Идеальная пара
Они были очень даже симпатичные, эти ботинки. Из натуральной кожи, с теплой вибрирующей стелькой, с мелкими дырочками по бокам и с надписью внутри, что они самые настоящие и принадлежат известной итальянской фирме. Это были осенние полуделовые ботинки – то есть в зависимости от того, в чем был хозяин, в костюме или в джинсах, они выполняли разную функцию. Хотя основная роль или, как сегодня говорят, миссия была всегда одна и та же – верно служить хозяину, этому молодому человеку, что вечно куда-то торопился.
Хозяин очень любил свои ботинки. Они были удобными в носке и совсем не чувствовались на ноге.
Однажды случилось вот что. Ботинки отправились на вечеринку в загородный дом. Там было много зелени, никакого асфальта, только мягкая трава под подошвами. Хорошо!
Ботинки гуляли, танцевали, даже один раз летали к небу – это хозяин пытался ходить на руках, потом остановились у большого стола. И вдруг ботинки замерли! Навстречу шли красные туфли на шпильках, с переливающимся бантиком сзади. Они были так восхитительны, что ботинки на них залюбовались и споткнулись о ножку стула. От такой неожиданности шнурки развязались и незаметно соскользнули на землю. А незнакомки уходили. Ботинки поспешили следом, но запутались в шнурках. И! Ох, об этом даже не хочется вспоминать!
Потом они видели еще много раз, как красавицы-шпильки дефилировали мимо. Они всячески демонстрировали, что ботинки не достойны близкого с ними знакомства. Так опозориться перед всеми!
Дома ботинки забились в дальний угол и не хотели показываться на свет. Ну и что, что они дорогие и из натуральной кожи? Ну и что, что у них мягкая удобная стелька? Они не выполнили свое предназначение – не удержали хозяина в такой ответственный момент. А значит, они не достойны выхода в свет.
Иногда хозяин доставал их из дальнего угла. Чего, мол, прячетесь? И выходил гулять. Но ботинки уже были так напуганы, что может случиться что-то непоправимое, что боялись каждой лужи, каждой льдинки на дороге. Они стали неуклюжими и неповоротливыми. А главное, увидев даже вдалеке красную обувь, они тут же развязывались.
– Да что это со мной? Вроде я покупал такие удобные ботинки, а сейчас мне так в них некомфортно, – сетовал хозяин, в очередной раз завязывая шнурки.
От этих слов ботинки еще больше сжимались и кожа, из которой они были сделаны, в страхе съеживалась.
– Все, пришла наша смерть, – решили ботинки. – Надо честно в этом признаться хозяину. Мы достойны только мусорного бака.
– Ну что ж, придется расставаться с лишней одеждой и обувью, – решил хозяин. – Скоро зима, необходимо старье отнести в кладовку, а зимние вещи занести в гардеробную.
И он начал сортировать куртки, пальто, шапки, шарфы. Дошла очередь и до обуви.
– Ну что же мне с вами делать, – рассуждал хозяин, глядя на потускневшие от страха ботинки. – Вроде не старые, а какие-то неудобные стали. Да и в них я в прошлый раз так позорно поскользнулся перед Лизой на вечеринке. Ну ладно, схожу сегодня в последний раз к ребятам на автостанцию, а там решу.
На улице было немного слякотно, но еще не холодно. Ботинки вдыхали свежий воздух и радовались прогулке. На автостанции они увидели много знакомых, когда-то они вместе стояли в магазине итальянской обуви. Среди старых приятелей были замечены женские замшевые ботильоны – серые, на невысоком каблуке и с романтической рюшей вместо застежки. Они были совсем неподалеку, а через некоторое время оказались рядом. Ботинки, боясь, что от волнения снова развяжутся шнурки, не начинали разговор. Выручили ботильоны.
– Простите, вы не боитесь простудиться в такую сырую погоду? Я немножко боюсь, – призналась соседка.
