Глава 11.
В гостинице Доронин сообщил Ерохину, что ему звонил Юрьев из ДОСААФ, сказал, что нашел одного человека, состоявшего в Осоавиахиме до войны. Несмотря на позднее время, капитан решил поговорить ещё раз с отставником. Тот откликнулся сразу:
– Я ждал вашего звонка, товарищ Ерохин! Одним словом, живет у нас ветеран ополчения, который помнит, что на стрельбы перед войной приходила одна женщина. Я очень подробно расспросил его, к сожалению, имени её он не знал, так как все называли эту женщину по прозвищу – Жанной Д`Арк. Помнит ещё, что она всегда надевала нитяные перчатки, когда стреляла.
– Вот как? Интере-есно… А внешность он как-то описал?
– Сказал, что ничего примечательного в ней не помнит, да и не удивительно: ему уже за семьдесят, потому и смог пойти только в ополчение. Спрашивал я его и о тех, кого он помнит по Осоавиахиму. Тогда ведь много молодёжи было. Почти все ушли на фронт. Говорит, что практически никто не вернулся. Кто погиб, а кто просто сменил место жительства. Но один адрес он все-таки назвал. Я вам его продиктую.
Ерохин от души поблагодарил Юрьева, и на завтра назначил для себя визит по названному адресу.
Шофер Андреев, вопреки опасениям Калошина, оказался дома. Воспаленные глаза и обреченность во взгляде выдавали душевные переживания этого немолодого уже мужчины. Будучи полным человеком, он сейчас выглядел, как сдувшийся футбольный мяч: щеки обвисли, плечи ссутулились, а рубашка мешком висела на нем.
Молча взглянув на документы Калошина, он поплёлся в комнату. Майор решил подбодрить мужчину, чтобы беседа вошла в нужное русло. Несколько теплых слов и в самом деле возымели нужное действие: Андреев оживился, на серых щеках даже появился румянец.
– Петр Максимович, поверьте, я пришел не по вашему делу. Мне не понятно такое пристрастное отношение комитета к вашей персоне, но я могу только посочувствовать. А к вам обращаюсь с просьбой: помогите нам, расскажите все, что вам известно об автослесаре Зеленцове. Мне важна каждая мелочь, даже ваше личное мнение в самых простых мелочах. Со своей стороны обещаю ни одного вашего слова не обратить против вас, – Калошин положил свою руку на плечо мужчины.
– Если это все так, как вы говорите, я расскажу. И мнение свое выскажу. – Андреев засуетился: – Давайте выпьем домашнего вина, я сам его готовлю – чудо, что за напиток! Правда, последнее время мне как-то не до него… Давайте, а? Не откажите!.. – он умоляюще посмотрел на Калошина, тот мягко улыбнулся:
– Хорошо-хорошо! Я согласен! Тем более, что свое!
Андреев быстро накрыл на стол, принес большой графин янтарного вина:
– Яблочное! Не пожалеете! Прошу к столу! – он показал рукой на стул. – Жена на работе, так что, не обессудьте – всё по-мужски.
Поговорив ещё немного о хозяйственных делах, перешли к самому главному.
– Зеленцов мне сразу не понравился, как пришел к нам на автобазу. Дело даже не в его внешности, он ведь не виноват. Но тут как раз такой случай, когда внешнее и внутреннее содержание дополняют друг друга. Но вот почему-то у Мелюкова он был на полном доверии. Все знали, куда Зеленцов возил начальничка – женщин у того в районе было предостаточно. А у меня из-за него неприятности: то километраж намотан, то бензин вдруг закончился. Я говорил об этом Мелюкову, он либо махал рукой, либо просил молчать о таких вещах. Однажды я увидел, что они вместе возвращались рано утром с очередной гулянки, тогда все стало на свои места. С той поры перестал обращать внимание на все это, да и директор велел молчать. Только однажды, когда в очередной раз, утром я заметил, что бензин почти на нуле, а Мелюков меня поторапливал, я сказал, что надо заправиться, так, тот удивился, сказал: «Ты же вчера заправлялся вечером!», и тогда я понял, что Зеленцов в тот раз выгонял машину без ведома начальника.
– И как Мелюков себя повел? – поинтересовался Калошин.
– Замял как-то разговор. Вот после этого я иногда стал замечать, что бензина у меня не меньше в баке, а больше.
