– Да, но почему-то избранный я, а везёт вечно всем другим… Всем… Даже Зойке, но только не мне… Хорошо хоть, что благодаря твоей монетке не приходится с учёбой париться, мне пятерки просто так ставят… Однажды я даже ради эксперимента решил нашего химика Феликса Яковлевича проверить, положил под пятку я твои пять копеек и начал на листке вместо решения задач голую бабу колякать, передали мы, значит, свои листочки… Ну, думаю, всё! Сейчас как разоряется, и меня не только к директрисе нашей, меня в ГОРОНО вызовут за такое художество… И что ты думаешь? Смотрю, Феликс мою бумажку увидел, побагровел аж весь… Не знаю, то ли от злости, то ли так натуралистично у меня та баба получилась… И говорит: «Ладно, Тимофеечкин, я тебе пятёрку поставлю. Задние, конечно, ты не сделал, но ведь суть экзамена в контроле знаний… А тебя зачем контролировать? Я и так знаю, что ты знаешь… Ну ты прикинь! Как круто! Все мои одноклассники, конечно, возмущаться начали, завопили, как шакалы! А Феликсу всё по барабану! Он мне в дневнике пятёрку нарисовал, как ни в чём не бывало… И в универе то же самое… Так что спасибо тебе, дед!

– Сколько раз тебе повторять, благодари только судьбу, а люди они и так тебе все должны и обязаны обеспечивать тебя всякими благами по праву твоего прохождения. То, что для тебя хорошо, оно и есть уже высшее благо для всех…

– Ну да… Ну да… Я знаю… Всё никак не привыкну

– А ты знаешь, в котором часу ты родился?

– Да, без пятнадцати три ночи. Мама запомнила. Главное, Зойкино время не запомнила, а моё помнит… Она горит, тогда страшная гроза была, трескучая, и ливень такой, что она так сильно испугалась. Все уж начали всемирного потопа ждать, до того дождь лил!

– Это она не дождя, это они тебя испугались…

– Меня -младенца???

– А не важно, младенец или старик, сила в человеке всегда чувствуется…

– Да… Это точно… Но тогда почему, если я такой сильный и такой избранный, я живу как обычный человек?!

– Может, потому что ты человек?

– Да ну тебя, дед! Опять ты смеёшься надо мной, а я ведь у тебя серьёзно спрашиваю!

– Ну я тоже живу как обычный человек, но разве ты считаешь меня таковым???

– Ну нет… Конечно… Просто я думал, что быть избранным – это круто, а на самом деле даже Зойки везёт больше, чем мне… Она вон уже заграницу укатила… В Париж… А я? Что я… Пойду к отцу на завод работать. Это тоже неплохо, конечно. Я люблю камни. Люблю наш завод. Но я и так бы туда пошёл без всякой «избранности»…

– А ты не торопись… Только пустой бамбук растёт быстро. А ты – баобаб! Пусть растёшь долго, но и жить будешь не одну сотню лет…

– А ты?

– Ты тоже будешь жить не одну сотню лет?

– Я уже и так живу столько же и даже больше…

– Круто…

– Только мне уходить отсюда надо…

– Зачем?! Куда?!

– Люди уже начинают беспокоиться… Вот-вот по городу слухи поползут… Начнут судачить: «Как это деду Сухинину уже сто лет как сто лет?» Твоя же мама первая, кто воду мутит…

– Да, это да… Но она же не со зла, ей просто в голову стукнуло, что ты какой-то то ли сектант, то ли колдун, и она очень сильно волнуется за меня…

– Вот поэтому я должен переехать куда-то в другое место, чтобы не вызвать подозрений…

– Ну тогда я поеду с тобой… Буду тебе по хозяйству помогать, Тамара-то наверняка не согласится никуда переезжать, а тебе помощник нужен…

– Нет! У тебя другая миссия в этой жизни…

– Ну какая?! Какая миссия?! Мне завтра двадцать лет, и ничего не происходит в моей жизни… Ты уверен, что я избранный? Может, скорее всего, я обычный?

