– Никто ничего не узнает, – тихо прошептала Лэттис, еще сильнее вцепившись в его бесчувственные пальцы.
– Я никогда не позволю себе целовать чужую жену, – твердо сказал черноволосый эльф. – Если ты все еще хочешь видеть меня, давай поговорим на нейтральные темы. Если нет – уезжай, я не буду тебя задерживать.
– Ты опять отвергаешь меня! – Лэттис оттолкнула его руку. – Странная у тебя любовь! Но… как хочешь! Я протянула тебе руку перемирия, а ты не принял ее. Я уезжаю. Ты никогда больше меня не увидишь!
Лэттис произносила эти слова не с ненавистью, а с болью и отчаянием – подлинными отголосками разбитой любви. Стараясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы, женщина выбежала вон. Витек сразу же отвернулся к окну. Его лицо исказилось выражением чудовищной муки и страдания.
"Это все, что я могу для нее сделать, – подумал он. – Порознь нам будет легче".
Глава 19
Уже вечером, когда вслед за Лэттис и Региной уехал принц Хевингем и ушла Катарина, эльфы смогли продолжить прерванный урок магии. Но он получился каким-то неудачным. Витек был полностью во власти своих мрачных мыслей и постоянно пропускал удары Эруаля, и, если бы молодой эльф по собственной же инициативе не успевал возводить вокруг учителя защитные стены, то тот уже раз двадцать был бы "смертельно ранен" или "убит". По сути дела, младший принц Лавандины сражался сам с собой. В конце концов, ему это надоело, и он, подойдя к учителю, предложил:
– Давайте перенесем этот урок на завтра. Я же вижу, вы не в состоянии сейчас со мной заниматься.
– Спасибо! – выдохнул Витек с какой-то особой благодарностью в голосе. – Мне что-то нездоровится. Может, переутомился в последние дни, а может, сказывается нервное напряжение…
"А может быть, всему виной ссора с Лэттис?", – подумал Эруаль, но вслух ничего не сказал.
– Учитель, прежде чем вы уйдете, могу я задать вам один вопрос? – осведомился принц.
– Спрашивай, – Витек устало взглянул в его глаза.
– Это касается принца Хевингема, и это очень меня беспокоит, – признался Эруаль. – Допустим, у нас все получится, и трон Кампанелы достанется мальчику. Но мы не подумали, как к этому отнесется мой отец. По сути, его ближайший советник и его родной сын разрушат придуманный им план оставить Кампанелу без официального правителя и без единства. Мы не только расстроим планы моего отца, но и собственными руками уменьшим шансы на победу в этой войне Лавандины. Боюсь, он очень разозлится.
– А что, ты предлагаешь бросить на произвол судьбы этого ранимого подростка? – холодностью и недовольством наполнился мягкий голос Витека. – Безусловно, он обладает кое-какой информацией о Кампанеле и знает, какие интриги плетутся при дворе, но он не понимает, как с выгодой для себя использовать все это. Такой противник, как Варлам д' Аруэ, ему одному не по зубам. А Элебрут, раз он так умен и хитер, придумает еще что-нибудь. Кстати, хорошо, что ты напомнил мне о Хевингеме. Я должен немедленно ехать в Лавандину, чтобы узнать там о судьбе моего друга, который может нам помочь.
– Вы имеете в виду Клавелия Мудрейшего?
– Ты догадался?
– Еще тогда, когда вы упомянули о нем при принце. Если вам тяжело, я могу съездить в Лавандину вместо вас.
Витек хотел уже согласиться, но вдруг вспомнил слова Лэттис о том, что там неспокойно и, не желая подвергать опасности жизнь своего ученика, вынужден был ответить отказом. Он быстро оседлал своего коня и отправился в Лавандину сам. А Эруаль, вопреки обыкновению, отправился в свою комнату и сразу лег спать. Теперь он искал общества Голоса. Будучи темным эльфом, тот много знал о своих сородичах и их привычках. Эруаль тоже хотел знать о них все. И делать наоборот.