– Значит, мы можем предположить, что Мелюков отчитал Зеленцова, тот поездки свои не оставил, но стал бензобак пополнять? Так?
– Да, потому что, когда он ездил с начальником, все было по-прежнему. Я давно плюнул на это. Просто стал просить директора пересадить меня на другую машину, но, видимо, Мелюков был против этого – я его, как видно, вполне устраивал… – уже с горечью добавил Андреев.
– А как часты были эти одиночные поездки?
– Крайне редки, крайне…
– Что-нибудь ещё примечательное было?
– Да, я вспомнил один странный случай. Никому об этом не рассказывал – не знал, как отнесутся. Так вот. Было это где-то в конце января или в самом начале февраля, не помню точно даты. Мне необходимо было поехать в Москву, исключительно, по своим делам. Иногда мы ездили с Мелюковым, но в то время он как раз занимался делами здесь. Решили на день поставить машину на профосмотр, пока я буду ездить. На вокзале в Москве вдруг неожиданно встретил Зеленцова. Тот подскочил к нам и стал предлагать выпить где-нибудь, дескать, дружок у него скончался – помянуть надо.
– Вы сказали «к нам», с вами кто-то ехал?
– А, да, это знакомый один, сантехник Чижов, он мне в электричке встретился, ещё удивился, что я не на машине.
– Так-так-так! И что было дальше? – пытаясь не выдать своего волнения, спросил Калошин. – Только поподробнее, пожалуйста!
– Ну, вышли мы из вагона, как обычно, оглядываемся по сторонам, куда лучше идти, вижу – Зеленцов стоит и машет рукой, дескать, идите сюда. Я очень удивился, ведь он должен был заниматься машиной, мало того, на вокзале в Энске я его не видел, значит, он приехал раньше? Почему с вечера не предупредил? Вот вы спрашивали мое личное мнение? Скажу так: тогда я совершенно четко почувствовал, что он ждал нас. Приглашая выпить, как-то суетился, будто боялся, что мы откажемся. Чижов согласился сразу, хотя, как я понял, с Зеленцовым не был знаком, но сантехник был глубоко пьющим мужчиной. Кстати, это правда, что он оказался убийцей нескольких человек? – майор кивнул. – Видимо, совсем пропил мозги!.. Ну, пошли мы в какую-то забегаловку, Зеленцов потянул нас к столику, пошел за стаканами. Пока стоял у стойки, я все оглядывался – неприятное место это было. И тут мне показалось, что за нами наблюдает какой-то мужчина: он как-то быстро отвел глаза в сторону, когда я на него случайно глянул. Ну, подошел Зеленцов, поставил на стол бутылку водки, стал разливать её. А я водку почти не пью никогда, тем более, что у меня были дела. Кроме того, я обратил внимание, что водка на столе была «Столичная», а в буфете забегаловки только «Московская». Из этого я сделал вывод, что Зеленцов водку с собой принес, но я не стал отказываться совсем, выпил чуть-чуть и ушел.
– Зеленцов вас пытался задержать?
– Как-то уж очень настойчиво предлагал выпить ещё, но я был категоричен.
– Последствий никаких не было после употребления этой водки?
– Спать сильно хотелось, но я всегда после водки так себя чувствую, – махнул рукой Андреев.
– А ещё когда-нибудь Зеленцов пытался с вами пить? Предлагал? – допытывался Калошин.
– Было дело, но я сказал твердо, что водку не пью.
– Но ведь он мог предложить выпить и вина?
– Я сказал, что вообще не пью. На этом и поставил точку. Потом даже есть с ним не садился, особенно когда узнал, что Чижов после той пьянки попал в автомобильную катастрофу. – Андреев вдруг встрепенулся: – Вы думаете, что он в водку что-то подлил? Но зачем?
– Нет, что вы! – поспешил успокоить его Калошин. – У меня нет оснований так думать, просто вы сделали акцент на то, что водка была принесена, потому я и заинтересовался. Но бывает по-всякому. А то, что Чижов попал с такой переплет, так это и не удивительно – потом с ним случилось и более страшное, насколько вы знаете. Сами говорите: «Пропил мозги». А сам Зеленцов в тот раз пил?
– Да, при мне налил себе тоже немного и выпил. А Чижову-то полстакана!.. И ещё меня удивило то, что он разлив водку, произнес: «За наше здоровье!», хотя до этого говорил о покойном друге, как-то не вяжется!..