– Нет, Мирон, ты не обычный… Ошибки быть не может… Кстати, у меня для тебя подарок, в час, когда ты родился, приходи опять сюда, ко мне, и я тебе его подарю…

– Так, может, я тогда домой не пойду? Здесь у тебя дома покемарю, а ко времени опять приду? А то мать увидит меня, сказал устроит, будет пытаться меня удержать… Ну ее…

– Воля твоя. Поступай, как знаешь…

На ужин Тамара потчевала их с дедом временами с вишнями, они непослушные и скользкие, словно жабы, мало того, что не желали накалывать на вилку, так ещё и брызгались красным соком во все стороны, стоило только лишь их укусить. Выглядело это так, будто они едят не кусочки теста с ягодами, а, как живодеры, поглощают что-то живое и кровоточащее.

Мирон ушёл спать в другую комнату где-то в половине одиннадцатого, а когда вернулся в спальню деда, то открыл рот от удивления. Вся его комната была украшена чёрными свечами и белыми розами!

Вечный бардак из спальни никуда не делся, но теперь кто-то, может, Тамара, а может, и сам лично Илья Ильич, рассовали все по углам более тщательно и накрыли тряпками. Вопреки ожиданиям Мирона, трельяж тоже был накрыт, и створки с зеркалами закрыты. Он-то не стал! Крутился! Надеялся, что дед под садовым «подарок» имеет в виду свой трельяж с волшебными зеркалами, но, видимо, нет… Вместо этого Илья Ильич преподнес ему папку с документами, в которых говорилось, что он дарит ему всё своё движимое и недвижимое имущество. Парень обалдел и спросил с плохо скрываемым волнением в голосе:

– И трельяж????

– И трельяж. Да, только ты рано радуешься, без активации зеркала не будут работать… Сиди и смотри ты в них сейчас целые сутки напролёт, они все равно не напитают тебя силой…

– Но как же так! Ведь ты другое мне внушал!

– Да, и я от своих слов не отказываюсь, но для этого нужно пройти обряд инициации… Ты согласен на это?

– Ну конечно! Конечно, согласен! Я ждал этого момента с двенадцати лет, а ты ещё спрашиваешь! Говори, говори, что нужно делать??? Я всё сделаю.

«Становись на колени!» – скомандовал дед неожиданно властным голосом. Мирон подчинился, но он никак не ожидал, что уже через мгновенья Илья Ильич достанет из кармана брюк небольшой складной ножичек с золотой украшенной мелкими рубинами рукоятью и с ловкостью дворового хулигана разрежет ему нижнюю губу.

Шокированный парень вскрикнул от боли, принялся закрывать рану рукой, порывался встать, но окаянный Сухинин вдруг закричал на него так, что подавил всякую волю юноши: «Стой! Ничего не трогай и с колен не вставай!»

Шокированный Тимофеечкин, не помня себя от боли, подчинился, а старик продолжал распоряжаться им. Говори: «Santa-Novia, клянусь тебе в вечной любви и верности!» – потребовал Сухинин все тем же властным тоном.

Парень, дрожа всем телом от волнения, проговорил слова клятвы, и Илья Ильич поднёс к его окровавленным губам фарфоровую фигурку невесты и сказал: «Целуй!» Мирон поцеловал статуэтку, оставив на ней безобразный кровавый след…

Необычный пугающий обряд закончился тем, что Илья Ильич вылил на голову Тимофеечкина целую бутылку красного вина, и он захлебнулся от неожиданности и восторга…

Часть 2 Глава 1

***

В день, когда Гороховы впервые приехали в Малоздовск, на календаре было восьмое декабря. Шёл снег. И в этом крохотном городишке, которому правильнее было бы назваться коттеджный посёлок, атмосфера была по-зимнему сказочная. В отличие от Серпухова, где было много машин и многоквартирных домов, коммунальщики не давали снегу особо залеживаться, а там, где он всё же был, цвет имел серый, жёлтый, крайне редко белый и нетронутый.

Здесь, в Маломздовске, было ощутимо холодней, и снег, и воздух были колючие и чистые. Евгению и Лиде повезло ещё и в том, что в этот день здесь проходил какой-то местный праздник, на площади был концерт, звуки весёлых песен были слышны на всю округу, а столбы вдоль дорог и по периметру украсили флажками цвета флага России. Дети и подростки развились и пели, радуясь снегу. А крыши домов были укутаны в снежные шубы.