Лэмар, как всегда, появился в своем любимом темном углу. Начал он с того, что поздравил Эруаля с успешным примирением с Витеком.
– Вот видишь, я же говорил, что темные обязательно найдут общий язык. Ты всегда ладил с Витеком. Вот, и со мной тоже поладил.
– Да я по природе неконфликтный. Со мной легко общаться, – задумчиво откликнулся Эруаль. Еще прошлой ночью он и предположить не мог, что будет так спокойно общаться со своим поздним гостем, на которого раньше бросался, при звуках голоса которого раздражался и от слов которого у него начиналась истерика. И было как-то непривычно странно как равному отвечать этому темному эльфу.
Как только Эруаль поверил Лэмару, тот перестал запугивать его. Он понял, что достиг своей цели. Принц больше не отвергает его и не боится. Он выражает желание общаться с ним, обращается к нему за советом, просит о чем-то. Теперь дело только за наместником Кампанелы, стараниями которого младшего принца Лавандины как можно быстрее нужно было превратить в короля. И первый шаг к этому почти уже сделан.
Таким образом, оба недруга в эту ночь оказались вполне довольны собой и противником. Каждый из них считал, что выбрал верную тактику, и что жизнь шлет искрометную улыбку удачи только ему.
Но, как вскоре показало время, жизнь вовсе не улыбалась, а готовила сюрпризы для обоих эльфов.
Глава 20
Утром Эруаль проснулся в приподнятом настроении. Правда, несколько задумчивый, но не подавленный. Его ночной гость дал ему новую пищу для размышлений, основная суть которых сводилась к одному: выпутаться из паутины Тьмы ему будет не так-то просто. Между тем, печаль не торопилась омрачить чела молодого эльфа. Впервые за много недель он улыбнулся своему отражению в зеркале, потому что сегодня на него смотрел оттуда прежний Эруаль – красивый и стройный юноша с ясными глазами и правильными, плавно переходящими одна в другую чертами лица. От бледной тени, от костлявой иссушенной копии не осталось и следа.
Ощущая необыкновенный душевный подъем, Эруаль спустился вниз, в гостиную, и там увидел сидящего в одном из кресел мрачного задумчивого Витека. Хмурый вид учителя насторожил принца.
"Неужели что-то случилось в Лавандине?" – сразу же подумал молодой эльф, и нехорошее предчувствие кольнуло его сердце.
– Доброе утро, – на всякий случай сказал Эруаль. Остановившись напротив учителя, он выжидающе посмотрел на него.
– Я бы поостерегся бросаться такими замечаниями, – Витек остановил взгляд своих задумчивых черных глаз на ученике.
– Что случилось? – почти прошептал принц побелевшими губами, в одночасье понимая, что его хорошее утреннее настроение было ни чем иным, как состоянием мгновенной эйфории.
– Сам не знаю. Вчера я был в Лавандине, если ты помнишь. Там тревожно-востроженная обстановка. Кого-то собираются казнить и, судя по поднявшейся шумихе, явно не простолюдина из окрестной деревушки. У меня не было времени выяснить, кто конкретно не угодил Элебруту, но… у меня плохое предчувствие
– Не тревожьтесь, – не веря собственным словам, проронил Эруаль, на мгновение почувствовав, что пол пытается убежать из-под ног. – Сегодня мы поедем в Лавандину к Клавелию Мудрейшему и все узнаем.
– Мне кажется, нам не следует брать с собой Хевингема. Когда Лавандина гудит, как улей, кампанельскому принцу в ней не место. Если его узнают и убьют, я себе этого не прощу.
– Но… как мы предупредим принца о перемене нашего решения?
– Зачем его предупреждать? Мы просто встретим его на границе Истерского леса и отошлем обратно в Кампанелу, объяснив невозможность его нахождения в Лавандине.
– А вы узнали адрес Клавелия?