– Вот это вы подметили верно! И вообще, очень нам помогли своим рассказом! Спасибо вам! И не теряйте надежды на скорое и благополучное завершение дела!
Уже уходя, Калошин поинтересовался:
– Судя по километражу, вы сможете сказать, где бывал Зеленцов? Меня интересуют последние полгода. Вы ведь, наверняка, прикидывали, куда он мог съездить?
– Были у меня такие мысли. Обычно, будто по городу катался, а не так давно, где-то в мае, уж очень много накрутил, мне даже пришлось отмотать назад. Одним словом, намаялись мы с этими поездками.
– А как много накрутилось километров?
– Ну, до К*** и обратно, и ещё с хвостиком! Примерно так!
– Постойте, если он заливал бензин, чтобы вы не узнали, что машина выходила из бокса, почему же он сам не отматывал километраж?
– Мог не успеть, мне так кажется. А раз уж директор молчал, то он просто махнул рукой. Знал, что это сделаю я.
– А в Комитете вы об этом говорили?
– Их интересует совсем другое…
– Понимаю… Скажите, а когда-нибудь вас замещал другой шофер? Ведь вы же, наверняка, уходили в отпуск, может быть, болели?
– Да, последний раз за меня работал Анатолий, я осенью на неделю ездил к матери в деревню, картошку копать помогал.
– Что за Анатолий? Как его фамилия?
– Запевалов. Он мне ничего не говорил о каких-нибудь неприятностях. Вроде бы все было нормально.
– Хорошо. Я сам поговорю с ним. – Калошин протянул руку Андрееву: – О том, что я был у вас, знать не должен никто! Возможно, зайду ещё раз!
Тепло попрощавшись с Андреевым, Калошин отправился по заветному адресу, где его, как он надеялся, очень ждали.
Калошина на крыльце отделения милиции встретил встревоженный дежурный:
– Геннадий Евсеевич! Мы вас обыскались! В кустах у дороги найдено тело женщины. Смерть насильственная. Все в сборе, ждут вас.
– Моршанскому звонили?
– Так он когда ещё подъедет? Сами знаете, не разгонится. Да и снег опять пошел. Из К*** дорогу засыпает.
– Давай всех сюда, – Калошин вздохнул от огорчения – вечер пропал. Подумал, что надо бы позвонить Светлане, предупредить, но потом махнул рукой: некогда!
На дороге, ведущей в К***, недалеко от въезда в город их поджидал наряд ГАИ.
Тело лежало среди густых кустов, с тропинки видны были лишь худые ноги в ботинках. Калошин, взглянув на них, покачал головой: он их помнил ещё с того момента, когда они с Дорониным разговаривали с обладательницей этих самых ботинок во дворе психиатрической клиники. Майор не ошибся – на холодной мокрой земле он увидел худенькое тело Песковой. Оно показалось ему ещё меньше, плечи – ещё уже, а ботинки – большими для таких тоненьких ног. Голова её представляла ужасное зрелище – правая раздробленная глазница имела ужасающий вид.
– Ну вот, нашлась и ещё одна пропажа!.. – с горечью произнес майор. – Все-таки убили старушку! Но где же она была до этих пор? – он задумчиво посмотрел на покойную.
– Что, знакома? – сочувственно спросил Гулько.
– Да, пропавшая санитарка из психиатрической клиники.
– Та, что по делу Каретникова свидетелем проходила? – уточнил эксперт.
Калошин кивнул.
– Грачев! – окликнул он старшего наряда. – Кто и как обнаружил тело?
– Да вон, сержант Торопов, по нужде побежал! Вот и обнаружил «подарочек»!
– Куда ведет эта тропинка?
– По этой тропинке через лес можно дойти до «Красной Зари», тут и на велосипедах ездят, прямо через болото по гати, в три раза короче получается. Деревенские многие ходят.
– Ага, значит, место людное? Тогда почему раньше никто труп не заметил? – Калошин задал этот вопрос скорее себе, так как и Грачев, и Торопов только и смогли, что пожать плечами.
– Евсеевич! – откликнулся Карнаухов. – Голову не ломай – убита она в другом месте.
–Вот как?! Ну-ка, ну-ка! Что ещё интересного скажешь? – Калошин подошел поближе к эксперту.
– Скажу, что труп изначально лежал на глинистой почве. Стало быть, точно – не здесь.
– Ну, а причина смерти, какая? Хотя, и так понятно…
– Без сомнения, убийство. Сквозное огнестрельное ранение головы с выходом пули через правую глазницу.