Словно кастрюля с тестом, которую хорошая хозяйка укутывает в большое полотенце, чтобы подошло быстрее. Дома здесь были частные, некоторые ветхие, кой-какие поновее. И лишь в одном районе понастроили новых элитных многоэтажек. Но тем, на въезде было КПП, и без пропуска попасть туда постороннему человеку не представлялось возможным. Поэтому общую атмосферу городка эти современные «небоскрёбы» не слишком портили. И Маломздовск проверил Евгения и Лиду своей атмосферой. Хотя город был построен при коммунистах и не имел никакого отношения к девятнадцатому веку, но в здешних домах чувствовалась атмосфера старинных усадеб. Ведь, в отличие от других промышленных городков того же периода, Маломздовск строился вокруг завода по производству фианитов, и в своё время он имел даже стратегическое значение, так как продукция, производимая там, использовалась не только в ювелирном деле, но и в оборонной промышленности.

Город когда-то был закрытым и засекреченным, случайные люди здесь селиться не могли. На фианитовый завод требовались высококвалифицированные специалисты. И государство стремилось создать в городе не просто приемлемые для жизни условия, а подходящие для жизни советской интеллигенции.

В народе ходили слухи о том, что строительства завода и города курировал лично Лаврентий Павлович Берия, и эти частные одно-двухэтажные домики с садом-огородом на заднем дворе отражают его личное понимание комфорта.

Начиная с даты своего основания и до 1991 года, Маломздовск имел другое название и назывался по-пролетарски незатейливо – «Красный Коммунар-2». Но во времена демократизации городку вернули имя по названию села, которое когда-то было на этом месте, – «Малаямзда». А на городской манер – «Маломздовск». С тех времён городу досталось и разрушенная церквушка на самом отшибе, находящаяся ещё даже дальше, чем водопроводная станция, которая не смогла на свою немалую отдалённость от города, работала так шумно, что жителям и гостям города, хочешь не хочешь, а приходилось терпеть вечный незатихающий ни днём, ни ночью гул. А церковные развалины в наше время сделались грустной достопримечательностью. Год от года среди местного.

населения ходили слухи, что администрация нашла меценатов, готовых вложиться в реставрацию церкви. Говорили, что развалины будут разбирать, что приедут архитекторы и художники из Москвы, но не сегодня, а в понедельник. В итоге церквушка так и стояла обезглавленная, ослепшая, с каждым годом врастая в землю все больше и больше, а тот благословенный понедельник, в который должна была начаться ее реставрация, все никак не наступал.

В итоге дети боялись туда ходить из-за легенды, что, мол, на самом деле церковь разрушили вовсе не воинствующие безбожники, а она сама рухнула после того, как невеста, которую насильно хотели выдать замуж за богатого старика, выпрыгнула из окна. И Бог покарал всех собравшихся гостей и жениха, похоронив их под церковными раздавленными…

Но в эти сказки те, кто постарше, любили делать там селфи для своих соцсетей или просто шарахаться по заброшке.

Гороховы тоже не удержались и поехали пофоткаться. Несмотря на то, что искристый снег сглаживал мрачность картины, но все равно вид церковных развалин, на фоне которых они с Лидой фотографировались, произвел на Женю очень угнетающее впечатление. Ему показалось, что получившиеся снимки – предзнаменование их скорого развода…

Лида же ничего плохого не заметила и не почувствовала, фотосессия ей понравилась. А ещё она балдела, бегая с Айко по снегу в попытке запулить в Женю снежком. Давно они так не менялись, как на этой «снежной охоте». То и дело супруги менялись ролями: то Женек убегал от Лиды, изображая жертву, толстый и неуклюжий в пуховике цвета хаки, он сам был похож на большое катающееся по снегу пушечное ядро. То Лида убегала от него, худая, высокая, в чёрном пуховике не по размеру, выглядела словно гигантская ворона. Лишь Айко смотрелся гармонично, абсолютно сливаясь с белым снегом. Он, неверный перебесчик, занимал то мамину, то папину сторону и выглядел при этом абсолютно счастливым…

Понятное дело, что Лиде здесь больше всего понравился огромный пруд с целой набережной, которую никак не ожидаешь встретить в такой глухой провинции. А здесь крупная плитка по всему периметру водоема, кованые лавочки, витиеватой формы фонари.

