Глава 19
Через несколько дней забрали из больницы маленького Андрюшу. Жизнь семьи Гороховых потекла по-новому. В заботах не оставалось времени для грусти.
Тихое спокойствие Нади скрывало страдание и чувство вины. Иногда она плакала ночами. Жалела себя и свою мать.
Прошло много дней, прежде чем Надя решилась пойти к себе домой. Но однажды всё-таки, повернула ключ в замке. С порога – запах сырости и испорченной пищи. Везде погром.
Надя остановилась посреди комнаты и огляделась. На полу возле ящика разбросаны газеты, журналы, фотографии. Надя нагнулась и подобрала одну. Грязная карточка, на ней – мама. Красивая. Улыбается.
Надя присела на край грязного табурета и закрыла лицо руками. Сколько так просидела, неизвестно. Только когда уходила из квартиры, в голове созрело важное решение.
Всю следующую неделю с утра и до позднего вечера Надя драила, мыла, стирала, выносила мусор. Днём оставляла Андрюшку у Татьяны Кирилловны, иногда забегала, справиться о нём. Вечером приходила очередь Зои Семёновны.
Иногда приходил Володька, ремонтировал испорченную мебель, электропроводку. Он чувствовал перемену, но молчал. Как-то вечером он стоял на табурете в зале и прилаживал новую люстру. Надя остановилась в дверном проёме. Немного постояла, а потом сказала:
– Я хочу развестись.
Он медленно обернулся. Соскочил с табурета.
– А как же Андрюшка? – спросил он.
– Будет со мной.
Володька присел. По правде, он сам частенько задумывался об этом, но предлагать такое не решался. Известно, почему. Ему давно хотелось освободиться. Он был не против заботиться, но лучше помогать на расстоянии. Он устал, хотел независимости. Лямка, которую он тянул, порядком уже надоела. Предложение Нади прозвучало как раз кстати. Почему бы не развестись, если она сама предлагает. Живут в одном дворе, от Андрюшки он не отказывается, будет помогать.
– Хорошо, – сказал Володька и снова встал на табурет.
На том и порешили.
Конечно, важно и то, что скажет Зоя Семёновна, но решение Нади было твёрдым. Любви, такой, как полагается, у них с Володькой никогда не было. Свекровь поймёт.
В середине октября Надя собрала свои и Андрюшкины вещи. Зоя Семёновна всплакнула. Сели на кухне друг против друга.
– Ты, Надюша, приходи к нам, когда захочешь. Мало ли чего понадобится, или просто поговорить, – утирая слезу, сказала женщина.
– Обязательно буду приходить. – Надя положила руку на широкую ладонь свекрови. – Роднее вас, у меня никого нет.
– Ты знаешь – ты мне как дочь. Конечно, если бы всё было по-другому, я бы не разрешила вам расходиться. Но складывать то, что не складывается, неблагодарное дело. У вас ещё столько впереди. Я одного желаю больше всего на свете – чтобы ты была счастлива, чтобы Володька был счастлив. Что поделаешь, ну не получилось. Значит, не судьба.
– Спасибо вам за всё, – сказала Надя.
В кухню вошёл Володя, увидел слёзы матери.
– Вы, как вроде навсегда расстаётесь. Живём ведь напротив, не забыли?
– Ох, сынок, одно дело жить рядом, а другое, как раньше, – вздохнула Зоя Семёновна и встала. Она обняла Надю, громко чмокнула её в щёку и уже повеселее сказала:
– Ну, с Богом.
Все, кто сидели в этот день на лавке, наблюдали, как Надя с ребёнком на руках и Володька с сумками прошли через двор и скрылись во втором подъезде.
– Кажись, опять переселяются, – сказала тётя Маша.
– Точно, – подтвердил Фёдорович.
– Наверное, с Зойкой поцапались, – предположила Людмила.
– Напрасно вы так рассуждаете, квартира-то теперь свободна. Нужно занимать. Дело молодое, – вступился Фёдорович.
– Всё-то вы знаете, – огрызнулась Людмила, она каждый раз пыталась переспорить его. – А я вам гарантирую, неспроста это. Вечно у них что-то происходит. Ну и семейка.
