У меня все дома

У нас все дома!

Я взрослела и становилась смелее. Благодаря регулярным поездкам в больницу «Турист» стала понимать, что происходящее дома не нормально.

Дети рассказывали о своих родителя, об отношениях дома, о дружбе, тепле, о том, как они проводят время вместе, и все больше вопросов рождалось в моей голове.

Ждать долго не пришлось. Через несколько лет после истории со спиной меня нагнал следующий жизненный урок, который развернул мою жизнь на 180 градусов и сделал меня такой сильной и счастливой, какой я являюсь сейчас, когда пишу эту книгу.

Мне было 16 лет, я возвращалась со встречи. Была в гостях у папы и бабушки Лимы. Мне было сказано быть дома в 21:00. Я не помню, как так вышло, но я пришла позже минут на пятнадцать. Бабушка Лима проводила меня до подъезда, мы попрощались. Поднимаюсь в лифте, сердце в груди бешено отбивает ритм, так было каждый раз при возвращении домой. Окутывает страх, сейчас предстоит прятать глаза, бояться сказать лишнее, чтобы не получить колкой, язвительной фразой в поддых.

На этаже звоню в новомодный по тем временам звонок у двери с видеокамерой. На той стороне отчим берет трубку: «Дааааа», – протягивает, отвечаю: «Это я». Он: «У НАС ВСЕ ДОМА», – и вешает трубку. Он мне не открыл! Он не пустил меня в дом. Девочку, здоровую, красивую, умную, способную, добрую. Не пустил домой в 16 лет!

Я не знаю, на что он рассчитывал, поступая так. Возможно, думал, что я буду биться в истерике под дверью, умоляя пустить меня в дом, или желал насладиться унижением меня и открыть, когда я выбьюсь из сил и усну под его дверью, свернувшись калачиком. Но он явно не ожидал того, как поступила я.

Услышав: «У НАС ВСЕ ДОМА», – я подумала: «Ок! Что делать?» Дальше мое тело само приняло решение, то, на которое он явно не рассчитывал.

Я спокойно развернулась, вызвала лифт и ушла, ушла навсегда!

«У НАС ВСЕ ДОМА» – именно с этой фразы в шестнадцать лет началась моя взрослая жизнь. Когда я услышала ее в тот вечер, не почувствовала ничего, как сейчас понимаю, включился белый шум. В момент свалился железный занавес, и мое сердце закрылось от любви, жизни и самой себя, но, думаю, именно это спасло меня, дав пережить удар.

Выбежав на улицу, я на полпути догнала бабушку, которая шла по направлению к метро. «Наташа, что случилось?» – «Он не пустил меня домой!»

Лима: «Как не пустил?» – «Вот так». Бабушка развела руки, в ее глазах я увидела негодование, непонимание. Я не знала тогда, сколько ей стоило сил не обозвать его самыми дурными словами – но она этого НЕ сделала, в отличие от отчима, она никогда не позволяла себе подобного, сколько бы вреда он мне ни причинял! Я очень рано усвоила, будь ты хоть генералом, хоть пупом земли, ни один чин не сделает тебя человеком, если ты лишен совести, уважения и сострадания.

Моя любимая, сильная и любящая бабушка не была генералом – но ее величие было безгранично.

«Поехали», – сказала она, и мы пошли к метро вместе…

Бабушкин халат и тапки

Когда ты подросток, девочка, и тебе шестнадцать лет, в твоей жизни очень много привязок, так сказать, заземлений, якорей, без которых ты ощущаешь себя потерянной. У кого-то это постеры на стенах, определенная обстановка в комнате, так сказать, подростковая конура. Укромный панцирь, в котором можно спрятаться, когда теряешься в многообразии этого безумного мира.

Гормоны, жажда свободы, необходимость мириться с законами семьи – все требует от тебя еще не сформировавшегося навыка защищать себя, и лишь одно убежище на всей планете – твоя комната. Я не представляла свою жизнь без моих полотенец, определенного постельного белья, тапочек, пижам, кремов, одежды, которую готовила с вечера. Мой письменный стол, кассеты с музыкой, кровать, ванна. Все тактильное, мягкое и очень важное для моего эмоционального состояния.

А тут я оказываюсь на прокуренной кухне, в жестком бабушкином халате и протертых тапочках. Отец курит, включен телевизор, напротив Лима и мой разрушенный в очередной раз в пух и прах мир. Ах, да, и закончившееся внезапно детство. Не было долгой сепарации – раз, и все, канат обрублен, больно и пусто. Плыви по этой жизни как хочешь или не плыви!

