Как и запланировал Алексей после своего возвращения с фронта, у них с Юлией вскоре родился желанный сын Руслан. Плохое здоровье Алексея, ограниченность в деньгах и жилищных условиях не стали препятствием для исполнения задуманного. В то время Наташке было около 6 лет. И если старшие дети с детства были худенькие, то Русланчик был как пампушечка: кареглазый, черноволосый, с толстыми ручками и ножками и пухлыми щёчками. Казалось, родители отдали ему всю свою жизненную силу, всю свою нерастраченную любовь после жестокого испытания войной.
Сказать, что семья жила в очень стеснённых условиях, это значит, ничего не сказать. У малыша не было ни детской кроватки, ни коляски: их просто некуда было поставить. Русланчик спал на стульях, приставленных к стене. А на прогулки его выносили на руках, пока он не научился ходить самостоятельно.
Наташка очень любила возиться с братиком: он ей представлялся большой живой куклой. Каких-либо особых игрушек у девочки в то время не было. Была одна маленькая куколка из целлулоида, наряды для которой они с мамой шили сами из различных тряпочек. Юлия была мастерицей на все руки, сама обшивала всю семью, и дома хранился мешочек с разноцветными лоскутками. Но одно дело играть с неживой куклой, а другое – живой ребёнок, который плакал, смеялся, кушал, писал, дёргал ручками и ножками. Наташка любила гулять с ним на улице, показывая остальной детворе, особенно девчонкам, какая она уже взрослая: ей доверяют держать на руках настоящего ребёночка.
Один раз произошёл сильный конфуз. Стояла жаркая погода. Наташка гордо ходила перед подружками, играющими в куклы на травке, и носила братца на руках в лежачем положении. Мама попросила дочку уложить братишку спать. На Русланчике были одеты маечка и трусики довольно большого размера. Он не хотел спать и вертел своей головой, разглядывая играющую детвору. Его попка провисла в слабых ещё руках сестрёнки, трусики сдвинулись на бок, и малыш на виду всего девчачьего общества вывалил на тротуар большую кральку. Девчонки просто зашлись от хохота, а у Наташки надолго пропало желание гулять с таким невоспитанным братцем.
Когда Русланчик немного подрос, с ним стало ещё труднее. Он был очень подвижным ребёнком, и за ним был нужен глаз да глаз. Старшие дети помогали в этом маме и на время освобождали её от необходимости следить за малышом. Хорошо было летом, когда можно было уйти с братишкой на улицу и развлекать его около арыка или на зелёной лужайке рядом с забором.
Тяжелее становилось зимой и в слякотное межсезонье. Детям негде было заниматься своими играми. Володя полдня отсутствовал в школе, потом ему нужно было делать уроки. Очень часто мама забирала его к себе на кухню, освобождала уголок на кухонном столе и, пока сын делал уроки, она в это время успевала и обед сготовить, и ему помочь с домашними заданиями. Наташка же с Русланчиком в это время занимали спальню.
И действительно, это была спальня: только спальные места и ни одного уголка для игр. В комнатке между спальными местами был очень узкий проход – два человека не разойдутся. И для игр детям оставался лишь диван, где спала Наташка и маленький пятачок на полу между диваном и выходом на кухню. Дети иногда расширяли своё игровое пространство за счёт места под стулом, стоящим в углу комнаты, рядом с тумбочкой. Да, растущим детям явно не хватало места. И поэтому недостаток жилого пространства в этой квартире они часто восполняли улицей, если там была терпимая погода.
Как-то осенью в один из дней Мельниковым привезли саксаул. Тогда саксаулом отапливали жилые помещения, готовили на нём пищу. Это было отличное топливо, дающее много тепла, мало копоти и сажи. Привезённый саксаул сбросили на детскую полянку под забором. И только вечером пришедшие с работы взрослые перекидали его через забор во внутренний дворик дома.
На другой день дети снова, как обычно, играли там в дочки-матери. Когда на улице стало смеркаться, они начали постепенно расходиться по домам. Наташка тоже свернула свой коврик, собрала игрушки и побежала домой. За столом сидел отец и братья, мама хлопотала около плиты.
– Вот и хорошо, доченька, что сама пришла, а я уже хотела тебя звать ужинать. Иди, убери игрушки и вымой руки, – сказала Юлия. При этих словах она развернула коврик и уже собиралась расстелить его на прежнем месте перед кроватью Володи, стоящей тут же в кухне… И в тот же миг раздался её крик: – Скорпион! Скорпион!.. Ой! Ой!.. Что же делать?!..
