В погоне за солнцем

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 17

Небо осыпано мерцающими точками, затягивающими в бездонную пустоту. Одна точка светит настолько ярко, что на нее больно смотреть, но по какой-то непонятной причине именно от ее притягательного, огненного сияния невозможно оторвать взгляд.

– Ты смотришь не на звезду, – Анна говорит неживым голосом, словно заводная кукла.

Агата отводит взгляд от окна и удивленно оборачивается:

– Мам? Ты как здесь оказалась?

Анна словно не слышит вопроса:

– Это – комета.

Агата снова смотрит в окно на огненную точку, которая превращается в красное пятно и вырастает в размерах…

– Когда она прилетит – ничего не станет, – безмятежно продолжает Анна. – И это правильно. Это метла, которая выметет всю паутину…

ЭТО МЕТЛА, КОТОРАЯ ВЫМЕТЕТ ВСЮ ПАУТИНУ……..

Комета проходит через атмосферу и быстро приближается к Земле. Агата видит (словно в кино) как люди корчатся от боли и ужаса. Как нечто невидимое, смертоносное, огненное атакует одного за другим. Агата пытается отмахнуться от этого зрелища:

– Это просто дурной сон! Наш мир несокрушим! С нами ничего не случится!

– Иллюзия безопасности – наше главное заблуждение, – шепчет Анна в ответ. – Наш мир очень хрупкий. Разве ты не видишь, дочка, что он обречен?

Комната расплывается, и Анна исчезает.

Агата делает шаг и оказывается в концертном зале с красными портьерами. Кругом множество рукоплещущих людей. Красивая смуглая девушка читает со сцены монолог, но все зрители обернуты к ней спиной. Агата движется в полумраке. Ее окликивает мужчина, сидящий в правой части зала. Он похож на киноактера, улыбается белоснежной улыбкой и подмигивает Агате. Его имя вертится у нее на языке, она отлично его знает, и он знает ее (мужчина зовет Агату так, словно имеет на это право) но неожиданно, с левой стороны зала, появляется Дима.

Агата тут же бежит к нему. Рядом с Димой нет свободного места, поэтому Агата садится к нему на колени, обнимает его. И вдруг замечает, что пол под ногами начинает проваливаться…

Это вовсе не концертный зал, это – салон самолета. И этот самолет терпит крушение. Раздается страшный рев. Дима и Агата повисают на кресле словно на ниточке над разверзнувшейся бездной. Агата вцепляется в Диму, что есть сил. Мысль о скорой смерти пронзает ее затылок ледяной волной:

– Не отпускай меня! НЕ ОТПУСКАЙ!!! – Агата вопит, ужасаясь спокойному безмолвию происходящего – никто кроме нее не реагирует на крушение: зрители-пассажиры сохраняют мертвенную неподвижность, смуглая девушка продолжает читать монолог, даже Дима спокоен.

– Не бойся. Ты умрешь не так, – говорит Дима.

Агата поднимает на него вопросительный, полный ужаса взгляд:

– Что ты сказал?

– Вот твой убийца. Разве ты не видишь?..

Лишь сейчас Агата замечает отвратительные черные пальцы, обхватившие спинку соседнего кресла. Она слышит мерзкий монотонный смех и с криком просыпается…

– Ты чего? – испуганно спрашивает Дима. Он уже одет и собирает какие-то бумаги в кейс.

– Кошмар приснился… – Агата озирается в темноте. – Жуть какая-то. Мне вообще никогда не снятся кошмары… Который час?

– Рано еще. Извини, не хотел тебя разбудить.

– А ты что, уходишь?

– У меня дела, – Дима смотрит на часы. – И я ужасно опаздываю.

Агата высвобождает руки из под одеяла и протягивает их к Диме. Дима улыбается, откладывая документы, плюхается на кровать и покрывает Агату поцелуями:

– Неужели такое счастье возможно, а, Агатка?

– Так приятно проснуться рядом с тобой…

– Теперь так будет всегда, – Дима нежно целует губы Агаты. – Кстати, – он слегка отстраняется, – вчера вечером, когда ты совершенно предательским образом отрубилась, я был в аптеке.