Мама не звонила. Хотя она была дома, в той самой квартире, куда меня не пустил отчим. Тогда я даже не задалась вопросом: «А почему она меня не защитила? Почему не послала его и не открыла мне дверь сама? Почему не накинула на себя куртку и в домашних тапочках не побежала на улицу догонять меня?»

Меня всегда учили уважать взрослых, особенно маму, что в мою картину мира даже не просочилась мысль о том, что в этот момент она меня предала, она не защитила меня. Я очень сильно верила, что мама самая лучшая на свете, очень любит меня. Она правильная и всегда знает, как поступить. Мозг буквально игнорировал ее существование в этой ситуации, просто выкинул из всего случившегося, как будто кадр затерли. Отчим был врагом, а мама – мамой. Я не допускала мысли, что она могла и, наверное, должна была вступиться за меня, за свое дитя.

Мой отец хороший, в глубине души я чувствовала его любовь. Очень добрый, но слишком мягкий, я рискну сказать, безвольный, что лишило его жизнь всякого трезвого смысла. Он никогда не отстаивал своего мнения перед миром и быстро подчинялся воле других людей. С восемнадцати лет с сигаретой в зубах и с пивом в руке. Спрятаться в дыму и алкоголе было его выбором, позволяющим существовать. Хотя, мне кажется, он мог стать очень творческим поваром, музыкантом или путешественником. Он курил по две пачки в день, на кухне, в туалете, на балконе. Запах распространялся по всей квартире, выходя из которой, ты пахнешь, как пепельница.

И вот мы сидим, мои эмоции берут верх, и я начинаю рыдать в голос. Он отрывается от телевизора на пять минут, говорит: «Татуська, не плачь», – и вновь уходит в сериал. Он же важнее, чем родная дочь, которую чужой мужик пару часов назад не пустил в дом. Как же он был нужен мне в тот момент.

Я много раз прокручивала в мыслях иной вариант. Вот если бы он выключил телевизор, затушил сигарету, обнял, дал мне прочувствовать его защиту, до боли нужную и желанную безопасность, за ощущение которой в детстве и должен отвечать отец. Если бы возвращение дочери в его жизнь стало достаточной причиной, чтобы бросить курить и пить, если бы он продумал со мной план действий и сказал, что никому меня больше не отдаст и что все у нас будет хорошо. Но нет! Это из жизни других девочек.

Мой отец «убежал», выбрал сериал, сигареты и алкогольное забытье. Не помню, как долго я плакала, но когда слезы закончились, мне стал виден единственный выход – стать борцом, борцом и победителем в жизни! Начиная с завтрашнего утра!

Хоть унитазом меня назови

С самого рождения в меня как будто вмонтирован внутренний компас, указывающий верный путь. Мое тело всегда реагировало на обстоятельства, подсказывая, как поступать. Мне сложно описать детально механизм этого процесса, но он всегда срабатывает четко. Например, когда состоялась моя первая встреча с отчимом, тело сказало – опасность, прячься.

Почему-то он очень часто на семейных застольях вспоминал этот случай и как будто гордился тем, что маленькая девочка испугалась его. Он пересказывал историю нашего знакомства из года в год, указывая этим рассказом на мою якобы трусость – я постоянно чувствовала, как он ухмыляется и упивается своим превосходством и моей уязвимостью, как будто это приносит ему несказанное удовольствие.

Когда немного подросла, я отказалось хоть как-то его называть. Мой язык просто не поворачивался произносить это имя. Только я открывала рот, ком подступал к горлу и я немела, голос прекращал звучать, тело каменело. Его это безумно злило, и он тиранил маму. Я много раз была застенным свидетелем разговоров. Мама заходит на кухню, закрывает дверь, садится с ним за стол, задает какой-то вопрос, он делает телевизор потише, и мое сердце замирает. Я лежу в своей комнате за стенкой и больше всего боюсь услышать свое имя, а потом мамин плач, это будет значить, что причина ее слез – опять я. Каждый раз этот процесс был для меня как акт повешения.