– Время смерти?
– Больше суток, но точно пока не скажу.
– У тебя, Валерий Иванович, что? – обратился майор к Гулько.
– Следов – никаких, ни человека, ни машины, да и понятно – после снега мало, что осталось. Вообще, Евсеич, давай, всё потом тебе разложим по полочкам. Снегопад начинается, – эксперт посмотрел на темное небо, сплошь покрытое тяжелыми снеговыми тучами, и поежился.
В отделении их встретил Сухарев:
– Геннадий Евсеевич! Звонил Дубовик! Завтра будет здесь! Ждите!
– Звонил откуда? – поинтересовался Калошин, внутренне радуясь тому, что подполковник приедет – с ним было как-то легче, все-таки речь шла не о банальном преступлении.
– Из Москвы, – ответил начальник. – Фигаро! – усмехнулся он.
– Да уж, это он умеет!
– Что у вас по трупу? Давайте, докладывайте! – Сухарев направился в свой кабинет, за ним потянулись оперативники.
Совещание у Сухарева закончилось поздно вечером.
Калошин посмотрел на часы:
– Да, в гости ехать поздновато, но вот позвонить, думаю, можно, – и он поспешил в свой кабинет к телефону.
Светлана ответила сразу, будто ждала звонка. Калошин объяснил её свое отсутствие в назначенное время.
– Геннадий, вы можете не объяснять. Я хорошо понимаю, какая у вас работа, – она помолчала, – и готова ждать сколько угодно, если вы обещаете всё-таки хоть когда-нибудь приехать… – майор почувствовал, что женщина улыбается, и улыбнулся сам.
– Обещаю!
Когда утром дежурный сообщил о происшествии на автобазе, Калошин сразу понял, о ком пойдет речь.
– Автослесаря там придавило машиной, – пояснил дежурный.
– Несчастный случай? – с надеждой в голосе спросил майор, хотя мало на это надеялся.
– Не знаю, – пожал плечами дежурный, – только директор просил вас обязательно приехать.
Доложив Сухареву, Калошин немедленно отправился на автобазу.
Делом Песковой занялся приехавший из К*** Моршанский.
Директор автобазы Пуляк буквально выбежал навстречу Калошину, затряс двумя руками руку майора:
– Как хорошо, что вы приехали! – он взял Калошина под руку и потянул к гаражу.
– Вы представляете, пришли ребята утром на работу, а Зеленцов лежит под машиной, придавленный! Живой ещё был, когда ребята его вытаскивали, стонал. Только «скорой» не дождался. Мы в кармане у него повестку вашу нашли, да и я вспомнил, что вы вчера с ним разговаривали, вот и попросил вас приехать. Я распорядился, чтобы там особо не наследили, может быть, смотреть будете.
– Правильно сделали, только не нагнетайте обстановку – распорядитесь, чтобы люди работали, а не мешались под ногами, – видя столпотворение возле бокса с «Победой», сказал Калошин. – Кого надо будет – опрошу сам.
Спросив, где телефон, майор позвонил в морг:
– Иван Леонидович? Ну, что, дорогой, получил «подарочек» с автобазы?
– Неужели тоже наш?
– Похоже! Обнюхай всего, каждый сантиметр тела пропусти через микроскоп, но вытащи мне из него что-нибудь!
– Уже!
– Что «уже»? Нашел что-нибудь? – удивился Калошин.
– Прыткий ты, Евсеич! Я только начал. Ты мне скажи, какой там пол? Бетонный, щербатый?
Калошин посмотрел себе под ноги:
– Ну, голой задницей, точно, не сядешь!
– Ладно, жди отчета! Будет тебе интересное! – Карнаухов положил трубку.
Калошин обернулся в поисках Пуляка. Тот стоял возле одного мужчины и, энергично жестикулируя, что-то объяснял тому. Потом махнул рукой майору, подзывая.
– Вот Николай расскажет вам все, он первым пришел. Если можно, я пока отлучусь, – с этими словами директор удалился.
– Ну что ж, пойдемте туда, где всё произошло. Там и расскажете, – Калошин первым направился к боксу, где стояла «Победа».
Калошин сразу обратил внимание, что с правой стороны автомобиля торчала голая ось – колесо было снято и под кузов подставлен домкрат.
– Только давайте подробно, – Калошин присел на стоящий рядом пустой ящик.
