Калошин удовлетворительно закивал и задал следующий вопрос:
– К вам последнее время кто-нибудь приходил? – видя, что женщина задумалась, продолжил – В дом кто-нибудь заходил, или хотя бы на крыльцо? – Доронину же показал глазами на обрезанный над самой дверью телефонный провод. – Может быть, соседи были? Каретников, например?
– Ну, этот-то был как-то еще в начале лета – заносил хозяину документы, из Москвы, что ли, привез, не скажу точно.
– А раньше он часто бывал у вас? – видно было, что Калошина эта информация очень заинтересовала.
– Бывал, как же. И обедал не раз, и в кабинете частенько допоздна засиживался, и в московскую квартиру приходил постоянно, не знаю, что меж ними произошло, только вот уже все это лето не заходит сам, да и хозяин перестал ходить к нему, а сосед как принес тогда пакет, так больше и не появлялся.
– Ну, а еще кто-нибудь поднимался на крыльцо? Вы ведь понимаете, Екатерина Самсоновна, что тот, кто перерезал провод, знал хорошо, в каком месте он проведен в дом. Низко только на крыльце, дальше он идет по столбам, поэтому здесь и резанули.
– Ой, уж не думаете ли вы, что это Каретников мог сделать? Зачем же ему? Ну, даже если и повздорили двое мужчин, так не повод же так мстить? Да они уж, как я вам сказала, месяца четыре не разговаривали, зачем бы сейчас-то это делать? И не такой он, этот Каретников, уважительный, воспитанный, всегда с гостинцем приходил, меня величал, как равную, не то, что некоторые – даже и поздороваться с домработницей ниже своего достоинства считают. Да что ж, злодей он, что ли, какой? – сказав это, женщина даже тихонько засмеялась, видимо, сама мысль о том, что сосед может вот так вдруг прийти и перерезать провод, показалась ей и в самом деле абсурдной, и смешно, что милиционеры могли даже просто предположить это.
Калошин был снисходителен к женщине, у них такая работа, что предполагать они могут все, что угодно, а уж дело опрашиваемых отвечать или промолчать. Решил, что на этом вопросе больше останавливаться не стоит, сказал:
– Мы еще раз пройдемся по вашим владениям. Вы не против? – на что женщина утвердительно закивала. А когда Василий сказал ей, что они соединят провода, чтобы она не оставалась без связи и не искала телефониста, обрадовалась предложила чаю с бутербродами, посетовав, что из-за всех этих событий они совершенно забыли про завтрак, а обед она не готовила – исчезновение хозяина выбило из колеи повседневных забот. На чай мужчины согласились, не раздумывая – маковой росинки не было во рту с утра, но сидеть долго не стали и, быстро управившись с бутербродами, пошли во двор.
Пока Доронин соединял провода, взяв у домработницы нож, Калошин стал разглядывать траву и дорожку возле крыльца, потом пошел вокруг дома, все приглядываясь к участкам земли, свободным от травы. С одной стороны дома были разбиты небольшие клумбы, на которых еще цвели разноцветные астры и хризантемы – и тут чувствовалась заботливая рука Екатерины Самсоновны. Вокруг них на земле отчетливо виднелись следы женских туфель без каблуков – в такой обуви ходила домработница, это Калошин заметил сразу. Под окном профессорского кабинета Калошин еще раз попытался отыскать хоть какие-то следы, прошел опять до кустарника, обратил внимание на то, что некоторые веточки были обломаны, и сломы эти, похоже, были свежими. Внимательно просмотрев доски забора за кустами, Калошин разочарованно вернулся к крыльцу. Уже вдвоем с Дорониным они пошли по направлению к огородам, расположенным за домом профессора. Двигаясь вдоль забора, Калошин достал свой портсигар, и тут на металлической поверхности коробки блеснул солнечный зайчик – Калошин резко обернулся и успел увидеть, что в круглом окне чердака Каретникова бликовали линзы бинокля.
– О-о, да за нами следят! Ой, не зря, лейтенант, мы тянем эту ниточку с тобой! – Доронин хотел обернуться, но Калошин его предупредил:
– Не смотри, пусть думает, что мы не придали этому факту значения.
