– Знаешь, я советую тебе рассказать обо всем Димке.
– Это еще зачем?
– Он – твой парень. Должен же он принять какие-то меры.
– Ну уж нет. Только Димку не хватало в это впутывать. Я запомнила номер машины, мне этого вполне достаточно.
– Достаточно для чего? Тогда уж доведи дело до конца: сообщи данные в полицию, пусть пробьют адрес чудика и проверят его. Может, он маньяк со стажем.
– И что я им скажу?
– Скажешь: так, мол, и так; тебя преследует какой-то псих; появляется в тех местах, где ты бываешь; ходит повсюду; маячит под окнами дома и так далее. Что ему нужно от тебя – непонятно. Пусть разбираются!
– Сомневаюсь, что нужно посвящать в это полицию.
– Ты ненормальная, Аверина! За тобой маньяк какой-то по пятам ходит, а тебе и дела нет. Когда ты рассказывала о том, как столкнулась с ним в подъезде… Мама родная! Если б я столкнулась с таким в подъезде, то обделалась бы и умерла со страха еще до того, как он со мной заговорил! Кстати, он ничего тогда не сказал?
– Нет. Он тут же убежал, сломя голову. Сама посуди: если бы он хотел причинить вред, разве сбежал бы? Что-то мне подсказывает, что он безобиден, просто… наблюдает за мной.
– Аж мороз по коже… Наблюдает он. На кой черт, спрашивается?!
– Наверное, есть причины, просто мы их не знаем.
– Такие причины могут быть только у психопатов!
– А мне кажется, что все это не так просто. И многолетнее преследование этого человека имеет причины и как-то связано…
– С чем?
– Не важно. Одно могу сказать точно – я не должна впутывать в это дело посторонних. Должна сама во всем разобраться.
– Сама, сама… Снова завела свою пластинку. Дитя ты безмозглое, Агата. Дадут по башке, изнасилуют! Доиграешься!
– Перестань…
– А вот эта твоя скрытность вперемешку с гордыней когда-нибудь выйдет тебе боком! Помяни мое слово. Да что я тебя уговариваю? Возьму и сама расскажу все Димке!
Агата собирается предупредить Регину, чтобы та не вздумала вмешиваться, но чувствует новый виток головной боли, а вместе с ним и тошноту и понимает, что не в состоянии сегодня спорить с подругой.
– Ты странная, Аверина, и проблемы у тебя тоже странные.
– Скажи лучше «эксцентричная», как выразилась вчера Вероника Аркадьевна Лазарева.
– Точно! – вскрикивает Регина и плюхается на диван так, что Агата едва с него не сваливается. – Я и забыла совсем про твой званый ужин! Заморочила мне голову своими маньяками, – она с упреком шлепает Агату по ноге. – Ну? Рассказывай! Как все прошло у Лазаревых?
– Да никак.
– В смысле?
– Паршиво все прошло. Но можешь меня поздравить: смысл выражения «попасть в змеиную яму» мне теперь известен.
– Да ладно…
– Им только оставалось плакат у входа повесить: «Желаем всего наилучшего, и надеемся больше никогда тебя не увидеть».
– Ну, в таком случае, эти Лазаревы просто идиоты! Вы с Димкой – идеальная пара. Он – красавчик, ты – тоже красотка! Даже такая дурацкая стрижка и то тебя не портит! Да и не в этом дело. Знаешь, что моя мама говорит? Что никогда еще не видела романа красивее, чем у вас. Она прямо-таки фанатка вашей пары. Только и слышу от нее: «Агата и Дима то, Агата и Дима се…» Хоть бы раз, ну, хоть бы разочек так сказала обо мне и Темке!.. Чем ты так не угодила этим Лазаревым, не пойму?
– Не угодила? Регинка, не смеши, это ведь Лазаревы!
– И что?