Правда, сезон катания на коньках в этом году ещё не открывали, и лишь парочка отчаянных рыбаков, напоминающих оловянных солдатиков, виднелась на идеально белой глади тонкого льда.

Ещё дедушку очень порадовали сувениры, привезённые из Маломздовска: пакетик фианитов, которые продавались в палатке у завода, прямо непосредственно от производителя, и стоили значительно дешевле тех страз, что она обычно покупает для вышивки и украшений.

Гороховы всю обратную дорогу шутили на тему, что из Тулы везут пряники, из Астрахани – рыбу, из Иванова – текстиль, а из Маломздовска – «бриллианты».

Потом Лида ещё долго не могла успокоиться и всё ездила Жене по ушам на тему того, как классно в Маломздовске и как она хотела бы жить там.

В душе Евгений ликовал от того, как ему повезло, что жене так понравилось в том городишке. Он подумал, что это прекрасная возможность переехать из квартиры, которую рано или поздно всё равно заберут по суду за долги. И при этом не признаваться Лиде в том, что он профукал их жильё! Ну, может быть, когда-нибудь, конечно, придётся признаться, а пока можно переехать вроде того, что добровольно. Да ещё и приурочить этот переезд к ее дню рождения, тринадцатого декабря, и преподнести в качестве подарка. На взгляд Жени, это был отличный план, ну просто идеальный! Он втайне от жены активно вензеля за поиске жилья в Маломздовске. И был несказанно счастлив, когда нашёл подходящий домик, но, правда, на отшибе, совсем недалеко от шумной водокачки, но зато с мебелью и за такую смешную цену, что дешевле только даром!

Жене удалось выяснить, что нынешний хозяин дома жил в Москве и, по всей видимости, в деньгах не очень-то и нуждался, раз готов был сдавать жильё за символическую плату. А дед Сухинин, который раньше там жил, давным-давно то ли умер, то ли пропал без вести…

Всё получилось так, как и задумал Горохов, прямо с утра он принёс жене в постель большой кусок праздничного торта и чёрный кофе.

По-видимому, Лида хотела начать свой день с чего-то послаще, чем торт, но в планы Жени отдавать супружеский долг сегодня не входило, и он отказался от поцелуев жены, сказал:

– Да подожди, Лидок! У меня для тебя подарок…

– Да? Какой?

– Ты же мне говорила, как классно бы нам переехать в тот городишко, где и «бриллианты» твои, и снег, и машин меньше, и Айко понравилось?

– Ну, говорила… Это Маломздовск, моя заказчица оттуда…

– Так вот «папик» всё порешал… Так что собирайся сама и Айко собирай, мы сегодня переезжаем…

– Да ладно, Женька! Ты шутишь?

– Какой шутишь?! Какой шутишь?! Давай собирайтесь, я тебе говорю! Собирай всё, что тебе может понадобиться, мы переезжаем и надолго!

– Блин, Женя! Я в это не верю! Неужели мы будем жить в частном доме без соседей?! Без мусоропровода с тараканами?! Как в кино… Я не верю в это!

– Ну вот так вот… Вот такой вот я у тебя молодец! Стоило тебе только лишь поправить, я всё исполнил… Молодец я у тебя?

– Ещё бы! Женечка, ты просто прелесть, я так тебя люблю! Ты у меня самый лучший на свете! Спасибо тебе! Я так рада!

Лида опять потянулась к мужу с поцелуем, но шалун Айко запрыгнул между ними, пролил кофе, ухом смазал розочку на торте. И Женя, и Лида громко засмеялись, и «ребёнка» ругать никто не стал.

Лида была бы счастлива бросить «любимую игрушку» мужа здесь, зарастать пылью. Но Горохов первым делом уложил своего любимчика в багажник, бережно замотав в пледы монитор и процессор. Горохова ничего не сказала по этому поводу, она была так счастлива, так вдохновлена предстоящими переменами, что у неё аж руки дрожали и в животе щекотало.