– Да что ты говоришь?

– И купил все, что тебе прописал твой врач. Теперь особенное внимание – принимать по рецепту, не самовольничать, договорились? И вообще, ложись-ка спать. Я бы сам с удовольствием…

– Я уже не усну.

– Тогда смотри телек, не знаю, отдыхай. Позвони Регинке, кстати. У тебя вчера сотовый разрывался.

– Что ты на меня так смотришь?

Дима улыбается:

– Как?

– Будто видишь первый раз в жизни.

– Потому что я тебя люблю, глупышка ты моя.

– Ах, да…

– А ты меня любишь?

Вместо ответа Агата снова притягивает Диму за плечи и изо всех сил прижимается к нему. Он целует ее. За нежными и медленными поцелуями следуют более чувственные.

– Стоп… – Дима резко отстраняется, – надо остановиться, иначе тебе несдобровать. Агатка, я серьезно – отпусти. Мне бежать надо!

– Нет! – хнычет Агата.

Со смехом высвободившись из ее объятий, Дима заканчивает сборы и выходит за дверь.

– Завтрак на столе, – говорит Дима в дверях.

– Спасибо.

– До вечера. Не скучай тут без меня.

– Я буду скучать.

– Я тоже. Не забудь на чем мы остановились, – Дима подмигивает. Агата отвечает ему улыбкой, сонно отводит волосы с лица и какое-то время лежит, бесцельно разглядывая незнакомый потолок. Затем встает и выходит из спальни. При Диме ей было неловко все разглядывать, но теперь, оставшись в одиночестве, любопытство требует удовлетворения.

Холостяцкая квартира для жизни в свое удовольствие оказывается довольно точным отражением своего хозяина: просторная, с современным красивым ремонтом в японском стиле; с огромной светлой кухней, глянцевыми столами и шкафами. На столе Агату ожидает обещанный завтрак: «Оладушки». Жуя на ходу, Агата оказывается в уютной гостиной, затем попадает в кабинет. На стене напротив окна – множество фотографий в одинаковых рамках. На каждой – улыбающийся Дима. Его фирменная хмурая улыбка, по которой Агата бережно проводит пальцами. Его Друзья. Родители. Девушки… На некоторых снимках Дима запечатлен с ними в обнимку. Над диваном – фото во всю стену с изображением Токио: урбанистический хаос из стекла и бетона, подсвеченный яркими красками уличной рекламы.

– Город его мечты… – Агатой овладевает досада, испытанная недавно в доме Лазаревых. Она снова чувствует себя инородным элементом среди роскоши, среди образцового порядка, среди всего того, к чему привык ее возлюбленный, и от чего так далека она сама.

Агата садится на диван, достает мобильник: «Ничего себе – девять пропущенных вызовов от Регинки!» – она не может не улыбнуться.

– Я тебе звонила вчера весь день, Аверина… – с обидой заявляет Регина, как только Агата перезванивает. – Куда ты провалилась?

– Ну, прости. Не до того было. Я у Димки ночевала.

– Так, с этого момента поподробнее…

– Давай не по телефону, – резко прерывает Агата, предвидя какой поток вопросов ожидает ее после подобного заявления. – Сможешь сюда приехать?

– Спрашиваешь! Буду у тебя через полчаса. А что случилось-то?

– Расскажу при встрече. Пока.

К приходу Регины Агата успевает смастерить нехитрый обед из того, что находит в холодильнике, и просмотреть в интернете список художественных ВУЗов, в которых все еще не закончились вступительные экзамены.

– Не парься ты с этим институтом, – говорит Регина, проходя в гостиную и осматриваясь, – подумаешь, не поступила. Димка не сегодня-завтра замуж позовет. Зачем тебе вообще учиться?

– То есть? Я не собираюсь сидеть у него на шее. К тому же я не привыкла бросать начатое дело на полпути: хотела поступить и поступлю.