– Как это «что»? Мало того, что они в своем сыне души не чают, так он еще их единственный наследник. Димку растили как принца, и тут – я. Здравствуйте. Разумеется, на меня смотрят как на насекомое, особенно Вероника.
– Да. Наслышана. Вероника – сущий инквизитор. А отец что? Неужели так же настроен?
– Да никак он не настроен. Даже не счел нужным взглянуть на меня. Сидел за столом так, будто я – вообще пустое место. Видимо, за решение подобных проблем у них отвечает Вероника.
– Это ты-то проблема?! – почти вскрикивает Регина.
– Не кричи так, прошу, голова разламывается… Мне ясно дали понять, что я в их доме – нежеланный гость. И Лазаревы пока еще не знакомы с моими родителями…
– Знаешь что? Ты эти свои комплексы выбрось из головы! Есть ты, и есть Димка, а все остальное…
– Ну конечно! – хмыкает Агата, не дав Регине договорить. – В какой-нибудь красивой сказочке – все так, но не в нашей с тобой реальности, – Агата отворачивается и вздыхает, вспомнив жеманное лицо Наташи, когда та просила Диму передать «привет» Веронике Аркадьевне. – Единственный наследник Лазаревых не может допустить промах, выбирая себе жену…
– Но ведь Димка твой так не думает, – лукаво замечает Регина. – Вы ведь собираетесь жить вместе – ждали только окончания школы. Мой Артемка и то обходит подобные темы стороной, а твой постоянно говорит о совместной жизни, о свадьбе, хотя за язык никто не тянет. Так что…
У Агаты вырывается истерический смешок, но она ничего больше не говорит.
Глава 9
– Порча. Дурной глаз. Зависть. Вероломная дружба. Предательство…
Порчей на человека считается осознанное причинение зла конкретному лицу, – говорит миловидная девушка с экрана телевизора. – Сглаз – это неосознанное воздействие на энергетику другого человека. Принципиальное отличие сглаза от порч, проклятий, приворотов и прочих магических воздействия именно в неосознанности.
– Вы хотите сказать, что одному человеку достаточно ненавидеть другого для того, чтобы причинить ему вред? – уточняет телеведущий.
– Именно так, и вне зависимости от того, осознанно ваше зло или нет, это всегда очень мощное воздействие, которое нарушает энергетику объекта. Злоба – это физическая величина. Если вы злитесь, злоба просто так не исчезнет. Она перейдет к другому человеку или уничтожит вас.
– А что конкретно угрожает человеку, скажем – мне, если кто-либо затаил на меня зло?
– Все зависит от того, насколько силен ваш враг – ненавидящий человек, от которого исходит негативное воздействие. А результаты могут быть самыми разными, – девушка разводит руками, – начиная с мелких неприятностей на работе, до неожиданной, неподдающейся лечению, болезни, зачастую со смертельным исходом…
– Мам, как ты это смотришь? – Агата допивает кофе и поглядывает на часы.
– Какая разница, что смотреть, – Анна зевает, помешивая ложкой чай. – Каждый имеет право говорить то, что считает нужным.
– Но не каждый обязан слушать и смотреть бредятину, – Агата поднимается из-за стола, подходит к раковине и в темпе моет за собой посуду. – Такие передачи убивают психику и вводят в депрессию. Насмотришься, потом сидишь угрюмая.
– Почему «угрюмая»? Обычное безмятежное состояние. Мышцы лица расслаблены, потому что я не контролирую их. Вот со стороны и кажется, что я угрюмая. Но мне не грустно. Человек не может постоянно находиться в эмоциональном возбуждении, не согласна?
– Как подобные вещи могут показывать по телевизору? – Агата осуждающе прищелкивает языком, глядя на экран. – Они отдают себе отчет в том, что кто-то может поверить в этот бред? Ты меня извини, но… – Агата берет пульт и переключает канал.
– Какой у тебя экзамен сегодня? – спрашивает Анна.