– Да. Путь к его жилищу займет не более суток. Готов ненадолго вернуться на родину? – Витек, словно подтрунивая над учеником, лукаво взглянул на него и не мог не заметить, что по сравнению с последними днями тот выглядел намного лучше. Однако, мудрый эльф не позволил себе обмануться, посчитав это хорошим знаком.
– Мне хотелось бы увидеть свою семью. Признаться честно, я уже успел по всем соскучиться, – Эруаль немножко нервно улыбнулся.
Эльфы быстро позавтракали (причем принц впервые за долгое время нормально и с удовольствием поел) и собрались в дорогу. Два всадника спущенными с тетивы стрелами выехали за ворота замка и помчались к кампанельской границе. Не доезжая до нее нескольких сотен метров, они спрятали коней в кустах и, крадучись, подобрались поближе. Принца пришлось ждать около часа. Наконец, они увидели, как он так же, как они сами, короткими перебежками, прячась за деревьями пробирается к месту встречи. В этот раз он был более скрытен, поэтому не рискнул вести через границу еще и коня. Витек тоном, не терпящим возражений, коротко объяснил принцу Кампанелы, почему тот не может отправиться к Клавелию вместе с эльфами. Хевингем огорчился: перспектива такого быстрого возвращения во дворец его не радовала. Пообещав, что как только они что-нибудь узнают, то сразу же пришлют к принцу гонца, черноволосый эльф подтолкнул своего ученика в спину, напоминая, что им надо поторапливаться. Пожелав им удачи, Хевингем двинулся в сторону кампанельской границы, а эльфы вернулись к своим коням. Снова очутившись в седлах, они помчались в Лавандину и к полудню уже были там.
Эруаля поразила непривычная суматоха и волнение, царившие в столице. На каждом углу о чем-то перешептывались, кто-то ехидно посмеивался, кто-то сочувственно вздыхал, кто-то выражал бурное негодование. Но равнодушных к предстоящей казни не было. Город и впрямь походил на растревоженный улей. Такого здесь не было очень давно. На двух всем известных эльфов бросали косые взгляды и принимались шушукаться еще оживленнее.
Наконец мои герои въехали в прекрасный королевский сад и остановились возле замкового крыльца. Препоручив взмыленных коней сразу же подбежавшим конюхам, учитель и ученик шагнули под прохладные своды. Поймав в коридоре дворецкого, Витек властным тоном спросил у него, где король.
– Король в печали! К нему нельзя! Особенно он будет шокирован, увидев вас! – шептал дворецкий, провожая советника и принца в королевские покои. Он делал это против своей воли и против воли правящего монарха, потому что не мог противостоять уверенному натиску Витека.
– Ничего. Ему пойдут на пользу эмоциональные встряски, – жестоко припечатал черноволосый эльф, вполуха слушая причитания дворецкого.
– Вы полагаете?! – шепот провожающего стал истерически свистящим. – Вы думаете, за эти дни ему их мало?! Все случившееся – просто ужасно!
– Вы бьете в барабаны всего лишь из-за чьей-то казни? Или есть причина посерьезнее? – недовольно хмурясь, с раздражением спросил Витек.
– Так вы ничего не знаете?! – дворецкий просто подпрыгнул от изумления. – Сразу заметно, из Истерского леса вернулись! До них там все спустя полгода доходит! Завтра состоится казнь принца Феликса! Прилюдное сожжение! Ужасный позор не только на его голову, но и на весь род Алых цветков!
– Что?! Что ты сказал?! – Витек и Эруаль ошеломленно переглянулись, чувствуя, как удивление, боль, страх смешиваются в их сердцах и вырываются наружу в отчаянном беспомощном крике.
Но дворецкий больше ничего не успел им рассказать. Об их приходе доложили королю, и мои герои глазом моргнуть не успели, как оказались в личных покоях его величества. Дворецкий остался за дверью.
– Это правда?! – без лишних предисловий спросил Витек, вскидывая глаза на Элебрута. В этот момент в них зажглась просто магнетическая притягательность, и король уже не смог оторвать своего усталого взора от этих двух черных вспышек, маленьких вселенных на пороге атомного взрыва.