Мужчина вздохнул:
– Ну, зашел утром в гараж, крикнул, есть кто из ребят или нет. Тишина. Ну, думаю, первым пришел. Пошел к своей машине, вон грузовик мой стоит, – он кивнул в сторону одного из боксов. – Иду и вдруг вижу: ноги из-под «Победы» торчат. Подошел. Ещё пнул в ботинок. «Ты чего там?» – спрашиваю. Молчок. Я потянул его. Но он же, вон, какой бугай, где мне. Ну, метнулся к дверям, чувствую, что неладно. А тут Алексей Шавель идет, за ним Гришка Чужий. Давай втроем ставить домкрат. Подняли, да и вытянули его. Вот и все. – Николай вопросительно посмотрел на майора: – Или что ещё рассказать?
– Да-а, подробный рассказ, – покачал головой Калошин. – Хорошо. Теперь отвечайте на мои вопросы. Зеленцов лежал на голом полу? Или что-то было подостлано?
– Нет, он на настиле лежал, вон на том, – шофер показал на дощатые саночки.
– Вы всегда ими пользуетесь?
– Да только под грузовые кладем, там высоко, с ними легче ремонтировать под «брюхом» машины. Зачем он подложил его, мы не поняли. Вон у него и подстилка специальная есть, – Калошин и сам увидел небольшой коврик неподалеку. – Под «Победой» и так только с домкратом можно лежать. Ясно, потому и раздавило его.
– А домкрат стоял?
– Валялся рядом, выскочил что ли? – мужчина в недоумении пожимал плечами. – Мы с ребятами удивились, да у кого теперь спросишь? Правда, выпил он, видно, вчера.
– Почему вы так решили? – спросил Калошин.
– Запах был от него, когда вытащили. Он ещё дышал, пена изо рта шла, – Николай передернулся, – мы «скорую» вызвали, да не дождался он…
– Вчера общались с ним?
– Я вечером с рейса приехал, только поздоровался и попрощался – домой спешил.
– Что Зеленцов в этот момент делал?
– Сидел на этом ящике, где вы, курил.
– Какое настроение у него было?
– А оно у него бывает? Вечно смурной какой-то, не любили его.
– Колесо уже было снято?
Мужчина задумался:
– Да вроде бы на месте всё было…. Спешил я, потому могу и ошибаться.
– А Зеленцов что, только этой машиной занимался? – поинтересовался Калошин у подошедшего директора.
– Нет, работал, как все, только вот эту «Победу» обслуживал только он один, так легче спрашивать за работу. Все-таки начальственная машина.
Поговорив ещё с шоферами, Калошин распорядился ничего не трогать на месте гибели Зеленцова, сам же вызвал эксперта.
Гулько приехал быстро и сразу занялся делом.
Дубовик зашел к Моршанскому в кабинет. Тот сидел за столом и со скучающим видом листал дело. Увидев вошедшего подполковника, хмуро спросил:
– Чем обязан такому визиту?
– У меня к вам серьёзный разговор, – Дубовик по-хозяйски сел за стол напротив следователя.
В глазах того плеснулась озабоченность, и он суетливо заерзал на стуле.
– Отныне, по приказу нашего с вами начальства, Герман Борисович, всеми следственно-оперативными действиями руководить буду я! Вот приказ, ознакомьтесь! – он положил на стол документ, печать и подписи в котором были знакомы и понятны им обоим. – Вы, как лицо процессуально-независимое, продолжайте свою работу, а вот в оперативные действия прошу не вмешиваться. Все наши наработки будут сразу предоставляться вам.
Моршанский тяжело вздохнул и выдавил из себя:
– Пожаловались? Зачем? Вы, по-моему, и так никого здесь не слушались, кроме самого себя!
Дубовик зло усмехнулся:
– По части жалоб я не мастер! Доложил лишь все свои соображения относительно всего, что здесь происходит. Вашего имени, поверьте, не упомянул ни разу! Да и необходимости в этом не было. Дела об исчезновении Кривец и убийстве Ильченко объединяем в одно. Теперь ещё и Пескова с Зеленцовым добавились. Надеюсь, вы все понимаете серьезность происходящего. Лично мне было крайне неприятно докладывать в Комитете о том, что дело Вагнера, по сути, зависло. Своей вины не снимаю, поддался общему настроению, сработал грубо и непрофессионально, и считаю, что упустил самое важное. Будем начинать все с начала!
