Строй слушал затаенно. Каждый на мгновение представил жуткую картину на старте, и тем ценнее становились действия этого насквозь промокшего человека. «Начальнику штаба подготовить представление о награждении лейтенанта Волгина государственной наградой! – приказал полковник и добавил, обращаясь к Антону. – Встать в строй!»
Те три шага, что офицер преодолел до своего места в строю, он запомнил надолго. Ему, простому парню, товарищи аплодировали, будто герою. На глазах Антона предательски выступили слезы.
Волгин был награжден медалью «За отвагу» и переведен в подмосковный НИИ, Митрофанов и Тополевский продолжили службу в Управлении космодрома. Со временем Илья стал начальником космодрома, а Андрей – его заместителем. Этот период их службы совпал с началом пресловутой перестройки. Средств на содержание объектов космодрома и его персонала практически не выделялось, а качество поставляемой ракетно-космической техники оставляло желать лучшего. В таких условиях практически каждый запуск спутника сопровождался экстремальными нештатными ситуациями.
…Тополевский, находясь в бункере ракетно-космического комплекса на токсичных компонентах, почти два часа получал доклады о штатном прохождении операций, предусмотренных графиком подготовки. И вдруг, за пять минут до пуска, поступил доклад о снижении уровня горючего второй ступени ракеты. По мнению военных специалистов, наиболее вероятной причиной неисправности являлась негерметичность заправочного клапана. Присутствующие в бункере представители изготовителя ракеты полагали, что это не должно помешать проведению пуска. Их подгоняло стремление успеть добраться до наступающего Нового года к расположенным за сотни километров домам, а сразу после пуска, совпавшего с католическим Рождеством, попасть на банкет, заказанный представителями Европейского космического агентства, прибывшими на космодром на запуск своего прибора, установленного на борту советского спутника. В подтверждение своих слов изготовители умудрились связаться со своей фирмой и получить от Генерального конструктора ракеты ВЧ-грамму о ее допуске к пуску.
Внимательно выслушавший доводы сторон Тополевский неожиданно уточнил, с какой скоростью горючее течет по борту ракеты.
– Какое это сейчас имеет значение! – в сердцах выкрикнул промышленник.
– Огромное! – урезонил его Андрей. – Если скорость истечения достаточно велика, то струйка горючего к моменту включения двигателей первой ступени может достичь среза сопла. Тогда взрыв ракеты и пожар на старте неизбежны. Хотите трагедии?
На мгновение повисла гнетущая тишина.
– Генеральный конструктор разрешает провести пуск с такой течью. Стало быть, берет ответственность на себя, – не сдавался представитель изготовителя. – На наблюдательном пункте масса иностранцев. Все хотят увидеть пуск и вернуться домой к Рождеству!
– В нашей ситуации это не довод. Давайте все взвесим, а потом примем решение! – жестко прервал Тополевский и приказал связисту соединить его с Митрофановым: – Товарищ генерал, по результатам анализа следует перенести пуск на резервную дату.
– Сегодня никак? – нервно уточнил тот. – Что там, кстати, прислал Генеральный конструктор?
– Он допускает ракету к пуску.
– Так в чем же дело? Идем на пуск.
– А если взрыв? Наш анализ его не исключает.
При этих словах начальник космодрома побледнел.
– Погоди, не клади трубку – я доложу командующему.
Несколько мгновений показались Андрею вечностью.
– Переносим пуск на резервную дату, – раздался из трубки командирский голос. – Разберитесь там во всем детально и примите необходимые меры. В случае чего докладывать будешь в кафе – гости решили банкет не отменять, назвав его репетицией празднования Рождества. – Ни пуха, – на прощание пожелал Митрофанов.
Андрей уточнил у командира боевого расчета, можно ли определить, с какой скоростью истекает горючее. Тот посетовал, что на старте таких приборов нет, а городская физико-химическая лаборатория уже закрыта. Тополевский отрядил офицера в город, и пока тот был в пути, дозвонился и организовал доставку аппарата. К несчастью, он оказался непригодным к работе. При первой же попытке использования устройство вышло из строя.
Тополевский предложил изготовить прибор из подручных средств. В дело пошли бутылка из-под лимонада, гибкий шланг из медицинской укладки санинструктора и электронные часы Андрея. «Горючее по шлангу будет поступать в сосуд. По скорости вытеснения воды из него мы определим скорость истечения компонента», – пояснил Тополевский принцип работы аппарата.
Через пару минут новое приспособление было готово, и расчет отправился к ракете. Время ожидания тянулось мучительно долго. «Ну?» – с надеждой обратился Тополевский к вернувшимся со старта. «К сожалению, измерения подтвердили вашу правоту, – доложил начальник расчета, возвращая часы. – Скорость истечения горючего велика, взрыв при запуске двигателей неизбежен». Андрей приказал готовиться к сливу компонентов и снятию ракеты со стартового стола. «Придется менять заправочный клапан. На это потребуется много времени», – заключил он.
Ветры перестройки обозначили новые векторы в области международного сотрудничества. С поднятием «железного занавеса» на некогда секретные объекты космодрома зачастили иностранные делегации. Руководить этими необычными проектами было поручено Тополевскому.
Первооткрывателями серии интернациональных программ стали немецкие специалисты, которые планировали запустить свой прибор «Козима» в составе отечественного космического аппарата. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что российский спутник штатно проходил испытания на том же стапеле в МИКе (монтажно-испытательном корпусе), где готовились и отечественные военные аппараты. В связи с этим место для тестирования импортной техники оборудовали на первом этаже городской гостиницы.
Достаточно оперативно проведя испытания, немцы передали заботливо установленную в специальный контейнер размером с обычную обувную коробку «Козиму» российским специалистам. Отъезжающий автобус они проводили радостными возгласами и аплодисментами, будто спустили на воду гигантский корабль.
Когда экспедиция прибыла в МИК за сорок километров от гостиницы, там шли работы по сборке ракеты-носителя, а на специально отгороженном от посторонних глаз участке проводились испытания спутника. Двое наших специалистов бережно достали прибор из контейнера и после «заземления» на специальном устройстве подняли его к борту космического аппарата.
Тополевский вышел на улицу покурить. Едва он сделал первую затяжку, увидел спешащего к курилке технического руководителя, который сообщил, что попытки штатно запустить «Козиму» от бортовых систем спутника не удаются.