– Учти, Аверина, главный источник, питающий невроз – это незавершенный гештальт. Отпусти ситуацию, и все наладится само собой. Я всегда так делаю. Я тоже пролетела с институтом, и что? Нисколечки не переживаю.

Агата удивленно поднимает брови:

– Как это «пролетела с институтом»?

Регина плюхается на мягкий диван, раскинув руки:

– Юридический факультет? Пф-ф… Аверина, не смеши. Ну, какой из меня юрист? Это был выбор родителей. Им хотелось, чтобы я попыталась. Я попыталась. Все.

– Причем здесь родители? Не хочешь учиться на юриста, есть множество других профессий.

– Ну уж нет, хватит с меня. От конспектов уже голова квадратная. Что ты так переживаешь? Выйдем замуж, нарожаем детей, и на кой черт нам тогда эти дипломы? Чтобы в рамочке на стенку повесить? Главное – не высшее образование, а высшее соображение. К примеру, у моего отца нет высшего образования, но он многого добился. А мама потратила пять лет на институт, и чем она занята? У плиты торчит! Печет твои любимые пироги.

– Дело твое, конечно, – Агата пожимает плечами, – но у меня другая точка зрения. Если бы не эта болезнь…

– Хреново ты выглядишь.

– Да?

– Да. Синяки под глазами… – Регина поднимается, оглядывая комнату. – Так, давай-ка садись сюда, – она хлопает по сиденью стула. – Пора, моя дорогая, начинать соответствовать новому статусу невесты Дмитрия Лазарева.

– Чего?

– В порядок тебя приведу, «чего»!

До того, как Агата успевает что-либо возразить, множество кисточек, разноцветных баночек и коробочек всех размеров и форм беспорядочно высыпаются на журнальный столик. Регина приступает к макияжу Агаты и каждый раз, произнося «последний штрих», вдруг вспоминает об очередной мелочи и суматошно начинает искать нужную баночку или кисточку. Она хмурит брови, прищуривает глаза, как творец над своим шедевром, а под занавес принимается за прическу – брызгает лаком, проделывает невероятные фокусы с феном. Агате кажется, что этому не будет конца:

– Регинка, а долго еще?

– Молчи, Аверина, молчи, – Регина закручивает очередную прядь на большую круглую расческу, – красота требует жертв. Или ты устала? Голова не болит?

– Нет. Порядок.

– Кстати. Я тут все больше думаю о твоей странной, загадочной болезни и связываю ее, не поверишь, с твоей злополучной стрижкой волос.

Агата исподлобья смотрит в зеркало:

– Ты опять за свое?

– Аверина, поражаюсь твоему легкомыслию! Ты в курсе, что волосы – это мощные накопители энергии? Не зря ведь есть поговорка: «Ворон волос украдет – человек с ума сойдет».

 

– Впервые слышу такую поговорку.

– Да ты вообще мало что слышала, темнота ты несусветная. А между тем, в традициях многих народов существует правило – беречь свои волосы. – Регина кивает, указывая подбородком на золотистый тюбик на столе, и Агата передает его через плечо. – Спасибо. С помощью срезанных волос, – продолжает Регина, откручивая тюбик одной рукой, придерживая приготовленную прядь, другой, – можно не только наслать на человека болезнь, но и воздействовать на его поведение. А если оставлять волосы на полу, выметать их, топтать, то появятся головные боли.

Пока Регина говорит, Агата пытается подсчитать в уме: сколько денег находилось у нее в шкатулке, с учетом последних трат? А также думает: где можно недорого заказать установку новой двери? Ей с трудом верится, что Дима выполнит свое обещание и займется поисками квартиры.

– Ты меня слушаешь, Аверина? Я говорю, йоги не остригают волосы по той же причине, чтобы удержать энергию внутри себя. Мало того, еще чалму закручивают таким способом, по часовой стрелке и…

Агата нажимает кнопку фена, в шуме которого утопает голос Регины и, комично подняв брови, показывает жестами, что не слышит ни слова.

Регина укоризненно качает головой и выключает фен:

– Аверина, ну до чего ж ты дикая, упрямая!