Моршанский, утерев платком потный лоб, спросил уже более миролюбиво:
– Тогда подскажите, как быть с Хохловым? Выпускать?
– Ни в коем случае! Нам необходимо усыпить бдительность нашего противника. Моё мнение такое: вызывайте задержанного на допросы, больше спрашивайте о знакомствах Ильченко, только не давите на парня, он прекрасно идет на контакт. – Перехватив подозрительный взгляд следователя, Дубовик, хотя и невесело, но, все же уже улыбаясь, кивнул: – Да, Герман Борисович, беседовал я с вашим подозреваемым. И оставил он у меня очень даже неплохое впечатление о себе.
Моршанский пробормотал себе под нос: «И почему-то я нисколько этому не удивляюсь».
– Только оставьте ваше прокрустово ложе: прекратите подгонять это преступление под обычное бытовое убийство. Им здесь и не пахнет. – Подполковник вынул папиросу и постучал ею по портсигару: – До встречи! – закурив, вышел.
В кабинете Сухарева он застал всех оперативников в сборе.
– Что у экспертов по убийству Песковой и Зеленцова?
– Так мы, Андрей Ефимович, пока ещё не закончили, – подал голос Гулько.
– Давайте то, что уже есть, – махнул рукой Дубовик.
– Я могу сказать совершенно определенно, что убийство женщины было совершенно в другом месте. По времени получается почти сразу после гибели Ильченко. Способ тот же – огнестрельное ранение. К сожалению, нет у нас ни пули, ни гильзы от оружия, но по размеру входного отверстия могу предположить, что и оружие было то же. Но ещё поработаю над этим.
– Зеленцов?
– Ну, тут такое поле для мозговой деятельности! – Гулько зашуршал бумагами: – По показаниям шоферов, – они есть все в деле, – Зеленцов никогда не пользовался дощатым подстилом – он ему просто не нужен был, это не грузовик, мост расположен достаточно низко. Подстилкой служил коврик, который я обнаружил в углу бокса. Первоначально машина стояла на домкрате, правое переднее колесо было снято, находилось у стены. В шине обнаружен прокол, – я изучаю его, – но на первый взгляд, сделан он был ножом, который находился среди инструментов. И примечательно то, что ручка этого ножа чистая! На ней нет отпечатков пальцев! – Гулько посмотрел на Дубовика, но лицо того было бесстрастным, глаза прикрыты – он слушал молча. – Утром домкрат, по словам свидетелей, лежал под машиной так, как если бы его толкнули снаружи. Далее, обследование машины показало, что она была в исправном состоянии, значит, лезть под «брюхо» не было никакой необходимости!
– Как его могли затащить под машину? Ваши соображения? – Дубовик что-то отметил в своем блокноте.
– Разрешите мне? – обратился к нему Карнаухов.
– Слушаю вас, Иван Леонидович! – подполковник повернулся к судмедэксперту.
– Думаю, что сенсации не будет, если скажу, что в крови Зеленцова обнаружен барбитал и небольшое количество алкоголя. На спине следы от волочения по бетонному полу. Смерть наступила от травматической асфиксии в результате сильного сдавления грудной клетки. Одним словом, усыпили, затащили под машину и убрали домкрат. Убийство чистой воды.
–Грубо и плохо сработанное! – добавил Калошин.
–Ну, что ж! Хотя бы такой результат! Картина ясна! По крайней мере, мы можем предположить, что работает все тот же преступник.
– Но у меня есть ещё кое-что интересное! – Карнаухов потряс актом вскрытия.
– Иван Леонидович! – нахмурился Сухарев. – Никак не можешь доложить по всей форме, вечно туза держишь в рукаве.
– Так я и докладываю! По порядку!
– В самом деле, не томи! – поддержал Дубовик Сухарева.
– Сначала по Зеленцову: руки его были испачканы в масле, но!.. это не машинное масло, а оружейная смазка! Только как-то сильно уж это бросается в глаза… Будто не просто чистил оружие, а прямо-таки, размазал эту смазку по ладоням!
– Вот это уже интересно! Интере-есно… – Дубовик опять обратился к Калошину: – Геннадий Евсеевич! В гараже всё проверили? – тот кивнул:
– Носом пропахали! Правда, не знали точно, что искать, но всё чисто. Постановление на обыск в комнате Зеленцова надо бы! – Дубовик махнул Моршанскому.
– А вот теперь ещё кое-что… Мадам Пескова никогда не была мамой!
