум. Вот и все. – Перебила меня девушка, сложив руки на груди и глядя на меня с напускным высокомерием.

Я хмыкнул и, глядя на нее с насмешкой, начал говорить наступая:

– Максимум? Серьезно? Послушай сюда. Твое тело настолько слабое, будто ты за всю свою жизнь не подняла ничего тяжелее шариковой ручки, и передвигалась на инвалидной коляске. Твои мышцы слабее, чем у восьмидесятилетней старушки. Тебе вообще известно словосочетание «прием пищи»? А «физкультура», ну или хотя бы «зарядка»? Максимум? Твой максимум сейчас – помахать в воздухе кулачками и потопать ножками. – В издевательской манере протянул я.

Сам не знаю, зачем это делал, зачем насмехался, язвил, говорил все это в такой грубой форме. Хотя нет, знаю, конечно.

Если быть честным, если заглянуть вглубь, отбросить глупое упрямство и раздражение, становится ясно: я бесился, потому что она мне нравилась. Она – чертова красотка, а я – долбанный урод с раскромсанным лицом. И дело совсем не в том, что я хотел бы с ней каких-то отношений или чего-то эдакого, нет. Просто у меня не было шансов. Ни единого, даже если бы я этого хотел. Даже если бы я приложил усилия. В исходной точке у меня нет необходимых данных, чтобы заинтересовать такую девушку. Самое обидное, что раньше были. Но не теперь. Теперь такому уроду с такой красоткой ничего не светило. Ясно как божий день. Только поэтому я бесился. Вот так все примитивно. Вот такой я идиот.

Давил, язвил и насмехался без какой-то цели, просто чтобы насолить девчонке за то, что она никогда мне не достанется. Я не просто урод, я еще и придурок.

Да и не помогало все это. Ее мои жалкие потуги не больно-то трогали. Девушка оставалась привычно хмурой, разве что высокомерие пропало. Она не обижалась и не злилась, лишь расстроенно опустила глаза. Молча о чем-то размышляла несколько секунд, а затем ответила так тихо, что я не сразу понял смысл ее слов.

– У нас есть два года. Просто сделай что сможешь. Я даю тебе полный карт бланш. Я готова на все. Сделай максимум из того, что можешь.

Сказала и отвела глаза.

Два года. Два года. А что будет потом? Что через два года? И зачем ей все это? Что для нее максимум?

Мысли засуетились в моей голове, но ни одной из них я не озвучил. Ее загадочно-драматичный вид больше не располагал к насмешкам и расспросам. Очевидно, у нее были причины для всего того, что она делала. Что-то подсказывало мне, что не от хорошей жизни она сюда пришла и пыжилась, старалась объять то, что для нее являлось необъятным.

Мне хотелось спросить у нее, узнать наверняка, что с ней случилось, но я трусливо промолчал. Я не был уверен, что я хочу знать. Или нет, даже не так. Я был уверен, что не хочу ничего знать.

Я молчал, позволяя мозгу пережевывать новую информацию, неловко махая руками взад-вперед, и решил уточнить лишь одно.

– На чем необходимо сосредоточиться? – Она подняла на меня взгляд, и я добавил. – Чистая техника? Нападение? Защита? Что тебе нужно?

Она посмотрела на меня своими грустными глазами, в которых внезапно отразилось просто вселенское количество боли, и у меня вмиг дыхание перехватило от этого взгляда, и оттого, что ответ мне уже, в принципе, не требовался. Только она все же ответила:

– Защита. – Ответила очень тихо, отводя взгляд, и от одного-единственного слова, слетевшего с ее губ, что-то внутри меня перевернулось.

Этот ее ответ с видом, полным печальной беспомощности… Мне словно дали под дых и сломали разом все ребра. От мыслей-догадок, пугающих домыслов, мыслей больных, мерзких и гадких, что злобным потоком, расползлись по моему сознанию, муторно потянуло в легких и затошнило. Злость, какая-то тупая злость, я даже не знал, на кого она была направлена, поднималась вверх как по спирали. Заставляла ноздри раздуваться и сжимать челюсти до характерного скрипа.