– Натюрморт, – Агата удивлена маминым вопросом. – Завтра – композиция на заданную тему, а потом вывесят списки. Если наберу пятьдесят баллов, буду допущена к экзаменам по общеобразовательным предметам.
– Ну, это для тебя сущий пустяк.
– Очень на это надеюсь. Будешь меня ругать?
– Ругать?
– Это примета такая: нужно ругать человека, чтобы тот хорошо сдал экзамен.
– В порчу не веришь, а в приметы, выходит, веришь? – ухмыляется Анна.
– Это все влияние Регинки, – Агата улыбается. – Она настолько суеверна, кому хочешь голову заморочит: поплевать через плечо, присесть на дорожку, и черных котов обходить чуть ли ни за километр.
– Беги уже, художница. Опоздаешь!
– Да, действительно. Разболтались мы что-то.
– Ни пуха ни пера.
– К черту! – бросает Агата на ходу, успев подумать с какой-то затаенной радостью: «Почему мы не можем всегда так общаться, мам? Ну почему???»
Всю дорогу в институт Агата не перестает улыбаться. С этой улыбкой она выходила из дома, и видела, что мама провожала ее с таким же выражением лица. «Как хорошо…» – думает Агата, а тепло, неожиданно подаренное мамой, наполняет ее на уровне подсознания, залечивает раны, как чудодейственная мазь. Кажется, все, наконец, налаживается, настоящее счастье совсем близко!
Агата бодро входит в аудиторию института, здоровается с членами комиссии, занимает место у мольберта.
Внимательно рассмотрев вазу с фруктами, на фоне различных тканей, она решает начать с самого темного оттенка. Работа продвигается хорошо, но Агате никак не удается передать ножку вазы, находящуюся в густой тени. Тогда она применяет хитрость, которую переняла когда-то у Вильчука – предельно точно пишет окружающее, чтобы уже на верно найденном фоне безошибочно ударить в цель, отыскав тот самый единственный нужный тон. Для Агаты это вызов, своего рода игра. Девушка сама не замечает с каким азартом включается в поиски на палитре и вот – уже пишет заветную ножку вазы! Но внезапно что-то меняется. Аура нежности, только что окружающая Агату, разлетается вдребезги, словно кто-то с силой ударил по ней. Агата чувствует резкую боль в висках и быстро отстраняется от холста, как от огня. Ей больно смотреть на свою работу: «Опять?!» Она не сомневалась, что приступ, заставший ее вчера на экзамене, был единственным и последним. Теперь же, секунда за секундой, с ужасом осознает, что приступ не просто возобновляется, но и набирает обороты: спустя несколько минут Агата уже и глаз не может открыть. Девушка продолжает работать, сначала сильно сощурившись, затем закрывает глаза, позволяя себе отдых на несколько минут и, открывая глаза, возобновляет работу. Но вскоре ей и это не удается: сбоку, где в виске пульсирует невыносимая боль, начинает мерцать что-то яркое; кажется, что в глаз вставили острый штырь и медленно его поворачивают… Агата кладет кисть. Работать невозможно. «Что со мной?! Почему???!» Ей кажется, что у нее вот-вот взорвется голова. Сквозь муть в глазах она видит обеспокоенное, незнакомое лицо; шевелятся губы; ее о чем-то спрашивают, хлопая по щеке, но она не слышит ни слова, ни звука. Далекий потолок над головой медленно поворачивается, и все исчезает…
Ее везут на машине… Кажется, воет сирена?.. Рядом (Боже, какое счастье!) оказывается Дима… Он держит Агату за руку, поглаживая пальцами ее лицо, и шепчет, что все будет хорошо. Агата пытается ответить ему, но снова и снова проваливается в зловещую темноту.
Глава 10
Дима ожидает в приемном покое, когда в коридоре появляются, запыхавшиеся от быстрого бега, Регина и Артем.