Она сама себе не могла объяснить, откуда вдруг такие бурные эмоции. Ведь Малоздовск от силы километров в тридцати от Серпухова. Они переезжают совсем недалеко и не навсегда…. А она волнуется так, как не волновалась даже когда переезжала от бабушки из Белой Глины в подмосковный Серпухов. Хотя тогда она переезжала одна! Из деревни в город! На ПМЖ! И была совсем ещё моделькой девчонкой, но даже тогда у нее так не сосала под ложечкой.

А теперь Лида, уезжая, смотрела в зеркало заднего вида на их унылый общественный двор, на обшарпанную плесневелую пятиэтажку, и ее душу передало предчувствие, что она больше никогда сюда не вернётся. И что с этого дня у нее начинается новая жизнь. Она смотрела на себя, одетую в свитер под горло болотного цвета. И всё тот же теперь ставший ей большеватым чёрный пуховик. На свои чёрные, без причёски, кудряшки, и ей почему-то казалось, что здесь сегодня-сейчас она прощается не только с Серпуховом, где положила двенадцать лет, но и с собой старой. Что дальше ее ждет новая жизнь и новая судьба. А ещё ей почему-то подумалось, что в этой ее новой жизни не будет места Жени.

И опять вспомнилось пугающее гадание бабушки: «Разойдетесь вы скоро. И сила тёмная тому виной… Человек какой-то, что с самим дьяволом на короткой ноге…»

Но сейчас эти слова почему-то не ранили Лиду, как это обычно бывало. Она вспомнила их и почувствовала какой-то одуряющий восторг, какой, наверное, ощущает с@моубийца в полёте, сделав шаг из окна небоскрёба.

С такими вот эмоциями покидала Лида Серпухов, ещё не зная, что действительно больше никогда не вернётся сюда, ведь летом состоится суд и их квартиру заберут за долги. А Горохов предаст ее ещё раньше…

Снег растаял, погода, всего лишь, на пару градусов отличалась от той, что была в Серпухове, и Маломздовск уже не казался таким уютным и гостеприимным, как в прошлый раз. Хорошая дорога кончилась сразу, как только они съехали к трассе, и оставшиеся шесть километров приходилось пилить по щебёнке. В прошлый свой приезд эта часть дороги, как и всё вокруг, была засыпана мягким снежком, и тряска была не так ощутима. Теперь же зуб на зуб не попадал от вибрации, тряслись и кишки, и желудок, было такое ощущение, будто едешь по стиральной доске.

Ещё плюс ко всему, местные власти, по всей видимости, решили засыпать хотя бы самые большие ямы. Но не придумали для этого ничего лучше, как взять тот же щебень и засыпать его в дорожные пробоины.

Эти бесхитростные ремонтные работы находились на самой начальной стадии. И всё, что пока удалось сделать, – возле каждой ямы вывалили кучки щебёнки. Всё! Ни рабочих, ни техники, никаких предупреждающих знаков о том, что дорогу ремонтируют, не было. И насыпи щебёнки смотрелись словно земля из свежевырытой могилки. Таких кучек была не одна и не две, и казалось, что прямо на дороге собираются кого-то хоронить. Собачек, кошек или кроликов.

От всего этого повеяло какой-то гоголевщиной, и вспомнились «Вечера на хуторе близ Диканьки». Этот летающий в воздухе пугающий мистицизм почувствовали и Женя, и Лида одновременно, а вот Айко вовсе не разделял их беспокойства. Пёсик спал на заднем сидении, и его белое толстенькое пузико сладко вздымалось от глубокого дыхания. Хотя это было не так заметно, ведь «мама» заботливого нарядила своего малыша в кошерную безрукавку бежевого цвета, а синий шарфик и пинетки на лапках тоже синенькие, завершали его стильный образ.

