В храме Солнца деревья золотые

– Да? – удивилась Ревина. – Кому, как не вам, знать, что в бизнесе я полный профан. А что касается денег, то я умею их только тратить.

Геннадий Алексеевич изобразил на лице некое подобие улыбки, при этом его бесцветные глаза, обрамленные белесыми ресницами, оставались напряженно – серьезными.

– Как ни странно, – продолжал он тем же ровным деловитым тоном, – я пришел говорить с вами именно о деньгах.

– Хорошо… я вас слушаю. Может, выпьете чего-нибудь? Коньяк, водка?

– Благодарю, нет.

Машенька отлично знала, что Холмогоров пил все подряд в больших количествах и умудрялся не пьянеть. То, что он отказался от спиртного, говорило о важности предстоящей беседы.

– Прекрасная Мария, поймите меня правильно… я не собираюсь обсуждать здесь деловые качества вашего супруга и моего партнера…

– Вы о Ревине, что ли?

Геннадий Алексеевич слегка нахмурился. Эти женщины! Что за несносная привычка перебивать?

– Меня привело к вам беспокойство, – терпеливо объяснял он. – Данила прежде всего мой друг, а потом уже партнер по бизнесу. Он… самый близкий мне человек. Я не женат, родители мои умерли, и вы с Данилой – вся моя семья. Ну еще фирма, конечно. Фирма – это мой ребенок. Я выпестовал, вырастил ее, поставил на ноги, и мне не безразлична судьба моего детища.

Машенька насторожилась. Этого только не хватало! Неужели у Ревина начались неприятности в делах?

– А что случилось? – спросила она, замирая от страха.

Из-за ерунды Холмогоров никогда бы к ней не явился, тем более в отсутствие мужа.

– Видите ли, Мария Сергеевна, я… теряюсь в догадках по поводу Данилы. Что с ним происходит в последнее время? Вы ничего… э-э… необычного не замечаете?

– Чего именно? Говорите толком, Геннадий Алексеевич. Я тонкостям светских бесед не обучена, мне желательно попроще и поконкретнее.

Холмогоров молчал, буравя ее пристальным недоверчивым взглядом.

«Какой у него неприятный прищур!» – подумала Машенька, невольно внутренне холодея. Как бы там ни было, она не собиралась обсуждать проблемы Ревина ни с кем, кроме его психотерапевта. Даже с Геной.

– Кофейком не угостите? – опуская глаза, спросил Холмогоров. – Вы божественно готовите кофе по-турецки.

– С удовольствием. Только вам придется пару минут подождать.

Машенька поняла, что Холмогоров взял паузу. Значит, разговор действительно предстоит серьезный. Она машинально возилась на кухне, не переставая думать о финансовом директоре. Неужели он что-то заметил? Но ведь все приступы неуравновешенности у Ревина случались в основном по ночам. Днем он оставался прежним Данилой, добродушным, вспыльчивым, порывистым, умным и веселым парнем. «Парень! – усмехнулась она. – Я забываю, что нам с Ревиным уже перевалило за тридцать».

Она разлила кофе в маленькие фарфоровые чашки и вернулась в гостиную. Холмогоров все так же сидел, глядя прямо перед собой.

– Прошу, – она поставила на стол кофе и блюдо со сладостями. – Угощайтесь.

– М-мм… какой аромат! – восхитился гость. – Восток чудесен, вы не находите? Мы обязаны ему столькими наслаждениями.

Машенька кивнула.

– Пирожные, конфеты? – предложила она.

Холмогоров отказался. Он пил кофе и совершенно, казалось, забыл о цели своего визита. Но Машенька знала, что это всего лишь уловка. У Геннадия Алексеевича феноменальная память, он никогда ничего не забывает.

– Наша фирма находится в непростых условиях, – сказал он, будто и не отвлекался. – Мы должны срочно вернуть крупный кредит.

– И что? Не хватает денег?

– Пока хватает…

– Что значит «пока»? – испугалась Машенька. – Существует угроза банкротства? Я совершенно не сведуща в таких вещах. Так что вам придется ввести меня в курс дела, Геннадий Алексеевич.

– Я как раз пытаюсь выполнить эту задачу, – одними губами улыбнулся Холмогоров. – А вы меня сбиваете с мысли.

«Тебя собьешь!» – зло подумала Ревина.

– Извините… – сказала она. – Продолжайте, пожалуйста.

Холмогоров поставил чашку на столик и потер ладонью о ладонь. Раздался сухой шелестящий звук, от которого Машеньку передернуло.