Пройдя по всей длине тропинки, проходящей между размежеванными огородными участками, они поняли, что определить наличие нужных им следов, невозможно – не один человек пользовался этой тропинкой – сразу за огородами и небольшим лугом раскинулся лесной массив, в глубине которого плескалось озеро, откуда еще несколько часов назад уехали Калошин и Доронин. Мужчины дошли до кромки леса. Тропинка здесь раздваивалась, и судя по направлениям, одна из них вела именно к озеру. Решили пройти по ней. Путь до озера занял почти двадцать минут. Вышли они неподалеку от того места, где было совершенно страшное преступление. На берегу уже никого не было, исчезла и палатка. Только следы крови между камышами напоминали о случившейся трагедии. На всем пути от дома профессора до самого озера никаких видимых следов они не обнаружили, кроме сломанных в некоторых местах веток – дождя давно не было, поэтому земля на тропинке напоминала больше асфальт, растрескавшийся от отсутствия влаги. Пока преступник не оставил для них никаких следов, заставляя ломать головы над решением, казалось, неразрешимой загадки.
Калошин присел на бревно возле потухшего костра, который еще вчера весело обогревал компанию молодых людей, задумался. Доронин устроился рядом.
– Ну, что, лейтенант, возвращаться пора. А у нас с тобой и соображений-то, практически, никаких. Но если возьмем за искомое, что профессора все-таки похитили и принесли на озеро, если, конечно, не увезли от дома на машине, то это было, скорее всего, здесь. А ребята стали просто свидетелями преступления, за то и поплатились. Но зачем и почему это было сделано? Убить можно было и дома. Или скрыть следы убийства, как такового? Ведь мы до сей поры не нашли ни одного маломальского следа. И, знаешь, что еще я подумал, Василий? – не дожидаясь ответа, сказал – Собаку убрали не для того, чтобы предупредить или напугать, а чтобы она не мешала совершению более серьезного преступления.
– А профессора могли и усыпить, ведь с собакой было так же, – предположил Доронин.
– Я, признаться, подумал об этом, но тогда пришлось бы применять силу – ведь не баран же профессор, чтобы молча идти на заклание, если бы его стали усыплять, он должен был сопротивляться, а в комнате, как ты сам видел, порядок. Бумаги могли просто от ветра упасть со стола, а там только стул отодвинут, как если бы профессор сам встал и пошел к окну. – рассуждал Калошин.
– Помните, товарищ майор, Полежаев жаловался на сердце? Что, если ему просто стало плохо, огда он понял, в чем дело? Злодей этим мог воспользоваться и спокойно усыпить его.
Калошин повернулся к Доронину:
– Молодецвсе-таки ты, лейтенант! Не ошибся я в тебе. Варит, варит твоя головушка, – по-отечески потрепал его по выбритому по-военному затылку. – Пошли. Начальство, поди, заждалось нас. Может быть, и Воронцов уже вернулся.
– Меня, товарищ майор, еще одно обстоятельство насторожило, – идя по тропинке вслед за Калошиным, прервал тяжелые размышления начальника Доронин.
– Ну, давай, делись своими мыслями, – Калошин немного замедлил шаг и полуобернулся к Василию, чтобы лучше слышать собеседника – под ногами шуршала трава.
– Полежаев нам не сказал о причине разрыва отношений с Каретниковым. Не хотел раскрывать перед нами секреты своей работы? Но он мог не говорить о ней подробно, просто объяснить, что Каретников отказался ему помогать в работе. Каретников, наоборот, должен был переадресовать ответ на этот вопрос своему коллеге, а он спокойно раскрывает причину их разрыва так, как если бы он знал, что его слова никем не будут опровергнуты. Ведь причина могла быть и в другом. А если учесть, что в тот момент, когда мы спрашивали Полежаева об этом, он, наверняка уже знал, по крайней мере, должен был подозревать, что ему что-то грозит, логично было бы ему первому нам рассказать о том, о чем поведал Каретников. Но он промолчал, как будто это была не его тайна. – Калошин внимательно слушал помощника и чувствовал, что есть в этих немного сумбурных объяснениях Доронина зерно истины. Все это следовало проанализировать, подвести под определенную схему, и же потом расставлять точки над i. б этом он и сказал Доронину. Тот согласился. И они поспешили к своей машине.