Впрочем, король мог ничего не отвечать. Все было ясно написано на его бледном нервном осунувшемся лице, отражалось в полных безысходной тоски глазах, читалось по ссутулившейся, потерявшей величественную осанку фигуре. Король походил на безжизненный призрак, сидящий в расшитом золотыми нитями кресле. Его тонкие, но сильные руки безвольно лежали на подлокотниках.
– Папа! Ты казнишь Феликса?! – не веря своим ушам, Эруаль бросился к отцу. Опустившись на колени перед его креслом, он взял в свои руки его холодную вялую ладонь и, заглянув в пустые мрачные глаза, тихим шепотом спросил: – За что?!
– В самом деле, что случилось? – в этой семейной драме только Витек не терял присутствия духа. Хотя, безусловно, новость ножом полоснула его по сердцу и неподдельной болью отозвалась в голосе и глазах. – Неужели у Алых цветков не осталось врагов, что они начали истреблять сами себя?
– Ты все язвишь! – горько произнес Элебрут. – Издеваешься над эльфийским горем?
– Я хочу получить ответы на все свои вопросы, – твердо сказал Витек, чеканя каждое слово. – Я хочу, чтобы вы потрудились объяснить мне… и вашему сыну суть дела.
– Папа! Скажи, что Феликс не виноват! Его оклеветали! – с мольбой в голосе прошептал младший принц Лавандины, еще сильнее сжимая ладонь отца. Элебрут перевел на него грустный долгий взгляд, въедающийся не только в глаза, но и в саму душу, взгляд, который не оставлял сомнений в том, что для брата Эруаля все кончено. И молодой эльф, пораженный этим жестоким отрицанием его надежд, каким-то убитым голосом прошептал: – Папа…
Он опустил глаза и прикрыл веки, словно погрузился в своеобразный транс. На самом деле принцу хотелось рыдать и биться в истерике, проклиная все на свете. Неужели его брат, его милый, добрый, застенчивый Феликс, его маленькое "солнышко" должен умереть!? Этого просто не может быть! Эруаль чувствовал, что сходит с ума, что отказывается верить в происходящее. И ему уже не надо было никаких объяснений. Он понимал и заранее оправдывал Феликса. Оправдывал в своем сердце.
Между тем, Элебрут нашел в себе силы снизойти до объяснений, и каждое слово, с трудом произнесенное им, заунывным звоном похоронного колокола отдавалось в сердцах Витека и Эруаля, причиняя им невыносимые страдания, страдания, с которыми почти смирился король Элебрут, и которые с необыкновенной остротой сейчас испытывал по новой.
Позавчера вечером Элспет и Феликс устраивали облаву на темных эльфов, которых заметили на границе Лавандины. Элспету уже пора передавать тонкости этого дела своему брату, поэтому я отправил их вдвоем. Под их командованием был отряд из пятидесяти эльфов, поэтому вылазка не содержала в себе никакого риска. Темные были пойманы и, как обычно, перед заключением в пещеры оставлены на ночь в клетке на дворцовой площади. И Феликс… Феликс попытался освободить их. За этим делом его и застал отряд стражников. Естественно, они подняли страшный шум. Моего Феликса схватили и представили мне на суд. Я был в растерянности и отчаянии. Мне пришлось велеть заключить его под стражу до утра и разбираться в случившемся на следующий день. Но, едва рассвело, под окнами дворца собралась толпа. Они требовали сжечь преступника, невзирая на то, что он принц. Мой сын… "Закон един для всех!" – то и дело выкрикивали из толпы. Все, что я смог сделать, это отсрочить его казнь на пару дней. Завтра на рассвете Феликса сожгут.