– Что да, то да, – подтвердила тётя Маша. – Это ты точно подметила.
Тихо жила Надя в своём новом доме. Заботилась о малыше. Хлопотала по хозяйству. Не забывала навещать свекровь. А иногда Зоя Семёновна заглядывала в гости. В общем, немногое изменилось, отношения прежние. Володька часто заходил, погулять с сыном да починить, если что сломалось.
Новый дом и, кажется, снова – новая жизнь
Глава 20
Когда жизнь становится стабильной, течение времени незаметно. Однообразие дней, измеряется лишь незначительными моментами, которые отделяют один промежуток времени от другого. Нет желания перемен. Зачем что-то менять, когда, наконец достигнуто спокойствие? Нет тревог. Монотонность затягивает, словно тихий омут. В нём уютно и безмятежно. И не хочется выбираться наружу. Кажется, сделай движение, и безмятежные дни уйдут. Вот и не нужно. Зачем?
Но иногда в ровном существовании становится скучно. Тоскливо. Однообразие дней угнетает, и в какой-то момент захватывает желание перемен. Приводит в смятение мысли. Точит молодое сердце беспокойными каплями. Вселяет надежду. Ждёт случая. Чего-то иного. Непривычного. Встряски. Небольшой, но хорошей. Появляется желание поменять траекторию движения. Встать, идти, или бежать. И делать, делать, делать.
Два с половиной года стабильной жизни Надя жила по инерции. Спокойствие и уют её дома не нарушался ничем. Повседневные заботы не были в тягость. Но иногда задумывалась она, и мысленно заглядывала за пределы двора. Она мечтала, но мечты, казалось, не были реальными. Только лишь немного скрашивали однообразное существование.
Дни шли за днями. Вроде всё хорошо и спокойно, но их монотонное течение начинало тяготить. Так не должно продолжаться всегда. Нужно что-то делать. Не сидеть, словно в клетке.
Подрастал Андрюша. Весёлый любознательный мальчуган. Володькина копия. Этот маленький человечек стал настоящим открытием для Нади. Она любила за ним наблюдать, и не была строгой.
Новое чувство, неведомое раньше, поселилось в сердце. Никогда Надя не знала такой любви. Она могла бы любить мать, но та не дала такой возможности. Пыталась полюбить Володьку, но эта любовь была просто придуманной. Надя любила Зою Семёновну, но это другая, совсем не такая любовь.
И вот теперь сын оказался центром до сих пор неизведанных чувств и эмоций. На него Надя выплёскивала потоки нежности, какие не дарила ещё никому. Он заполнил пустоту в её сердце, и теперь Надя знала своё предназначение. Она стремилась быть самой лучшей мамой на свете.
Заботы о сыне приносили большую радость и удовлетворение, но порой вечерами, когда Андрюша засыпал, Надю охватывало тоскливое чувство одиночества.
Но эти два года не прошли даром, они многое изменили. После рождения ребёнка Надя слегка поправилась, тело её будто дозрело. Угловатость подростка, сменила женственность юности. Мягкие линии угадывались под одеждой. Движения плавны и неторопливы. В голосе бархатистые нотки сквозили спокойствием. Надя – стала другой.
Она смотрела в зеркало и понимала, кого видит. Свою мать, но юную и свежую. Какой сохранили её образ старые пожелтевшие фото. То, что Надя видела, и радовало, и печалило.
Одевалась она очень скромно. Нового не покупала. Татьяна Кирилловна заразила шитьём. И, бывало, до поздней ночи Надя засиживалась за перешивкой.
Вместе с развитием тела происходило и созревание ума. Ростки, которые посеяла в нём Зоя Семёновна, когда приняла у себя Надю, разрослись в цветущие растения. Доброта, отзывчивость, сердечность глубоко укоренились в сознании. Порой Надя сама не понимала, как могла быть другой. Простая и скромная она стала совсем доверчивой, за что не раз ругала её Зоя Семёновна.