– Так вот, – вкрадчиво произнес он. – Три месяца назад Данила, не поставив меня в известность, снял большую сумму со счета и… она исчезла. То есть он израсходовал эти деньги либо на собственные нужды, либо… Не имею представления, зачем они ему могли понадобиться. Вы что-нибудь знаете об этом?

– Н-нет… – Машенька в самом деле не знала. – Ну… мало ли? Бывают непредвиденные обстоятельства… и личные тайны.

– Данила мог бы посоветоваться со мной…

– Тайны есть тайны, Геннадий Алексеевич. Каждый из нас имеет право на частную жизнь. В том числе и Ревин.

– Согласен с вами, прекрасная Мария. Я бы не пришел сюда, если бы подобное не повторилось. Месяц назад Данила снял со счета очередную крупную сумму и не соизволил сообщить, куда и зачем он тратит деньги. И это в преддверии выплат по кредиту! Что вы скажете?

Машенька растерялась. Что тут говорить? У Холмогорова есть все основания бить тревогу.

– Партнеры не должны так поступать, – добавил он.

– Вы не спрашивали Ревина, зачем он берет деньги со счета? – пробормотала она, чувствуя сухость в горле и подступающую дурноту.

– Разумеется, спрашивал…

– Что он вам ответил?

– Ничего. Он раскричался, что никто не смеет вмешиваться в его дела, обвинил меня во всех смертных грехах и перестал разговаривать. С тех пор у нас чисто официальные отношения. Откровенно говоря, я думал, Данила остынет, поймет, что не прав, и все наладится. Но… мои надежды не сбылись.

– Господи! – Машенька нервно сплела пальцы в замок. – Может быть, Ревина шантажируют? Кто-то вымогает у него деньги?

Гость скептически пожал плечами.

– Все возможно в нашем суетном мире. Если даже и так, Данила должен с кем-то поделиться своими проблемами. Мы ему не чужие. Поговорите с ним. Возможно, вам он откроется… в отличие от меня.

– Ой! – Машенька махнула рукой. – Вряд ли. Ревин и раньше дома не особо распространялся о делах, а теперь и вовсе…

Она сообразила, что сболтнула лишнее, и прикусила язык. Но было поздно.

– Что? – так и вскинулся Холмогоров. Его длинный тонкий нос задрожал, словно почуял запах добычи. – Вы тоже заметили перемены в Ревине? Не скрывайте от меня ничего, прекрасная Мария. Поверьте, речь идет о судьбе фирмы, а значит, и нашей с вами судьбе. Ведь вы уже привыкли не отказывать себе ни в чем, жить вольно и беззаботно! Вас не шокирует перспектива снова оказаться на дне?

– Так сразу и на дне! – возмутилась Машенька. – Вы, Геннадий Алексеевич, явно сгущаете краски.

– Допустим, – согласился он. – Но только самую малость. Фирма на грани краха. Если мы вовремя не рассчитаемся с кредитом… придется свертывать производство, продавать недвижимость, расторгать контракты с иностранцами. А они не любят упускать свою выгоду. Предъявят такие неустойки, что мало не покажется. И вообще…

– Вы же говорили, денег хватит! – перебила его Ревина.

– Говорил. Но вчера… Даниил Петрович обмолвился, что ему снова нужны деньги. Весьма приличная сумма. Где прикажете их доставать? Опять снимать со счета? Это смерти подобно. Продать часть акций?

– У-у нас есть загородный дом…

Холмогоров захохотал, запрокинув лысеющую голову. Кадык на его тощей шее ходил ходуном.

– Развеселили вы меня, прекрасная Мария, право слово, развеселили. Загородный дом! Вы хоть понимаете, какая сумма вдруг понадобилась вашему супругу? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха…

Холмогоров, так ничего не добившись от нее, ушел.

Машенька, оставшись одна, взялась за голову. Того, что рассказал финансовый директор, она никак не ожидала. Его гомерический хохот все еще стоял у нее в ушах…

Глава 6

Февраль в Москве выдался холодный. Ночами завывали вьюги, терлись ледяными боками о стены домов, бросали в окна снежную крупу.

Ангелина Львовна с трудом заставляла себя ходить на работу. Пришлось достать из шкафа тяжелую длинную шубу с капюшоном, чтобы спастись от мороза.

– И как это чукчи живут на своем севере? – недоумевала она.

– Чукчи одеваются в оленьи шкуры, – глубокомысленно изрекал Самойленко. – Причем сами их выделывают. У них одежда легкая, как пух, и непродуваемая.

Два раза в неделю, по утрам, приходил к ней на сеансы Ревин.

– Мне так удобнее, – заявил он. – Отбыл наказание, и целый день свободен.