Боль, страх, в груди все сжимается, и тело парализует, ты боишься даже вздохнуть. «Твоя дочь опять меня никак не называет, поговори с ней, – заявлял отчим. – Не хочет называть папой – не надо, пусть по имени-отчеству, просто по имени – нельзя! Я ей друг, что ли? Хоть унитазом меня пусть называет!» После серии таких разговоров мама приходила в мою комнату со слезами на глазах и начинались серьезные разговоры. Она просила: «Ну назови его, ты же видишь, что происходит, неужели это так сложно?» Я не знала, что в тот момент надо мной (над ребенком) совершается сильнейшее эмоциональное насилие и что дело не во мне. Не моя вина в том, что мама выбрала себе в партнеры этого человек. Это он, взрослый человек, должен был искать подход ко мне. А заставляли это делать меня, искать милости у него.

Лишь спустя много лет, когда я сама чуть не вляпалась в похожие отношения, в книге «Зачем он это делает»¹ я узнала, что насилие – это не всегда ударить, что есть люди, которые испытывают потребность в унижении другого. Что кому-то хорошо, когда другой страдает – это странно и это страшно, потому что это психологическая болезнь на двоих. Жертва чувствует себя нужной, подвергаясь унижению, а насильник питается от слабости и немощи его жертв. Это тяжелейшее психическое нарушение, и по возможности от таких людей надо держаться подальше. Удивительно, но тираны могут быть прекрасными отцами, уважаемыми людьми, поддерживать и помогать друзьям, но как только двери его дома закрываются, а он остается один на один с жертвой – все… наступает процесс изнасилования.

Физическое насилие легко зафиксировать, а моральное – гораздо сложнее. Его последствия проявляются через время. Человек создан для жизни в любви, когда он соглашается страдать, терпеть и действовать против себя, прикрываясь интересами другого, его наказывают, отбирая здоровье.

Свобода, деньги и потухший взгляд

Да, он нехороший человек, но даже у злодея бывает приливы порядочности.

В его случае это оплаты моих поездок за границу с ним, мамой и его дочерью.

В основном он выбирал роскошные отели в красивых европейских странах.

Испания, Италия, Канарские острова, Майорка, Кипр и т. д. Надо отдать должное, вкус к роскоши у него имелся, и он привился мне. Он всегда покупал лучшие номера. Красивые рестораны, дорогие блюда, неспешный образ жизни, бутики, частные экскурсии, просмотр заграничной недвижимости. За всем этим я наблюдала и впитывала атмосферу. И, конечно, во мне росла статность, я училась себя держать.

В одной из поездок я сидела на балконе дорогущего отеля и первый раз обнаружила в себе желание «Свободы». Это был еще один скучный семейный вечер. Семейные вечера были всегда скучными, никто не смеялся, не обнимался. Единственное, что мы делали вместе – это ужинали в ресторане под фамильярные тосты и играли в дурака. Никаких просмотров совместных фильмов, приготовления блюд, ничего, что бы наполняло семью изнутри теплом от совместной коммуникации, интересной каждому.

Сижу, значит, на балконе и отчетливо слышу внутренний голос: «Интересно, а что там? А как люди живут в этой стране за пределами территории отеля? А что будет за поворотом, а что в жилых кварталах?» Я очень хорошо помню тот момент, мне кажется, он стал основополагающим в моей будущей страсти к путешествиям. Тогда первый раз я почувствовала эту тесноту «фешенебельного мира», где нужно казаться кем-то важным, а не быть собой.

Я смотрела на большое количество очень богатых людей и изучала их. Очень благодарна маме и отчиму за эту возможность. Вот человек богат, ухожен, но почему-то его глаза полны скуки и грусти. Они улыбаются из вежливости, но изнутри их разъедает тоска.

Уже тогда в раннем детстве я поняла, что деньги никого не делают счастливым. Через пару лет я окажусь в мире людей с более низким заработком и изумляюсь, как они слепо верят, что все их проблемы из-за отсутствия денег, как наполняют свою жизнь иллюзией под названием «разбогатею – буду счастлив». И удивительно, что часто человек не признается в этом сам себе. Запрещает себе радоваться без причины, по факту своего существования, а все время ждет того самого дня. Этот период жизни и путешествий показал, что люди одинаково несчастливы при наличии или отсутствии денег, разница лишь в обертке этого несчастья.

Но несчастье в бедности – безопаснее, как ни странно, так как иллюзия ожидания другой жизни дает надежду двигаться и что-то делать, а вот когда богатый человек оказывается перед этой истиной – психика выдерживает не всегда. У таких людей нет выбора, и приходится искать истинные смыслы жизни или убегать от чувства пустоты в пагубные привычки.