– То есть? – удивленно посмотрел на эксперта Сухарев.
– Она никогда не рожала, вот и всё!
– Это точно? Ошибки быть не может? – с сомнением в голосе спросил Дубовик.
– У нее, простите за физиологические подробности, гипоплазия или, иначе, недоразвитие матки. В акте я все указал, – Карнаухов протянул ему документ. – Там не всё вам понятно, так что спрашивайте, разжую… Для женщины все эти патологии страшны не столько в физическом аспекте, сколько в моральном…
– Брось ты все эти бабские заморочки! – махнул ему Сухарев.
– Как скажете… – Карнаухов сел.
– Ну, что ж, Иван Леонидович, поня-ятно… – задумчиво произнес подполковник, – Только что это нам даёт?
– Так выходит, что у нее дети приемные? – спросил Костя Воронцов, обращаясь сразу ко всем.
– Ну, выходит так?.. – Сухарев посмотрел на Дубовика, тот пожал плечами:
– Если и так, то это характеризует женщину с лучшей стороны. То, что она об этом умолчала, делает ей честь. Но поковыряться в её «грязном белье» придётся. И жизнь Зеленцова будем изучать «под микроскопом». Им займется Доронин, как приедет из К***, Воронцов в помощь, – Дубовик повернулся к молодому оперативнику.
– Есть! – козырнул тот.
– Геннадий Евсеевич, разбирайтесь с убийством Ильченко. Детей Песковой тоже необходимо допросить. Только деликатнее, они могут и не знать об истинном положении в семье.
– Ими займусь я, – сказал вошедший в кабинет Моршанский.
– Как хотите. Мы с Ерохиным займемся поисками Кривец. Будем искать и то, что она могла спрятать от преступника. – Дубовик задумался, потом вдруг резко повернулся к Карнаухову: – Иван Леонидович! А что за операция была у Песковой десять лет назад? Геннадий Евсеевич, помнишь, старушка нам говорила, что Берсенев вылечил её, сделав какую-то операцию? Поэтому она перешла работать в санитарки, – подполковник смотрел то на одного, то на другого.
– Да, была выполнена аппендэктомия, – прочитал Карнаухов в своих записях.
– Вот блин, как же любят эти эскулапы поумничать, – засмеялся Сухарев. – Нет бы, сказать: «Вырезали бабе аппендицит», так он завернул тут!..
– Осложнения были? – улыбнувшись словам Сухарева, спросил Дубовик.
– Абсолютно никаких, – покачал головой Карнаухов, – чистая операция, грамотная.
– Что же тогда значит эта её ложь? – Дубовик посмотрел на Калошина. – А не могло за десять лет зарубцеваться так, что ты сегодня ничего не видишь? – вновь повернулся он к эксперту.
– Нет, товарищ подполковник, свое дело я знаю.
– Ну, что ж, коротко и ясно! Видимо, были причины у Песковой уйти с должности медсестры.
– А не могла ли что-нибудь об этом знать Кривец? – спросил Моршанский. – Если это что-то серьёзное, тогда у Песковой была причина желать смерти Кривец.
– А что? Это тоже версия, и вполне жизнеспособная! – Дубовик впервые за все время одобрительно посмотрел на следователя. – Только убита Пескова, а не Кривец! И тем не менее, вам и карты в руки! И необходимо найти историю болезни Песковой, ведь должна же она быть, тем более, что работала в медучреждении.
Обсудив некоторые вопросы, оперативники разошлись по домам.
Дубовик же, попросив у Калошина ключ от кабинета, остался работать. На предложение майора помочь, ответил, что ему необходимо побыть одному, все обдумать.
Утром Калошин, придя на работу почти на час раньше всех остальных, как он считал, был удивлен сообщением дежурного, что подполковник никуда не выходил и всю ночь работал.
– И не спал? – с сомнением спросил майор.
– Никак нет! Я ему несколько раз ночью носил горячий крепкий чай! – доложил сержант.
Калошин с беспокойством открыл дверь своего кабинета. Увиденное удивило его ещё больше: Дубовик, раздевшись до пояса, делал зарядку у открытого окна. Крепкие мышцы перекатывались плотными буграми по спине и рукам. Во всех его движениях чувствовались бодрость и приподнятое настроение. Оглянувшись на скрип двери, подполковник задорно улыбнулся вошедшему и подмигнул.