Глава 10.
В отделе царила тягостная обстановка. В воздухе, буквально, висело напряжение. Костя Воронцов был уже на месте, но выглядел крайне расстроенным. Он сидел за столом, обхватив голову руками, и невидящим взглядом смотрел на разложенные по суконной столешнице бумаги.
Моршанский стоял у окна и курил в открытую форточку. Увидев входящих мужчин, поспешил загасить папиросу и показал глазами на Воронцова:
– Девчонка убитая, оказывается, была его подружкой. Вы не знали?
Калошин с Дорониным ошарашено посмотрели друг на друга.
– Ничего себе, поворот… – Калошин направился к Косте, присел напротив него, дотронулся до его руки и тихо спросил:
– Давно встречались?
Воронцов встрепенулся, посмотрел на начальника и потряс головой.
– Не успели. Только танцевали несколько раз. – Тяжело вздохнул. – Нравилась она мне очень, товарищ майор. Необыкновенная такая, чистая… М-м-м… -схватился опять за голову. – Я ведь должен был пойти вместе с ними, но, сами знаете, не смог. Если бы я был там!.. Ну, почему так получилось?.. – он посмотрел взглядом обиженного ребенка на Калошина.
– Знаешь, Костя, что случилось, то случилось, мы не в силах это исправить, а вот найти того, кто это сделал, наша общая с тобой задача. Ты – мужчина – должен взять себя в руки, и начнем работать. Дело очень серьезное, боюсь, что и ро сон нам с вами придется забыть. – Калошин подошел к своему сейфу, открыл его и достал початую бутылку водки. Доронин молча поставил на стол стаканы. Моршанский первым взял свой на четверть наполненный стакан и махом выпил, нюхнул небольшой кусочек хлеба, который отрезал Доронин, и немного виновато посмотрел на оперативников:
– Я извиняюсь: имел вчера неосторожность… Сил даже для работы нет. Спасибо. – Вытер сильно вспотевшее лицо платком и сам подал стакан Воронцову: – Давай, Константин! Майор прав – надо работать.
В этот момент в кабинет вошел Сухарев, окинул всех быстрым взглядом, подошел к столу и, молча взяв стакан, как и Моршанский, залпом, ни слова не говоря, выпил. Секунду не дышал, потом смачно крякнул и, сев на стул, закурил. Воронцов немного оживился и затянул предложенную начальником папиросу. После нескольких затяжек Сухарев обратился к Калошину:
– Ну, что там у тебя? – и увидев хмурое лицо подчиненного, привстал со стула: – Тоже?!
Калошин поспешил успокоить Сухарева и доложил все подробно. Тот облегченно вздохнул, задал несколько уточняющих вопросов и жестом предложил всем подойти к столу:
– Геннадий Евсеевич, пиши план оперативно-розыскных мероприятий. Воронцов – докладную о своей командировке. К нашей работе, я думаю, следует привлечь участковых – есть у меня на примете пара толковых «орлов» – употребил свое любимое, – им мы поручим опросить ребят, что были на озере, и их родственников. Я согласен с вами, что эти молодые люди навряд ли напрямую причастны к этому делу, но проверить надо всех. Калошин и Доронин занимаетесь вплотную исчезновением профессора, – и обратился к Моршанскому: – Герман Борисович, думаю кому-то из нас надо ехать в Москву. Главному я доложу.
Моршанский закивал:
– Да-да, поеду сам. У меня и связи есть в научных кругах. Придется все контакты обоих фигурантов изучить, проверить алиби Каретникова, – согласен – что-то не договаривает мужик. -Вдруг он встрепенулся: – А вдруг найдется наш профессор, а мы уже волну подняли?
– О-о, уж как я рад был бы пошуметь на пустом месте, нежели замолчать такое событие и оказаться потом в полном дерьме! – Сухарев с силой придавил окурок в пепельнице.