– Ты знала, что у нее уже был приступ? – Дима смотрит на Регину, одновременно отвечая Артему на рукопожатие. Никогда прежде Регина не видела Диму таким взволнованным. Даже его привычные заносчивость и высокомерие, сменяются ясно читающимся беспокойством.
– Ну, она вчера жаловалась на головную боль, но я даже значения не предала…
– Я просто в бешенстве. Как можно так наплевательски к себе относиться? Врач, который ее осматривал, сказал, что подобные приступы очень опасны, тем более, если они уже были в прошлом. И она еще додумалась ехать в институт…
– А что врачи говорят? – интересуется Артем.
– Да что они могут сказать? Я звонил знакомому, описал симптомы; говорит, похоже на гипертонический криз, спровоцированный переутомлением. Вообщем, нужна госпитализация и обследование, чтобы поставить точный диагноз. Вы привезли вещи?
– Привезли, – Регина приподнимает пакет. – И документы тоже. А как Агатка сейчас, можно к ней?
– Она спит, ей дали снотворное.
К Диме подходит медсестра:
– Вы приехали с Авериной?
– Да.
– Вы родственник?
– Ее молодой человек.
– А вы? – медсестра переводит взгляд на Регину с Артемом, – тоже не родственники?
Ребята отрицательно качают головами. Медсестра вздыхает, покосившись на руки Артема, покрытые татуировками:
– Ну, что делать? Идите тогда вы к врачу, – она снова обращается к Диме. – Нужно закончить оформление перед госпитализацией.
– Хорошо.
– А вы не могли бы отнести пакет в палату? – Регина мило улыбается и отдает медсестре привезенные вещи.
Дима заходит в кабинет врача и принимается отвечать на его вопросы. Регина слышит разговор через открытую дверь, поражаясь тому, насколько хорошо осведомлен парень ее подруги: он без труда указывает адрес, телефон и другие личные данные Агаты, словно встречается с девушкой не полтора года, а прожил вместе долгую супружескую жизнь.
– А кто тебе звонил? Как тебя разыскали? – интересуется Регина, когда Дима выходит из кабинета. – Ведь, насколько я поняла, Агату привезли сюда без сознания?
– Мой номер высветился последним в ее телефоне. Мне позвонили из института, я был неподалеку и сразу приехал. А теперь жду, когда она проснется.
– Я тоже останусь, – Регина присаживается на кушетку.
– Малыш, а я побегу, – Артем делает виноватое лицо и теребит пальцы Регины. – И так уже опаздываю. Через пол часа эфир.
– Как обычно…
– Не обижайся. Слышь, Димон, отвезешь ее потом домой?
– Без проблем.
– Ну, пока, – Артем наклоняется и целует Регину. – Я позвоню. Передайте Агатке, пусть выздоравливает.
– Он по-прежнему на радио работает? – спрашивает Дима у Регины.
– Да, – недовольно отвечает она, глядя Артему вслед. – Музыкальная программа, диджейство, группа – все никак не может повзрослеть… Бедняга Агатка, – добавляет Регина со вздохом. – Что будет после обследования?
– Проведут курс лечения. А почему ее мама не приехала? – вдруг возмущенно спрашивает Дима.
– Да как тебе сказать… – Регина скрещивает руки на груди. – Вообщем, считай, что Анна Сергеевна на работе. Я позвоню ей позже и подробно обо всем расскажу.
– Мда-а… – Дима сдвигает брови. – Анна Сергеевна…
– Знаю. Странная.
– Это еще слабо сказано! Я бы, наверное, с северного полюса примчался, зная, что моего ребенка увезли на скорой, в тяжелом состоянии. Что же это за мать такая?
– Ох, Дим, не суди строго. Она не всегда была такой. У тети Анюты диагноз: агорафобия. Каждый выход на улицу для нее – пытка. Она и на работу ходит только ради Агаты.
– Серьезно?
– А ты как думал? Она такая с тех пор, как сын погиб. Сейчас намного лучше стало, а в первое время тетя Анюта словно дикая шарахалась от людей.