– Я-то думал: увижу сейчас сонного и разбитого мужика, а он,.., ишь ты! – подойдя к окну, проворчал: – Холода напустил, черт! – захлопнув створки, повернулся к Дубовику, посмотрел на того с сомнением: – Неужели совсем не спал?
– Не смог! – подполковник надел рубашку, ещё раз хрустнул суставами рук: – И не зря! Помнишь, я высказал предположение, что вся эта история могла начаться гораздо раньше, где-то в прошлом? – Калошин кивнул. – Так вот, я тебе сейчас кое-что интересное покажу! Только сначала завтрак!
– Ладно, я распоряжусь! – Калошин, идя в дежурную часть, всё качал головой: «Надо же, всю ночь не спал, и хоть бы хрен!»
Запивая чаем бутерброды, принесенные майором из буфета, Дубовик достал из толстой папки с делом уже знакомый Калошину журнал, который, как они все считали, помог им в деле раскрытия преступления. Только тогда, по словам подполковника, все-таки точка не была поставлена, а вот теперь!..
– Этим журналом закончили тогда, с него же начнем сейчас, – сказал Дубовик, листая старые страницы. – Я все это время ломал голову над тем, с чего начинать поиски. Решил ради интереса перечитать статью Вагнера, хотя мало что понимал во всей этой научной абракадабре, да и не все термины мне дались без перевода. Но не это главное. Долго сидел, смотрел на фотографию этого злодея, и вдруг мое внимание кое-что привлекло! Посмотри сам, – он развернул журнал к Калошину и постучал пальцем по портрету Вагнера.
Майор пытался рассмотреть то, что вдруг увидел Дубовик, но так ничего и не увидел. Сказал немного раздраженно:
– Можешь без этих ребусов? Покажи, – не дурак, – пойму!
– Ладно, не злись! Это и в самом деле углядеть трудно! – подполковник указал на строку под снимком: – Видишь, дата рождения? 12 сентября 1880 года, и – звездочка! А это значит, что должна быть сноска внизу статьи, относящаяся к этому факту, но её нет, поэтому на значок никто не обратил внимание. Я сначала решил, что это опечатка, но, посмотрев другие статьи, увидел там такие же звездочки и сноски, в которых указывалось, что подробные биографические данные есть в конце журнала в специальном приложении. В статье Вагнера просто была потеряна сноска, а вот подробная биография есть! – Дубовик пролистал журнал и показал Калошину на страницу, где он нашел описание жизни преступника.
– И вот тут я вычитал оч-чень интересные факты! Читать тебе их не стану, а перескажу своими словами. Родился Михаэль Вагнер в городе Аугсбург в Баварии, был единственным ребенком в своей семье, которой принадлежит небольшой родовой замок в Альпах, построенный ещё при Людвиге втором. Отец его был профессором физико-математических наук, а вот сам сынок окончил курс психиатрии, как и его дед. Женился на Эльзе Кауфман. Так! Это предисловие. А вот дальше самое примечательное: в 1900 году Вагнер с женой, на тот момент она была ещё невестой, ездил отдыхать на итальянскую Ривьеру – это побережье Средиземного моря, сплошь курорты. И вот там, оказывается, он познакомился с русским профессором в области физики и математики Лопухиным. Какой идеей заразил этот ученый молодого Вагнера, остается только догадываться, но после встречи с Лопухиным Михаэль вдруг срочно поступает в Мюнхенский технический университет и отправляется вместе с женой на жительство в Россию, в Могилев, где проживал на то время и сам Лопухин. Странно? Более чем! Об этом написано так: «Русский ученый настолько повлиял на мировоззрения молодого Михаэля, что он вдруг увлекся метафизическими и оккультными науками». Это, скажу тебе, довольно сложные философские понятия, забивать голову ими не стоит, но, если говорить простым языком: исследования о сверхъестественных началах и законах бытия, его осмысление. Возможно, тогда же этот самый профессор Лопухин зародил в нем мысль о создании этакого сверхчеловека. И там же, и тогда же началось их сотрудничество, ведь зачем-то же Вагнер поехал в Россию. В Германию он приезжал постоянно, так как продолжал учебу в университете, а совсем вернулся, согласно этой биографической справке, именно для того, чтобы заняться научными изысканиями в лаборатории, созданной его отцом, а вовсе не в связи с военными действиями. И вот завершение статьи: все свои труды он посвящает и завещает своему, – внимание! – младшему сыну!