Моршанский сел писать постановление о возбуждении уголовного дела:
– Объединять пока не буду. Дождемся вестей о профессоре – «нет тела – нет дела». Кстати, что там наши эксперты? Поторопить бы надо, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал, быстро водя ручкой по бланку.
Костя Воронцов поднялся и пошел к двери:
– Я схожу, узнаю. – И вышел.
Сухарев обратился к присутствующим:
– Товарищи офицеры, прошу вас о случившемся не распространяться. Родственникам погибших ребят мы сказали, что это просто несчастный случай. Трупы увезли в морг, ими пока занимается Карнаухов. Друзей предупредили также. Но они сейчас в таком состоянии! Особенно эти, сестры Мелюковы. Отец их, на наше счастье, сейчас в командировке в Москве. С мамашей их я сам побеседую. Парень этот, Петр, все понял, обещал молчать. Толковый, вроде, хлопец. А обывателей волновать рано. И так что-нибудь да просочится раньше времени.
– А я, товарищ подполковник, – Моршанский обратился к Сухареву, – в свою очередь, если что, в КГБ прошу пока не обращаться, приеду из Москвы – сам поеду в область. У меня там тоже знакомые есть, с одним из них мы в войну вместе диверсантов разоблачали, надо сказать, вполне успешно. – следователь был сегодня весьма снисходителен – свое должностное превосходство не выказывал, как обычно, возможно не только выпитое располагало его к дружеским жестам, но и крайняя серьезность дела. Сейчас была важна сплоченность всех служб, и он это осознавал.
Вернулся Воронцов вместе с Гулько. Тот сразу от двери начал:
– Торопите, товарищи начальники, поработать бы надо еще. Да и Карнаухов не готов ответить на все ваши вопросы. Я же скажу только, что следов практически, – увидев вопросительный взгляд следователя, подняв палец, повторил: – п р а к т и ч е с к и нет, но это не значит, что их нет совсем.
– Слушай, Гулько! Прекращай разводить антимонию! – попенял ему Сухарев. – Если есть что – говори, нет – так иди и работай.
– Ну, хорошо – хорошо! – примирительно сказал эксперт. – Часть голой ножки нашел на песчаном откосе, неподалеку от убиенных ребяток. Ножка там не маленькая, явно мужику принадлежит. Слепочек я снял, поработаю с ним еще. Там есть некоторая странность, уточню позже. А вы пока решайте, насколько важна моя находка. И еще: кровь возле мальчишечки не только его – и по количеству, и по виду наложения одной лужицы на другую, а также по расположению брызг самой крови. Думаю, что исследование по группам подтвердит это.
Следователь и оперативники переглянулись между собой.
– Значит, парень увидел труп и…?– начал Сухарев.
– Наклонился, – продолжил Гулько, – а сзади ему на шею накинули, скорее всего, петлю из проволоки или тонкого троса, тем самым разрезав его горло. Девочка же, наверняка, видела своего убийцу – он вышел ей навстречу. Похоже, она ни единого звука издать не могла, была слишком испугана, буквально парализована страхом. Во всяком случае, Петр этот, как его?.. – услышав подсказку следователя, продолжил – Да-да, Неродько, вообще ничего не слышал, хотя находился не так далеко от места убийства, во всяком случае, если бы она закричала, то он, наверняка, услышал бы.
– Да не факт! – перебил его Сухарев. – Он, скорее всего, спал, а если учесть, что ребята до этого выпили, то он мог и крик не услышать.
– Тоже не факт, – возразил начальнику Гулько, но тот примирительно махнул рукой:
– Это не главное, давай дальше!
– Да, собственно, я уже почти закончил: петлю на шейку девчушке, – при этих словах он покосился на Воронцова, тот отвернулся к окну, закусив губы, – так вот, петлю накинули спереди, у нее несколько другие разрывы – Карнаухов отчитается. Но она, видимо, в последний момент пыталась сопротивляться, схватилась за петлю – у нее характерные раны на пальчиках. Все, пойду работать. Письменный отчет позже. – Получив молчаливое согласие начальника, ушел.
