В середине апреля у Володи с Валей родился сын Женечка. Юлия сообщила эту новость мужу, ожидая взрыва гнева. Но, на удивление, он на это отреагировал спокойно и как-то отрешённо. Только сказал, что нужно купить подарок. Отец лежал тогда в больнице благодаря ходатайству Академии Наук. Обычно безнадёжных больных старались выписать домой, чтобы не портили статистику выздоровления. Но для Алексея было сделано исключение.
Перед первомайскими праздниками Юлия перестилала постель мужу, взяла его под бедро, приподняла, а оно хрустнуло и обломилось в её руках. Алексей закричал и заметался от боли. Юлия побежала вызывать врачей. Те пришли, сделали обезболивающий укол. И всё! Юлия стала умолять их: чтобы они положили ногу мужа в гипс. Но врачи только разводили руками:
– Женщина, какой гипс? Вся брюшная полость и кости поражены метастазами. Сломанная кость уже не срастётся, и не сегодня, так завтра нужно ждать его кончины. Только обезболивающие! Больше ничем помочь не можем.
Об этом разговоре с врачами Юлия никому и ничего не рассказала: ни мужу, ни детям. Мужественная женщина – она всю свою душевную боль и страдания держала в себе, ни с кем её не делила.
Первомайские праздники в городе прошли в обычной суматохе. Школьники, как всегда, заранее мастерили из бумаги флажки, цветущие ветки яблонь, ходили на демонстрацию. У всех дома готовился праздничный обед. Только в семье Овчинниковых было тихо, буднично. Юлия каждый день ходила к мужу и всё реже брала с собой детей, объясняя это тем, что он всё время спит и его не нужно беспокоить.
Шестого мая Алексею исполнилось ровно 50 лет, и опять в семье не чувствовалось праздника. Девятого мая после обеда Юлия, как обычно, пошла к мужу в больницу. Ей хотелось хоть чем-нибудь вкусненьким порадовать его в этот день. Ведь «9 мая» – это его праздник – День Победы над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. Алексей чувствовал себя очень плохо, ничего не стал кушать, но постоянно спрашивал о времени.
– Зачем тебе знать, который час? – спросила Юлия.
– Я жду праздничного салюта…
– Но ведь ты все равно ничего не увидишь с кровати, – кровать Алексея стояла в самом дальнем углу палаты, у двери.
– Ничего, что не увижу, зато… услышу.
После этого Алексей задремал от очередного укола, а Юлия ушла домой даже немного успокоенная. Вот муж ещё мечтает о чём-то, хочет салют услышать, значит, не так уж всё и плохо…
Рано утром следующего дня всех домашних разбудил звонок телефона. Юлия взяла трубку, молча, что-то выслушала, быстро собралась и сказала Наташе: «Я в больницу к отцу, ему нужно кое-что отнести. А ты напои чаем детей, когда они проснутся».
Спустя два часа, Наташа случайно через окно кухни увидела свою маму, которая, согнувшись, быстро прошла по двору с каким-то узелком. «Почему она не зашла домой?.. И куда это она спешит?» Наташа перебежала из кухни в комнату и увидела, как мама обогнула дом и направляется в сарай. Из него она вышла уже без узелка. Наташе стало почему-то тревожно, сердце её бешено заколотилось в груди, и она в ожидании чего-то страшного побежала на крыльцо встречать маму. Юлия была какая-то осунувшаяся, постаревшая. Её глаза посмотрели на дочь строго и отчуждённо.
– Ваш папа… умер… – сказала она и прошла мимо дочери в комнаты, а та так и осталась стоять на веранде, пытаясь осознать это известие.
Домой Наташа боялась идти, боялась снова встретиться с глазами матери. Таких глаз у неё она никогда раньше не видела. Какие-то больные с расширенными зрачками… страшные. Наташа не знала, что нужно делать в таком случае, что говорить, она была в полной растерянности. «Почему мама мне больше ничего не сказала? Почему она даже не плачет?». Возможно, её мать уже выплакала свои слёзы за два года болезни отца.
Вскоре к Наташе подошли соседи, они что-то говорили ей: «Горе-то, какое… Наташа, ты как старшая в семье, поддержи маму… Крепись, милая, ты уже взрослая…» Они говорили, а Наташа так и продолжала стоять там, где её застало ужасное известие.