Слова «отбыл наказание» выражали негативно-пренебрежительное отношение пациента к сеансам. Впрочем, он повел себя вызывающе с самого начала, всем своим видом демонстрируя, что посещает психотерапевта только ради жены. Делает ей одолжение.

«Какая мне разница? – успокаивала себя Закревская. – Главное, он все-таки приходит и даже что-то говорит».

Вызвать Ревина на откровенность было непросто. Вот и сегодня он явился в самом дурном расположении духа.

– Ну-с, милейшая Ангелина Львовна, приступайте к вашему допросу. – Он уселся в кресло и уставился отрешенным взглядом в окно. – Метель нынче лютая. Всю ночь выла, как стая волков. Вам удалось выспаться под такой зловещий аккомпанемент?

– Частично, – улыбнулась она, пропуская мимо ушей его сарказм. – А вам?

Он молчал, раскачивая носком ботинка. Под окном курили два его охранника, оживленно жестикулировали, смеялись. Ревин вдруг остро позавидовал этим молодым крепким ребятам, у которых в голове пусто, как в колоколе, а на душе легко.

«При чем тут колокол?» – недовольно подумал он, еще больше раздражаясь.

Его бесило все, особенно сидящая напротив улыбчивая женщина, ждущая от него каких-то слов, объяснений, которых он не мог ей дать. Он сам в себе запутался.

– Чему вы улыбаетесь? – напряженно спросил он. – Вам в самом деле весело? Или это ваша профессиональная врачебная маска? Как у хирургов. Знаете, они подходят к операционному столу в этаких наводящих ужас намордниках и приступают к своему любимому занятию… резать, кромсать чужие тела. А? Чудная работенка! Вы не находите?

– Я не собираюсь вас резать, Даниил Петрович.

– Да ну! А по-моему, вы хотите вскрыть мою душу, дабы установить причину недомогания. Ведь так? Диагноз установим после вскрытия! Ха-ха-ха! Ха-ха… Черный медицинский юмор.

Закревская помолчала, глядя на Ревина своими большими темными глазами.

– Значит, вы этой ночью совсем не спали? – участливо спросила она.

– Только попрошу без напускного сочувствия! – взвился бизнесмен. – Не стройте из себя «добрую мамочку», вам не идет. Я не нуждаюсь в вашей жалости! Да, я не спал… почти. Забывался на несколько минут, и все. Очень неприятно выла метель.

– А что снилось?

– Думаете, в редкие мгновения забытья успевает что-то присниться?

– Во сне время идет по-другому.

Ревин задумался, разглядывая свои ухоженные руки. У него были длинные красивые пальцы, как у музыканта.

– Закройте глаза, – предложила Ангелина Львовна. – Так вам будет легче.

Ревин нехотя повиновался. Пару минут он сидел не двигаясь, видимо скучая, и даже зевнул. Но постепенно его лицо приобрело совсем другое выражение.

– Кажется… действительно, припоминаю… – медленно произнес он. – Снилась огромная, полноводная река, очень широкая…

– Вы плыли по ней?

– Да…

– На чем? Что это было – лодка, корабль?

– Ни то, ни другое…

– Может, плот?

– Не-е-ет… – лицо Ревина приняло мечтательный вид. – Это был… сад! Прекрасный, зеленый, пышный сад… полный цветов и плодов…

– Вы ничего не путаете?

– Послушайте, – улыбнулся пациент, – я рассказываю вам свой сон. Во сне и не такое бывает.

– Хорошо. Допустим, это сад. Он плывет по реке?

– Да… Это плавучий сад… Я лежу на мягкой зеленой траве и смотрю в небо. По небу медленно движутся облака… Мне легко… я слышу плеск воды…

– Вам хорошо?

Ревин, казалось, глубоко ушел в себя.

– Сначала да, а потом… нет, потом что-то произошло. Ужасное… – ответил он, меняясь в лице.

– Что именно? Постарайтесь представить…

– Но я не хочу! – перебил Ревин, нервно стискивая руки. – Не хочу вспоминать этого.

– Попробуйте. Все не так страшно.

Он колебался, но воспоминания уже захватили его. Они переполняли сознание, требуя выхода.

– Солнце, много солнца… Высокая гора! Или нет… не гора, а сооружение, похожее на гору… Шум! Странный, громкий шум… Как будто кричат много людей… и какой-то ритм. Похоже на барабаны. Еще какой-то звук… Все вокруг сверкает и переливается!

– Там есть кто-то, кроме вас?

– Д-да… люди. Они без одежды. Хотя нет… Просто я… затрудняюсь ее описать…

– И все же?