Не то чтобы Надя совсем ничего не понимала, она просто не чувствовала обмана, и ни в чём не видела злого умысла. Она верила в людей и не ждала ничего плохого. А раз многие вопросы приходилось решать самой, то в характере её наряду с мягкостью появилась и тихая твёрдость. Она совсем не была простушкой, но всё же на первом месте – доверие.
А пока не попадались на её пути люди, которые стремились бы обмануть. Поэтому и не приходилось стоять перед трудными вопросами. Будучи прилежной ученицей в жизненной науке, она старалась принимать правильные решения. И строго, без поблажек, давала себе отчёт.
Ещё не совсем уверенно, и словно заново, она усваивала понятия отношений между людьми. То, чего она хотела, к чему стремилась, вырисовывалось размыто. Медленные но верные шаги самопознания она делала, задумываясь и взвешивая каждый из них. Больше всего Надя боялась оступиться и запутаться. Боялась возврата к прошлому, и не позволяла себе расслабляться.
Она ещё не имела чёткой цели, не знала точного пути, и пыталась нащупать и понять, верно ли следует. Всякий раз, перед тем как двинуться дальше, она задавала себе вопрос: «Правильно ли я делаю?» И когда отвечала: «Правильно» – это добавляло смелости и отбрасывало сомнения. Она понимала, что должна двигаться, а пока всё тихо и размеренно.
Чувство тоски всё чаше одолевало Надю. Порой она останавливалась у окна и долго смотрела во двор. О чём думала, и сама не знала. Разрозненные мысли бродили в голове. Но всё же в такие моменты она понимала – есть то, чего в её жизни недостаёт. Вроде бы всё хорошо, но чего-то не хватает. Некоторая пустота ощущалась в самом дальнем уголке сердца. А что делать, чтобы жизнь не казалась пустой? Возможно, просто нужно что-то поменять?
Вопросы, вопросы. Но не находилось ответов.
Ей девятнадцать. Она стала немного мудрее, ровно настолько, насколько позволял узкий круг её занятий. И это не означало, что она совсем ничему не научилась.
Первое, что поняла Надя – теперь она ответственна за чью-то жизнь. Старалась оградить сына от маленьких дворовых опасностей, будь то жук или сломанные качели. Надя прочла пару книг по воспитанию детей, и теперь старалась неукоснительно следовать тому, что в них написано.
Второе, что помогли узнать книги – на свете бывает Другая Любовь. Любовь к мужчине.
Светлая, нежная, высокая, долгая, короткая, коварная, лживая, роковая, односторонняя, внезапная, терпеливая, страстная, неразделённая и любовь на всю жизнь. Все ранние представления о любви померкли и уступили место новым, более точным.
Но вот незадача, где взять её – такую Любовь. Ту, что на всю жизнь. Конечно, только ту, что лучше других. Сейчас, когда душа и тело требовали этой Любви, Надя была в совершенной растерянности. Ведь чтобы любить, нужны двое, а она одна. Надя чувствовала, что должна испытать – необыкновенное, неземное, лучшее.
И когда по вечерам, после дневных забот, стояла у окна и смотрела на яркие пятна чужих окон, она думала. Что там? Возможно, там живёт – Её Любовь. Её счастье.
В ответ на эти мысли, она вспоминала. Того мужчину, которого навещала в больнице. Вот его бы она полюбила. Всей душой, всем сердцем. Но его нет. Где он теперь – неизвестно. Жив ли? Умер? Кто знает…
Она вспоминала его. Засыпала, просыпалась, мыла посуду, стирала белье, гуляла с сыном – всякий раз любое течение мыслей приводило к тому человеку.
Надя не знала, почему так происходило. Но она не могла назвать это любовью, лишь – неосуществимой мечтой.
Ведь чтобы любить, нужны двое, а Надя одна.
Глава 21
Неожиданно решение подсказали обстоятельства.
Соседка Татьяна Кирилловна зашла вечером к Наде. Она часто приносила гостинцы для Андрюши или просто заходила поболтать.
За окном кружит снег. В маленькой кухне тепло и уютно. На столе в больших чашках крепкий чай. Вазочка с вареньем. Полное блюдо только испечённых пирожков с яблоками.
– Почему бы тебе не отдать Андрюшу в детский сад? – сказала Татьяна Кирилловна. – Ты могла бы устроиться на работу.