Запыхавшись, с улицы прибежал Руслан. Ему уже кто-то рассказал о постигшем их горе.
– Наташа, это – правда!?..
– Да… – при этом сестра отвела глаза в сторону.
На братишку было больно смотреть, в его глазах застыл страх, губы тряслись. После ответа он сорвался с места и с диким криком убежал куда-то на улицу. Для Руслана отец значил намного больше, чем для всех остальных детей. Ну чем сестра могла ему помочь? Сама никак не могла переварить страшную весть.
Дальше всё было как в тумане. Приходили, уходили друзья, знакомые, соседи. Все что-то говорили, сочувствовали, но Наташа ничего толком не понимала. У неё внутри, как будто, всё застыло – один камень и ни одной слезинки. Какие-то женщины шили из красного бархата подушечки для орденов, месили тесто, раскатывали домашнюю лапшу, звонили по телефону куда-то и кому-то, уезжали… приезжали… Из этих разговоров Наташа узнала, что её отец всё-таки дождался праздничного салюта, прослушал все залпы, отвернулся к стенке и тихо скончался. Но это обнаружили только утром следующего дня. И хотя в больнице официально выдали справку о смерти, датированную 10 мая, все в семье негласно и не сговариваясь, стали считать днём его кончины 9 мая – «День Победы», день праздничного салюта в честь победителей над фашистской Германией. Алексей именно так хотел закончить этот день. Пусть так и будет! Его война для него закончилась праздничным салютом, как в том далёком 1945 году. И этот салют был дан в его честь!
Алексея привезли домой из больницы в день похорон и уже в гробу. В дом из-за тесноты его не стали заносить и поставили на табуретах около крыльца прямо на въезде в ресторанный двор. Хорошо, что был выходной день, ворота были закрыты, и никакого транспорта и посторонних людей во дворе не было. Около крыльца толпились люди, подходили, прощались с Алексеем, возлагали цветы, что-то говорили Юлии и уходили… Приходили новые лица, всё повторялось. Алексей лежал, весь усыпанный цветами.
Наташа всё время почему-то старалась быть на веранде, сверху разглядывая такое родное ей и в то же время уже чужое лицо отца. Её оттуда кто-нибудь отводил вниз к гробу, к печально сидящей рядом с ним маме. Милочка стояла, прижавшись к её коленям. Рядом неподвижно застыл Руслан. Тут же находился старший брат Вова со своей молодой женой Валентиной. Их сынишку Женьку на это время уложили спать у соседей Мельниковых. Так и не увидел Алексей своего первого внука от своего, как ему казалось, непутёвого сына. Мамина сестра Антонина всё это время была на кухне, взяв на себя все хлопоты по подготовке поминального стола.
Сознание Наташи время от времени выхватывало из небольшой группы людей перед крыльцом знакомые и незнакомые ей лица. Одни приходили, другие уходили. Постоянно около Алексея находились только члены его семьи. И Наташе подумалось: что вот на кладбище придётся идти им одним. А все остальные, вероятно, простились и разошлись по своим делам… И никого кроме близких это несчастье не волнует. От этих мыслей ей стало ещё более одиноко.
Как лёгкий шёпот, до неё доносились обрывки каких-то фраз. Кто и о чём говорил и думал в эти минуты? Какие горестные мысли разрывали их сердца? Казалось, только одна Милочка до конца не осознавала потерю. Она думала, что отец просто спит, что такое «умер» для неё было, вероятно, за гранью понимания. Она часто дёргала Руслана за руку: «Ляка, пойдём, попьём водички!» Милочка очень любила газировку из-за сладкого сиропчика, и Руслан часто ходил с ней к гастроному, где стояли автоматы с газированной водой. Это было самое доступное и дешёвое лакомство для детей. Особенно вкусной была газировка с двойным сиропом.