Ботинки не стали врать. Да, они тоже боялись промокнуть и простудиться, ведь от этого так портится кожа. А значит, они снова доставят хозяину неприятность, хотя они больше не желают причинять ему неудобства. И неожиданно ботинки рассказали ботильонам, как на вечеринке они уронили хозяина, и как потом все пошло наперекосяк.
И свершилось чудо! Ботильоны не стали высмеивать неудачников, а наоборот, всячески поддержали ботинки.
– Ведь не все зависит от нас. Может быть, кто-то пролил там что-то липкое или просто было скользко.
На радость ботинкам, с ботильонами им было по пути. Потом они стали часто гулять вместе. И, наконец, однажды оказались вместе в гардеробной хозяина, где и поселились рядом. От ботильонов ботинки узнали, что они очень симпатичные и надежные, что им можно доверять в любую погоду и что они идеальная пара.
А ботинки считали идеальной парой ботильоны. Ведь они были такие мягкие, теплые, без вызывающей яркости и очень удобные.
Так и живут они вместе в гардеробной у вечно спешащего молодого человека. Хотя он тоже стал меньше торопиться. Теперь дома его ждет жена, вкусный ужин, порядок и уют. Зачем куда-то бежать? Ведь все проверяется временем. Вот он хотел выбросить ботинки, которые одно время не хотели ему служить, и что?
«Хорошо, что я их тогда не выбросил, – думает молодой человек. – Теперь они разносились и стали еще удобней. Ведь если бы не та загородная вечеринка и не мое внезапное падение, то женился бы я на этой гламурной Лизе. В общем, хорошо, что грохнулся!»
И хозяин идет в гардеробную, берет крем и щетку и натирает до блеска ботинки, что стоят в углу. И тихо шепчет на прощание: «Спасибо. Спасибо, что спасли!»
Гномики и пятнашки
Они жили за печкой в старом доме. Иногда было очень холодно, дом не мог согреться, жаловался на старую печку, что совсем перестала топить, кряхтел и скрипел. Гномики и пятнашки прятались в щель за трубой и слушали бесконечный спор дома с печкой.
Гномики и пятнашки поселились в этом доме давно. Сами они родились в космосе на планете Сириус. А однажды прилетели, чтобы просто понять, кто живет в галактике рядом. И остались.
Дело было так. Когда они в первый раз опустились на землю, они попали в этот дом. Тогда еще новый и молодой. Они услышали песню, которую пела женщина у маленькой колыбельки. Мелодия была такая нежная и ласковая, что гномики и пятнашки заслушались. Голос женщины, которая пела, был уставший и потому особенно проникновенный. Тогда они еще не понимали слов, но мотив был такой тягучий, что хотелось раскачиваться в такт, кивать головой или хвостиком, если есть. У пятнашек, в отличие от гномиков, не было головы, а вот хвостик-кисточка был.
Но кто такие эти пятнашки? Это такие кругленькие, крохотные, мохнатые существа с мягкой шерсткой, а гномики очень похожи на тех, что рисуют в сказках, только тоже маленькие и совсем без бороды. Это очень симпатичные существа. Очень разумные и добрые.
И вот они попали в этот дом. Женщина пела. Она очень устала. Глаза ее закрывались. И в какой-то момент она заснула. Гномики и пятнашки стали заглядывать в колыбельку, чтобы рассмотреть, кому она поет свои волшебные песни. Там лежали мальчик и девочка. Они сладко спали. Космические гости никогда не видели земных малышей. Они залюбовались ими. Дети были очень славные. Похожие на ангелов, что жили на соседней планете, но только без привычных крыльев.
Гномики и пятнашки присели на край колыбельки и стали наблюдать за детьми. Когда те заворочались и начали попискивать, добрые пришельцы из космоса прыгнули к ним на одеяло и начали рассказывать свои сказки, которые любили на их планете. Малышам это очень понравилось, они агукали и всплескивали ручками от радости.