Мне хотелось что-то разрушить. Кого-то ударить. Не знаю кого, но кулаки так и чесались.

Я отошел подальше от девушки, призывая весь свой здравый смысл, давя в себе лихую злость.

Я должен прийти в себя. Меня все это не касается. Что бы там с ней не было, это – не мое дело. – Уговаривал я себя. – Я ничего не хочу знать. К черту это все.

Мне просто нужны деньги. И за эти сраные деньги я буду делать все что угодно. Я буду просто тренировать ее. Сделаю все, что могу.

Я дам ей максимум. Не больше и не меньше. Остальное – не мое дело.

Глава 10.

Полина.

Мне казалось, эта тренировка не закончится никогда. Я устала, я была выжата как лимон. С трудом переставляя чугунные ноги, подхватила рюкзак и поплелась к выходу.

– Спасибо. – Бросила на прощание Игнату. Тот лишь безучастно угукнул, не поднимая на меня глаз.

Не знаю, что произошло, но под конец тренировки он резко изменился: больше не шутил, не насмехался, даже не раздражался. Старался не смотреть на меня, не задавал вопросов, лишь сухо отдавал указания, угрюмо хмурясь.

Не знаю, что я сделала не так. Но такие перемены в его настроении меня расстраивали.

Я вздохнула и вышла из зала. Медленно прошагала по коридору и вышла на улицу. Остановилась, вдыхая теплый осенний воздух, подаренным последними солнечными деньками бабьего лета, прикрывая глаза от удовольствия. Мои мышцы гудели, болела каждая клеточка, но я была довольна. У меня получалось. Не слишком получалось физически, но морально я чувствовала себя сильнее. Я преодолевала свой страх, и это внушало мне уверенность в себе.

– Полина? – Неожиданно услышала я рядом с собой удивленный женский голос.

Я распахнула глаза и попыталась сфокусировать взгляд на фигуре девушки, стоящей передо мной.

– Полина, это ты? – Девушка изумленно разглядывала меня с ног до головы, затем бросила взгляд за мою спину. Ее глаза скользнули по вывеске, висящей над дверью зала, и вернулись к моему лицу. Удивление сменилось озадаченностью. Я наблюдала, как она усиленно о чем-то размышляет, как и когда-то хмурясь лишь одной бровью. А затем на ее лице мелькнуло понимание.

Она сглотнула и отвела глаза, будто ей вдруг стало неловко или стыдно.

– Рита. – Выдохнула я тихо.

Рита. Моя лучшая школьная подруга. Я не видела ее почти год. Со дня суда. С того дня, когда она сделала свой выбор не в мою пользу. Когда ее парень, стоявший сейчас поодаль рядом со своим мотоциклом, густо поливал меня грязью.

Последний раз мы виделись после заседания. Она приехала ко мне домой, но я выставила ее за дверь. Попросила ее больше никогда не приходить. Она плакала. Она кричала, что Сережа всего лишь сказал правду, и в ее голосе сквозило чистое отчаяние. Я знаю, как сложно ей было сделать выбор между подругой детства и любимым молодым человеком. Я не винила ее за этот выбор. Мне не в чем было ее обвинить. Но тогда, в тот день я была полна боли, ненависти ко всему вокруг и безнадежности.

Тогда я не могла и не хотела ее видеть, а сейчас понимала, что жалею о том, что оттолкнула ее. Сейчас я понимала, насколько сильно скучала. Я не думала, что нашу дружбу можно вернуть. Но… мы могли бы попытаться снова общаться?

Пока я стояла столбом и, покусывая внутреннюю поверхность щеки, спорила сама с собой, к нам, бросив своей мотоцикл, приблизился Сергей.

– Рита, нам пора. – Сказал он, приобняв девушку за талию. Избегая смотреть на меня.

Он не говорил со мной и не смотрел на меня. Не выплевывал в мой адрес гадкие обвинения, не винил меня во всем на свете. На его лице не отражалось былой ненависти и презрения, но мое тело отреагировало так же, как тогда, когда все это было. К горлу подкатил огромный тошнотворный комок, перекрывая кислород. Я отступила на шаг назад. Попятилась. Рита заметила это, и на ее лице отразилось просто бесконечное количество жалости.