Сухарев обратился к оперативникам:
–Как вам нравится след голой ноги? Там что, кто-то купался?
Воронцов, отойдя от окна, подошел к столу. Обратился к начальнику:
– Разрешите изложить свои соображения? – и, получив разрешение, сказал: – У меня было не раз, когда леска цеплялась за корягу, приходилось разуваться и лезть в воду. А там, по-моему, очень многие рыбачат.
– Так, Воронцов, молодец! Тебе и карты в руки – ищи тех, кто мог эти дни там рыбачить – как я понимаю, у тебя знакомых много среди любителей рыбалки – ищи и беседуй. На всякий случай возьми из младшего состава кого-нибудь, если пойдешь на озеро. Но сегодня уже поздно, так что давайте по домам, а завтра всех рано утром жду у себя. – Сухарев попрощался со всеми и вышел. Моршанский собрал свои бумаги и тоже удалился – ему рано выезжать.
Калошин закрыл сейф, повернулся к Воронцову:
– Ну, что, Константин, нарыл что-нибудь в К***?
– Да как будто ничего особенного. Все пациенты на месте, сбежавших нет. С весны выписали только троих, но у них не было психических заболеваний. Двое – с потерей памяти, один проходил судебно-медицинскую экспертизу. Вывод – абсолютно здоров.
– А те двое? – скорее для порядка спросил майор.
– Ха, тут кое-что вызвало у меня интерес! Но думаю, что завтра же этот вопрос разрешится.
– Воронцов! Не тяни, рассказывай! – Калошин стукнул ладонью по столу.
– Я вам список приготовил. Вот! – Костя положил перед майором лист бумаги с тремя фамилиями.
Калошин быстро пробежал по нему глазами, вопросительно поднял брови:
– Это что за Чижов? Не тот ли слесарь, у которого украли инструменты?
– Он самый! Вызвать его к нам? – Майор покачал отрицательно головой:
– Я думаю, что пока нет в этом необходимости. По краже будешь с ним встречаться, вот и побеседуй, спроси так, между делом, а уж потом решим, как с ним быть. Память, как я понимаю, к нему вернулась, значит, выписан здоровым?
– Ну, работает человек, живет обычной жизнью, наверняка, все в порядке.
– А может быть кража связана как раз с потерей памяти? – присоединился к разговору, молча слушавший коллег, Доронин.
– Это, кстати, мысль! – поддержал его Калошин. – Давай, Костя, завтра займись и Чижовым, и рыбаками. Насчет последних можешь поинтересоваться в магазине для рыбаков и охотников.
– Хорошо. У меня там знакомый работает. Он многих знает.
– У меня, между прочим, сосед заядлый рыбак и охотник, – добавил Доронин. – С ним я побеседую, пожалуй, сам.
– Вот и хорошо! – Калошин посмотрел на ребят: лица усталые, у Воронцова запавшие красные глаза. – Сейчас всем отдыхать, завтра у нас много работы. Вот и воскресенье закончилось, – вздохнул, повернулся к Доронину:
–Ты, Василий, вчера на танцы-то свою Галочку сводил? – на что Доронин только обреченно отмахнулся:
– Какое там! Настроение не танцевальное было!
– Зря-я-я! Жена не должна страдать от твоей работы – она еще у тебя слишком молодая. Ее баловать надо, и сколько раз я тебе говорил, – назидательно погрозил пальцем майор, – плохое настроение оставляй на работе. Думать о деле – думай, а виду не подавай.
В этот момент зашел Гулько:
– Домой идем?
– А твоя «голая ножка»? – шутливо спросил Калошин.
– Все, товарищ майор, в отчете. Вот! – Гулько положил на стол несколько исписанных листов- Но, думаю, что сегодня не стоит уже забивать себе голову – завтра и обсудим, а? Карнаухов как раз свой до кучи принесет. Устал я, как черт! С ног валюсь, – и в подтверждении своих слов тяжело прислонился к стене.