– Регишка, ну не обижайся. Не могу я всерьез принимать твои слова. Как можно связать «стрижку волос» и «болезнь»? Неприятное стечение обстоятельств, не более того. Я не спорю, что волосы – это генетический материал, который несет некую уникальную информацию человека, – Агата изо всех сил старается не засмеяться, – но если бы все было так фатально, как ты говоришь, то половина человечества… уже давно бы вымерла.

– А может, так и есть? Может, и вымерла? Просто откуда нам об этом знать?

– Извини, я не верю.

– Мой отец – взрослый, состоявшийся мужик, и тот верит в «дурной глаз» в отличии от тебя, невежды; много лет сотрудничает с эзотериком, которая помогает ему в бизнесе, создавая благоприятную ауру. А ты даже этим не интересуешься!

– А ты даже Этим интересуешься! – огрызается Агата.

Раздается звонок в дверь.

– Димка? – Регина указывает большим пальцем на дверь.

– Непохоже. Я не ждала его раньше шести вечера.

Агата идет открывать в смутном предчувствии. На пороге стоит Вероника Аркадьевна Лазарева и кажется куда менее дружелюбной, нежели в день знакомства с Агатой.

– Я могу войти? – холодно спрашивает Лазарева.

Агата отступает и вежливо здоровается. Лазарева по-хозяйски проходит по коридору и осматривается:

– Вы здесь теперь живете?

– Нет, – твердо отвечает Агата, пока Регина закусив губу, осторожно выглядывает из комнаты. – Я здесь в гостях, Вероника Аркадьевна. А это – моя подруга.

– Которая у вас в гостях, – язвительно подмечает Лазарева. – А где же Дима?

– Он на работе.

– Очень интересно, – лицо Лазаревой вытягивается, ладони складываются в замок. – Мне казалось, мы с вами уже все выяснили и поняли друг друга, – Лазарева бросает на Агату такой ненавистный взгляд, что та невольно сжимается, и тут слышится звук поворачиваемого в замке ключа.

«Слава Богу, Димка!» – у Агаты словно камень падает с души.

Дима заходит и совершенно спокойно оглядывает присутствующих:

– Всем привет…

Лазарева окатывает сына многозначительным взглядом:

– Димуля, можно тебя на минутку, – она идет в гостиную, и Дима, бросив «я сейчас», послушно следует за матерью.

– Вот гадство… Как неудобно… – Регина собирает свои безделушки со стола, беспорядочно забрасывая их в сумку. – Все, я ушла, Аверина. Созвонимся. Или тебе лучше, чтоб я осталась?

– Лучше нам вместе уйти, – отвечает Агата.

Девушки поспешно выходят из квартиры. Вызывают лифт. До них доносятся громкие голоса:

– Сколько можно опекать меня, будто я ребенок?!

– Речь идет о твоем будущем, которое ты сейчас гробишь! Но ты, как глухой, не слышишь ничего, что тебе говорят!

– Я не собираюсь отчитываться! Тебе было бы легче, если бы я вмазал этому козлу и его собутыльникам? Как я мог оставить Агату в том притоне?

– Да что ты вообще забыл в том притоне?! Запомни, я не допущу, чтоб твоя жизнь пошла наперекосяк! Ты понял меня?

Регина косится на Агату, судорожно нажимающую кнопку вызова лифта.

«Скорее отсюда!» – Агате невыносима мысль еще раз пересечься с Лазаревой. Ей хочется испариться.

– Ну и стерва-а! – протягивает Регина, едва оказавшись на улице. – От нее же негативной энергетикой за километр веет!

Агата прибавляет шаг, Регина едва успевает за ней:

– Аверина, что ты молчишь? Ну, заори что-ли, покрой матом, не знаю… На тебя смотреть страшно!

Агата коротко дергает плечом, поправляя сумку:

– Не вздумай меня утешать, понятно? Все нормально.