– Сереж… поезжай без меня, ладно? Я… приду позже. – Негромко сказала девушка, погладив парня по плечу.

Сергей сжал челюсти, кивнул, и все же поднял на меня взгляд. Не могу сказать, что отражалось в этом взгляде, потому что, когда он сделал это, мои мозги будто покрылись коркой льда, мыслительный процесс застыл, замер. Отключился. Моя психика снова пыталась защитить меня от болезненных воспоминаний. Я просто стояла и невидящим взором смотрела перед собой. Кажется, даже не дышала, не могла.

– Полина? Все в порядке? – Вдруг услышала голос у себя за спиной, и этот голос, именно этот голос, позволил мне наконец сделать полноценный вдох.

Поборов оцепенение, я медленно повернула голову. Игнат стоял и хмуро взирал на пару, что стояла напротив меня. Я смотрела на его могучую фигуру, и, не знаю почему, но что-то внутри меня щелкнуло и отпустило. Я сглотнула, ощутимо расслабляясь и, стараясь выровнять сбившееся дыхание, расправила плечи.

– Я… да… Спасибо, все хорошо. – Сказала ему и почувствовала, как губы сами собой слегка растягиваются в благодарной улыбке.

Он внимательно посмотрел на мое лицо.

– Точно? – Переспросил недоверчиво нахмурившись.

– Да. – Ответила, глядя прямо в его глаза и снова повторила со всей искренностью. – Спасибо.

Игнат бросил на пару очередной угрюмый взгляд и, развернувшись, ушел.

Сергей, проследив за Игнатом странным взглядом, тоже удалился, напоследок поцеловав свою девушку в макушку.

Я неловко потопталась на месте, не зная, что сказать.

– Я… я должна идти. – Так и не найдя слов, сдалась, намереваясь трусливо сбежать.

– Полина. – Чуть ли не с мольбой протянула Рита и принялась тараторить. – Я звонила тебе, но ты сменила номер. Я приходила к тебе, но твоя мама… даже на порог меня не пускала. А потом вы переехали… Я знаю, что ты бросила учебу. Я нигде не могла тебя найти…

– Я… да… – Заикнулась я, перебивая Риту, просто чтобы остановить поток ее сокрушения. – Так вышло. Я не могла…

– Господи. – Всхлипнула Рита, прижимает руку ко рту, из ее глаз покатились крупные слезы. – Я не думала… Я не знала. Я даже не предполагала, насколько все… Боже, Полина… – Запричитала Рита, и вдруг выражение ее лица резко изменилось. В глазах пробежала странная тень. – Он звонит Сереже… все время спрашивает о тебе… Требует достать твой номер телефона. Он просто бредит тобой… Я не знала… Сережа все еще не верит, не хочет верить, но… но… он – больной. Стас – ненормальный и…

– Хватит. – Резко оборвала я девушку. – Пожалуйста…

В моих ушах начал нарастать звон, стоило мне лишь услышать имя… На глаза наползал неприятный туман, а в голове зашумело. Мое сознание пыталось защититься от Ритиных слов и невыносимых воспоминаний, связанных с человеком, о котором она говорила.

– Не надо, Рита. – Хрипло прошептала я.

Видимо, я резко побледнела: я чувствовала, как кровь отхлынула от лица, и Рита резко спохватилась.

– Господи. Прости. Прости меня. – Рита снова запричитала и заметалась возле меня, не зная, что предпринять и как мне помочь. – Я провожу тебя домой, ладно? Можно? – С надеждой заглядывая мне в глаза, спросила девушка.

– Нет, я… Я… Позвоню тебе… как-нибудь. Потом. Рит. – Отходя от нее, ответила я. – Я идти должна.

Я ушла быстро, не оборачиваясь, не давая Рите возможности остановить меня. Я быстрым шагом пошла домой, почти побежала. Ворвалась в подъезд, и, перепрыгивая через две ступеньки, подбежала к почтовым ящикам.