Гномики и пятнашки так заигрались с детьми, что не заметили, что женщина проснулась и следит за их общением с малышами. Потом она протянула руку и сказала: «Удивительные существа, можно с вами познакомиться, вы так хорошо ладите с детьми, я хочу вас поблагодарить. Вы дали мне поспать. Вчера у деток болели животики, менялась погода, и я совсем не выспалась. А вы такие славные, вы так хорошо с ними играете». Она протянула руку, чтобы погладить крошек.
Пятнашки с благодарностью прыгнули на ее ладонь.
– Ой, какие вы мягкие и шелковистые, – сказала она пятнашкам. – Теперь я понимаю, почему дети с таким удовольствием держат вас на руках. А вы, – она обратилась к гномикам, – очень милые. У вас такие ласковые улыбки. Вы просто чудо! Таких, как вы, я видела только в мультфильмах. Симпатичные и сказочные. Но вы лучше, вы – живые. Вы останетесь с нами?
Гномики и пятнашки согласились. С того дня они подружились. Женщину звали Таней, она была бабушкой Вани и Марьяны, что сопели в колыбельке.
Только бабе Тане они рассказывали свои космические сказки, только ей разрешали смотреть на них и прикасаться. Они часто садились к ней на коленки, и она пела им свои волшебные песни.
Подрастали Марьяна и Ваня. Бабушка много рассказывала им о гномиках и пятнашках.
Дети очень любили ее сказки о космических друзьях. Они знали, что они живут на печке за трубой, но им нельзя показываться, поэтому писали им письма, делились дорогими конфетами, которые мама привозила им из заморских командировок, откладывали для них маленькие красивые вещи или игрушки, чтобы гномики и пятнашки могли порадоваться вместе с ними.
Бабушка очень хорошо описала, как выглядят гномики и пятнашки, и дети часто их рисовали.
Шло время. Ваня и Марьяна выросли. Бабу Таню перевезли в городскую квартиру. Она стала старенькая и больше не могла топить печь.
– А там, – как сказала она, – центральное отопление. Будет тепло всегда.
Гномики и пятнашки тоже доживают свой век. Они не захотели переезжать в новый дом. Бабушка стала совсем старенькая, плохо видит и не помнит, что внуки уже выросли. Она по-прежнему разговаривает с ними, но только совсем не поет песни.
Только раз в год гномики и пятнашки общаются с Дедом Морозом. Он тоже с их планеты, они хорошо знакомы, поэтому они ждут его целых 12 месяцев, чтобы просто поговорить.
– Мир изменился, – ворчит Дед Мороз, обращаясь к своим друзьям. – Родители не верят в сказки. Не верят в меня, не признают чудеса. И это внушают детям. Зачем? Вот и вы сидите за печкой – вместо того чтобы качать очередного малыша. Да, вы любили Ваню с Марьяной, но они выросли. И они про вас уже не помнят. Эх, пойду, понесу подарки. Никто уже не просит конфет. Только сотовые телефоны, деньги да модельки дорогущих машин. Зайду к бабе Тане. Она единственный человек, кто ждет меня просто так, без подарков, только потому, что она до сих пор верит в сказки.
И гномики и пятнашки машут ему вслед так долго, пока Дед Мороз не скроется из глаз. А потом снова лезут поближе к теплой трубе, чтобы вспоминать, как в первый раз они увидели земных детей, которых не могут забыть до сих пор.
А директор очень успешной фирмы Наталья Генриховна перебирает вещи в старом кабинете. Пора переезжать в более просторный и светлый. В одном из ящиков в самом дальнем углу лежат два забытых спичечных коробка, обернутых блестящей бумагой. Сверху написано: «ПАСЫЛКА ДЛЯ ГНОМИКОВ И ПЯТАНШИК».