Ревин сосредоточился. Он как будто пристально всматривался, но ничего больше не увидел.

– Нет, все… – разочарованно сказал он. – Все! Картинка сна растаяла. Она просто исчезла.

Некоторое время он молчал, тяжело дыша.

– Черт знает что! – наконец выдохнул он. – Вы полагаете, это мне действительно приснилось?

– А как вы сами думаете?

Закревская старалась строить беседу так, чтобы пациент сам отвечал на свои вопросы. Она была убеждена, что никто, кроме самого человека, не сможет распутать клубок собственных умственных заблуждений. Подсказки тут бесполезны.

– Я? – удивился Ревин. – Что я могу думать? Я даже не знаю, не басни ли я вам рассказываю. Вдруг я все это сочинил?

Ангелина Львовна покачала головой. Она превосходно умела отличать правду от вымысла.

– Вы мне поверили? – спросил он, напряженно глядя ей в глаза.

– Да.

– Ну, знаете…

– И все-таки, – повторила она, – вы на самом деле видели это во сне?

Ревин вздохнул и развел руками.

– Мне кажется, что видел. У меня не очень богатая фантазия. Впрочем, вы специалист, вам и судить.

Закревская закончила сеанс, попрощалась с пациентом и выглянула в окно. Она видела, как Ревин, сопровождаемый охраной, быстрыми шагами подошел к своему «джипу» и сел в него, как захлопнулись дверцы, и машина тронулась с места.

– Ты уже освободилась? – осведомился Самойленко, который тем временем успел войти в ее кабинет и усесться в кресло.

– Фу, напугал! – возмутилась Ангелина Львовна. – Стучать надо, господин доктор.

– Я стучал… но ты не слышала. Нельзя так погружаться в себя.

– Я думала о Ревине.

– Тем более! Я еще в институте понял, что заглядывать в чужие души небезопасно. Все, хватит! – решительно сказал он. – Давай лучше пить кофе.

Он проворно встал, открыл шкаф, достал оттуда кофеварку и две чашки.

– Давай… – согласилась Закревская.

Она все еще думала о сне, который пытался вспомнить Ревин.

– Слушай, Олег, ты что-нибудь слышал о садах, которые плавают?

– Плавучие сады? – поднял брови Самойленко. – Нет. Разве такое бывает?

– Ну, давай же, напрягись, – настаивала она. – Ты всегда был эрудитом.

– Почему был? – он включил кофеварку и закрыл глаза, приняв необычайно глубокомысленный вид. – Сейчас соображу. Сады, сады… сады… Черт! Как назло, ничего путного в голову не приходит…

– Не торопись.

Он затих, смешно шевеля губами. Вдруг складки на его лбу разгладились и все лицо просветлело.

– О! Вспомнил! Висячие сады! Одно из семи чудес света. Жутко давно жила в Вавилоне изобретательная царица. Звали ее Семирамида. И захотелось ей иметь висячие сады. Согнали рабов, велели насыпать земляные террасы, подвести к ним воду… и разводить всякие диковинные цветы и деревья. Ну, вот…

– Олег, ты не понял. Я тебя спрашиваю не про висячие сады, а про плавучие.

– Плавучие? – повторил Самойленко, продолжая сидеть с закрытыми глазами. – Нет… ничего не могу сказать о плавучих садах. Надо порыться в Интернете.

– Ладно, – вздохнула Ангелина Львовна. – Кофе сварился. Давай, неси шоколад.

– Откуда ты знаешь, что у меня есть?

– Твой магический шар доложил, – засмеялась она. – Как только у тебя появляется шоколад или конфеты, он сразу приобретает оранжевый оттенок. Не будь жмотом, Самойленко.

– Шутишь?

– Ну… отчасти. К тебе сегодня поклонница приходила, пациентка Марина. Ей психотерапия не нужна. Ее ты интересуешь. Что она тебе каждый раз приносит в виде презента?

– Шоколад! – захохотал он. – Ты заметила?

– А то! Пропустить такое лакомство? Доктор проворно сбегал за шоколадом.

– На, ешь! – трагическим тоном вымолвил он, кладя коробку на стол. – Как это на тебя похоже, отобрать у человека последний кусок!

Пока Ангелина Львовна, ничуть не смущаясь, жевала шоколад, Самойленко напряженно размышлял.

– Слу-у-шай… кажется, я что-то вспомнил о плавучих садах. Если память мне не изменяет… такие сады были у этих, как их… индейцев.