– Я понимаю – погиб сын, но ведь у нее по-прежнему есть дочь. Разве можно опускать руки?
Регина печально вздыхает, не зная, что ответить:
– Иногда мне кажется, что Агатка настолько самостоятельная, что вообще не нуждается в родителях. С тех пор, как умер Вадим, отец стал выпивать, а мать замкнулась в себе, она, видимо, поняла, что рассчитывать может только на себя и заставила себя повзрослеть. Чтобы ни от кого не зависеть.
– Слушай, а какой она была в детстве? – вдруг с интересом спрашивает Дима. – Я тоже учился в вашей школе, но совершенно не помню Агату.
Регина задирает брови, в готовности разрыдаться:
«Чтобы молодой человек интересовался какой ты была в детстве?! Боже мой, как мило! Надо будет ей потом рассказать!»
– А почему ты Агату об этом не спросишь? – удивляется Регина.
– Когда я прошу ее рассказать о себе, она отвечает, что это скучная тема для разговора.
– Знакомая отговорочка.
– Постоянно прошу ее показать детские фотки, но она всегда отказывает.
– Ну, а что тебя интересует? – Регина улыбается: «Кажется, Димка представил пухлые щечки, кукольные светлые локоны… Даже жаль его разочаровывать. А ведь действительно странно – как из невзрачной, нелюдимой девочки выросла такая красотка? И когда только эта перемена произошла в Агатке? Даже черты лица, будто, изменились с возрастом. Да и волосы у нее были намного темнее, не имели ничего общего с тем уникальным оттенком, которым теперь все восхищаются…»
Регина рассказывает Диме нехитрую историю о переезде семьи Авериных в конце девяностых из Казахстана в Москву. Они приехали к матери Михаила Юрьевича, которая была уже в возрасте и вскоре умерла. Анна – мать Агаты и Нелли – мать Регины, дружили со времен студенчества, и именно Нелли поспособствовала тому, чтобы обе их девочки учились в школе с углубленным изучением иностранных языков, а также договорилась, чтобы Агату приняли в тот же гимназический класс, куда зачислили Регину.
– До сих пор не понимаю, как мы стали лучшими подругами?
– Почему?
– Потому что мы из разного теста.
– Разноименные заряды притягиваются, хотя, я всегда считал, что у вас с Агатой много общего.
Регина отрицательно качает головой:
– Ничегошеньки подобного. В детстве Агатка была очень молчаливой, задумчивой, редко смеялась – полнейшая моя противоположность. Однако, чем больше я ее узнавала, тем больше убеждалась, что мне ни с кем и никогда не было и не будет так интересно, как с ней. Да, она была тихая, словно заброшенная всеми, девочка. К слову сказать – совсем не такая, какой мы знаем ее сейчас, потому не удивительно, что ты ее не помнишь. Но тому, кому удается завоевать ее доверие, кому она раскрывается и впускает в свою жизнь, начинает казаться будто он…
– Стал героем кинофильма, – заканчивает Дима.
– Да, – зачарованно подтверждает Регина, поразившись точному сравнению.
– Мне это знакомо. С Агаткой не соскучишься.
– Артем так же говорит. Он обожает разговаривать с ней о музыке. Знаешь, в детстве Агатка постоянно рассказывала удивительные истории, сказки, а какие игры выдумывала! Настоящие головоломки с поисками приза по карте – мне бы до такого в жизни не додуматься. Ее фантазия, как будто, безгранична! Мы устраивали для родителей кукольные спектакли – кукол изготавливали сами, из пластиковых бутылок, из носовых платков, представляешь? А сценарии писала Агата. Делали комиксы, которые раскрашивали вручную. Когда папа подарил мне видеокамеру, мы стали снимать любительские фильмы и музыкальные клипы. Все, конечно, режиссировала Агата, а вот макияж и прически были на мне.