Радио в машине бомбило потоком нескончаемой рекламы, а бодрый голос то и дело сообщал: «Всё будет клёво!» И включались песни старые, неактуальные, под которые Лида и Женя танцевали на дискотеке ещё в юности. С тех пор Гороховы привыкли, что им полей-листы подобает нейросеть, основываясь на индивидуальных предпочтениях. Поэтому старые песни, от которых они давно отвыкли, не вызвали теплых чувств ностальгии, а наоборот, даже раздражали своим «нафталиновым» вайбом. Было такое ощущение, будто там на радио диджеи попали во временную петлю и живут прошлым, снова и снова переживая «день сурка». То же вынуждены были всю дорогу ощущать и Гороховы, как в детстве, как будто родители или бабушка привели их на какой-нибудь концерт самодеятельности, и уйти оттуда нельзя, потому что ты ещё маленький и не можешь сам решать, куда тебе идти и что делать. И вот сидишь с родителями, и вроде бы они тебе не наказали, а, наоборот, привели на концерт поразвлечься, но тебе так плохо, так скучно, что ты буквально мучаешься. Ловить другую волну было мало толку, везде плюс-минус было тоже самое. Включить на смартфоне свой любимый плейлист не было возможности, здесь не было интернета, а ехать без музыки им обоим почему-то было страшно. Свои чувства Гороховы вслух не обсуждали, потому что просто не могли сформулировать, почему им вдруг страшно вдвоём, а если считать малыша Айко, так вообще втроём в их собственном автомобиле средь бела дня. Они сами себе не могли ответить на вопрос, почему их впечатление от первой поездки теперь так разительно отличается не в лучшую сторону. У обоих испортилось настроение, обоим хотелось просто развернуться и без всяких объяснений вернуться домой в Серпухов, но оба они предпочитали молча продолжать путь, игнорируя свое истинное желание. Но скоро произошло то, что при всем желании нельзя было не заметить…

***

Они миновали указатель с надписью: «Маломздовск» и въехали в город. Щебневая часть дороги, к счастью, кончилась, здесь везде был асфальт, тоже не идеальный, конечно, с заплатами и покосившимися от древности бордюрами, но все равно уже чувствовалась централизация. Когда они проезжали мимо кафе, продуктовых палаток и небольших магазинчиков, на душе становилось немного полегче. Правда, людей было очень мало. «Сегодня тринадцатое декабря, пятница, наверное, все на работе…» – подумала Лида и опять погрустнела от того, что пятница тринадцатое – плохое сочетание. Ее и так с самого детства бесило, что угораздило же ей родиться в нехорошее число – чертову дюжину, а когда дата ее дня рождения выпадает ещё и на пятницу, в этом Лиде вечно чудилось какое-то недобро, и казалось, что весь последующий год будет неудачным. И тут будто в подтверждение ее мыслей песню, доносившуюся из магнитолы: «Небо, загрустив, наклонилось в сумерки, укутав дома…». Перебил какой-то странный никем не распознанный звук, и лишь пару секунд спустя Евгению и Лиде стало понятно, что это враньё – карканье. В то же мгновенье ошарашенные путники не поверили своим глазам, когда увидели, что небо, которое все утро и весь день было неизменно голубым, вокруг стало чёрным. Вороны сплошняком заполонили собой весь горизонт, и не так, как это бывает весной в районе засаживаемых полей, когда грачи и вороны летают тем в поисках пропитания весьма внушительными стаями, нет! Сейчас ворон была реально тьма! Казалось, что этих чёрных птиц в небе над городом в один миг взлетела сотня тысяч!

Одна, две, три птицы со всего маху ударились о лобовое стекло. Горохов от испуга ударил по тормозам. Бедняжка Айко храбрился из последних сил и лаял, не умолкая, хотя сам от испуга дрожал всем телом. Супруги в ужасе смотрели друг на друга, адреналин в их крови не давал сформулировать и произнести хоть какую-то мысль. Лишь спустя минут пять страшные птицы улетели, и небо снова стало голубым, и декабрьское солнце по-прежнему светило ярко и радостно. Первым на происходящее отреагировал Женя, разразившись потоком матерной брани. А потом произнес, обращаясь к жене:

– Тфу! Бл@, что это за хрень такая! Я чуть не сдох! Ты как, нормально? Не ударилась, когда я так резко тормознул…. Блин, лобовуху разбили! Ну е-прст! Это опять мы на нехилые бабки попали! Откуда, нахрен, столько этих @бучих ворон?!

– Я не знаю…. Я так испугалась…..