Она надрывает фольгу. В тесной коробочке лежит надкусанная часть дорогой конфеты, любимая детская заколка ее дочери, маленькая игрушка-кенгуру, цветная ленточка и золотое конфетти. В другой коробочке крохотная моделька машины, красивая блестящая пуговица, ломтик шоколада и воздушный шарик. И тут же записка: «НИ УЛИТАЙТЕ, МЫ ВАС ЛЮБИМ!»
– Господи! Когда это было? – вздыхает женщина. – Ведь мама мне их передала, чтобы я их отправила на планету Сириус. Туда, где живут гномики и пятнашки. Мама всегда была ненормальная. Сколько лет они уже пролежали? Если Марьяне с Ваней 29—30, то почти 25 лет. Целая жизнь!
И Наталья Генриховна, женщина в дорогом костюме и очках в золотой оправе, начинает плакать. Она рыдает и не может остановиться.
– Да, жизнь прошла. Все бегом, бегом. Дети выросли, а я так ни разу и не выслушала сказку про гномиков и пятнашек, которые якобы жили в нашем старом доме за трубой. Все отмахивалась от мамы. Да и от детей тоже, считая это глупостью и выдумкой. А теперь мама болеет и тоскует по старому дому. И эти посылки? Почему я их никуда не отправила? Почему они здесь лежат? Что я не додала детям?
Перед Новым годом пятнашки и гномики снова увидели всех своих любимцев. В старый дом на улице Гагарина приехали все: Марьяна с Ваней, которых трудно было узнать в красивых и серьезных молодых людях, Наталья Генриховна в дорогой шубе и бабушка Таня, старенькая и высохшая, как осенний цветок.
Когда они все вместе зашли на кухню, гномики и пятнашки забыли, что им нельзя показываться на люди. Они спрыгнули с печки, забились к бабе Тане под шаль, некоторые пробрались под теплую жилетку и прижались к ней своими маленькими тельцами. Они гладили ее, целовали, пели ей ее старые песни. Теперь она была для них ребенком, тем первым человеком, которого они встретили и полюбили на земле. Ваня с Марьяной тоже гладили гномиков и пятнашек и радовались встрече, как маленькие.
Удивленная и всегда строгая Наталья Генриховна смотрела на все происходящее и повторяла: «Надо же, а вы и вправду существуете! Ну надо же!»
Домовенок Егорий
Рассказ мамы
Странная штука жизнь! Вроде вчера была молодая. Строили дом. Пели песни. И НИКОГДА не уставала. Все было в радость: хоть печку топить, хоть снег кидать. А его ой как много падало в Сибири.
Все было легко, весело. Казалось, что жизнь будет бесконечной.
В первый раз прихватило сердце, когда было за пятьдесят.
Тук-тук. Молчание.
Тук-тук. Слишком длинная пауза.
И не хватает дыхания. Чернота подступает. И кажется, что кто-то душит.
А потом снова тук-тук. Пауза. Тук-тук. Пауза.
Отлежалась. Встала. Не стала говорить, как испугалась той черноты, что нечаянно навалилась на нее.
Снова стала мыть, стирать, убирать, чистить, варить, таскать, перекладывать, носить, белить, красить.
И снова песни, как ни в чем не бывало.
А сердцу говорила: «Ну, что ты? Потерпи. Войны давно нет. И времена не хуже, а лучше, чем раньше. Молчи, не выдавай меня»
И сердце крепилось. Оно сжималось, когда хозяйка несла носилки с углем, когда она тащила бревна, помогая соседям строиться, когда, задыхаясь, бежала в трехдойку, на час отпросившись с работы. Чтобы подоить корову, что отелилась белоснежным бычком.
Вечером любили петь. Но это уже после. Это когда она вышла на пенсию. Шла к соседкам. Удивлялась, что появилось свободное время. Каждый выносил, у кого что было. Кто картошку, кто какую зелень. Выпивали по рюмочке. И пели.
«Вот кто-то с горочки спустился».
«Виновата ли я, что люблю?»
«Мисяц на нибе».