– Каких индейцев? Истории про краснокожих я читала, но…

– Да нет! – перебил ее Самойленко. – Совсем не те индейцы. Те апачи, гуроны и могикане… А я имею в виду майя, инков и ацтеков. Заброшенные города в джунглях, пирамиды… император Монтесума.^[7] Приключения испанцев и Кортеса…^[8]

– Час от часу не легче, – помрачнела Закревская. – Может, человек передач насмотрелся про конец света или книг начитался, вот ему и снится всякое?

– Я бы так не упрощал. Миллионы людей смотрят телевизор, читают книги, и это вовсе не делает их пациентами психотерапевта…

* * *

Мельников получил письмо от Ларисы, где та сообщала, что съемочная группа останется на Памире до весны.

«Здесь очень красиво, – писала она. – Повсюду горы, небо и солнце. Такого яркого солнца я раньше нигде не видела. Режиссер говорит, что солнечная радиация на Памире в пятьдесят раз сильнее, чем где бы то ни было.

Фильм будет сниматься в районе Язгулемского хребта, где прокладывают туннель. Совсем близко с границей Афганистана. Многие опасаются нападений душманов, но пока все спокойно. Местные жители уверяют, что боевики предпочитают переходить границу в других местах. Надеюсь, это правда.

Мы пока живем в Калаихуме, в маленькой затрапезной гостинице. Операторы ездили, вернее, летали на вертолете на Сарезское озеро, подбирать подходящий пейзаж для съемок. Все только и говорили о «снежном человеке» – голуб-яване. Но приехали разочарованные. Ни голуб-явана, ни следа его, ни волоска не нашли… Интерес к «снежному человеку» особенно разгорелся после того, как один из актеров рассказал про своего отца, участника экспедиции профессора Станюковича, которому посчастливилось увидеть это неуловимое существо.

Якобы на рассвете, когда все еще спали, он встал пораньше, выглянул из палатки и увидел огромную фигуру в четырехстах метрах от него. Фигура как-то странно, скачками, передвигалась и через несколько секунд скрылась за склоном горы. Воодушевившись, ученые стали вести по ночам регулярные наблюдения с помощью приборов ночного видения, а днем, разбившись на группы, искали следы. Однажды лунной ночью еще двое членов экспедиции видели загадочную фигуру. Но следов так и не обнаружили.

Наши ребята, как ни обидно, тоже вернулись ни с чем. Сокрушались, что им не повезло и они даже тени голуб-явана не видели. Зато озеро поразило красотой всех.

Операторы договорились с сотрудниками гидрометеостанции, и те показали им самый лучший вид на озеро со скального утеса. Все застыли в восхищении и долго любовались зимними красками дикой природы.

Ну, а нам пришлось довольствоваться привезенными фотографиями. Даже на них озеро поражает великолепием: между снежных гор, словно в каменной чаше с зубчатыми краями – синяя зеркальная гладь, сверкающая в солнечных лучах. Жаль, что я не смогу увидеть Сарез своими глазами. Говорят, вода в нем чистая и светлая, как слеза. Местные жители верят в ее целительную силу. Мол, если окунуться в озеро, то обретешь вечную молодость и здоровье. Это, конечно, легенда, но все равно интересно.

Метеорологи поделились с нашими ребятами своими наблюдениями. Иногда по ночам некоторые из них видели огромные фигуры. Те странно мерцали в лунном свете. Все думают, что голуб-яван обитает именно на берегах Сарезского озера, только найти его непросто. Горы тщательно хранят свои тайны. Может быть, это и правильно.

Ну вот, вроде все новости я тебе сообщила. В гостинице немного скучно. Единственное развлечение – болтовня, поэтому любая новость тут же обрастает множеством подробностей. И уже не разберешь, где правда, а где вымысел.

Таджики – добрый и приветливый народ. У них очень красивая одежда, особенно платья у женщин. В холода они надевают их одно на другое. Многие одеваются по-современному, в дубленки и шубы. Повсюду продаются джурабы – теплые шерстяные носки. Их краски и узоры изумительны. На носках – целые картины: звери и птицы, одуванчики, чинары в горах. Джурабы носят и мужчины, и женщины. Я не удержалась, купила тебе и себе по две пары.

Наверное, тебя интересует, как здесь кормят? Еда вкусная, хотя очень простая: молочные продукты, баранина, лепешки, суп шурпа. В общем, жить можно.

Хотела уже заканчивать, но пришла Глафира и сообщила, что через неделю мы переезжаем поближе к Язгулемскому хребту. Будем жить в горном кишлаке. Как там с Интернетом, не знаю. Поэтому если писем не будет, не волнуйся, пожалуйста. Твоя Лариса».

Мельников не мог знать, как развиваются события на далеком Памире. Ему оставалось только ждать.