Семь капель счастья

Занятия предлагались тут же, целым списком на стенде у ресторана: аква-аэробика, танец живота, теннис, водное поло, ручная роспись кружек и тарелок. Последнее её заинтересовало, – Инка с весны пристрастилась разрисовывать акриловыми красками литровые банки. Вернее, не совсем банки, а вазы, которые она из них делала. Была у неё своя технология: пластиковая бутылка плавится, тёплая масса быстро, пока не остыла, лепится фигурным краем на горлышко банки. Потом эта конструкция разрисовывается и получается нечто вполне приличное. Инка такими вазами одарила и всех своих подружек, и бабулиных. Те ахали – авторская работа, Инка радостно смущалась, а бабуля оставалась довольной, что «дёшево и сердито». Занятия с красками начинались через двадцать минут, и Инка отправилась искать павильон, отмеченный на стенде крестиком.

Павильон оказался навесом, крышей на нескольких столбах, под которой разместились столы с посудой и баночками с краской. Разрисовывать посуду собрались в основном подростки, хотя было и несколько взрослых женщин. Аниматор, приятная девушка в белой бейсболке с названием отеля и голубой футболке с белым цветком по центру груди, предложила всем выбрать по посудине. Инка облюбовала девственно белую плоскую тарелку из толстого фаянса. Потом девушка показала, где брать кисти, куда их макать и как наносить рисунок. Рисунки она показывала простейшие: волнистые линии, горохи, спирали, четырёхлепесковые цветочки, остренькие листочки. Народ старательно копировал их на свои посудины.

«Нет, цветочки с листочками слишком примитивно, – думала Инка, наблюдая, как пацан лет десяти так старательно выводит синие загогулины по краю своей тарелки, что даже язык вывалил на сторону и прикусил. – Надо что-нибудь поинтереснее!» И она, подумав, взяла кисти, придвинулась поближе к нужным баночкам, и вскоре на её тарелке заплескались волны, завыпрыгивали из воды пока не виданные, но уже воображённые рыбы. А над этим действом весело сияло жёлтое солнце, хитро прищурившее один глаз.

– Ух ты, класс! Тёть, а вы художница, да? – старательный мальчишка уже закончил свои загогулины и теперь восторженно глазел на Инкин экспромт.

– Нет, мальчик, – улыбнулась Инка. – Просто я немножко умею рисовать такими красками.

– Класс! А вы можете на моей тарелке нарисовать дельфина и написать «Привет с Красного моря?»

– Не знаю, я не уверена насчёт дельфина, – рассмеялась Инка. – И потом, разве они живут в Красном море?

– Они в любом живут, – авторитетно заявил мальчишка.

– Да? Но я всё равно вряд ли смогу нарисовать дельфина.

– А написать сможете? – мальчишка показал ей на свою тарелку, на дне которой красовалась синяя надпись: «Превед с Краснова моря». – А то я ошибок наделал…

– Давай сюда твои ошибки, – решилась Инка, явственно увидев, как спасти положение. Она несколькими широкими мазками «утопила» буквы в синих волнах, а оставшуюся торчать на поверхности заглавную «П» превратила в кораблик с парусом. Сверху нарисовала залихватскую спираль солнца. А «Привет с Красного моря» пустила дугой сверху, по ободку.

– Ух ты, здорово! – расцвёл мальчишка. – Спасибо, тётя. Мам, смотри, что мы вместе с тётей нарисовали!

Он кинулся показывать к одной из женщин, вокруг сгрудились ещё зрители, и Инка, чувствуя себя неловко от того, что вот-вот все начнут обращать на неё внимание, потихоньку сбежала из-под навеса.

– Неужели у вас так плохо получилось рисовать, что вы потихоньку сбегаете? – спросили её, и Инка обернулась. Высокий парень в такой же, как у девушки-художницы, синей футболке с цветком и белой бейсболке с названием отеля, смотрел на неё с улыбкой, как на хорошую знакомую. Инка пригляделась…

– Здравствуйте. Это вы меня вчера с пляжа провожали?

– Я. Как спалось на новом месте?

– Знаете, плохо. По мне всю ночь ползали муравьи!

– С ними это случается, особенно если вас на первом этаже поселили, – кивнул парень. –Пойдите на ресепшн, пожалуйтесь, они, пока вы гуляете, обработку в номере проведут.