Оба вышли из машины одновременно. Лида – чтобы взять на руки бедняжку, перепуганного Айко. А Горохов – чтобы убрать перья, застрявшие в трещинах лобового стекла, и в целом оценить размер ущерба, нанесённого воронами.

Вернулись в автомобиль они тоже одновременно. Лида держала на руках и убаюкивала Айко. Пёсик, почувствовав «мамину» заботу, наконец-то успокоился.

Женя ворчал, как старый дед, по поводу разбитого стекла, ещё его огорчило то, что на капоте остались вмятины, и машину теперь придётся тщательно и долго отмывать от птичьего д@рьма. Выслушивая его гневную тираду, Лидия всё же решилась перебить мужа и робко спросила:

– Жень, что за фигня здесь творится? Может, ну, его нафиг этот частный дом, в конце концов, если так хочется, то мы можем и у бабушки пожить. Сегодня, когда она звонила поздравлять меня, то опять звала нас с тобою пожить у нее?!

– Лида, не беси меня, пожалуйста! Не до тебя сейчас, ты что, не видишь, что с машиной сделалось?!

– Так и я о том же… Ты вообще когда-нибудь видел такую стаю ворон! Их же реально просто туча! Они нас чуть не убили! Стекло разбили! Машину помяли и испачкали!

– Ну, я вижу, не слепой ведь! И что теперь?! Ты предлагаешь всё бросить и ехать домой?! Не будь ребёнком! Чем это нам теперь поможет, что мы вернёмся?! Машина сама собой починится, что ли?!

– Они Айко напугали, да и вообще примета плохая!

– Да он уже давным-давно забыл об этом, вон спит у тебя на руках. И ты забудь!

– Ну, Женя, пожалуйста, давай вернёмся. Я передумала, мне как-то ещё сразу расхотелось… Здесь как-то вообще всё не так, как в тот раз, когда снег был…

– Лида, я тебя прошу! Перестань мне мозги компенсировать! Что значит «расхотелось»?! Тебе что, пять лет?! Я старался ради тебя, ты же сама просила, говорила, что тебе понравилось здесь!

– Да, но теперь я боюсь… Мы с Айко боимся…

– Чего ты боишься, ворон, которые давным-давно улетели?! Их нету уже! Это даже не крысы, а просто птицы!

– Да ни фига себе «просто» их миллион! Я никогда в жизни не видела столько ворон одновременно! Они реально чуть машину нашу вместе с нами не опрокинули! Это просто ужас! А как они орали! Бедный Айко… Я ещё никогда не видела и не слышала такого кошмара, прям как в фильме Хичкока…

– А какие ещё фильмы ты будешь вспоминать?! «Охотники за прекрасными»?! «Сверхъестественное»?! Всё, Лида! Давай успокаивайся и не @би мне мозги!

– Мы могли бы поехать к бабушке и…

– Лида! Ты что, меня не слышишь?! Мы уже это сто раз обсуждали! Я не хочу и не буду жить, как какой-то примак! Я задаток дал за три месяца вперёд! Ты что, хочешь, чтобы я эти деньги в ж@пу себе воткнул?! Мне ещё и тачку теперь на СТО гнать! Кому мы лучше сделаем, если вернёмся?!

Горохов с удовольствием бы уступил жене. Он с великой радостью бы развернулся и уехал из Маломздовска прямо сейчас, сию же секунду! Но тогда пришлось бы рассказать и про фонд, и про Щукина, и про то, что им теперь негде жить…

Жить со старшими он действительно не хотел категорически! Уступчивая, покладистая Лида всегда позволяла ему чувствовать себя главным в семье. Он не желал терять хотя бы такие вот жалкие крупицы власти. А живя у его родителей или у бабушки Лиды, он бы вмиг оказался там на птичьих правах. Да и потом, в деревне просто так сидеть и играть в компьютер уже не получится, надо будет помогать бабушке с огородом, с хозяйством, она, как старый человек, наверняка всё равно будет всем вечно недовольна…

А жить у мамы с папой тоже не мёд! Лиде будет сподручнее напару со свекровью пилить его за то, что не ищет работу.