Калошин больше не стал никого задерживать, на крыльце распрощались и разошлись по домам.
Глава 11.
Несмотря на усталость, Доронин быстро шел домой. Недалеко от подъезда его окликнул тот самый сосед, который увлекался рыбалкой. Доронин обрадовался, что не придется его завтра разыскивать, подождал, когда тот подойдет. Поздоровались. Сосед предложил закурить, но Василий вынужден был отказаться – сейчас ему больше всего хотелось съесть чего-нибудь горячего, приготовленного заботливыми руками милой жены. Но поговорить решил именно сейчас, поэтому махнул рукой в сторону скамейки, служившей, как в каждом многоквартирном доме, местом встречи соседей. Сосед согласно кивнул и сразу же спросил, понизив голос почти до шепота, и оглядываясь на открытые форточки окон нижнего этажа:
– Василий, это правда, что на озере зарезали целую группу туристов? – Доронин поморщился:
–Ну откуда у тебя такие сведения? Произошел несчастный случай с двумя молодыми людьми. А у тебя уже целая группа! Ты мне лучше скажи-ка, кто-нибудь из твоих знакомых сети не раскидывал? Бывает же у вас так, что сеть порвется, леска зацепится за что-нибудь, и тогда приходится лезть в воду? – услышав этот вопрос, сосед как-то обрадовано хлопнул себя по ноге:
– Я так и подумал! Так значит, утонули ребята?
– Погоди, не тарахти! Что значит «так и подумал»? Объясни мне все толком! – Василий начал сердиться.
Чувствуя его плохое настроение, сосед зачастил:
– Объясню, объясню! Я, Василий, в прошлую ночь сидел в камышах на своем месте, где у меня прикормлена рыбка. Садок кинул (я сетями не балуюсь), жду. Вдруг слышу тихий всплеск, но не такой, как рыба бы играла, а тяжелый, что ли. Я в своей лодке-то привстал, темно, конечно, но луна немного подсвечивает, вижу, недалеко от меня будто кто-то зашел в воду. Мне видно только голову, вроде, нырнет эта голова, опять покажется. Хотел крикнуть, пошутить, как водичка, не жарко ли, а голова-то и пропала. Подумал, что с сетью кто-то балует, может, чужую решил обнести, хотя такого у нас не водится. Но нырять-то зачем? Подтянул и бери, если есть что. В такое время кто ж в воду-то полезет? Вот тебе и загадка! Может, с этим ныряльщиком связано что? – сосед пытливо заглянул в глаза Доронину.
– Та-ак. Показать, где сидел, сможешь?
– А как же! Я свое место с закрытыми глазами найду, – горделиво сказал мужчина. – Когда пойдем? – чувствовалось, что ему не терпелось приобщиться к событию, о котором в городке уже поползли слухи.
Доронин отрицательно помахал рукой:
– Никуда идти не надо. Завтра придешь в отделение – на карте покажешь. Мы сами разберемся. – Василий протянул руку для прощания, не обращая внимания на разочарование соседа, и поспешил домой.