Все эта терапия, тренировки, занятия, слишком сильно заняли мою голову. Отвлекли, заставили забыться. Но Рита напомнила о том, о чем забывать не следовало бы.

Я должна была ежедневно проверять почту. Я должна была получать письма, адресованные мне, лично, ведь если о них узнает мама, у нее будет очередной нервный срыв. Она ничем не сможет мне помочь, но и без того тяжелая ситуация усугубится. Она не должна знать об этих проклятых письмах. А я не должна о них забывать.

Я перевела дыхание, трясущейся рукой открывая ящик. Запустила руку в него, будто в яму с ядовитыми змеями. Каждый раз, проверяя проклятый ящик, я надеялась, что нащупаю в нем пустоту. Я молилась об этом, затаив дыхание, и сейчас, но мои пальцы, почти достигнув дна, соприкоснулись с острым уголком конверта.

Глава 11.

– А ты не допускаешь такой вероятности, что он хочет попросить у тебя прощения? – Глядя на стопку писем, лежащих на столе, спросил психолог.

Я старалась на них не смотреть. Мой взгляд скользил по комнате, по лицу мужчины, устремлялся в окно, но избегал смотреть на стол, где, словно орудие для пыток, лежали ровной стопкой письма. Тринадцать штук. Тринадцать. По письму в месяц, с упрямой регулярностью. И ни одно из них не вскрыто.

– Н-нет. – Неуверенно протянула я. – Это маловероятно.

– Но не невозможно? – Тут же спросил мужчина.

– Я… Я не знаю. – Покачала головой я, глядя на свои руки. – Вчера я встретила свою старую подругу… Ее парень и… – Запнулась, что-то внутри будто спазмировало мое горло, не давая мне назвать имя, и я лишь кивнула головой в сторону писем. – Вобщем, они – друзья. Она сказала, что… С… С-стас… спрашивает обо мне, ищет возможность связаться… номер мой пытается выяснить…

Я замолчала, ощущая, как начинает мелко дрожать все тело. Как я заламываю руки, заставляя себя дышать глубоко и ровно, но дыхание спотыкается, превращаясь в мелкие сбивчивые вдохи-выдохи.

– Вопрос тот же: не допускаешь ли ты такой вероятности, что он хочет попросить у тебя прощения? Для этого и пытается связаться. – Продолжал гнуть свою линию психолог, со спокойной уверенностью во взгляде. – Ты не узнаешь этого, пока не прочтешь, пойми. Ты снова предпочитаешь свой страх возможностям…

– Каким? – Вымученно протянула я, взглянув наконец на проклятые письма.

– Возможностям знать наверняка. – Терпеливо ответил мужчина. – Та проблема, которой ты боишься, может быть и не проблемой вовсе.

Я вздохнула. Я не верила в ту вероятность, о которой говорил мужчина. Она казалась мне настолько невозможной, что я не хотела даже пытаться питать себя напрасными надеждами. Но в одном он был прав – я должна была знать наверняка. Я должна была знать, к чему быть готовой, что Он думает обо мне, и как относится, спустя год, спустя сложный судебный процесс, спустя много дней размышлений.

Я снова нервно вздохнула, собираясь с силами.

– Ладно. – Пробормотала едва слышно и протянула руку к письму, датированному несколькими днями ранее. Я не видела смысла мучить себя, читая все, я была уверена, что мне станет всё ясно из последнего из них.

– Хочешь прочитать его сейчас? – Вкрадчиво спросил мужчина.

– Да. – Сглотнув ответила я. Конверт жег мне ладонь, как раскаленное лезвие ножа, но я старалась игнорировать это. – Одна я точно не решусь.

– Хорошо. Я буду здесь. – Успокаивающим голосом проговорил мужчина, продолжая внимательно смотреть на меня.