Элебрут опустил голову. Его голос оборвался. В наступившей тишине все отчетливо услышали, как Эруаль тихо-тихо прошептал: "Нет!", и из его глаз полились беззвучные слезы. Его отец пошевелил пальцами, высвобождая свою руку из рук сына, и ласково положил ее ему на голову. Как-то механически провел пару раз ладонью по его длинным шелковистым волосам. Тишину разорвал гневный голос Витека, не могущего выносить слез своего ученика:
– И вы ничего не делаете, чтобы спасти своего сына?!
– А что тут сделаешь? – Элебрут был опустошен. У него не было сил спорить с умным и сильным оппонентом. – Народ подписал приговор моему сыну. Его нельзя не привести в исполнение.
– Нельзя опускать руки! – голос Витека уже походил на рык разъяренного льва. – Если невозможно вытащить Феликса из лижущих языков пламени законным путем, преступите его! Идите против всех правил и против всех заповедей, идите против судьбы и здравого смысла! Все это ничто по сравнению с тем, какая страшная смерть угрожает вашему сыну! Все мы прекрасно знаем, что в случившемся не было злого умысла! Феликс руководствовался исключительно благородными порывами, и подтолкнула его к этому беспокойная совесть! Если вы и в самом деле любите вашего сына, вы презреете закон и порядок!
– Можно идти против законов, судьбы и здравого смысла, но невозможно идти против собственного народа! – Элебрут начинал нервничать и раздражаться. – Он видит во мне справедливого и неподкупного правителя! Если я не отдам приказа казнить Феликса, поднимется бунт, эльфы сочтут, что закон не равен для всех!
– Опять закон! Забудьте о нем! Наймите кого-нибудь, пусть вытащат Феликса из лап палача или же из самого пекла! Пусть спасут его втихую или на глазах у толпы! Да пусть сделают для него хоть что-нибудь! А там, пусть считают его преступником, государственным изменником, да хоть самим дьяволом, примерившим белые одежды, им его больше не увидеть! Я подыщу для него убежище, в котором его никто не найдет. Потом, когда история забудется, он сможет вернуться во дворец.
– Витек, бесполезно! Тень на нас уже брошена!
– Я поражаюсь вашему бездействию! Ну помогите ему бежать сейчас, пока он сидит во дворце под замком, раз так боитесь неудачи с эшафотом!
– Невозможно! Его очень хорошо охраняют.
– Ты глупец, Элебрут! – презрительно сорвалось с искривленных негодованием губ Витека. – Произнесенными сейчас словами ты причиняешь боль не только себе, но и своим сыновьям, и мне, и всем, кто любил Феликса, по-прежнему любит и ценит его! Ты ничтожный король и еще более ничтожный отец!
Резко развернувшись, черноволосый эльф покинул королевские покои.
Отец и сын после его ухода некоторое время хранили молчание. Грустные, подавленные, они скорее спали сейчас, чем жили. Но вот Эруаль встряхнулся и, взглянув на короля, спросил:
– Папа, могу я увидеться с Феликсом? Я хотел бы с ним поговорить.
– Конечно. Я прикажу проводить тебя к нему. Под твою ответственность вас оставят наедине.
Элебрут крикнул стражу. Эруаль поднялся и, поцеловав отца в щеку, отправился вслед за своими провожатыми. Дождавшись, пока шаги принца не стихнут в коридоре, король приказал привести к нему командира дворцовой охраны и, заметив его высокую стройную фигуру на пороге своей комнаты, произнес:
– Мой советник вернулся. Он берет на себя слишком много. Завтра утром во время казни не спускайте с него глаз. Заметите какие-то действия с его стороны, берите под стражу и, во избежание могущих возникнуть недоразумений, посадите под замок на все время казни. Это официальный приказ короля. Вы поняли?
Глава 21
Между тем, в сопровождении двух стражников Эруаль дошел до комнаты Феликса, ставшей теперь его тюрьмой. Удовольствовавшись устным приказом короля, удвоенная охрана пропустила младшего принца Лавандины внутрь, под его личную ответственность отставив наедине с братом.