Поведение Милочки было своеобразной защитой психики ребёнка от чего-то непонятного и страшного в своей неосознанности. Вероятно, это в какой-то степени проявлялось и у Наташи. Постояв немного со всеми внизу, она опять поднималась на спасительное крыльцо. Не отдавая себе отчёта, она стремилась туда, где впервые услышала страшное известие. Казалось, что именно с этого места можно отмотать назад череду произошедших событий и направить их в другом направлении. Но, увы! После смерти жизни нет!.. И всё равно, до конца ей не верилось, что произошло необратимое. И то, что сейчас происходит, – это страшный сон, как в детстве. Вот только как от него уйти? Как проснуться?.. А в глазах – ни слезинки!.. И опять Наташу кто-нибудь сводил вниз с крыльца, туда, где около гроба стояла осиротевшая семья.
…Вдруг все засуетились. Сначала во двор вошли музыканты военного оркестра. Они поднесли к своим губам духовые инструменты, ударник развёл в стороны руки с большими блестящими тарелками… Потом с улицы во двор зашли молодые мужчины, подняли гроб… Ударник свёл свои руки вместе… И в тот же миг с первыми звуками траурной музыки у Наташки внутри вдруг что-то оборвалось. Она зашлась в крике и бросилась назад – на спасительное крыльцо, а потом домой, чтобы спрятаться, скрыться от этой ужасной действительности. В коридоре её поймала соседка тётя Лида, с силой прижала к себе, не давая уйти в комнаты, гладила по голове, пыталась ей что-то внушить:
– Наташа! Наташенька, нужно идти… Все уже на улице… Возьми себя в руки… Иди к маме, будь рядом с ней…
В это время музыканты смолкли, двор быстро опустел. А Наташка задыхалась от рыданий… Лида помогла девушке сойти с крыльца, вывела на улицу. Наташе почему-то было стыдно за свои слёзы, она прятала от всех лицо и глаза. И тут она впервые увидела каким-то боковым зрением, что на улице было много, ну, очень много народа. Они стояли не только на тротуаре, прилегающем к их дому, но и на проезжей часть улицы. «Кто эти люди? Откуда они пришли? Это – все те, кто знал моего папу?!» К её ещё большому удивлению она увидела, что впереди грузовой машины с откинутыми бортами стояли девочки из её класса. Они держали подушечки с орденами и медалями отца. На машине и в руках людей было много венков, цветов. Сразу за машиной стояли самые близкие к Алексею люди. Опять по чьему-то указанию музыканты снова ударили в блестящие тарелки, народ зашевелился, и процессия двинулась вслед за машиной.
Раньше усопших провожали в последний путь своим ходом, и похоронная процессия, растянувшись на квартал, шла через весь город пешком. Милочку кто-то догадался посадить на машину, на ковры, которыми был застелен весь кузов. Вероятно, это была та самая академовская машина, на которой Алексей часто ездил на рыбалку. И Милочка сидела на коврах, держась рукой за гроб. Все остальные шли за машиной в траурном молчании. Наташа всё время плакала и почти не видела дороги из-за текущих слёз. Хорошо, что тетя Лида поддерживала её под руку. А музыканты раздирали ей душу. С тех пор Наташа не переносила звуки траурных маршей. При этом у неё как-то сразу сжималось сердце, и наворачивались слёзы.
Мало что осознавая из происходящего в это время, и не видя никого вокруг себя, Наташа плакала на кладбище, плакала в маленьком автобусе, в котором всех домашних и близких к семье людей отвезли обратно домой, плакала дома, спрятавшись за дверью, ведущей из кухни в большую комнату. Её прорвало на слёзы, и она не могла их остановить… А в это время в большой комнате всех ждал накрытый поминальный стол. Люди заходили партиями, так как комната была мала для всех желающих разделить скорбный обед с осиротевшей семьёй. На кухне суетилась тётя Тоня и ещё какие-то женщины.
Всё это время Наташа просидела на кухне за дверью и продолжала рыдать… Она стала осознавать, что из её жизни навсегда ушёл тот единственный дорогой ей человек, с которым она могла поделиться своими мыслями, планами на будущее, который её понимал как никто другой. Она думала о том, зачем здесь все эти люди, почему они не оставят её семью в покое и как они могут сидеть за столом и что-то жевать. Наташе хотелось от всех спрятаться. Но куда? Она пыталась встать, но ноги её не слушались… Ей было плохо, голова разламывалась от боли, но она не могла остановить свои слёзы… Ну, почему никто не помог ей в эти часы? Почему никто не дал ей чего-нибудь успокоительного?