– Я тоже об этом думала, – ответила Надя. – Но мне кажется, он ещё слишком маленький.
– Самсонова Ирка свою девочку оформила в ясли и на работу вышла. А ведь её Насте только два исполнилось. И ты можешь. Андрюше-то почти три, чего ждать. Скорее отдашь – скорее дитё привыкнет.
– Ну, не знаю. Может, весной, – Надя встала, заглянула в комнату, где спал Андрюша, тихо сказала: – Спит.
– Правильно – весной. А пока можно справки собрать, как раз к теплу и пойдёте, – Татьяна Кирилловна с наслаждением жевала пирожок. – Какие вкусные пирожки, небось, свекровь научила? Зоя Семёновна в этих делах специалист.
– Конечно она, кто ж ещё.
– Запишешь рецепт. А с садиком не откладывай. Дома-то весь век не просидишь. А работать пойдёшь, хоть какое-то общение. Я-то знаю, сама всю жизнь на почте, так хоть среди людей. А сейчас вышла на пенсию, и не вижу, куда себя приткнуть. То к одним схожу, то к другим. Но каждый же день ведь не будешь по гостям бродить. Надоесть недолго.
– Только не мне. К нам можете хоть каждый день приходить.
– Добрая ты, Надюша, ох и добрая. Смотри не обожгись. Люди, знаешь, разные бывают.
– Так и вы добрая, тётя Таня, – улыбнулась Надя.
– Ну, я другое дело. Я уже старая, а ты молодая, неопытная. Что толку, хоть и замужем побывала.
– Да ведь без толку, наверное, ничего не происходит, всё к чему-то делается.
– Это точно. Вон у тебя теперь какой парень растёт. Залюбуешься. А шустрый, диву даюсь. Верно в Вовку – непоседа.
Надя улыбнулась.
– Как ни крути, Надюша, а должна ты и о себе подумать. Вижу я твою тоску. Может, я здесь и не советчица, но только ты меня послушай и не смейся. Ты девка молодая, и не будет никакой корысти в том, что ты себя в четырёх стенах заперла и сидишь, ни шагу за порог ступить не можешь. Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Не знаю, – неуверенно произнесла Надя.
– Вижу я. У тебя же в глазах всё написано. Поэтому и говорю – ты должна найти себе работу, да чтобы среди людей, – настаивала Татьяна Кирилловна.
– Я и сама это понимаю. Надеюсь, к весне и Андрюшу в садик оформлю, и работу поищу.
Но всё уладилось гораздо раньше. Знакомая медсестра Татьяны Кирилловны помогла быстро собрать справки и пройти комиссию. А знакомая Зои Семёновны нашла Наде работу – уборщицей, в одном из маленьких магазинчиков, через три автобусных остановки от дома.
Никогда Надя не думала, что станет уборщицей, но и не строила иллюзий. Сейчас это оказалось самым удобным. Работа только с утра, целый день свободна.
Вот с тех пор начались для Нади трудовые будни.
Часть 2
Глава 1
– Андрюша, завтрак готов, – растягивая слова, как в песне, прокричала из кухни мама.
– Угу, – отозвался Андрей.
Каждое утро он не мог заставить себя подняться с кровати, но аромат кофе будил окончательно.
На часах семь. Быстрей, быстрей. Андрей старался всё успеть, но всякий раз, что-то забывал. Если бы мама не жалела, тормошила посильнее, вставал бы раньше. Она – жалела. Он – опаздывал.
Из прошлого почти ничего не осталось. Нарушение памяти – после аварии. Как ни всматривался в фотографии, всё бесполезно. Маму помнил. Больше никого. Жизнь свою восстанавливал по маминым рассказам.
В той страшной аварии погибли жена и сын. По фотографиям Андрей знал их лица, но не мог вспомнить, как жили вместе, что чувствовал, как любил. Ничего.
Иногда он напрягал память, пытался хоть что-то выудить из тёмной глубины, куда попали все воспоминания. Но от этих усилий начинала страшно болеть голова. Он надеялся, всё придёт само собой. Ощущения. Чувства.