Эруаль очутился в просторной светлой комнате, отделанной в мягких светло-голубых и бежевых тонах. Он не сразу заметил в комнате брата. Феликс лежал на белых простынях кровати, полностью скрытый от посторонних глаз балдахином. Младший принц Лавандины отодвинул полог и присел на краешек кровати. Феликс распахнул свои бездонные желтые с искоркой глаза и уставился на брата печальным потерянным взглядом. На его внешности никак не отразились испытываемые им страхи и переживания. Феликс был все также красив. Вот только глаза его за одну ночь потеряли свой наивный чистый детский взор. Теперь это были глаза старика, ветхого, дряхлого, умудренного жизненным опытом. Нет, не такие. Скорее, это были глаза эльфа, в пять минут прожившего всю свою жизнь и теперь ожидающего смерти, как спасения. Именно ожидание смерти, затаившееся на самом их дне, так разительно меняло облик Феликса. Эруаль, заглянув в эти глаза, – глаза живого покойника, – невольно содрогнулся.
– Брат, – прошептал Феликс и снова прикрыл свои страшные глаза дивными светлыми ресницами. – Я рад, что ты пришел. Я хотел проститься с тобой.
– Я… тоже, – чувствуя, как противный горький комок подкатывает к горлу, пробормотал Эруаль. Слова дались ему нелегко. Больше всего сейчас он мечтал принести брату радость, надежду, избавление от страшных душевных мук. Больше всего он мечтал сказать ему, что никакой казни не будет, что Феликс прощен и свободен. И Эруалю было горько именно из-за того, что он не мог этого сказать. Он не мог обнадежить свое "солнышко", потому что любое утешительное слово оказалось бы ложью. Положение Феликса было безнадежно. Оставалось только сидеть и грустить вместе с ним. Потому что младший принц Лавандины не представлял, как будет жить без брата.
– Не смотри на меня, – неожиданно попросил Феликс, не открывая глаз. – Твой взгляд меня хоронит. Ты смотришь на меня так, как будто я уже покойник. А я еще живой. И я так хотел бы остаться живым в твоей душе.
– Феликс, я всегда буду любить и вспоминать тебя! – горячо откликнулся Эруаль.
Не надо, не лги мне. Ты уже убил меня в своем сердце. Ты не считаешь живым того, кому осталось жить меньше дня.
– Феликс, пожалуйста! Своими словами ты травишь мне душу! Что случилось с тобой? Неужели за какие-то пару дней ты мог настолько сильно измениться, что презрел многие годы нашей дружбы!
– Прости, – прошептал средний принц. Он тяжело сел на кровати и опустил голову на руки, желая спрятать от глаз брата свое лицо. Горестный стон сорвался с его губ. – Эруаль, я боюсь смерти. Я боюсь боли. Я хочу жить. Я не хочу умирать.
У Эруаля разрывалось сердце, пока он слушал эти слова. Он жаждал поменяться с Феликсом местами, взять на себя все его грехи, сгореть вместо него, только бы не видеть брата в таком отчаянии, только бы не чувствовать себя таким слабым и беспомощным, только бы не слышать его страшных слов!
– Зачем ты это сделал? – спросил младший принц Лавандины. – Ведь ты прекрасно знаешь, что вступать в контакт с темными строго запрещено. Упаси бог от союзничества! Зачем ты пошел освобождать их?
– Я чувствовал свою вину! – как-то затравленно воскликнул Феликс. – Элспет так спокойно и жестоко убивал тех, кто не захотел сдаться в плен! Без всяких церемоний и сомнений. А ведь они такие же эльфы, как мы! Только они сбились с пути добра, с пути Света. Однако, это не дает нам права так жестоко обращаться с ними! Мы должны относиться к ним с пониманием! У нас свои порядки, у них свои. Так вот… Элспет был беспощаден с ними, и я был вынужден поступать так же, как он. Но мне противна даже мысль об убийстве, что говорить о самом действии! И мне было стыдно перед этими бедными темными эльфами. Я убивал их друзей и родных. На моих руках их кровь! – Феликс судорожно вздрогнул, как будто заново переживая события той роковой для него ночи. – Это было ужасно! Я не знал, как смотреть самому себе в глаза после всего этого. Я не понимал, как оправдать себя за это перед Богом! И я подумал, что, может быть, получу их прощение, если выпущу на волю. Но… у меня не получилось.