Дома от жены он услышал почти тот же вопрос, что и от соседа. На стук двери вышла и Ольга Евгеньевна. Она извинилась и сказала, что такие слухи уже разнеслись по всему городу, но она, как соседка самого оперуполномоченного уголовного розыска, разговоров таких не поддерживает, так как знает, что почти всегда все слухи сильно преувеличены, но все-таки они с Галочкой целый день очень переживали за Василия. Доронин оценил ее беспокойство и поблагодарил, посетовав, что обыватели, как всегда, «мутят воду», сильно мешая их работе. Тут же ринулся на кухню, где жена уже гремела тарелками, и невыносимо вкусные запахи заставляли забыть обо всех неприятностях. Ольга Евгеньевна удалилась в свою комнату, посетовав на то, что муж её в последнее время очень плохо себя чувствует. Василий, усаживаясь за стол, прижал палец к губам и тихо сказал:
– У нас, Галочка, в самом деле, очень серьезное дело, так что, ужинаю и падаю спать, а рано утром убегу. Будут донимать соседки – ответ найдешь сама, ты умная, знаешь, как себя вести. Тебе расскажу, только позже. – Жена согласно кивнула и, наливая суп в тарелку, принялась рассказывать, что сосед их и в самом деле не очень хорошо выглядит, но врача вызывать отказывается, говорила о чем-то ещё, что Василий почти не воспринимал, думая о своем. Понимал, что это были отвлеченные разговоры, чтобы не давать соседям пищи для досужих вымыслов. Ведь даже Ольга Евгеньевна при всей своей воспитанности могла случайно услышать то, что не предназначалось для посторонних ушей, а потом случайно рассказать кому-нибудь. Кстати, Доронин считал, что соседка и так слышит немало, благодаря общему телефону в коридоре и тонким стенам
У Калошина дома разговор был почти таким же. Майор из вопросов своей дочери понял, что удержать распространение слухов не удастся, значит, можно ждать гостей из районной газеты, а там раньше времени дойдет и до более серьезных чинов. Но против этой лавины он был бессилен, поэтому спать лег в крайне раздраженном состоянии, всю ночь крутился – перед глазами бесконечно возникало белое личико убитой девочки, появлялись все новые и новые вопросы, которые необходимо было прояснить как можно скорее. Самое главное состояло в том, чтобы отыскать профессора. Но с чего начинать? Промучившись до рассвета, он, в конце концов, поднялся и пошел на кухню. Приоткрыл форточку и закурил. Надо было подготовить себя к всевозможным неприятностям, которыми грозило происшедшее с Полежаевым. Следовало понять в первую очередь, в чем была причина его исчезновения.
Калошин попытался проанализировать все услышанное и увиденное в это воскресенье. Для него почти не было вопросов, касающихся гибели молодых людей. Важен был один и самый главный: существовала ли связь между исчезновением профессора и тем, что явилось причиной трагедии на озере. Убийство могло быть совершено только в том случае, если ему предшествовало какое-то не менее страшное преступление. Калошин вспомнил слова Гулько о том, что на месте убийства юноши обнаружились два отдельных следа крови. Это могло означать только одно: там был еще кто-то либо раненный, либо убитый. Если это так, то надо искать труп. И скорее всего, спрятан он где-то неподалеку на берегу или в самом озере. Если профессора просто похитили, что пока ничем не опровергалось, тогда связь между этими событиями отсутствует, и, может быть, утром станет известно о пропаже другого человека. Тогда с чего начинать поиски Полежаева? Каретников явно вызывал недоверие, его надо проверять в первую очередь, даже поднажать. Но пока не вернется Моршанский, с этим придется повременить. Просто не выпускать из виду, ведь наблюдал же он почему-то за действиями оперативников, хотя это могло быть простое любопытство. Все это требовало тщательной проверки, значит, нужны будут силы и физические, и моральные.
Калошин открыл кран, набрал воды в чайник, поставил его на плитку, а пока тот грелся, чисто побрился, облил себя под краном до пояса холодной водой – сразу почувствовал прилив сил. В это время на кухню вышла заспанная Варя, чмокнула отца, зевнув, поежилась и спросила:
– Не спится? Я тебе что-нибудь приготовлю? Опять уйдешь до ночи. Ты, папа, хотя бы в вашей столовой не забывай обедать. А-то стану приносить тебе кастрюльки на работу. Похудел, осунулся, на себя не похож. Вижу, что переживаешь. Калошин ласково притянул к себе дочь:
– Ты такая же заботливая, как твоя мама. И твой завтрак я съем с удовольствием. Пойду одеваться, а ты можешь накрывать на стол, правда, для завтрака вроде бы еще рановато, но не могу спать, есть о чем подумать перед предстоящим днем.
Глава 12.
Ровно в восемь все сотрудники оперативного отдела собрались в кабинете Сухарева. Обсудили план оперативно-розыскных действий, зачитали отчеты экспертов. Доронин рассказал о своем разговоре с соседом. Все с большим интересом отнеслись к его рассказу и стали высказывать предположения, кто и что это было. Все дружно склонялись к мысли, что это каким-то образом является частью всех событий последнего дня. Осталось дождаться соседа Доронина, и уже по месту на карте определить, насколько близко от места преступления видел мужчина ночного «купальщика».