Когда Галина Васильевна Лозовая – мать Андрея – получила известие о том, что сын и его семья пострадали в аварии, немедленно собралась в дорогу. Почти неделю добиралась поездом. Когда приехала, Соню и Ванюшу уже похоронили родители Сони.
Андрей в реанимации. Каждый день между жизнью и смертью. Разное слышала Галина Васильевна, то ему лучше, то хуже. Врачи то радовали, то огорчали. Нервы на пределе. Ожидание, что придёт врач и скажет – нет больше вашего Андрюши. Сколько слез выплакала. Страх потерять сына не отпускал ни на минуту.
Но Андрей выжил. Кости срослись. Спустя столько времени только лёгкая хромота напоминала о пережитом.
Был один из тех мартовских дней, когда по обочинам ещё виден грязный снег, но тротуары сухие и чистые. Бледное небо над головами прохожих. Деревья невзрачными фигурами. Путь Андрея – несколько кварталов. Каждый день в восемь утра он выходил из дома и пешком шёл на работу. Врачи советовали больше двигаться. По дороге заворачивал в маленький магазинчик, купить сигарет.
В этот день, как обычно, он брёл по тротуару и совсем не смотрел по сторонам. Мысли бродили где-то в квартальном отчёте. Завернул в магазин. Открыл дверь. Подождал, пока уборщица, белокурая девушка, протрёт у порога пол, и зашёл внутрь. С минуту постоял у витрины. Продавец сняла с полки пачку сигарет и приветливо улыбнулась. Уголками губ ответил. Положил деньги, сунул сигареты в карман и повернул к выходу.
У двери уборщица в свитере и джинсах склонилась над ведром. Волосы упали на лицо. Когда она выпрямилась, взгляд её робко скользнул по Андрею. Потом, она расправила тряпку и стала прилаживать к швабре. Вдруг движения её замерли. Девушка выпрямилась, медленно повернула голову и посмотрела на Андрея открытым взглядом. Во взгляде этом замер вопрос. Какой – неизвестно, но точно вопрос.
В этот момент что-то произошло. Андрей смотрел на девчонку и не мог ничего понять. Время будто остановилось. В глубине её взгляда он увидал радость, тепло. Что-то родное и хорошее отразилось в нём. Андрей знал и помнил это лицо. Точнее, сейчас вспомнил, прямо в эту минуту. Если бы девушка подошла и поздоровалась, то всё бы сразу стало понятно, но она стояла с тряпкой в руке и не двигалась. Только смотрела.
Всего несколько мгновений.
– Надя, иди, протри в кабинете, – послышался голос, девушка подхватила ведро и швабру и ушла.
Андрей быстро вышел на улицу. Постоял на крыльце. Может, вернуться и выяснить?
Кто она? Почему посмотрела так, как будто его знает? Он уже видел эти глаза, лицо, волосы. Но где, когда?
Весь день он думал об этой встрече. Пытался понять и представить, что могло быть общего у него с этой девушкой. Она – уборщица. В магазине. Андрей заходил туда каждое утро, но её увидел впервые. Ещё и ещё раз он прокручивал в памяти утреннюю встречу. Его тянуло туда, в этот магазин. Хотелось очутиться там и снова посмотреть ей в глаза.
Узнать, кто она?
Отчёт не клеился. Андрей нажал кнопку, дверь отворилась и вошла секретарь, стройная брюнетка Лиза, которая была на высоченных каблуках. С её появлением в кабинет проник загадочный аромат духов.
– Вызывали, Андрей Александрович? – заискивающе спросила она.
Не глядя, он бросил на край стола папки.
– Доделайте это, – сказал он несколько грубовато и нетерпеливым жестом толкнул документы.
– Хорошо, Андрей Александрович, – она подхватила папки и скрылась за дверью.
И опять он окунулся в размышления. Каждый день он думал об одном и том же. Хотел всё вспомнить. Жизнь до аварии, семью, себя. Но проходили дни, недели, месяцы, а всё, что он знал, это то, что есть мама, фирма и подчинённые ему люди. А до этого всё тайна.
А теперь ещё и эта девушка.