Я видела, как он внутренне напрягся, будто готовясь к чему-то, хотя гадать тут нечего – к моему очередному приступу паники, – и сжала зубы. Пока шаткая решительность не покинула меня, быстро вскрыла конверт. Мои пальцы дрожали, дыхание было какое-то поверхностное, будто мое тело было настолько переполнено страхом, что не могло вместить в себя даже нормальной порции воздуха. Я развернула лист и посмотрела на ровные размашистые строчки.

У него красивый почерк – отстраненно отметила дальняя часть сознания. А потом в голове возник образ, непрошенная воображаемая картинка: рука с длинными сильными пальцами, сжимающая ручку, выводящая красивые прописные буквы под наклоном. И эта рука, эти пальцы стали, наверное, своеобразным триггером. В моем сознании яркой вспышкой пронеслось воспоминание, отчетливые кадры, как эти самые пальцы больно впиваются в мое тело, в мои бедра, ягодицы, плечи, грудь, сжимают горло, пока я не начинаю задыхаться и умолять о пощаде, пока я не начинаю хрипло твердить то, что он хочет слышать: то, что я люблю его. Люблю его. Люблю…

Одна яркая вспышка – и вот меня уже бьет в ознобе. Сердце грохочет, как ошалелое, в глазах пляшут черные точки, но я заставляю себя сфокусировать взгляд на словах в письме.

«Здравствуй, моя красавица!..»

Моя красавица.

Моя.

Моя!

Не могу вдохнуть. Буквы перед глазами прыгают и размываются. Я не могу сосредоточиться на тексте, но мои глаза все же выхватывают отдельные фразы. Фразы, которые мозг все же отказывается обрабатывать.

«Я скучаю по тебе».

«Я жду ответа».

И даже:

«Я прощаю тебя за то, что ты сделала».

Настоящая физическая боль скручивает меня пополам, мне кажется, я вот-вот умру. Потому что я не могу дышать. Я не слышу биения сердца. Я не могу пошевелиться. Не могу открыть рот и попросить о помощи. Вижу только фразу.

Он прощает меня.

ОН.

МЕНЯ.

ПРОЩАЕТ.

Она измывается надо мной, приковав взгляд. Заставляет скользить по ней глазами от первой до последней буквы. Без остановки: туда – обратно. Перемалывает меня на части. Бьет, бьет и бьет наотмашь. Мне кажется, что я в капкане, мне не выбраться, но вот взгляд соскальзывает ниже, и теперь я по-настоящему умираю.

«Я вернусь, и мы уедем. Вместе. Я заберу тебя, и мы все начнем сначала».

Все. Едва я дочитала последнюю фразу, все вокруг потухло, будто кто-то резко выключил свет в моей голове. Я не упала, не потеряла сознание, но внутри меня была кромешная темнота. Я не чувствовала. Не видела. Не мыслила.

– Полина. – Услышала, звучащий будто из алюминиевой трубы, громкий обеспокоенный голос Глеба Николаевича.

Я слышала голос и понимала, что мне надо идти на него. Этот голос я знала. Этот голос всегда помогал. Этот голос хороший. Я могла ему доверять. Я пыталась вырваться из этой липкой черной пелены, заполнившей все мое сознание, но мне не удавалось. В моей голове будто бы произошёл какой-то дисконнект, что-то екнуло и замерло, выключив меня из реальности.

– Полина, я здесь. Ты в безопасности. Я здесь. – Повторял мужчина, почему-то оказавшись прямо передо мной – я чувствовала, как он берет меня за руки и говорит рядом с моим лицом. – Дыши глубже. Заставляй себя дышать. Один. Два. Три. Считай вместе со мной. Давай. Один, два, три, вдох. Сильнее. Дыши. Еще раз…

В моих ушах шумело, но я старалась слушать. Старалась делать то, что требует голос. Ему можно доверять. Я знаю. Я стараюсь.

Я сделала еще один глубокий вдох, такой глубокий, что закололо в легких. Сознание немного прояснилось. Я подняла взгляд и встретилась со встревоженными глазами психолога. Он видел, что я начинаю приходить в себя, и отпустил мои руки, которые до этого активно растирал, чтобы привести меня в чувства. Отошел, налил в стакан воды и отмерил в него несколько капель из темного пузырька.

