Тревога о муже овладела ею: бесцельно металась по комнате, заглядывала в окна, подойдя к детской кроватке зачем-то брала на руки четырёхмесячную спящую дочь, ходила с ней по комнате и опять укладывала на место. Ночь казалась бесконечной. Утром, буря улеглась, рваные облака несутся по небу, но уже нет этого страшного завывания.
«Он должен жить, он не может нас оставить», – как заклинание повторялась фраза. Машинально Катя пеленает проснувшуюся Свету, поит водичкой, кормит грудью, а сама вся в тревожных мыслях о муже, что с ним? Жив ли? Уже 15.00, а его всё нет.
Вдруг решает, что надо сходить к Анне Ивановне, Володиной матери, ведь она живёт на самом берегу Оби, там же и лодка, и снасти. Быстро оделась, и укутав потеплее ребёнка, Катя, почти бегом, сокращая путь, приближается к заветному дому. Чем ближе подходит, тем тише шаг, села посидела на чьей-то лавочке. Надежды на то, что увидит мужа живым почти не осталось, какой-то страх пустоты.
Анна Ивановна сидела молча на кухне. Пусть поспят. Страшно было представить, что произошло на реке. Она-то уж знала, что с Обью не шутят. Сколько родных, друзей лежат где-то на дне, так и не смогли предать их земле.
Услышав голоса, зашла в комнату, увидела, что ищут себе хоть какую-то одежду, обувь. Фёдор торопился, сожалел, что уснул, торопился быстрее домой. Володя подошёл к матери: «Мам, я живой, потому что меня друг спас, а где он взял силы, как он смог – уж и не знаю».
Анна Ивановна бросилась перед Федей на колени, готова была целовать ноги. Её с трудом подняли, усадили. Она в ужасе шептала, что мужа забрала река, брата забрала и сына хотела?
Одевшись во что нашлось, Фёдор подошел к хозяйке, что домой надо, тоже тревожатся. Быстро вышел во двор, в открытую калитку и пошатнулся: перед ним стояла его Катя с дочуркой на руках. Бережно обнял обеих. Плечи вздрагивали.