– Ну брось, – Регина ободряюще приобнимает подругу, – не переживай. Пойдем в кафе. Отвлечемся, поболтаем. Никуда твой Димка не денется. Он ведь не дышит, когда ты рядом. Смотрит на тебя – аж слюни текут. Вот и он, смотри! Влюбленный наш Ромео. Несется сломя голову!

Агата оглядывается: Дима и вправду бежит за ними.

– Агатка! – Дима подбегает и хватает ее руку. – Подожди…

– Прости, что так убежала, – говорит Агата, опустив глаза, – спасибо за гостеприимство, но мне лучше поехать домой. Правда… Извинись перед мамой и не вздумай с ней ссориться. Все нормально.

– Стой, иди ко мне, – Дима обнимает Агату. Он тяжело дышит после быстрого бега. – Я тебе обещал, что это только на одну ночь? Мама уже ушла. Пойдем вещи собирать.

– Какие вещи?

– Я снял для нас квартиру. Больше тебя никто не побеспокоит.

Глава 18

– Она раньше русский язык и литературу преподавала, – шепчет Агата. – А еще писала стихи.

– А что заканчивала? – шепотом спрашивает Дима.

– Педагогический, в Питере. Там они с папой и познакомились. И с Нелли. У нее пятерочный аттестат и диплом с отличием. Она их хранит и иногда, перебирая вещи в комоде, достает и так бережно-бережно рассматривает и снова убирает в папку с документами. А знаешь сколько у нее книг?

– Значит, после смерти Вадима, твоя мама так и не вернулась в школу? – спрашивает Дима, подложив руку под голову.

– Мама больше не может преподавать. К тому же за время ее отсутствия место в школе занял другой человек – какой-то молодой учитель по звонку сверху. А в магазине, напротив нашего дома, была вакансия – требовался продавец-кассир. Вот и завертелось. Наверное, мама думала, что это на полгода, год, но нет ничего более постоянного, чем временное.

– Она – слабый человек, – шепчет Дима, поглаживая Агату по щеке, – так бывает. Не сравнивай себя с ней. Ты совсем другая. Ты всего добьешься. Ты сильная.

– Ну, хотя бы кажусь сильной, и слава Богу, – Агата опускает ресницы. – На самом деле я – не сильная. Просто… научилась жить сама по себе.

– А как же я?

– Ты – другое дело.

– Ты не подпускаешь меня близко.

– Не подпускаю? Как ты можешь так говорить после всего..?

– Не обижайся, малыш, но ты словно боишься… полюбить меня. Почему?

Агата отводит взгляд:

– Вместе с любовью приходит боль, и она намного больше любви… Капля любви в море боли.

– Я понимаю, что в твоей жизни было очень много боли, но я никогда не сделаю тебе больно. Никогда не оставлю тебя. Всегда буду рядом, запомни. Я хочу провести с тобой всю жизнь. И никогда не разлюблю тебя – это просто невозможно. Ты веришь мне?

– Верю. Но что, если твое мнение изменится? Вдруг ты перестанешь видеть во мне что-то особенное и станешь смотреть на меня так же, как все они?

– Я никогда не буду смотреть на тебя так, как все.

Агата улыбается:

– Так говорил мой брат…

– Расскажи о нем, – просит Дима, поправляя подушку. – Мне так нравится слушать твои рассказы.

– Про маму рассказала, теперь настала очередь Вадима? Ну, что тебе рассказать? Я помню, что любила его гораздо больше, чем своих родителей. Вадим был для меня всем: и отцом, и матерью, но, в то же время, я как будто не знала его. Каким он был на самом деле? Может, идеальным он был только для меня?

– Слушай, Агатка, а правда, что твой отец был главным инженером ракетных войск, когда вы жили на Байконуре?