Расти в достатке – это определенно преимущество, заключающееся в том, что у тебя нет иллюзии, что деньги сделают тебя счастливым, что деньги дают ощущение полноты жизни. Это понимание позволяет тебе не делать лишнего, а делать то, что действительно интересно. Еще раз благодарю маму и отчима за пространство, в котором родились эти истины для меня.

Попытки примирения

Когда все это произошло, мне казалось, что во всем виновата я. Из-за меня мама страдает, из-за меня бесконечные конфликты, я плохая. После того как отчим выгнал меня, бабушки пытались решить, где я буду жить. Мамина сторона отказалась принять меня, сказав – пусть возвращается домой. Статус маминого избранника сделал свое дело – ни много ни мало уже генерал, зарабатывает много, маму обеспечил. Принять меня жить к себе означало выступить против него.

Их не смущало даже то, что у меня никогда не было полного комплекта ключей от квартиры. Был только один ключик, и я могла попасть в дом, только если там кто-то есть или вышел ненадолго и не закрыл все двери. Даже здесь Владлен Мариунпилович указывал на мою ничтожность. И это не потому, что я ребенок. У моей сестры, у его родной дочери, с самого раннего возраста были все ключи от квартиры и даже от дачи. Унизительно и больно, но рассказываю, как есть. Этот дом всегда казался мне золотой клеткой, в которой есть все, но нет самого главного – любви, нет меня и нет моей свободы.

Негласно было решено, что я останусь на Ленинском у папы и бабушки.

Через несколько месяцев я вновь легла в больницу. И как то-так получилось, то ли мама уговорила, не помню, но по возвращении я вновь приехала в ту злосчастную квартиру мамы и отчима. «Давай попробуем еще раз пожить вместе», – говорила мама. Попытка воссоединить семью провалилась. После очередного конфликта мои вещи были собраны и я окончательно уехала жить к бабушке и папе на Ленинский проспект, в ту самую квартиру, в которой родилась.

В его стиле

Несмотря на то, что я стала жить отдельно, все же периодически я приезжала в гости. Меня звали на семейные праздники. Он и мама продолжали участвовать в моей жизни удаленно. После девятого класса я по дурости своей на вопрос отчима: «Наташа, куда ты хочешь поступать?» – сказала, что хочу учиться на банковского работника. Мне казалось, что это такая красивая и взрослая профессия, каждый день ты наряжаешься и ходишь в офис. Тогда девушки, работающие в банковской сфере, казались мне пределом совершенства: короткие черные юбки, длинные волосы, белые рубашечки – красота. Я поступила, точнее я думала, что поступила сама. Много работала, училась, готовилась, сдала все вступительные. Когда узнала, что зачислена – очень радовалась. В этом возрасте очень важно собирать достижения и накапливать опыт побед, больших, маленьких, которые позже будут фундаментом и точкой опоры в жизненных приключениях.

Как то на очередной «семейной» встрече речь зашла о моем обучении. Тетя, которая приехала в гости, спросила: «Наташа, как у тебя с поступлением?» Я говорю, все хорошо, меня зачислили, сдала все экзамены. Отчим: «Зачислили, Наташа, потому что я договорился, а не потому что она готовилась!» Внутри у меня все как отрезало, высидев эту встречу, я шла по улице и плакала. Я вообще очень много плакала все двадцать первых лет жизни от пустоты в центре солнечного сплетения, от несправедливости и жестокости.

Мне было очень больно и обидно, все мои старания – пыль, которую только что стряхнули. Тело сразу среагировало, обида и гнев, я сжимала зубы и старалась медленно моргать, чтобы прохожие не видели моих слез, моей слабости. Внутренний голос кричал: «Нет! Это ты – ты молодец! Ты сидела до ночи и учила, не переживай, девочка, все будет хорошо! Ты молодец!» А отчиму, видимо, это в очередной раз принесло эмоциональное удовлетворение. Мама молчала.

Одиночество

Началась моя самостоятельная жизнь на Ленинском проспекте в 16 лет.

Да, вроде я поселилась рядом с бабушкой и папой, но по факту жила одна. Бабушка и папа на тот момент владели своей фирмой, в 8:00 они уезжали в офис и в 19:00 возвращались, весь день я была предоставлена сама себе. Уборка, готовка, стирка, ремонт, покупка мебели – все резко пришлось решать самой. Именно тогда я первый раз встретилась лицом к лицу с одиночеством. Затягивающее в темную бездну, терзающее, холодное ощущение. Тебя окутывает мрак, и ничего не видно. Вокруг только холод и лед. Тогда я вообще не имела представления, как с ним справляться. Возвращаясь домой, я всегда с надеждой смотрела, есть ли свет в окнах, может, сегодня они придут раньше и мне не будет так одиноко.