– А как погиб ее брат? – вдруг спрашивает Дима. Он чувствует, что Регина обходит эту тему стороной.
– Выбросился с седьмого этажа. Вчера было ровно десять лет.
– Вот это да…
– Тебе Агата не рассказывала?
– Мне было неловко ее расспрашивать.
– Да, собственно, она почти ничего и не помнит из того времени.
– В каком смысле?
– Ну, как тебе сказать… Смерть Вадима была, мягко говоря, неожиданной и очень странной. У него не было повода сводить счеты с жизнью. Он был очень веселый, открытый, перспективный молодой человек. Отличник, опора семьи, и все такое. Мы хоть и детьми были, но мне мама очень подробно эту историю рассказывала, поэтому я в курсе. У Вадима была невеста. Они любили друг друга. Был назначен день свадьбы. Все складывалось шоколадно, а потом, безо всяких причин, в одно прекрасное утро Вадим выбросился из окна. Поэтому этот поступок так и потряс всех, понимаешь? На улице перед их домом такое творилось… Тетя Анюта головой об асфальт билась, кричала без остановки, что ее сын не умер! Ужас. Агате было всего семь – для нее это было настоящей детской травмой. И после этой загадочной смерти, у Агаты начались видения. Даже к психиатру пришлось обращаться. Все было достаточно серьезно.
Дима потрясен:
– Как ей удалось выйти из этого состояния?
– Помогло общение с врачом. Он применил какую-то экспериментальную методику, и сделал так, чтобы Агата забыла обстоятельства смерти Вадима. Кажется, это называется «добровольной амнезией». После этого болезнь Агаты пошла на убыль, и Агата, как будто, отрезала от себя часть прошлого, связанную со смертью брата. Поэтому, если речь заходит о Вадиме, Агата вовсе не скрытничает, просто она толком ничего не помнит. Даже Нина Юрьевна – наша классная, просила учеников не заговаривать с Агатой о смерти Вадима, чтобы не травмировать ее.
– А это точно было самоубийством?
– Конечно.
– Откуда ты знаешь, если говоришь, что у Вадима не было для этого повода?
– В суициде Вадима никто никогда не сомневался.
– Я сомневаюсь всегда и во всем. Не верю даже, что смерть Вильчука была самоубийством.
– Не напоминай… – Регина встряхивает руками, будто отгоняет духов. – А то у меня опять нервный тик начнется. Как вспомню этот наш выпускной…
– Странно это все.
– Вадим выбросился из окна своей комнаты, в этом нет никаких сомнений, – отрезает Регина. – В комнате он находился один и, главное, мне мама говорила, Вадим оставил предсмертную записку.
– А что он написал, не знаешь?
– Знаю. «Береги ее».
– И все? Никаких объяснений?
– Никаких.
– Что это может означать?
– Да откуда я знаю? Возможно, он обращался к матери, имея ввиду «береги Агату». Вадим очень любил сестру.
– Подожди. Странно как-то получается. Выходит, Вадим практически завещал матери заботиться об Агате. Если Анна Сергеевна так любила своего сына, то должна пытаться выполнить его просьбу во что бы то ни стало и глаз не спускать с дочери.
– Логично. Но только в том случае, если Вадим в записке действительно обращался именно к матери и имел ввиду Агату.
– А к кому еще он мог обращаться?
Регина в очередной раз пожимает плечами:
– Понятия не имею. Одно могу сказать точно – хорошо, что наш Вильчук, в свое время, проявил внимание к Агатке и увлек живописью. Рисование лечило лучше, чем это мог сделать какой бы то ни было врач. Агата сразу обрела себя и перестала забивать голову ерундой. – Регина оглядывает Диму с женским любопытством. – Кроме того, Агате очень повезло, что она повстречала тебя.
– Вадим покончил с собой, и Вильчук тоже, – рассуждает Дима, не слушая Регину.
– К чему ты клонишь? Ты что, думаешь, их смерти могут быть связаны?!