– Хорошо, – кивнула Инка. – Меня, кстати, Инной зовут. А вы… Егор, да?

– Егор.

На ресепшн было людно – одна партия отдыхающих собиралась уезжать, вторая приехала и собиралась размещаться. Впрочем, просторный дворцовый холл без проблем растворил в себе эту людскую массу, которая лишь у стойки администраторов создавала некоторую толчею. За одним из столиков в холле Инка увидела своих вчерашних случайных знакомых: шкафообразного Митяя, его монументальную жену и странно худенького при таких родителях мальчика. Судя по трём внушительным сумкам у ног, они собирались уезжать. А Инка, поняв, что у ресепшн толкутся вновь прибывшие, и услышав, что говорят они по-русски, прибавила шагу: а вдруг?

Но «вдруг» не случился – Николая Евгеньевича среди этих людей не было.

– Чем могу помочь? – улыбнулась ей девушка-администратор.

– Понимаете, у меня муравьи в комнате, всю ночь по мне ползали, спать мешали…

– Номер? – с пониманием кивнула девушка и приготовилась записывать. Инка назвала, а потом спросила:

– А вы не знаете, рейсы из Москвы сегодня будут?

– Вот эта группа с московского чартера, – показала рукой администратор, отвлёкшись от клавиш компьютера.

– Здесь его нет… Понимаете, я…э… жениха жду. Он задержался, должен сегодня прилететь. И я не знаю, когда его встретить.

– Так позвоните!

– У меня мобильный здесь не принимает…

– Позвоните из номера. Правда, это дороговато, но если что-то очень срочное, связаться можно. Выход на Россию через плюс семь!

– Спасибо, – понуро кивнула Инка, а девушка, рассмотрев что-то на мониторе, спросила:

– Да, кстати, вы в курсе, что ваш номер без предоплаты идёт?

– Простите? – не поняла Инка.

– Ваш номер должен быть оплачен по убытию. Обычно здесь в отелях другая практика, турагентства всё вносят заранее. А вы, похоже, сами места бронировали, без посредников.

– Я не знаю… Это Николай Евгеньевич всё оформлял… – растерялась Инка.

– Ваш жених? Хорошо, когда он прилетит, я ему напомню, – улыбнулась администратор. Инке в её голосе послышалось какое-то сомнение, и она сказала, убеждая то ли её, то ли своё сжавшееся в тревоге сердце:

– Конечно-конечно. Он приедет сегодня вечером, и сразу всё решит! Скажите, а сколько стоит наш номер?

– Сто долларов сутки. Сутки считаются от полудня до полудня.

– То есть сейчас, – взглянула Инка на часы, – пошли вторые сутки?

– Совершенно верно. Я оставила вашу заявку, через полчаса к вам придут выводить муравьёв.

Девушка занялась кем-то из прибывших туристов, а Инка отошла к свободному столику и опустилась в кресло на гнутых кованых ножках. Стол тоже стоял на кованых ножках. В сочетании с подушками кресла, гобеленовыми в бледный цветок, и светлым деревом столешницы чёрный металл выглядел очень стильно. Но Инке было не до стиля. Она справлялась с захлестнувшей её паникой. Дело приобретало препоганый оборот. Если Николай Евгеньевич не прилетит, плату за отель потребуют с неё. А ей платить нечем. Девять дней, восемь ночей, минимум восемьсот долларов. А у неё есть только триста, все её накопления на несостоявшийся Париж, которые она взяла с собой на всякий случай. «Блин, на всякий, но ведь не на такой! И что мне делать, если Николай Евгеньевич не появиться? Ну, за три дня я заплачу. А дальше? Где жить ещё пять дней, без денег? В аэропорту бомжевать, дожидаясь обратного рейса? Или может, прямо сейчас обменять билет и вернуться домой?»

– Девушка, а можно вопрос? – Инка опять подошла к приветливой администраторше. – Скажите, а могу я с вашей помощью обменять обратный билет на более близкую дату?

– В принципе, можете, – кивнула та. – Только если вы летите обычным рейсом. А если чартером, то такие билеты не меняют.