До суда в принципе ещё не скоро, и можно было бы действительно ещё пожить и в Серпухове. Но ему почему-то вдруг показалось, что возвращаться – это так глупо, по-детски, что он должен сейчас вести себя как мужчина и не потакать Лидкиным хотелкам.

Да, и задаток он действительно отдал. Поэтому он продолжал свой путь к месту назначения и как мог пытался успокоить жену.

– Такое бывает… Вороны они вообще очень сильно любят в стаи собираться. В Германии вообще даже специальный термин для этого есть: «rabenschrei» – воронов крик зенит. У них каждую осень такая хрень.

– Ну ты сравнил… Германию и Подмосковье! Я такое в жизни вижу в первый раз! И тем более ты говоришь «осень», а сейчас середина декабря!

– Ой, ну и какая разница! Сейчас везде климат меняется! Потепление, ледники тают, остужают собою Гольфстрим. Становится холоднее, и по итогу глобальное потепление ведёт к глобальному похолоданию. А вороны летят в большие города, туда, где теплее… В общем, это сложно всё… Опять же, из-за вируса, три года назад, пока люди сидели по домам и меньше уничтожали природу, у многих видов птиц и животных увеличилась популяция, может, и у ворон тоже, поэтому их так много… Это для нас три года кажется уже давно, а для природы это одна минута! Короче, я не знаю, что и как, но я знаю точно, что это не такая уж и аномалия, бывает, что и жабы с неба падают, и рабы водоём закручивает водяной смерч, а потом рыбные осадки получаются… А это всего лишь птицы – ничего страшного…

– Ну не знаю, Жень, может, ты и прав…

– Конечно, я прав! Твой муж всегда прав!

– Ой, ну я так испугалась… Словами не передать…

– Да я сам испугался, чуть не сдох… Блин, машину жалко…

– Да… Замена стекла, выровнять кузов, закрасить – это всё не дешёвое удовольствие… Что, ваш со Щукиным бизнес «заглох» что ли?

– Какой бизнес???

– Как это «какой»?! Ты же мне говорил, что вы теперь с Альбертом партнёры! Что ты все долги отдал благодаря бизнесу, а теперь спрашиваешь «какой»???

– Ой, да я не понял просто, о чем ты… Я в таком стрессе, что просто подумал, что ты про другое…

– Про что???

– Да я откуда знаю «про что»??? Смотрим лучше номер дома, нам 156 нужен. Там эта тётка живёт, с которой я договаривался, у нее ключи…

– Ну а сам-то дом как, нормальный? Ты приезжал, смотрел?

– Да ничего, жить можно, свет есть, колонка воду греет, туалет на улице. Хлама, правда, много и эта грёбаная водокачка шумит день и ночь, не умолкая, но зато яблоневый сад на заднем дворе. Да и цена подходящая…

– Какой сейчас сад – зима…. Значит, с бизнесом всё плохо???

– Ну почему сразу плохо, Лида, что ты начинаешь?! Я что тебе сказал, что плохо или что??? Кто тебе такое сказал??? С чего ты взяла???

– Ну так я спрашиваю, а ты уходишь от ответа…. Да и дом, говоришь, снял самый дешёвый…

– Так я не понял?! Ты чем-то недовольна?! Я старался для тебя сделать тебе подарок. Ну уж извини, что не могу снять для тебя виллу Абрамовича…

– Ну Женечка, не дуйся, пожалуйста…. Я ж не это хотела сказать… Я всем довольна, мне понравился твой сюрприз…. Правда!

– Вот и ладушки…. «Моя хорошая девочка Лида».

Горохова засмеялась, и глаза ее заблистали от радости. Ей всегда было очень приятно, когда муж вспоминал по отношению к ней стих Ярослава Смелякова про Лиду. Это был ее любимый стих. Хотя в детстве ей всегда хотелось, чтобы ее звали Ладой, а не Лидой, но теперь она давно перестала думать о таких глупостях…

Тем временем они подъехали к нужному дому. Евгений вышел из машины и стал сигналить через открытое окно. Забор был высокий, железный. Из-за него ничего не было видно, и лишь по звуку лая собаки можно было понять, что там обитает огромный пёс, что-то типа «Московской сторожевой».