– Это успокоительное. – Протягивая стакан мне, сказал психолог.

Я взяла стакан и залпом влила в себя содержимое. Закрыла глаза. Шум в ушах постепенно утихал. Я начинала более-менее связно мыслить. Позволив себе немного посидеть в темноте, я наконец открыла веки. Психолог смотрел на меня выжидающе, но не торопил.

– Он… – Начала я хриплым бесцветным голосом. – Он не просил у меня прощения. Он… Он… – Я запнулась. Меня вдруг начал разбирать горький гортанный смех. – Он меня прощает.

Я слышала, как смех клокочет в моем горле и вырывается наружу. Как я смеюсь, смеюсь и смеюсь. Как сумасшедшая. Как помешанная. Неадекватная дурочка.

Я смеялась долго, и из моего горла вылетал противный каркающий звук. Смеялась, прикрывая лицо руками, и в какой-то момент поняла, неожиданно осознала, что мои щеки мокрые от слез. От этого неприятного открытия мой истеричный смех резко прекратился.

– Он пишет, что вернется и заберет меня. – Сказала я резко, поднимая прямой взгляд на мужчину напротив. – Он хочет, чтобы мы были вместе.

Психолог, услышав мои слова, сжал челюсти, напряженно глядя на меня. Затем едва заметно кивнул, будто принял что-то к сведению, отвел взгляд и задумался. Он думал, не говоря ни слова несколько долгих минут, затем, сел за свой стол и сцепил руки в замок.

– Значит так. Об этих письмах ты расскажешь маме. – Строго начал мужчина, я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне вставить и слова. – Более того, твоя мама наймет хорошего юриста. С этими письмами он пойдет в суд и выбьет ограничительное предписание – запрет вести переписку, телефонные разговоры и вообще каким-либо другим образом контактировать, преследовать или разыскивать тебя, даже через третьих лиц. Я, в свою очередь, напишу заключение о том, что контакты с этим человеком несут непосредственную угрозу твоему психологическому здоровью, а возможно, и жизни. Кроме того, необходимо будет подать ходатайство на запрет приближаться на определенное расстояние к месту жительства, учебы, работы и прочих мест, которые ты часто посещаешь, после его освобождения. Это понятно?

Я медленно зачарованно кивнула.

– Я сам поговорю с твоими родителями, и, если потребуется, с полицией. Все это необходимо прекратить.

Я снова кивнула, чуть ли не с восхищением глядя на человека, сидящего через стол. От того, каким собранным и уверенным он выглядел, от того как он твердо чеканил каждую фразу, я окончательно пришла в себя. Мой страх отступил, спрятался куда-то далеко вглубь, напуганный твердой непоколебимостью мужчины.

И оттого, что его план казался таким простым и одновременно решительным, мне почему-то хотелось плакать. Я смотрела на мужчину и вдруг поняла, что вот прямо сейчас проникаюсь к нему какой-то хрупкой дочерней нежностью. Я вдруг почувствовала себя кем-то вроде маленькой и слабой девчушки, рядом со взрослым и сильным человеком, который решит все мои проблемы и заслонит от всех невзгод и поняла, как мне этого не хватало. Как мне необходима была эта защита. Как необходим был кто-то с холодной головой, решительный, серьезный и грамотный.

Мои родители не смогли мне этого дать. Мама, погрязшая в своем чувстве вины, в своих истериках и неврозах, сама нуждалась в поддержке. А отец… У нас никогда не было близких отношений, а после случившегося он и вовсе стал избегать меня. Не зная, как ему со мной себя вести, что говорить, испытывая хроническую неловкость, просто с головой ушел в работу. Единственным жестом поддержки с его стороны было – без лишних обсуждений и промедлений покинуть наш старый дом, в котором я больше не могла находиться, и перевезти нас жить в квартиру.

Мои родители не смогли мне дать защиту, поддержку и опору. Но это не значило, что ее нельзя было найти где-то еще. И теперь я жалела лишь о том, что раньше не позволила себе хотя бы попробовать доверять людям, желающим помочь.