– Спасибо, – помрачнела Инка. Получалось, что если Николай Евгеньевич не приедет, выход у неё один – завтра же выметаться из отеля, отдав двести долларов, а на остальные сто как-то жить неделю до вылета. «Ладно-ладно, не паникуй! – приказала себе Инка. – В конце-концов, ничего ещё не случилось. Он обязательно приедет, и вечером мы вместе посмеёмся над этими страхами».

Она действительно попыталась дозвониться ему из номера, но ничего у неё не получалось – трубка передавала отдалённые шорохи, номер не соединялся. И страх не ушёл, сидел занозой и отравлял отдых, который теперь точно превратился то ли во времяубивание до прибытия Николая Евгеньевича, то ли в медленную дорогу к краху, с которым ей придётся разбираться в случае, если он не прилетит.

Глава 5

– Эй, подруга, привет! Приехал твой самовар?

Инка открыла глаза – возле её шезлонга стояла Лана всё в том же жёлто-чёрном полосатом купальнике и солнцезащитных очках поперёк белёсого ёжика волос.

– Нет ещё, вечером приедет.

Инка села, огляделась и удивилась: ещё совсем недавно у бассейна было втрое больше народу. А теперь почти все лежаки пустуют.

– Слушай, а куда все подевались? На тихий час разошлись?

– Так ведь три часа уже, – сообщила Лана. Поняла, что Инке этого недостаточно, и пояснила:

– На море отлив! Народ на рыбок смотрит.

– Ой, а я и забыла! – подскочила Инка, радуясь, что нашлось занятие. Лежать вот так в полудрёме и подгонять минуты до вечера, до приезда Николая Евгеньевича, было уже невмоготу. – Я тоже пойду смотреть!

– Тапочки надень резиновые, или кеды какие-нибудь, – посоветовала Лана. – И фотик возьми.

– А у меня нет… – растерялась Инка.

– Чего нет? Тапок или фотика?

– Ничего…

– Тапки на берегу можно купить, за двадцать долларов, – сообщила Лана, укладываясь на освобождённый Инкой шезлонг и перемещая очки с макушки на нос. И становясь похожа – чёрно-жёлтые полоски на тугом теле, круглые чёрные глаза – на гигантскую осу.

– Только баловство это, доллары тратить на хрень, которая у нас в Воронеже на рынке сто рублей стоит, – прожужжала «оса».

Инка прикинула в уме, что двадцать долларов за тапки на резиновом ходу, действительно, слишком дорого. Тем более, вдруг ей всё-таки придётся на эти двадцать долларов жить… – Ну, а что же делать?

– А, вон, хочешь, мои сланцы возьми, – Лана показала на свои резиновые жёлтые шлёпанцы на платформе. – У тебя какой размер?

– Тридцать шестой…

– А у меня тридцать седьмой. Нормально, не слетят.

Инка подумала немного и решилась оставить пока свои сабо и взять её шлёпанцы.

– Спасибо. Я быстро! Туда и обратно, ладно?

– Иди, иди. Я пока позагораю, – отпустила её Лана, переворачиваясь на живот и показывая рыхловатую бронзовую спину в мясистых родинках.

Пока Инка спешила к морю, ей почему-то представлялось, что вот выйдет она на пляж, а там толпятся отдыхающие и глазеют на рыб, которые приплыли к ним на мелководье. На берегу моря, действительно, было людно. Но в воду не глазел никто. Люди загорали на пляже под зонтиками-«ракетами», сидели за столиками пляжного кафе, потягивая напитки через соломинки. Малыши возились в песке, лепили замки и кулички. И лишь немногие шли по понтонному настилу в море, туда, где Инка уже была утром. Она тоже пошла, и уже через несколько шагов увидела первых рыбок. Узкие, жёлтые, с тёмной полоской вдоль спинки, они мелкой стайкой в три особи плавали справа от понтона, удивительно синхронно разворачиваясь то в одну строну, то в другую. Инка понаблюдала за ними пару минут, пошла дальше. И вскоре увидела других рыбок: тоже жёлтых, но поярче, с белым пятном и чёрными полосками возле глаз. Эти были чуть крупнее первых и плавали парой. Она и за ними понаблюдала, и пошла дальше, всматриваясь в прозрачную воду, но больше никого не увидела, дойдя до площадки в конце понтона.