И, конечно, «Ой, мороз-мороз!»
Ну как без этой песни в Сибири?
А потом не стало хватать сил. Не только чтобы снег откинуть, а даже затопить печь.
Дети продали дом и переселили ее в квартиру.
Тепло. Уютно. Туалет под боком.
А душа тоскует. Да и родной домовенок, что так оберегал, любил, остался там, на Гагарина.
И не смейтесь даже.
Здесь баба Таня даже рассердится.
– Вам-то откуда, молодым, знать? Как будил он меня по утрам? Как не позволял проспать? Садился на грудь, лохматенький такой шарик, и звенел будильником.
Она его много раз сама видела. Благодарила. Ведь он всегда выручал. Дом-то сами строили. А домовенок еще с бабой Лушой, ее свекровкой, из деревни переехал. Ведь на деревенском срубе дом на Клюквенной, потом уж Гагарина назвали, стоял.
Ах, домовенок! Лохматый, добрый. Сколько раз он ее гладил по щеке?
Утешал, когда обижали свекровка или муж. Всегда был рядом, если нужно. А если плохой сон, то шептал: «Я рядом, не беспокойся».
Понимали они друг друга.
И вот новая квартира. Чужая. Говорят, пьяница жил.
Сын все стены ободрал, ремонт сделал. А плохо, не к душе. Ну, все не по бабе Тане.
Цветы посадит – гибнут. А на Гагарина – все подоконники в цветах были.
Не любит квартиру баба Таня. Тоскует по дому на Гагарина. Песни не поются. Пусто и одиноко.
Саша, муж, заболел. Почти 60 лет вместе. По-разному. Но вместе. Не понятно бабе Тане, как сегодня из-за пустяков разводятся. У них тоже всякое было. А уважение осталось.
Болеет Саша. Уже вставать не может. Забыла про давление, про больное сердце. Таскает на себе. Моет его, переворачивает. Лишь бы жил. Одна мысль.
Упал ночью. С кровати. Опять война снилась. Опять бежал, защищал, кричал. Не смогла поднять. Тяжелый. Он почти 180 ростом, а она 160 см. Сидит, ревет.
Набрать – позвонить не может. Давно слепая. Ведь за 80 давно.
Как справилась, как уложила, не помнит сейчас.
Но после этого спать перестала.
– Ослабла, – говорит.
– Вот тут и нечисть полезла. Квартира-то чужая. Я без сил. Саша болеет.
– Только задремлю, а тут раз, вода сверху!
– Схвачусь, бегу. Ну, как бегу. Шарком-шарком. Все потрогаю. Нет воды. Потом кажется, что крысы побежали, потом голоса.
– Ох, измучили.
– Стук, шорох, писк, звонки целую ночь.
– Саша болеет, и я спать не могу. Жуткое время.
– Сыну говорю, что нечисть завелась, смеется: «Мама, ты просто устала!»
– Вся я извелась.
Похоронили Сашу. Вот тут-то началось…
– Телевизор этих полтергестов, или как там, показывает.
– Ну, ты поняла.
– У меня стало хуже. Как три часа, так телефон звонит, вода льется, собаки гавкают. И бесконечно какие-то люди в квартире.
– Просто схожу с ума.
Баба Таня плачет.
– Сумасшедшей меня считаешь?
– Позвали батюшку. Ходил долго, читал молитвы, – продолжает баба Таня.
Баба Таня – это моя мама.
– Два дня была тишина. Потом крики ночью: «Что, избавиться хотела? Не получится! Нас тут много! А ты совсем без защиты!»
Я сижу перед мамой. Ей 87 лет. Она в полном уме. Да, она слепая. Но она приспособилась, как она говорит, и сама справляется со своим небольшим хозяйством. У нее весь день по порядку. Она молодец. Все хорошо. Только нечисть не дает покоя.
Слушаю маму. Мы разные. И по-разному видим мир. Я над ней не смеюсь. Я ее понимаю. Я ведь тоже пишу сказки, которые берутся неизвестно откуда.