На полу лежало мерзкое существо длиною около 5 см. Тело у него было какое-то желтовато-белое, как восковое, такого же цвета толстый хвост был угрожающе загнут кверху. В этой ситуации самым проворным оказался глава семейства. Он схватил стоящую на столе пустую стеклянную банку и вилкой быстренько закинул в неё скорпиона. Банку закрыли крышкой, и ядовитая тварь стала неопасной. До этого дети, да и взрослые таких ядовитых насекомых видели только на картинках. Все долго по очереди крутили в руках банку и разглядывали орудие убийства скорпиона – жало, находящееся на кончике хвоста. Первой очнулась Юлия:
– Да ведь он же мог укусить нашу Наташку! – и только тут все осознали, насколько близко ребёнок был от трагедии. – Половик-то она, пока несла домой, к животу прижимала! За это время он мог её десять раз укусить!
Все заахали и заохали, и еще полчаса, крутили Наташку, разглядывали её живот, но следов укусов не нашли. На другой же день рано утром родители пошли и тщательно прочесали всю зелёную лужайку, но других скорпионов на ней не обнаружили. А соседи ещё долго говорили по этому поводу и приходили смотреть на скорпиона в банке, пока он там не задохнулся. К саксаулу после этого случая все стали относиться почтительнее и, прежде чем взять его в руки, осторожно осматривали со всех сторон.
Наташкино детство было богато на всевозможные травмы и болезни, и её маме из-за этого приходилось переживать много горьких минут. Так, в возрасте около 2-х лет девочка самовольно вышла из квартиры на крыльцо дома. Входная дверь их квартиры находилась на самом краю веранды рядом с верхней ступенькой крыльца, не имеющего перил. Маленький ребёнок тут же упал вниз на каменные ступени, ведущие на нижний этаж…
Упала Наташка на голову, вследствие чего образовалась вмятина на её лбу. Увидев свою дочку, сначала закатившуюся от плача, а потом неожиданно смолкнувшую в обморочном состоянии и с вмятиной во лбу, её мама сама чуть не лишилась чувств. Спасибо, что прибежавшие на крик соседки помогли им добраться до поликлиники. Там сделали рентген и заключение врача, что череп ребёнка не пострадал, ушибленные мягкие ткани скоро заживут, а из-за сотрясения головного мозга девочке несколько дней придётся полежать в постельке.
И только после этого случая домоуправлением были поставлены перила, разделившие две лестницы: одну, идущую наверх на второй этаж дома, а другую, идущую вниз на первый полуподвальный этаж. Долго после этого случая Наташка боялась спускаться по любым лестницам. А боязнь высоты и возможного падения вниз остались у неё на всю жизнь. И что интересно, эта стрессовая ситуация как бы отразилась в клетках детского мозга и сохранилась на бессознательном уровне как руководство к действию. У Натальи всегда появлялся неосознанный животный страх до коликов в пятках, как только она пыталась посмотреть вниз даже с высоты второго этажа. Не могла она также спокойно смотреть на людей, находящихся на большой высоте, особенно на детей.
Как уже говорилось выше, ресторанный двор закрывался от улицы большими двустворчатыми воротами из мощных досок, прошитых для надежности на разной высоте деревянным брусом. Все дети, за неимением качелей и каруселей, любили кататься на этих воротах, пока их не видели взрослые. Встав на самый нижний поперечный брус, они хватались руками за вышерасположенный и – вперёд, потом – назад… Наташка также обожала такие катания и довольно часто висла на воротах, раскачиваясь, как обезьянка. В один из таких дней её ноги соскользнули с мокрой после дождя древесины, и она сильно распорола себе бедро о большой, торчащий из досок гвоздь. Этот гвоздь от старости хорошо заржавел и предательски замаскировался под цвет ворот.
Кричащую от боли дочь мать усадила тут же около ворот на табурет. Наташка размазывала слёзы по лицу, а мама смазывала рану йодом и оттирала кровь с детских ножек. Потом был визит к врачу и укол от столбняка в попку. Потери сознания в этот раз не было, но была кровь, боль, слёзы, жгучий йод.
После этого детвора на некоторое время оставила ворота в покое, а непокорный гвоздь был забит чьей-то рукой в тот же день. Наверное, это сделал Наташкин отец. Но метка от этого гвоздя, как память о былых событиях, на всю жизнь осталась на ноге Натальи.
В другой раз наша Наташка прогуливалась в обнимку со своей куколкой около дома. На её ногах были сандалики с грубым широким рантом. Тогда только такого фасона продавалась летняя обувь для детей. Да и у взрослых обувь была подобного типа: сандалии или белые брезентовые тапочки. Вот белые брезентовые тапочки – это был писк моды в то время! Их периодически стирали щёткой в мыльной воде, сушили, а потом смазывали кашицей из зубного порошка и воды. Одевали их также и по праздникам, и считалось, что красивее такой обувки нет ничего на этом свете.
Так вот, гуляла, гуляла Наташка, качала свою куколку, как вдруг резкая боль, как ножом, полоснула её ножку! Глянула она вниз, а кожа около косточки на ступне действительно была разрезана как бритвой, оттуда текла кровь, и выглядывало что-то белое, возможно, это была кость. От ужаса, не чувствуя боли, Наташка побежала домой. На улице стояла 40-градусная жара, и пока она добежала до дома, её сандалик наполнился кровью, уже свернувшейся от жары в кашицу. Мама замотала ножку дочери полотенцем, схватила её на руки и побежала с ней ближайшим путём – дворами, в поликлинику. Благо она была недалеко и располагалась через квартал за «Домом учёных».
Пострадавшую приняли без очереди, на разрез наложили металлические скобки, смазали йодом, забинтовали, и опять – противостолбнячный укол в попку. Попытки взрослых найти причину такой травмы ни к чему не привели. Ни в подошве сандалий, ни на тротуаре они не нашли ничего режущего или колющего. Загадочный случай! И ещё один шрамчик остался на всю жизнь.
Были и страшные для того времени и с непредсказуемым исходом инфекции. Всё, наверное, объяснялось тяжёлым военным и послевоенным временем, недостаточным питанием, низким уровнем медицинского обслуживания, отсутствием профилактических прививок и надёжных, эффективных лекарств. Например, Наташка переболела сыпным тифом, а эта болезнь больше подходила для времён гражданской войны. С высокой температурой, в бреду, изолированная от всех в инфекционном отделении городской больницы, Наташка боролась со смертью. Она выжила, но её волосы после болезни и стрижки наголо перестали виться. И виться они перестали, и их цвет изменился, как будто отгоревшие угли покрылись серым пеплом. Инфекция и высокая температура притушили былой ярко-золотистый оттенок её шикарных кудрей.
Затем она переболела скарлатиной. Тоже болезнь не из лёгких. Опять она лежала в больнице с высокой температурой, изолированная от родителей и ещё раз остриженная наголо. Лежала долго: сначала в больнице, потом в детском санатории. В то время её особенно остро не покидало чувство заброшенности, ненужности никому. Когда же приходили родители с передачами, то их визиты всегда сопровождались её горькими слезами. Сначала это были тихие слёзы облегчения, что её все-таки не забыли: родители пришли. Но потом, глядя на их расстроенные и как бы виноватые лица за стеклянной дверью коридора, так как это было инфекционное отделение, и их дальше этих дверей не пускали, она ещё больше заливалась слезами. Но теперь это были слёзы обиды за родителей. Ей их в этот момент было очень жалко, даже больше, чем себя.
Наташке очень запомнился год, когда она заболела стоматитом. Появившаяся язвочка во рту сначала не вызывала особого беспокойства.
– Ты, наверное, щёчку зубками прикусила. Это и у меня случается, – сказала мама в ответ на жалобу ребёнка.
На второй день появилось ещё несколько язвочек, а на третий день обеспокоенная мать поспешила с Наташкой к врачу. К этому времени она уже не могла ничего кушать: любая еда приносила страдания. Молоденькая симпатичная докторша заглянула к ней в рот и, не скрывая ужаса, ахнула. Там не было живого места, даже слизистая горла была поражена болезнью. Начались долгие хождения в поликлинику на процедуры. Ребёнок должен был терпеливо сидеть в кресле с открытым ртом, а врач медленно и методично прижигала все язвочки ляписом. И так день за днём. Болезнь приостановилась, но полного излечения не было.
Наташка сидела на манной каше, которую не терпела с детства, и на бульончиках с протёртой картошечкой. Мать разорилась и купила для дочери целый килограмм сливочного печенья. Тоненькие хрустящие квадратики так и таяли во рту, но при этом было так больно, что слёзы выступали на глазах. Тогда Юлия стала замачивать это печенье в тёплом молоке, и полученной кашицей кормила ребёнка. Этот кулёк с хрустящим сладким печеньем, который прятался от остальных детей и запирался на ключ, Наташке вспоминался всегда, и на всю жизнь у неё осталось пристрастие к хрустящей на зубах пище. То чего было нельзя, как назло, хотелось больше всего.
Итак, лечение зашло в тупик, возникла угроза сепсиса. Юлия умоляла врача ещё как-нибудь помочь её дочке. А врач разводила руками:
– Болезнь очень запущена, мы делаем всё, что можем. Но эффективных антимикробных препаратов у нас пока нет. Наберитесь терпения и продолжайте ходить на прижигания. Будем надеяться, что организм сам начнёт бороться с болезнью, – успокаивала врач, а в её глазах была неуверенность. «Еще неизвестно, кто кого переборет. Уже две недели прошли, а результата нет. А что творится у этой девочки внутри?..» – как бы говорили её глаза.
И вот в один из очередных визитов к врачу, та как-то необычно радостно встретила своих пациенток:
– Не хочу вас обнадёживать раньше времени, но дело в следующем. Я созвонилась с одной из клиник Москвы, сообщила о вашей дочери, о том, что её болезнь никак не поддается излечению. Нам обещали помочь. И вот вчера вечером поездом мне привезли 10 пакетиков нового лекарства, его ещё даже нет в продаже. Это «белый стрептоцид»! Меня заверили, что он должен вам помочь. Нужно только, чтобы вы неукоснительно выполняли всё, что я скажу.
Врач посадила Наташку на стул и маленькой клизмочкой вдула ей в рот содержимое одного пакетика.
– Деточка, послушай меня. Сейчас рот закрой и не раскрывай его в течение часа. Лекарство не глотай и не выплёвывай, как бы тебе этого ни хотелось! Это приказ! Терпи, пока сможешь, только потом через час всё выплюнешь, – и, обращаясь к Юлии, сказала: – Мамочка, проследите, чтобы всё было выполнено, как сказано. Будете приходить ко мне каждый день. Завтра суббота, так я специально из-за вас выйду на работу. В воскресенье тоже придёте, только не опаздывайте. Лечение прерывать нельзя, а лекарство снова я уже не смогу достать.
Мама с дочкой вышли на улицу. Наташкин рот стал наполняться слюной от вкуса порошка, напоминающего что-то горько-сладко-кислое. Ребёнок давился этой слюной до рвоты, а мать зажимала ей рот и не давала выплюнуть такое дефицитное лекарство. Боже, какое это было мученье!
Тем не менее, разгул инфекции во рту стал потихоньку стихать, и уже после восьмого пакетика слизистая полностью пришла в норму. Юлия не знала, как и благодарить врача за такой бескорыстный поступок. А что было бы с ребёнком, если бы не изобрели такое лекарство, как «Белый стрептоцид», и если бы им на пути не встретилась молоденькая докторша с её ещё не притупившимся ощущением сострадания и ответственности за своих пациентов?
Намного позднее, когда Наташа будет учиться на последних курсах химического факультета университета, она впервые более подробно узнает о своём спасителе. Оказывается, стрептоцид имел давнюю историю и очень простую формулу. Вначале это был краситель красного цвета, имеющий сложное строение и высокую токсичность не только для микробов, но и для людей. Это был «красный стрептоцид». Потом химики научились синтезировать более короткую и менее токсичную его часть. Так был создан «белый стрептоцид». Это название на всю жизнь врезалось в память Наташи, как лекарство, спасшее ей жизнь и здоровье. На его основе позднее было синтезировано огромное число разных по спектру влияния на организм антимикробных препаратов. Без них при тяжёлых инфекциях не обойтись, несмотря на их многочисленные побочные воздействия.
И в дальнейшем, читая студентам курс лекций «Химия лекарственных веществ», разработанный впервые на факультете уже не Наташкой, а Натальей Алексеевной, она всегда вспоминала и свою спасительницу в белом халате из районной поликлиники и «белый стрептоцид». В дальнейшей своей жизни она не раз будет применять это лекарство при порезах и нагноениях на коже или слизистой, а также настоятельно будет рекомендовать его всем окружающим.
Так уж получилось, что Наташка с детства уже имела тяготение к медицине, сначала в качестве пациентки, затем – нештатного пропагандиста достижений медицинской науки. И только потом, намного позднее она придёт к выводу, что и медицина, и фармакология не только спасают людей от гибели и болезней, но и во многом способствуют распространению хронических заболеваний и даже ранней смертности из-за пренебрежения человека к Законам Природы, неправильного лечения и токсического действия лекарств. Сколько полезного медики могли бы сделать для человечества, если бы их профессия не была бы столь консервативной? Возможно, что если бы Наташа в своё время пошла учиться не на химический факультет, а в медицинский вуз, то стала бы таким же врачом, как большинство. Кто знает? Возможно, она бы пришла методом проб и ошибок к альтернативным методам лечения. А может быть, ей нужно было идти в литературный институт?
Возможно, из Наташки мог бы получиться хороший специалист в области философских наук. Уже с раннего детства она старалась все события в своей жизни как-то связать воедино, объяснить, обосновать их неизбежность, предопределённость. Всех людей, с которыми ей приходилось общаться, она делила на плохих и хороших, любимых и нелюбимых. Но никогда, ни одним словом или взглядом не высказывала своего к ним отрицательного отношения. Она старалась одинаково относиться ко всем. И даже плохие поступки людей она пыталась как-то оправдывать: «Да, он плохо поступил, но это потому, что…» и так далее. Конечно, оправданию не подлежали такие преступления, как преднамеренное убийство, садизм, обман, брошенные дети.
Наташка была тихим, закомплексованным, немного замкнутым в себе ребёнком. Казалось, сильные чувства ей были несвойственны. И взрослым порою казалось, что эта девочка не способна на какие-то эмоциональные поступки. А что творилось у этого ребёнка в голове в случае тех или иных ситуаций, никто не догадывался, даже её родители. Только иногда, в случае крайне серьёзных ситуаций, её чувства прорывались наружу. Но зато, с какой силой!
Соседями по дому, с которыми близко общалась семья Овчинниковых, были только Мельниковы. Наташка, по каким-то только ей понятным причинам, считала, что эта семья ей ближе по родству, чем даже тётя Тоня – родная мамина сестра. Может быть потому, что молодая хозяйка этой семьи, Лида, в своё время, морозной зимой 42 года, увозила Юлию в роддом. Там Наташка родилась, а потом опять же именно тётя Лида привезла её с мамой из роддома домой на улицу Красина. Всю эту историю Наташке как-то рассказала её мама.
Лида и её муж Игорь целыми днями были на работе, а в это время в семье хозяйничала мать Лиды, бабушка Мария Фёдоровна. Она занималась стряпнёй с утра до вечера и следила за своим внуком Генкой, который был ровесником Наташке. Бабушка Маша была строгой и суровой с виду женщиной, но детей Алексея и Юлии она жалела и часто подкармливала их своими вкуснейшими пирожками.
Отец Лиды, Степан Воронов, служил ещё в царской армии в Ташкенте и считался хорошим стрелком. И даже в свои преклонные годы он продолжал увлекаться охотой. В одну из таких поездок на охоте с ним случилось несчастье. Сидя в люльке мотоцикла с коляской, он задремал и на одном из ухабов выпал из люльки. При этом он сильно зашиб спину. После этого случая дедушка Степан долго болел и почти не вставал с постели.
…Однажды летним вечером во всём доме как-то враз стихли все разговоры, вдалеке послышался женский плач. Чуть позже к Юлии заглянула заплаканная Лида и шёпотом позвала её с собой. Было уже поздно. Мама ушла к соседям, отца с Вовкой также почему-то дома не было, Русланчик был пока в перспективе, и в квартире в тот момент оставалась одна Наташка. Она сидела и ждала, когда закипит чайник, поставленный мамой на электроплитку. Минут через десять вернулась Юлия, на её глазах были слёзы.
– Мама, а ты что плачешь?
– Дедушка Степан умер, – кратко ответила мама, налила дочке чай, намазала хлеб маслом, посыпала сверху сахаром – обычный ужин для того времени.
После этого Юлия ушла в соседнюю комнату стелить постели. А Наташка сидела за кухонным столиком, стоящим у окна, завешанным тюлевой занавеской. За окном царила темнота, было поздно… Медленно жуя хлеб и отпивая чай, девочка думала о том, что означает слово: «умер»… Она видела живого дедушку. А какой он «мёртвый»? Наташка вспомнила, как детвора дома любила по вечерам рассказывать разные байки про мертвецов. Так там в этих рассказах они могли ходить, говорить… Да и взрослые часто пугали детей мертвецами и привидениями, чтобы отбить у них охоту болтаться поздно вечером по укромным уголкам ресторанного двора. «Значит, дедушка Степан, хоть он и умер, ходить может?..»
Такие рассуждения, так же как и любые разговоры о мертвецах, наводили на Наташку страх. Ей часто приходилось видеть страшные сны: «Она заходит в тёмную комнату, а из-за всех углов, из-под стола к ней тянутся чьи-то белые костлявые руки…» Ведь Наташка была не только очень стеснительной, но и боязливой, даже диковатой девочкой. Когда она была маленькая, то посторонним общаться с ней было просто невозможно. Она зарывалась лицом в мамину юбку и стояла так, молча, до тех пор, пока незнакомый ей человек не уходил. Ну чем не страусёнок? Возможно, на поведение Наташки оказало влияние то время, когда Юлия носила её под сердцем. Началась война, муж ушёл на фронт, сама Юлия не работала, сыну пора было идти в первый класс, и была полная неизвестность во всём. То, что Юлия очень сильно переживала в то время и боялась за своих детей и мужа, – это без сомнения. А потом после рождения дочки, Юлины страхи перед окружающей действительностью передались Наташке.
… Вот и сейчас в доме покойник, и он почти рядом, в соседней квартире. Наташка не представляла себе, как это дедушка Степан, их дедушка, и он – «мертвец»! В квартире было тихо, мамы почти не слышно, и папа с Вовкой куда-то ушли… И вот так, жуя бутерброд и философствуя о том, что такое «жизнь» и что такое «смерть», девочка задумчиво и печально уставилась в окно.
Вдруг занавеска на окне странно всколыхнулась, как от порыва ветра, и снизу вверх из-за подоконника медленно поползла рука… с длинными, бледными, скрюченными пальцами. Только одна голая рука… И она очень, очень медленно ползла вверх… Ужас! Не передать словами, что случилось в следующую секунду. На миг кровь застыла в жилах ребёнка. Только на миг, и тут же включилась система самосохранения. Наташкин рот раскрылся в диком крике: «А – а – а!» Ставшая вдруг невесомой, девочка поднялась в воздух и в мгновенье ока перенеслась в соседнюю комнату на родительскую кровать. Она так быстро пролетела мимо матери, которая расстилала постель, что та, ничего не поняв, изумленно взирала на неизвестно откуда свалившуюся перед ней дочку. А Наташка орала и билась в истерике.
К довершению ко всему, со стороны кухонного окна послышался грохот, упал стул, свалилась со стола и разбилась чашка с недопитым чаем. Эти звуки усилили детские страхи, и у ребёнка в мозгу пронеслось: «Это дедушка Степан – мертвец гонится за мной!», и она ещё сильнее зашлась уже в визге. Но в комнату ворвался не мертвец, а Наташкин отец, бледный, встревоженный, с виноватым лицом. Родители с двух сторон обхватили дочку, гладили, целовали, успокаивали, как могли. Она же одной рукой судорожно цеплялась за спинку кровати, а другой – показывала в сторону кухни.
– Там… там… р-р-ру-ка-а-а!.. А-а-а!.. И-и-и!..
– Доченька, Таточка, ты что, милая, что случилось? Успокойся! Чего ты испугалась? – причитала над дочкой мама.
– Наташенька, успокойся! Я твой папа. Это я заглянул в окно! Ты разве меня не узнала? Я хотел позвать тебя посмотреть: какая сегодня большая луна. Ты что, маленькая моя, какой мертвец? Не было никакой страшной руки, – оправдывался отец перед дочерью, а ещё больше перед женой.
Наташка всхлипывала, но постепенно стала успокаиваться, тем более ей разрешили, вопреки правилам, в этот раз лечь спать на родительской постели рядом с мамой. Такого подарка приходилось долго ждать! Ведь Юлия была женщиной строгой, воспитывала детей без лишних показных сантиментов, хотя в душе любила и переживала за них даже тогда, когда они сами стали взрослыми.
Родители вышли на кухню, и оттуда время от времени доносился раздражённый шёпот матери и виноватый приглушенный голос отца. Единственное, что девочка услышала – это слова мамы: «Какие тут шутки?.. Какая луна?.. Всё небо в тучах!». О чём они дальше говорили, Наташка уже не могла толком разобрать, так как стала проваливаться в сон: в сон, исцеляющий от всех дневных стрессов.
Так произошло первое знакомство Наташки со смертью близких ей людей. Во время выноса покойника из дома, её заранее отправили погостить к маминой сестре – к тёте Тоне. Это событие явилось первой ступенькой к знакомству Наташи со взрослой жизнью, не только с её радостями, но и серьёзными утратами.