И тут оказалось, что она почти правильно представляла глазеющую толпу: народ толпился в море, доходившем до колен, и таращился в воду. Картина была та ещё: кто-то бродил, всматриваясь и приседая, кто-то, чаще всего дети, падал плашмя и погружал в воду голову, а кое-кто сидел на дне, отчего вода доходила до груди или до подбородка, и водил по воде руками. При этом плотность сидящих, бродящих и как бы ныряющих была Инка тоже спустилась в воду, и побрела, придерживая полы сарафана. Идти было трудно – дно ощущалось под ногами острыми гребнями, идти было твёрдо и неудобно, да ещё и Ланины тапочки, намокнув, начали елозить, и стопа то и дело норовила выскользнуть. Но тут к её ногам подошли такие рыбы, что Инка тут же забыла про неудобства и пригнулась к воде, чтобы рассмотреть их поближе. Рыбы были крупными, размером с карасей, иссиня-чёрными, с яркими голубыми точками на голове.

– Ой, Миш, глянь, какие! – вскрикнула женщина справа от Инки. Чёрные рыбки уплыли, Инка повернулась на голос и увидела других рыб. Тоже крупных, но желтовато-крапчатых. Она медленно шагнула в ту сторону, стараясь не оступиться на гребёнчатом дне и не растерять скользких тапок. Рыбы покрутились, показывая спины, а потом исчезли. Инка так и брела по морю, почти не отвлекаясь на ставшие настоящим мучением Ланины шлёпанцы и вперив взгляд в тёплую прозрачную воду. К её ногам то и дело подплывали разноцветные рыбки: мелкие и крупные, круглые и узкие, оранжевые, жёлтые, голубые, красные. С такого ракурса, сверху, смотреть на рыб было непривычно. И в то же время то, что они вот так, запросто, плавали возле ног и не боялись, и шевелили плавниками, показывая пёстрые спины, а иногда – и бока, удивляло, восхищало и придавало происходящему лёгкий привкус сновидения. Люди рядом, стоящие и бредущие по неглубокому морю в доброй паре километров от берега (кое-кто из мужчин – в масках для подводного плавания) – только добавляли нереальности происходящему.

Когда неожиданно юркая волна ударила её под коленки, Инка очнулась от этого наваждения и замахала руками, удерживая равновесие и выпуская полы сарафана, которые радостно окунулись в тёплую воду и заколыхались на поверхности. А Инка почувствовала, что устала. Что ступни, измученные борьбой с неровным дном и вёрткими тапками, просто горят. И повернула обратно к понтону.

Идти обратно на берег пришлось босиком – тапки, утыканные массажными пупырышками, превратились в пыточный инструмент для натёртых мокрой резиной ступней. Она шла, стараясь не наступать на особенно чувствительные места. И всё равно ощущала ими и нагретую пластмассу понтона, и обжигающий жар пляжного песка, и раскалённый асфальт дорожки. Последнюю часть пути она прошла почти на цыпочках – так было не больно. И мечтала, как обуется в свои родные сабо – мягкие, кожаные, удобные. Но, доковыляв до бассейна, где её должна была ждать Лана, Инка не увидела ни сабо, ни хозяйки жёлтых «пыточных» тапок. «Не дождалась. Наверное, я слишком долго ходила. Или, может быть, она отошла на минутку и сейчас придёт?» Инка бросила злополучные шлёпанцы под лежак, сняла сарафан, нырнула в бассейн, и поплыла, остужая натруженные ноги.

Плавала она с полчаса – Лана не появилась. Инке пришлось смириться с неизбежным и обуться-таки в жёлтые шлёпанцы. Она впихнула в них отдохнувшие ноги и поковыляла в номер готовиться к ужину, убеждая себя, что Лана, наверное, найдёт её в ресторане.

В ресторан пришлось идти в босоножках на шпильке. Выбирать не приходилось: ещё из обуви остались только кроссовки и ботинки, в которых она прилетела из осенней Москвы. Впрочем, к вечерней форме одежды – светло-коричневая юбка в пол, шоколадный топ и вчерашний палантин – босоножки подошли преотлично. И ноги в них почти не болели, пока Инка прогуливалась по столовой на этих шпильках, выглядывая Лану. Она в них даже на галерею второго этажа поднялась. Но толстухи нигде не было. «Ладно, завтра у бассейна встретимся, разберёмся!» – решила Инка, наскоро поела и поспешила на ресепшн. Почему-то ей подумалось, что Николай Евгеньевич уже там. Она даже почти увидела, как он сидит у столика с коваными гнутыми ножками и заполняет анкету постояльца.