Глава 2
Семь лет назад отец Андрея погиб автомобильной катастрофе. Он был рисковым человеком, любил скорость. Любовь эта его и погубила. После смерти отца, Андрей стал хозяином солидной станции техобслуживания автомобилей.
Мать Андрея ушла от отца гораздо раньше. Не выдержала взрывного и любвеобильного характера мужа. Уехала в Хабаровск, досматривать мать. Там и осталась.
Как и отец, Андрей любил машины и скорость. На дороге для него не существовало правил. Уверено и нагло, не замечая ничего вокруг, ездил, как хотел. Гаишников не боялся, многие из них – его клиенты. А если даже штраф – тьфу, ерунда.
Заметная его фигура, высокая, крепкая, всегда производила впечатление. Кто видел его впервые, понимал, что перед ними человек властный. Пронзительный взгляд не оставлял сомнений. Андрей нравился многим женщинам, но немногие женщины нравились ему. Этим он и отличался от отца.
С подчинёнными Андрей не церемонился, властвовал, как властвовал когда-то его отец. Самоуверенный. Жёсткий. Делал, что хотел, и разрешения не спрашивал. Сотрудники фирмы его побаивались. Но он давал работу, хорошую зарплату. А значит, нужно молча терпеть характер хозяина. Кто не мог терпеть – уходил.
С приходом Андрея к управлению фирма заметно расширилась благодаря его деловому чутью и интуиции.
В двадцать семь лет он увлёкся дочерью одного из мастеров. Через год женился. А спустя ещё год она родила сына. Браком Андрей был доволен вполне. Он почти всё время проводил на работе. Жена Соня занималась домашним хозяйством, воспитывала ребёнка. Иногда ей приходилось терпеть взрывной характер мужа. Довольно часто он возвращался домой раздражённый и злой. Временами совсем не приходил. Но говорить ему о недостатках было непозволительно. Поэтому она молчала. Да и обеспеченная жизнь крепко держала Соню.
Андрей очень любил сына. Мальчик был похож на него, так же, как сам Андрей похож на своего отца. В них чувствовалась порода крепких самцов. Сын и работа – только это было действительно важно. Всё остальное второстепенно и лишь использовалось по назначению. Окружающие чувствовали свою незначительность в присутствии Лозового. Даже Соня, которая любила Андрея, понимала, что она всего лишь мать его ребёнка.
Нужно всё же признать, Андрей обладал и другими качествами. Он был вспыльчив – но отходчив, жесток – но справедлив, порой агрессивен – но и добр. Только в соотношении более человечные черты сильно уступали всем остальным.
А с другой стороны, будь он мягким и добрым, возможно, не достиг бы результатов, которые имел. Ведь настоящему лидеру не должна быть помехой сентиментальная возня. Цель – только это главное.
В то утро Андрей, Соня и маленький Ваня ехали на загородную дачу. Как обычно, Андрей не в настроении. Угрюм. Жмёт на педаль газа. Накрапывал мелкий дождь. Машина на большой скорости неслась по мокрому шоссе.
Всё произошло неожиданно и быстро. За одним из крутых поворотов Андрей увидел велосипедиста, что ехал по краю шоссе, резко нажал на тормоз, крутанул руль в сторону. Машину занесло, потянуло и выбросило в кювет.
Об аварии рассказала мама, а ей врачи. Прошло около трёх лет, но он часто вспоминает тот день, когда вернулось сознание. Андрей открыл глаза и увидел маму. Она сидела у окна и читала газету. На кончике носа смешные очки. Маленькая, плотная. Короткие седые волосы. Постарела.
Давно забытое чувство шевельнулось где-то внутри. Андрей сделал движение, и она быстро встала и подошла.
– Мама, – шевельнулись без звука его губы.
Она ласково улыбнулась и положила руку ему на щёку.
– Сыночек мой,– подбородок её дрогнул.
– Как ты? – едва слышно спросил он.
– Ничего. Помаленьку, – вздохнула она.
Он смотрел на неё с давно забытой нежностью. Слеза не удержалась и покатилась по её щеке.
– Не плачь. Я в порядке, – попытался улыбнуться Андрей.
Они не виделись около десяти лет.