– Правда. И даже успел состариться на этой работе. Ты не подумай, отец не всегда был таким, как сейчас. Помню, в детстве папа часто брал нас с Вадимом с собой в отдел по управлению полетами. Примерно в километре от стартовой площадки мы наблюдали как взлетали ракеты, – Агата чуть приподнимается. – Знаешь, из облака дыма вырывалось зарево. С жутким грохотом! Так громыхало, что суслики из нор выскакивали. Честно-честно! Ну, чего ты смеешься? Потом из этого облака медленно поднималась ракета, будто маленький карандаш, и с ускорением влетала в облака. Прорубала в них отверстие, сквозь которое лунный свет столбом падал на землю…

– Агатка… – Дима очерчивает пальцами контур ее губ.

– Что?

– А почему мы шепчем? Смешно, как будто боимся разбудить кого-то.

– Не знаю, – Агата улыбается. – Потому что ночь.

– Скорее уж утро, – смеется Дима. – Тебе хорошо?

Их ноги сплетаются под одеялом. Они лежат, тесно прижавшись, и моргают, глядя друг на друга в темноте. Дима проводит ладонью по обнаженной гладкой спине Агаты и, чувствуя его тепло и губы на своем лице, она начинает засыпать. Совсем еще юная Агата делает для себя по-настоящему взрослое открытие, которое решает сохранить ото всех, в том числе и от Димы, в секрете. Она окончательно и бесповоротно понимает, что Он – ее жизнь. Больше для нее не имеет смысла дышать или за что-либо бороться, если до самой смерти она не сможет так же, как сейчас, засыпать и просыпаться рядом с Ним.

Глава 19

Все эмоции, состояния или мысли агридов, как и всех разумных существ, окрашивают их защитные оболочки (обереги) в определенные оттенки. Оттенок оберега – первое, на что обращает внимание агрид при выборе своей жертвы.

Страх, болезнь, покорность, уныние, скорбь, отчаяние – окрашивают оберег в синие или голубые оттенки.

Страсть, любовь, вожделение – в ярко-красные.

Гнев, ярость, ненависть, зависть – оберег становится фиолетовым.

Радость, счастье и удача – сияют золотистым.

Хитрость, ложь, притворство и коварство – оранжевым.

Спокойствие, уверенность, убежденность в своей правоте – все оттенки зеленого.

Цвет оберега меняется в зависимости от изменения эмоции и ее силы: чем сильнее эмоция, тем интенсивнее будет оттенок.

Кроме того, для каждого агрида существует врожденный цвет – своего рода, окрас, который остается неизменным от рождения агрида и до самой его смерти.

(Агата протягивает руку к прикроватному столику, делает глоток энергетического коктейля, приготовленного по рецепту Соноры, слегка морщится, глотая напиток, и читает дальше)

Существует три базовых окраса агридов. В этой главе мы их подробно рассмотрим:

1.Фиолетовый окрас.

Данный оттенок указывает на то, что агрид склонен к насилию, жестокости и нападению на другие, более слабые сущности. Агриды с фиолетовым окрасом составляют 40% популяции. Они умны и коварны, знают как добиться своей цели и идут к этой цели напролом, а их невероятно сильные обереги отлично отталкивают от себя атаки врагов. Фиолетовые агриды умело используют гнев и злобу, преобразуя их в идеальный и надежный инструмент для своей защиты.

(Агата перелистывает страницу)

2.Синий окрас

Агриды с синим (или голубым) оттенком составляют 40% популяции и являются самыми слабыми и уязвимыми ее представителями. Их обереги не отталкивают, а впитывают в себя гнев и злобу, как губка. Это происходит до тех пор, пока накопленные негативные эмоции полностью не растворяют оберег, затем заполняют всего агрида и отравляют его. Синие агриды практически гниют заживо, мучительно и долго умирая.

3.Зеленый окрас.

(Агата прозвала зеленый окрас «Окрасом Врачей», обнаружив, что почти все медики носят в себе зеленых агридов)

Агриды с зеленым окрасом составляют 20% популяции и обладают очень крепкими, пружинистыми оберегами. Атаки гнева и злобы отскакивают от таких оберегов словно мячики, поэтому зеленые агриды практически неуязвимы. Однако энергия зеленых агридов, несмотря на свою недоступность, достаточно пресна на вкус и не пользуется особой популярностью. Зеленых агридов попросту не хочется убивать.