За столиком, действительно, кто-то сидел. Но этот крупный краснолицый блондин с белёсыми ресницами Николая Евгеньевича не напоминал даже издали. Инка понуро пересекла холл и вышла в двери с другой стороны здания. У цветка-фонтана, красиво подсвеченного фонарями в ранних египетских сумерках, стоял автобус, в который грузились последние пассажиры. Водитель закрывал багажный отсек. «В аэропорт повезёт», – поняла Инка, и вдруг в одном из освещённых окон увидела Лану. И замахала руками:

– Эй, Лана! Ты куда? А сабо? Где мои сабо?

Та заулыбалась в ответ и тоже помахала – мол, пока, всего хорошего. Инка оторопела, а водитель уже закрывал двери салона, и автобус, медленно развернувшись, повёз толстуху в аэропорт. Повёз в Инкиных сабо.

– Господи, да что же всё так гадко складывается, а? – прошептала Инка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. То, что толстуха украла её обувь, удобную, мягкую, любимую, прикупленную по случаю на распродаже в фирменном бутике, стало последней каплей. И напряжение, которое накапливалось в Инке весь день, и с которым она как-то до сих пор справлялась, вдруг лопнуло, как созревший фурункул. И потекло.

Инка уселась на бортик дурацкого каменного цветка-фонтана, и зарыдала, чуть ли ни в голос, уткнувшись носом в колени, подтянутые к лицу. Всё, всё было против неё! И угораздило же её оказаться в чужой стране одной, без денег, без знакомых, а теперь вот ещё и без обуви!

– Miss, are you o?key? – негромко спросили за спиной, и только теперь до Инки дошло, что она сидит и ревёт у всех на виду. Вот стыдобище!

– Да, я в порядке. Ай эм о кей, – пробормотала она, быстро спустив ноги с бортика. Она встала, стараясь не поднимать зарёванного лица и прикидывая, как бы ей в обход, минуя здание ресепшн, пробраться в свой – пока ещё свой! – номер. Для неё стало вдруг совершенно очевидно, что Николай Евгеньевич не приедет. И ей срочно нужно придумать, что же теперь делать.

– Инна? Инна, это вы?

Ей всё-таки пришлось поднять взгляд. Егор.

– Инна, что случилось, почему вы плачете? – он смотрел на неё с серьёзным сочувствием.

– Сабо… – она перевела дыхание, шумно, как обиженный ребёнок. – У меня сабо украли. Поменялась я тут с одной обувью на время. А она, вот, решила, что насовсем. И увезла мои сабо в свой Воронеж!

– Фу, ты, бог ты мой! – облегчённо рассмеялся Егор. – А я подумал, что на вас опять напал какой-нибудь Ромео из местных!

– Да, если бы, – горько сказала Инка, поняв, что вчерашний эпизод был сущим пустяком по сравнению с тем, что ей теперь предстоит пережить. А главное, где пережить эту неделю до обратного рейса. – Всё гораздо серьёзнее. У меня Николай Евгеньевич не приехал.

– А кто это?

– Мой друг. Он пригласил меня сюда, а сам не смог и пообещал позже приехать. А сам не приехал, и за номер не заплатил. А у меня денег нет. И билет не поменять. А обратный рейс в Москву – через неделю-у-у!

Слёзы опять полились ручьём, и Инка уселась обратно на бортик фонтана, пряча лицо в ладонях.

– Та-а-ак, – присвистнул Егор и присел возле неё на корточки. – А вот это серьёзно. Что, у вас совсем денег нет? Ни цента? А на кредитной карте?

– У меня нет кредитной карты, – всхлипнула Инка. – У меня есть триста долларов, хватит, чтобы заплатить за вчера и за сегодня. И ещё сто долларов останется, буду на них жить неделю в аэропорту, дожидаться самолёта.

– Жить неделю в аэропорту вряд ли получится, вас заберёт полиция, – Егор почесал в затылке. – Слушайте, а может быть, вы зря расстраиваетесь? Может быть, он скоро приедет, этот ваш Николя?