Снова горестный вздох вырвался из груди Феликса. Он не поднимал глаз и поэтому не мог видеть гримасы понимания, недоверия и удивления, поселившейся на лице его брата. А Эруаль с трудом сдерживал яростный крик разочарования.
"Снова проклятая доброта! Я так и думал, что она не доведет его до хорошего! – думал младший принц Лавандины. – Ну разве можно быть таким наивным! Таким… глупым! И ведь не объяснишь ему, что иногда милосердие неуместно, что не все понимают и принимают его".
Не удержавшись, Эруаль заговорил, быстро, как будто куда-то торопился:
– Феликс, Элспет был прав, убивая темных! Они не эльфы, они – твари. Они убивают мирных жителей и при этом не думают о чувствах других, как это делаешь ты. Они убили нашего деда, в ходе войны с ними мы потеряли мать! Разве ты забыл это? Да им нельзя прощать сам факт их существования! Они постоянно угрожают власти нашего отца! Поверь, они заслуживают смерти!
– Любое создание, появившееся на свет, заслуживает жизни! – горячо возразил Феликс, впервые за время их встречи смотря прямо в глаза своему собеседнику. И во взоре его плескалось столько же праведного негодования, сколько было в словах Эруаля. – Я не понимаю, почему вы так жестоки по отношению к ним! Даже ты за что-то ненавидишь их! Я не люблю, когда ты такой. В такие минуты ты… ты сам…
Феликс неожиданно резко замолчал.
– Ну, договаривай! – с замирающим сердцем поощрил его Эруаль.
– Ты сам похож на темного! – выдохнул его брат.
Младший принц Лавандины застыл изваянием. Услышать то, что на протяжении стольких ночей ему внушал Голос, от своего собственного брата оказалось для Эруаля настоящим ударом. "Неужели ТАК заметно?!" – невольно подумал он. Продолжая смотреть на Феликса круглыми от изумления глазами, младший принц невольно отодвинулся от него подальше. Рыжий эльф, заметив, какое впечатление произвели его слова на брата, сам испугался сказанного и поспешил извиниться.
– Я погорячился, – сказал он. – Эруаль, не принимай близко к сердцу.
– Ничего, я понимаю, – неуверенно произнес младший принц Лавандины, быстро поднимаясь. – Ты знаешь, Феликс, мне, наверное, уже пора. Я засиделся, а твои стражники очень подозрительные.
Однако, самому Эруалю его последние слова показались оскорбительными. Он поспешил исправить это. Нагнувшись к брату, он тихо-тихо прошептал ему на ухо:
– Мы с Витеком попробуем спасти тебя. Не теряй надежды.
И младший принц Лавандины поспешил покинуть эту комнату. В полном одиночестве он вернулся в свои покои. Захлопнув за собой дверь, устало прислонился спиной к створке. Эруаль печальным взором окинул комнату, свыкаясь со знакомой обстановкой, и остановил его на зеркале, которое несколько дней назад завесил скатертью. Отойдя от двери, принц приблизился к нему и по привычке заговорил с ним:
– Вот я, наконец-то, и дома. Жаль, что при таких печальных обстоятельствах. И Хевингему придется долго ждать нашей с Витеком помощи. За что боги так разгневались на нас?
Но зеркало, как обычно, отвечало на его философские суждения стеклянным молчанием.
В дверь постучали. Эруаль, не торопясь, пересек комнату и открыл. Порог перешагнул Витек. Дождавшись, пока дверь за его спиной не захлопнется, он спросил:
– Ну что, попробуем составить примерный план действий по вытаскиванию твоего брата из пекла?