Мама плачет по домовенку. Там был защитник. Там – это на улице Гагарина. А тут она – одна.
Я все понимаю. Я иду на улицу Гагарина. В дом номер 13. Там давно новые хозяева. Я объясняю, что я на минуточку, и вообще я тут родилась.
Я не узнаю дом детства. Это чужой дом. Я подхожу к печке и говорю: «Домовенок, если ты слышишь меня, мама очень тоскует, ты ее помнишь, хозяйку этого дома. Если ты жив, прыгай ко мне в сумку, я тебя отнесу. Мама очень старенькая. Она сильно просила. Ей плохо без твоей защиты и любви. Пойдем».
Я открываю сумку. Новые хозяева смотрят на меня как на полную идиотку.
Ну и пусть. Я это делаю для мамы.
Я слышу легкий шорох. Может, это мне показалось. Но я закрываю сумку, несмотря на странные взгляды, кланяюсь дому, говорю ему «спасибо» и ухожу.
Ах, улица Гагарина! Хочется заплакать, постоять. Но у меня сумка. Мама ждет. Это важнее.
Мама сидит на балконе.
– Мамуля, я принесла. Нашего домовенка!
– Правда?
– Правда!
– Сейчас буду отпускать!
Я открываю сумку.
Мама смотрит и плачет: «Ты вернулся. Ты вернулся».
Я ничего не вижу. А она кого-то гладит и плачет.
В этот вечер мама уснула спокойно.
Я, отвыкшая от узкого дивана, ворочалась. Показалось, что пискнула кошка, потом послышались шаги.
– Ну, вот и у меня крыша поехала, – подумала я.
Потом услышала: «Меня зовут Егорий. Скажи маме мое имя. А тебе спасибо. Теперь я ее в обиду не дам. Распустили тут нечисть!»
Утром я сделала маме оберег. Волшебную пуговицу. Яркую, красную. Я ее нашла в старой копилке, подвязала на ниточку и положила под подушку. А еще сплела из старых ниток фенечку.
– Тс! Для мамы это тоже не фенечка, а оберег от нечистой силы. Взяла тоже красный и зеленый цвета.
Красный – это сила и энергия. А зеленый – жизнь и обновление.
Утром.
– Мамуля. Вот тебе оберег.
– А я уже больше не боюсь. Мой домовенок рядом. Любит меня. Это он. Я его узнала.
Мама гладила кого-то.
Увы, я не вижу, кого она гладит.
– Мама, его зовут Егорий. Он сам мне ночью сказал. Теперь ты можешь его позвать, когда вдруг испугаешься. И не забывай ему ставить молочко на кухне.
– Конечно. Конечно, – закивала головой мама. – Я сохранила его плошечку еще из дома на Гагарина.
– Пойдем, Егорий. Прости, что так долго тебе пришлось ждать. Прости.
И мама опять кого-то гладит. А я слышу только сладкое мурлыканье. Как будто в доме завелся ласковый котенок.
– Ага, это Егорий, – думаю я.
Нет, я его не вижу. Видит его только мама. Но по тому, как она успокоилась, как все время подкладывает подушку, предварительно сделав ее ровной, я понимаю, что она нашла себе защиту и поддержку. Она все время улыбается.
В первый раз после смерти папы я засыпаю спокойно.
Домовенок, наш Егорий, вернулся. Он дома. Вместе с мамой.
Ночью я просыпаюсь и подхожу к маме. Она спокойно спит. При этом ее правая рука, что лежит на подушке, кого-то обнимает.
Я не знаю, кого. Может – это домовенок. А может, она вспомнила папу? Но она ровно дышит, лицо расправилось от морщин, и я счастлива.
Я тихонько иду к моему дивану и шепчу: «Егорий, спасибо тебе! Как здорово, что ты вернулся. Как здорово!»
И тоже засыпаю счастливая…