– Кто? А, Николай Евгеньевич! Вообще-то он обещал быть здесь не позднее сегодняшнего вечера…

– Вы ему уже звонили?

– Нет, если честно, у меня не получилось. Я, наверное, с кодами не разобралась.

– Тогда пойдёмте к вам в номер, я позвоню. У меня должно получиться.

У Егора, действительно, получилось. Он послушал несколько секунд и положил трубку.

– Там сказали, что номер отключен или находится вне зоны действия сети.

– Это значит… Это значит, что он летит, да? – воспряла Инка. – В самолётах ведь всегда просят телефоны отключить, правда же? Он ночью прилетит, я поняла! Ой, Егор, мне так стыдно, что я разревелась на виду у всех! Спасибо вам за помощь, и вчера, и сегодня. Вы просто как ангел-хранитель!

– Я просто как служащий этого отеля. Да, Инна, а вы на шоу идёте? Сегодня наши ребята новую программу подготовили, будет интересно. Через час начинается.

– Да, спасибо. Но я, наверное, в номере посижу, – отказалась Инка, которой было стыдно выходить на люди с зарёванным лицом.

– Дело ваше, – улыбнулся глазами Егор, – только когда среди людей находишься, время идёт быстрее.

– Да, я знаю, спасибо, я подумаю.

«Смешная девчонка. И симпатичная. Как же ей помочь?» Егор наблюдал, как его команда отрабатывала программу – нормально идёт, молодцы, отдохнули за вчерашний день, – и перебирал в голове варианты. «Жалование ей своё, что ли, отдать? Так ведь не хватит. После затеи Люсьен нанять яхту и уплыть на остров деньги выбраны вперёд за две недели, выплаты будут как раз после того, как этой Инне улетать. Мустафа зачтёт, конечно, если очень попросить. Хотя проценты за аванс снимет, жадная морда». «Жадная морда» управляющего отелем маячила неподалёку – толстые губы, мясистый нос, чёрные, маслинами, глаза. Мустафа сидел среди зрителей и смотрел шоу. Егор покосился на начальство и вспомнил лицо этой русской дурёхи: круглое, с припухшими от слёз губами и носом, с серыми глазами в коротких густых ресницах. Егор рассматривал это лицо, и вдруг понял, что его зацепило в девчонке: она чем-то напоминала бабусю на её молодых фотографиях. Правда, на фотографиях волосы у юной бабуси не обрамляли круглого лица, а были заплетены в толстую косу. И всё равно губы, форма носа, а, главное, ожидающе-доверчивый взгляд распахнутых глаз были такими же, как у этой Инны. И надо быть совершеннейшим фриком, чтобы обмануть такие глаза. То, что этот её жених с двойным именем ночью не прилетит, Егору было ясно – русские туристы по ночам в этот отель не поселялись. И если он не явится завтра до двенадцати, до часа отсчёта новых суток, девчонка, действительно, попала в переделку и придётся ей как-то помогать.

– Браво! Молодец! Ещё давай! – заорал какой-то русский зритель, и до Егора дошло, что последние минут пять он настолько погрузился в себя, что ничего не видел. А не видел он, как Люсьен танцевала билиданс. Судя по восторженному рёву зрителей и оживлению на обычно лениво-равнодушной физиономии Мустафы, танцевала, как всегда, зажигательно.

Эстрада, где проходило шоу, была построена с учётом местности. Она располагалась как раз напротив склона-спуска между уровнями территории отеля. И скамейки на склоне располагались, словно на трибуне. Поэтому Люсьен была видна всем и отовсюду. И явно наслаждалась этим вниманием, улыбаясь победно в своём красном с золотом наряде на фоне серого задника. Хороша, чертовка! И знает, что хороша.

– Егор, я решила последовать вашему совету и посмотреть шоу, – тронули его за локоть. Он отвлёкся от созерцания ослепительной Люсьен и увидел Инну.

– В номере действительно сидеть тяжело, мысли всякие лезут в голову. Лучше отвлечься.

– Садитесь, – встал Егор, освобождая ей место на скамейке.

– Спасибо. Здесь так красиво!