На столе у Сухарева резко зазвонил телефон. Тот поднял трубку, и по его отрывистым словам в ответ собеседнику на том конце провода, оперативники поняли, что звонит высшее начальство. Повинуясь приказному жесту руки Сухарева, все молча поднялись и вышли.
В коридоре к ним подскочил дежурный и, козырнув, зачастил:
– Товарищ майор, там до Воронцова посетитель пришел! Я ему говорю, что вы все на совещании, а он ругается, говорит, что ему на работу пора, а я его задерживаю. Я объясняю, что вы заняты. Говорит, что заявление свое забрать хочет. Это сантехник наш, из Жилкомхоза. Пропустить его? – оперативники переглянулись, Калошин кивнул дежурному:
– Пусть проходит. Константину не придется его вылавливать. – Парень побежал в дежурную часть, а майор обратился к Воронцову:
– Ну вот, одно дело с плеч долой! Заканчивай с ним побыстрей, и за «озерное» дело берись, а мы с вами, – обратился он к Доронину и Гулько, – опять в профессорский дом. Собирай, Валерий Иванович, свой чемодан, и поедем.
Калошин открыл сейф, достал папку с делом, и в этот момент в кабинет зашел мужчина. Майор, удивленно взглянув на него, хотел было спросить, чего он хочет, как увидел, что к тому подскочил Воронцов и сходу задал вопрос:
– Неужели нашел свой инструмент? – и, увидев, что Калошин с Дорониным как-то странно переглянулись, а мужчина в свою очередь посмотрел на них, как бы вспоминая, он представил вошедшего: – Вот, тот самый Чижов!
Калошин усмехнулся:
– А мы имели честь встретить гражданина Чижова в доме Каретникова! Твой слесарь подрабатывает у московского профессора, – и внимательно посмотрел на мужчину. Тот насупился:
– Я, товарищ начальник, ничего плохого не делаю. Большим заработком не похвастаю, но не обижает. Видно сразу, что не жадный. А последние дни я без работы сидел, сами знаете, Константин Михайлович, – повернулся он к Воронцову, – инструмента лишился, конечно, по пьяному делу, и аванс в тот день весь пропил, сестра денег не дает, начальник до работы не допускает, грозился даже уволить, вот я и пошел к профессору. Только не было у него работы, вы же слышали, – теперь он обращался к Калошину с Дорониным с каким-то заискивающим видом.
– Так нашелся инструмент или нет? – нетерпеливо спросил его Воронцов.
– Да! Нашелся! Вчера пришел домой, а сестра говорит, что участковый принес мой чемоданчик. Думаю, заберу сначала у вас заявление, а потом уже к участковому схожу – поблагодарить надо человека – спас меня.
– Ну, хорошо! – Воронцов положил перед Чижовым лист бумаги. – Пиши, что заявление забираешь и никаких претензий не имеешь!
– Как это не имею? – встрепенулся мужчина. – Инструмент-то не весь, кое-чего не хватает.
– Ну и чего у тебя там не хватает? – раздражаясь, спросил Воронцов.
– А ты, Константин Михайлович, не злись. У тебя свой инструмент, – он сжал руку в кулак, выставив указательный палец, изображая пистолет, – для тебя он важен, а у меня свой. Тросик был там такой, тоненький, упругий, я его сам из проволоки сплел. Без него ни одну раковину, или того хлеще, унитаз не прочистить. Придется делать снова. – При этих словах Чижова в кабинете повисла тишина.
Первым заговорил Калошин:
– Слушай, Чижов, а что, есть из чего сплести? – и многозначительно посмотрел на коллег.
– Да уж у вас не попрошу. Остались куски той проволоки, сплету. Может, вы, товарищ начальник, помочь хотите? – коротко хихикнул мужчина.
В дверь заглянул Гулько. Калошин махнул ему рукой, предлагая войти. Коротко пересказал суть, и опять обратился к Чижову:
– Для нашего эксперта сможешь сделать?