Разрешенный плод – не так уж и сладок

Раз ты не можешь изменить события, прими их. Я приняла! Завела друзей и пошла в отрыв. Я начала отчаянно тусоваться, помимо работы, бабушка и отец каждую пятницу уезжали на дачу и возвращались только в воскресенье, а летом и вовсе – в понедельник, и в моем распоряжении всегда была свободная квартира на все выходные.

Ну, а вы же понимаете, что такое свободная квартира, когда тебе 16 лет?

Божечки, сколько народу прошло через этот дом. Однажды эта двушка на Ленинском повидала разом до тридцати человек, это когда по квартире уже не ходишь, а пробираешься. По поводам и без мы танцевали на столах, которые вдребезги падали, прокуривали весь дом, устраивали диванные кинотеатры, спали в ванной, стелили матрасы на полы, превращая дом в лежбище, орали с балконов песни.

Когда в шестнадцать мне была дарована свобода, я еще училась в банковском колледже: за первый курс мы чего только ни творили, кофе с ромом и дымком на завтрак, вместо не очень важных пар мы застревали в баре-бильярдной у метро. Тогда еще можно было курить в заведениях, и этот бар превращался в одно огромное место разврата. Уезжали на дачи к знакомым и не знакомым, ловили попутки, проникали в клубы, выпивали в парках, дегустировали различный алкоголь. Конечно, заводили бесконечное количество ухажеров, рано стали познавать плотские удовольствия, глубины страстей и соблазнов жизни. Спасибо, Боже, что за это время я не подцепила никакой болячки и осталась здорова.

В этом был огромный плюс, познав весь хаос разгульной жизни до восемнадцати лет, я потеряла к ней всякий интерес после. Тусовки, конечно, были и дальше, но уже не являлись таким важным событием для меня. Когда тебе все можно, ты сначала срываешься и упиваешься этим, а потом вырабатываешь свое отношение к полученному опыту и решаешь, насколько он интересен и нужен тебе в дальнейшей жизни.

Я благодарна жизни, что она дала мне шанс познать и пройти все самой и понять, что алкоголь, курение и что похуже не могут быть частью моей жизни, так как для меня это скучно. И есть более интересные вещи, о которых мне еще предстоит узнать. Ну и, как всегда, я благодарна бабушке Лиме, что она, находя бычки в створках дверей, не устраивала мне казнь, а сводила это на шутку. Смеялась, когда обнаруживала вместо коньяка в бутылке крепко заваренный чай! Спасибо тебе, дорогая, за это! Спасибо, что дала мне возможность познать все на своей шкуре и сделать собственные умозаключения.

Дети индиго – встреча с Ангелом

Тусовки не смогли убрать разъедающее изнутри чувство одиночества, лишь на время скрашивали его. Я стала учиться быть с собой и знакомиться с ним. Вселенной это понравилось, и она устроила мне удивительную встречу. Встречу с Ангелом.

Ангелы – это не обязательно белые крылья и пухленькие малыши, ангелы проявляются на земле и в физическом теле, например, это могут быть случайные люди, которые приносят силу и веру в момент отчаяния. Моя встреча с таким ангелом состоялась на набережной Москвы-реки недалеко от дома. Я шла и, как всегда, плакала, просто так, от пустоты, боли и отчаяния, от нужды быть любимой и от невозможности это иметь в моменте. Я присела на лавку: «Здравствуйте», – поворачиваю голову, передо мной мужчина с длинной белой бородой, очень крепким подкаченным телом, загорелый, красивый и светлый. «Ты чего плачешь?» – спрашивает он. Я: «Я не знаю», – и продолжаю реветь. «Погоди, ты знаешь, кто такие дети индиго?» Я: «Нет!» – «Это очень сильные духом люди, которым нужно пройти уроки жизни не по возрасту, чтобы они раскрыли свои способности. Запомни главное: верь себе, верь своим чувствам и знай, что твоя сверхчувствительность – твой дар!» Потом он выдал мне список книг и исчез! После его ухода у меня на душе стало очень светло и тепло. Я вернулась домой совсем другим человеком.