Она села, а Егор вдругпосмотрел на всё её глазами. И словно впервые увидел: а ведь действительно, очень красиво. А он за два года так привык, что уже и не замечает, как красива сцена с раковиной задника на фоне ночного звёздного неба. По бокам – подсвеченные фонариками пальмы. И действо – Люсьен уже ушла и теперь на сцене танцевали лирический дуэт Гришан с Кристиной – очень уместно дополняет эту картину.

– Как красиво танцуют, – сказала Инна. – Это артисты гастролируют? Откуда?

– Нет, это наши аниматоры.

– Они все профессиональные танцоры? И вы тоже? – повернулась Инна к Егору, и он опять чуть не вздрогнул от похожести её глаз на бабусины.

– Нет. Я, скорее, музыкант, – улыбнулся Егор.

– А на чём вы играете?

– На гитаре.

– А на танцах вы сейчас играть будете?

– На чём играть? А, дансинг. Нет, дансинг у нас без музыкантов, музыка в записи.

– Знаете, Егор, я слушаю и никак не пойму, что у вас за говор. Вы из какого города?

– Я родился и вырос в Лиле.

– Лиля? А это где? Где-то на западе Украины, да?

– Лиль! Это во Франции.

– Где? – её глаза округлились, и Егору стало смешно. – Так вы что, француз?

– Я гражданин Франции. Но отец у меня русский. И бабуся русская, они с дедом уехали во Францию в пятидесятые годы.

– Ой, ну надо же! Впервые в жизни вижу человека из Франции, и он – русский! – покрутила головой Инка и рассмеялась. – Хотя нет, вру, во второй. Первым был этот пляжный приставала. Слушайте, Егор, а почему вы бабушку бабусей называете?

– Не знаю. Как-то с детства так повелось, – пожал плечами Егор. Инка хотела ещё о чём-то спросить, но тут шоу закончилось, народ повскакивал с мест, и ей пришлось тоже встать и выйти, освобождая проход между скамеек.

– Жорж, Жорж, можно тебя на минутку! – к Егору подошла невысокая девушка в полосатых брючках.

– Да, Соня, сейчас. Инна, вы извините, я на пару минут.

– Жорж, кажется, у нас ЧП! – зашептала Соня, поднявшись чуть повыше по ступеням «зрительного зала», где их не могли бы услышать отдыхающие. – Кажется, у Евы приступ аппендицита!

– С чего ты взяла?

– А у моего брата так было, очень похоже! Боли в левом боку, она лежит, разогнуться не может. Требует обезболивающих и говорит, что к утру всё пройдёт. По-моему, надо её в больницу везти, пока до перитонита не дошло.

– Где она? В вашей комнате? Пойду, у Мустафы машину возьму. А ты беги к Еве и найди её документы и страховку.

Егор поискал глазами управляющего отелем, но тот, как назло, куда-то исчез. Тогда он достал мобильный и, набирая номер, спустился к Инке:

– Инна, вы извините, я вас оставлю. У нас, кажется, одна из аниматоров заболела. Вы идите к ресторану, там сейчас музыка будет. Извините.

С Евой, тридцатилетней полькой, отвечавшей за арт-мастерскую, всё оказалось достаточно серьёзно. Когда Егор привёз её в ближайшую больницу для европейцев, девушку тут же положили на операцию. Соня не ошиблась насчёт аппендицита. Обошлось без перитонита, но общее состояние пациентки неважное. Мадмуазель потребуется минимум неделя постельного режима. А то и две.

Про режим Егору сообщила молодая арабка-медсестра, чисто, почти без акцента говорившая по-французски. «Наверняка получала образование в Париже», – мелькнуло у Егора, но он не стал уточнять и заспешил обратно в отель. Так, Ева выбыла из строя минимум на неделю, а то и на две. Плохо. Её анимация самая популярная, всегда полно желающих разрисовывать посуду.

Егор крутил все эти мысли, возвращаясь в отель и сидя за рулём своего шустрого, хоть и подержанного «Вольво». Перебирал всех своих в памяти, прикидывая, как бы так перетасовать состав, чтобы и туристы не роптали, и Мустафа не возражал. Вспомнил, как сегодня днём заглянул к Еве под навес, и сколько там было народу, и как Инна что-то такое нарисовала к восторгу какого-то мальчишки… И тут его осенило.