И только когда все разошлись, её силой заставили выйти из-за двери, усадили за стол и дали что-то скушать – первый раз за весь этот долгий и ужасный день. Мама так ни разу и не подошла к Наташе, не обняла её, не сказала ни одного слова поддержки. Девушке было ужасно одиноко. Возможно, и маме было не сладко. Возможно, ей приходилось ещё хуже, ведь на её попечении осталось трое несовершеннолетних детей. А Наташа, как старшая из них, должна была справляться с бедой сама. Возможно… Всё может быть. Возможным стало и то, что утро следующего дня было уже без отца…
Закончилась Великая Отечественная война… но ещё долго земля и память людская сотрясались от воспоминаний о той жестокой поре испытаний, выпавшей на долю миллионов людей. Закончилась война и для Алексея… Ушёл он из жизни и, возможно не знал, что недавно в Болгарии был установлен памятник, который негласно в народе назвали «Алёша». И этот памятник был поставлен всем советским воинам, погибшим при освобождении Болгарии от фашистского ига. Позднее поэтом К. Ваншенкиным будут написаны стихи:
Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
Болгарии русский солдат.
И сердцу по-прежнему горько,
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастёрка,
Из камня его сапоги.
Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней,
Но то, что вот этот – Алёша,
Известно Болгарии всей.
Эти стихи и памятник, можно считать, были созданы в память всем солдатам, и погибшим на полях сражений, и оставшимся в живых после той войны, но со следами её суровых отметин и в душе, и на теле. Как потом стало известно, прообразом для этого памятника послужил конкретный советский солдат Алексей Скурлатов, которому посчастливилось ещё долго пожить на этом свете – чуть более 90 лет! А вот Алексею Овчинникову было отмерено всего 50! Ну, разве это возраст для мужчины!?
И Наталье всегда было очень обидно за своего отца, что он так мало пожил, не увидел своих внуков, не порадовался за их судьбу. Но больше всего её поразил тот факт, что Алексей Скурлатов, также, как и её отец принял своё боевое крещение и был тяжело ранен у деревни Крюково под Москвой. А в послевоенные годы он жил и трудился у себя на родине в Алтайском крае в селе… Овчинниково! Ну, до чего же так много в судьбах разных людей пересечений, совпадений в названиях и в происходящих событиях. Да… жизнь – любопытная штука.
Много лет спустя потомку Алексея Овчинникова, названному в честь деда, пришлось побывать на Мурманской земле во время военной практики на подводной лодке в Североморске. Подводники – это особый род людей. Об этом одним словом не расскажешь, и молодой Алёша гордился тем, что ему посчастливилось, хотя бы на миг прикоснулся к этому суровому братству. Но он был также сильно впечатлён увиденными там памятниками, которые в народе также называли «Алёша».
В Североморске на пьедестале в виде рубки застыла фигура моряка с автоматом в руках. Этот монумент общей высотой 27 метров был посвящен Героям-Североморцам защитникам Заполярья в годы Великой Отечественной войны. А в Мурманске тоже был свой «Алёша» – памятник защитникам Заполярья, тоже в виде моряка высотою 35 метров, но в плащ-палатке с автоматом за спиной. Один «Алёша» вставал грудью наперерез врагу, а другой стоял на посту и охранял мир и покой всех живущих за своей могучей спиной.
Молодой Алексей был удивлён тому, что его имя и имя его деда в народе так тесно ассоциировано с воинской доблестью и отвагой. Почему именно «Алёша», а никакое-то другое имя? Оказывается, имя Алексей в переводе с древнегреческого означает – «защитник», «оберегающий, отражающий». Это имя самое распространённое на Руси. Его носили цари, полководцы, патриархи, бояре и простые смертные. Люди с таким именем отличаются упорством в достижении своих целей, честолюбивы, всегда в совершенстве знают своё дело. И именно такое имя более всего соответствовало воину-защитнику, освободителю своей родной земли от врага. И хочется возгласить: «Да не оскудеет земля русская Алёшами – воинами, защитниками своей земли, хранителями своего дома и семьи!»