– Мустафа, у нас проблемы, – сказал Егор в мобильник, набрав номер управляющего. – Евы пробудет в больнице не меньше недели.

– У меня нет проблем, у тебя есть проблем, – засопел в трубку египтянин. В отличие от арабки-медсестры, тот говорил по-английски и с изрядным акцентом. – Ты старший, ты думай, я тебе в неделю двести евро плачу. Кого поставишь – твой проблем! Не поставишь – буду штраф на всех!

«Вот жмотяра», – мелькнуло у Егора, а вслух он сказал:

– Так я и звоню тебе, чтобы решить проблему. Одна из наших гостей – художница. Она попала в неприятную ситуацию – не прилетел её жених, а у неё не хватает денег, чтобы оплатить номер. Обратно она сможет улететь только через неделю. Что, если ты разрешишь художнице пожить в отеле, а она поработает вместо Евы?

– Жить неделя в отеле стоит семьсот долларов, работа аниматора – сто двадцать. Ты хочешь меня разорять? – сварливо сказал Мустафа, но Егор понял, что тот задумался.

–Сколько она уже в отеле?

– Два дня.

– Пусть не платит, но утром пусть сразу переезжает, где аниматоры. Скажи на ресепшн, чтобы отметили. Всё, хоп.

– Спасибо, Мустафа, душа-человек, – пропел Егор в отключившуюся трубку и прибавил газу, увернувшись от какого-то араба-лихача на раздолбанном «Форде». До утра надо было придумать, куда Инну поселить.

А Инка, которой на этот раз не мешали никакие муравьи, уже спала в своём номере и видела сон. В этом сне она почему-то была рыбой – большой и яркой. И ей удивительно радостно и легко плавалось в тёплой прозрачной воде. Вода была подсвечена солнцем, которое разбивалось бликами над головой. Инка-рыбка купалась в этих лучах и испытывала такое счастье, что даже проснулась на несколько секунд и подумала, что напрасно волнуется, что всё в её жизни будет хорошо. Подумала, и нырнула обратно в глубины сна. Только на этот раз она уже была не рыбкой, а танцовщицей. Она танцевала медленный танец с мужчиной и долго не могла разглядеть его лица, зато руки на талии и спине чувствовала отчётливо: крепкие, уверенные, горячие. Потом ей всё-таки удалось заглянуть в лицо партнёра, она его узнала и не удивилась. Это был русский француз Егор.

Утром Инка проснулась в замечательном настроении и опять собралась идти к морю. Она взглянула на часы – семь тридцать, долгой прогулка не получится. В восемь начинается завтрак, а потом приедет Николай Евгеньевич. Ну не может он не приехать. Не может он её тут бросить. Если бы что случилось, обязательно позвонил бы! И пусть не на её телефон, который здесь не работает – и что бы ей, дурёхе, роуминг не включить? В отель-то точно позвонил бы, он же знает куда, ведь сам номер заказывал! «А что же тогда до сих пор не позвонил?» – мелькнула ехидная мысль, но Инка на неё цыкнула. Потому и не позвонил, что в дороге. Всё. Хватит. Сейчас она идёт к морю, потом завтракает, потом встречает Николая Евгеньевича. И тут в двери постучали.

«Приехал»! – заколотилось сердце, и Инка, накинув халат, бросилась открывать.

– Доброе утро, надеюсь, не разбудил? – с порога ей улыбался Егор.

– Нет, я уже встала, – ответила Инка, не понимая, чего в ней сейчас больше: разочарования, что это не Николай Евгеньевич, или отклика на радость, которую излучала улыбка парня.

– Инна, у меня к вам деловое предложение. Вы позволите мне войти?

– Входите… – растерялась Инка. – Только у меня не убрано…

– Пустяки.

Егор вошёл в номер и прошёл к дивану. Инка, наскоро накинув покрывало на разобранную постель, двинулась туда же.

– Инна, у меня к вам деловое предложение, – повторил Егор. – Вы возьмётесь поработать неделю аниматором в арт-мастерской?

– Кем? Где? – заморгала Инка.

– Аниматором. В арт-мастерской. Помните, вы там вчера тарелки разрисовывали?

– А, там… Да, помню. А зачем мне там работать? – опустилась Инка на диван. Егор сел рядом: