Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Да, разумеется, но ни креститься, ни заключать церковный брак, тем более крестить мальчика я не буду, фиг им всем! – сообщила я. – Святые отцы могут идти к богу в рай, Миша может плюнуть на Страшный суд, или они могут договориться по-тихому, мне без разницы.

– Экая принципиальность! Ну просто боярыня Морозова! – вновь неискренне восхитился Валька. – А как же прагматика, то бишь проза жизни? А для виду, то бишь для семьи?

– «На том стою и не могу иначе» – я процитировала Мартина Лютера (не Кинга), с тем мы приехали, и стали выгружаться вместе с гранатовым горшком.

Только поздним вечером того же дня Валентин оторвался от семейных радостей и сообщил продуманный совет.

– Можно ли попросить к аппарату боярыню Морозову? – вкрадчиво спросил он, а я от неожиданности нажала на громкость, поэтому Миша оказался в курсе.

– Слушаю, – лаконично отозвалась я.

– Но учти, так на так, ты слушаешь совет и шлешь Славичей с Мельниками к богу в рай, – потребовал друг Валя.

– Это смотря какой совет, – я ответила осторожно. – Если очень глупый…

– Не глупее остальных, – посулил бывший компаньон. – Так вот, пусть Миша пообещает отцам, что вы всем семейством конвертируетесь прямиком в католическую веру, минуя православие. Тогда и обвенчаетесь. Им будет лестно. Но, понятно, вступите в веру не сразу, а будете долго размышлять, как положено по протоколу. Часовня тем временем распишется или достаточно продвинется. Тогда у отцов, а не у вас, окажется моральная дилемма: закрыть глаза на безбожие или искать другого мастера. Они-то знают толк в прагматике, в отличие от некоторых боярынь-раскольниц.

– Отче, ты настоящий друг! – согласилась я, на звуковом фоне Миша тоже бурно возрадовался. – Клянусь и обещаю, к богу в рай все розыски на дачах!

На том и порешили, но увы, человек предполагает, а кто-то располагает. Кто – я не в курсе, и святые отцы вместе с Мартином Лютером, увы, не подмога.

Эпизод № 6

Татьяне я позвонила почти сразу, сказала, что ознакомилась с последней версией завершения дела и ничем не могу помочь, поскольку сейчас в нерабочем состоянии, седьмой месяц, мысли – сама знаешь, в другом месте.

Таня ответила, что отлично понимает, ни о чем не просит, но… Если Катя выслушает их с мамой идею, это будет очень трудно? Отнюдь, ответила Катя, но чуть позже, не сегодня, хорошо? Таня согласилась, обещала позвонить позже и с тем пропала из поля зрения на достаточно долгое время. Чему я реально обрадовалась и понадеялась, что «их с мамой идея» не выдержала испытания временем и сама собой растворилась в злобе дней. Но нет!

Сентябрь почти прошел, от него осталось пара-тройка дней, но лето медлило, никак не хотело уходить. Предки тоже медлили с переездом в город, звали нас на дачу оценить прелести «бабьего лета», но мы отговаривались трудностями транспортации в деликатном положении – ни автобус, ни электричка меня уже не вмещали.

И вот, в один из последних сентябрьских дней мама объявилась из конторы кооператива и радостно заявила, что все отлично устроилось. Приходила «эта твоя девушка» и сказала, что муж привезет нас с Мишей, они тоже доживают последние дачные дни, ему не трудно. И обратно тоже, очень милые люди.

– Оп-ля! – сказала я себе, и не нашла причин для приличного отказа.

Конечно, можно было обратиться к Вальке, он бы придумал, но… Ладно, следует признать, самой было интересно, а новых сложностей от семейства Мельников я не опасалась, всегда могла сослаться на текущее состояние. Еще импонировало желание родителей наладить отношения с Мишей, такими перспективами не стоило пренебрегать.

Посещение дачного поселка прошло исключительно удачно, если иметь в виду Мишу и предков. Забыв былые обиды и недоразумения, они втроем ворковали на участке, строили планы на будущее, включая часовню, однако про Страшный суд Миша деликатно умолчал, также и о том, что заказчики указали на нежелательность проживания во грехе по церковным канонам. Папа с мамой, хоть страдали заранее, но готовы были отпустить дочку с будущим внуком в дальние страны. А когда я напоминала, что не решила окончательно, предки уверяли Мишу, что «все пройдет, зимой холодной, нужда, голод настает…» и так далее в прагматическом духе. Но было отрадно видеть, что они нашли общий язык.

К Мельникам на дачу я проследовала в хорошем расположении духа, Виталик подвез нас прямо к крыльцу и продолжил по пути начатый ранее рассказ в духе скандала и мистики. По дороге туда времени не хватило, а Виталик был склонен повествовать подробно, в особенности о мистическом компоненте. Оказывается, тетя Маруся-Марта не нашла ничего лучшего, чем пойти к гадалке.

Получив от Валентина «три нуля», как он выразился, тетя Маруся пришла в ажиотаж и направилась прямиком к бабке, каковая трудилась неподалеку от станции, слухами дачная земля полнилась. От волшебной бабки Марта Федоровна пришла бледно-зеленая, мрачно молчала несколько дней, затем раскололась.

Гадалка заявила с порога, что видит смерть за её плечами, но может отодвинуть за энную сумму. Тетя Маруся пыталась торговаться, но гадалка не растерялась и предложила попробовать дожить без магической помощи до рассвета. На том Маруся-Марта сломалась и отдала вымогаемую сумму на всякий случай, вернее, для страховки. После чего гадалка смягчилась, произвела действия с воском на блюдце и сообщила, что перевела стрелки с Марты на ближнее окружение, пусть Марта выберет, кого ей не жалко будет лишиться.

Следует отдать должное тетушке Марте, она долго колебалась и выбрала кандидатуру в отдалении, но вполне заслуженную. Правда, обманула гадалку и представила жертву в качестве двоюродной племянницы, назвала имя и перемешала восковые письмена острой палочкой. Но сделка с дьяволом все равно состоялась. Затем наступил момент раскаяния. Однако на этом месте мы въехали в дачный поселок, и рассказ прервался ввиду качества дороги. Высаживая нас около родительской хибары, Виталик обещал продолжение чуть позже, правда, осведомился, не претят ли мне магические игры, тогда он замолкает.

И вот, по дороге на дачу Мельников Виталик ждать себя не заставил, исполнил обещанное. Правда, пришлось его слегка понудить.

– А что, та идея, о которой Таня толковала, она имеет касательство к мистике? – осторожно осведомилась я, желая знать, как легче отказаться.

– «Нет, ребята, это слишком!» – горестно процитировал Виталий полузабытые детские стихи, он помнил их великое множество. – Я чувствую себя полным болваном, и ничего не могу поделать. Эта их идея… Говорил я им, обещали не развивать, но кто меня будет слушать?

– Тем не менее? – спросила я кратко.

– Нет, тогда Марта-Маруся к гадалке еще не ходила, просто дулась и молчала, денег, понятно, отдавать не хотела, – поведал Виталик. – Теща её попрекала, обвиняла, что сестрица нарочно скрыла информацию, а мы понесли финансовые потери, теперь деньги пропали с концами. Не исключаю, что после того Маруся двинулась в мистику, а вот теща с Татьяной решили отработать деньги сами, но хотели просить у тебя совета, как это лучше сделать. Мы с Петей их вроде отговорили, но потом включилась мистика с легкой руки Марты, вот тогда…

– Тогда что? – заинтересовалась я.

– Когда она раскаялась, то призналась, все на уровне бреда, – начал Виталий обстоятельно, но не смог продолжить рассказ.

Дорогу перегородила фура, ставшая посреди дороги, видно, кто-то обстоятельно съезжал с дачи. Пришлось ставить машину на травяную делянку и следовать пешком, стало недалеко, но в обход, мы вышли прямо под окна пристройки. Из чего последовала заминка почти мистического плана.

– Все, они меня достали! – заявил Виталик, не успели мы войти и поприветствовать общество. – Опять я виноват, опять не то сделал, видите ли! Ребята, я жду на улице у машины через час, и гори все оно синим огнем, извините.

Оказалось, что тетя Маруся-Марта увидела нас из-за занавески и наотрез отказалась выходить к гостям. Причин и объяснений не привела, Татьяна просила прощения и выдвигала предположение, что тетушка испугалась Мишу. Хотя видела его раньше, но в помещении недооценила размеры, а на садовой дорожке выявился истинный масштаб фигуры.

– После гадалки у неё расшаталась психика, – сделал предположение папа Мельник. – Было и так не слишком.

– Или ей стыдно, – заступилась за кузину мама Вера Григорьевна. – Нам она рассказала, потому что хотела поделиться, но сознаться чужим людям…

– Короче говоря, сознаваться будем мы, – заключил папа Петя. – Есть в чем, потому что будем просить о содействии.

И Мельники хором сознались. Для начала рассказали, в чем состояла первоначальная идея, с которой Татьяна хотела меня ознакомить, прежде чем одумалась. Она хотела подключить Катю к разработке Игоря Славича, отца Ольги. Общение с ним прекратилось давно, но отношения испорчены не были. Однако Мельники понимали, что сами не справятся, поскольку отлично знали нрав тети Маруси. Если вдруг выяснится, что Игорь в курсе местонахождения Ольги, то Маруся съест всех живьем в момент обнаружения.

Никому не хотелось подставляться, менее всего был расположен сам Игорь. Поэтому к нему не обратились, лишь отдали в «Аргус» координаты, понадеялись, что у специалистов номер спляшет. Но не сплясал, доктор наук Славич быстро вычислил последствия и отказался сотрудничать. Тем не менее, Таня с мамой хотели обратиться ко мне за советом, как убедить Игоря поделиться информацией, если она есть, не подставляя никого. Однако по зрелому рассуждению оставили эту идею, в основном по рекомендации мужской части семейства, которых глупейшая история с розыском достала вконец.

Далее вмешался мистический фактор, и выяснилось, что можно пощадить Игоря Славича, нашлась более перспективная кандидатура. Маруся-Марта, опомнилась после магической атаки и созналась, что подставила под косу смерти (у гадалки на блюдце!) подругу Ольги, которую она частично винила в исчезновении дочери. Та вроде активно способствовала, даже укрывала сбежавшую из дому парочку, потом отрицала соучастие, в процессе состоялся скандал гигантских масштабов, к котором принимали участие все, включая Татьяну и родителей подруги. Ту тоже звали Ольгой.

 

Маруся-Марта не забыла обид и много лет спустя переправила проклятие на голову той Ольги, назвав её племянницей для мистического порядка. Но не дай Бог, подумала Маруся, чтобы силы зла промахнулись и задели реальную племянницу Таню, у нее же дети! Но кого-то требовалось подставить, посему к месту пришлась Ольга Киреевская, ей стало поделом за причиненные страдания.

Бог с нею, с Мартой, он же простит игры с нечистою силой, никого это особенно не волнует, продолжали Мельники. Однако фигура Ольги Киреевской, явившаяся в мистическом антураже, представляла реальные перспективы. Пока проклятие ее не достало, Ольга Киреевская может быть разыскана и осторожно расспрошена, разумеется, без участия тети Маруси. В том, что она имеет ценную информацию, сомнений не существовало никаких.

Таня с мамой однажды участвовали в телефонном розыгрыше, каковой предприняла Маруся, пытаясь сыскать дочку по горячим следам. Поддавшись слезным уговорам явившейся на дом Маруси, мама не воспротивилась и допустила Таню попросить Ольгу к телефону девичьим голоском. Надо думать, что Марту-Марусю в доме Киреевских уже слышали. Но в середине переговоров с матерью второй Ольги Маруся выхватила трубку, дальнейшее можно представить без труда. Таня с мамой помнят до сих пор, но как-то не соотнесли тот скандал с исчезновением Ольги, только недавно что-то мелькнуло, и концы сошлись. Им было известно, что у Марты с дочерью были сложные отношения, и публичные скандалы редкостью не становились. В школьные годы дочери Маруся имела скверную привычку обзванивать одноклассников Ольги и предъявляла им претензии, иногда под руку попадали родители, которым тоже доставалось. Но вот теперь…

А просьба-предложение у Мельников состоялись такие вот. Татьяна бралась узнать, как найти Ольгу Киреевскую. Но Мельники были уверены, что никто кроме Кати, не способен разговорить бывшую подругу Ольги. Сами они боялись получить афронт, в особенности, если та вспомнит, как её звали к телефону от имени Тани Мельниковой. Так услышала мать другой Ольги, соврать у Тани не получилось. Понятно, что за много лет детали могли исчезнуть из памяти, но последовавший скандал был таков, что лучше не рисковать. Речь заходила об укрывательстве краденого, потому что Ольга захватила из дому старинную фамильную вещицу, а Маруся умела доставать людей, как никто другой, ей не претили никакие домыслы и обвинения.

– Катюша, пожалуйста, если можно, – вежливо нудила Татьяна. – Мы сами никак…

– Вы, Катя, только подскажите, – не менее вежливо разъяснял отец, дядя Петя. – Так сказать, проект кампании. Как начать, что упомянуть, какой довод привести.

– А мы будем исполнять, – добавила мама Тани. – По мере возможного.

Так мы и договорились, они будут действовать в щадящем режиме, узнают и вычислят, подготовят почву для моих размышлений и проекта беседы – далее сами исполнят.

– Надо было отказаться, между прочим, – резюмировал Виталик, дождавшись пассажиров на делянке у машины, хотя фура уже отъехала. – Просто сказать «нет».

– Ага, пробовали все вместе и по отдельности, – сформулировала я, усаживаясь на переднее сидение. – А воз и ныне там…

– Прости, ты права, – повинился Виталий, затем посулил, что сам он больше ни за что и никогда…

Дальнейшие события с дачным великолепием, к сожалению, не связались. Вскоре настала холодная и слякотная осень, я проводила время на городской квартире, редакторскую работу привозили на дом, издательские курьеры сновали с рукописями туда и сюда.

Бумаг действительно было немало, некоторые авторши слезливых дамских романов требовали Катю Малышеву в любом состоянии и заверяли, что красочные переживания героинь полезны для будущего ребенка, в особенности, если это девочка. Им отвечали, что наоборот, ожидается мальчик, тогда милочка Инна Григорьевна Долинина заверила что ее письменность сделает мальчика джентльменом, просочившись в организм посредством осмозиса. На самом деле мальчик не возражал, его вообще не интересовали литературные процессы, зато нравились натуральные соки, рыночный творог и музыка в ритме марша.

Однако с иными делами обстояло много хуже. Когда Татьяна, бывшая Мельник могла оторваться от своего мальчика и дочка Ева исправно посещала садик, а не болела дома, то мысли мамаши устремлялись к изыскательскому процессу. Понятно, это было интереснее, чем детское питание и глажка фланелевых платьиц для садика, чем Таня занималась много лет подряд. Мой опыт был недостаточен, но приходилось верить на слово.

И я оказалась в курсе, как Таня собирала по крупицам информацию к собеседованию с Ольгой Киреевской, затем искала самоё Ольгу всеми доступными способами. Через едва появившийся интернет включительно, а он работал отменно плохо и требовал помощи мужа Виталика.

Тем не менее постепенно отыскался музей минералогии, его основал и оборудовал профессор Киреевский, оказавшийся дедом искомой Ольги. Музей обосновался на далеком отшибе, но радовал посетителей интересной коллекцией минералов со всего мира, а в особенности из отдаленных точек бывшего Союза. Ко всему прочему у музея была слава не вполне ортодоксального заведения, покойный профессор вбросил в научную среду несколько завиральных идей, за которые страдал при жизни, но парочка-тройка стала впоследствии научной классикой.

Суть идей осталась вне нашего с Таней разумения, зато потомки профессора, среди них старшая внучка Ольга, занялись научной памятью предка, тем более, что Ольга имела специализацию по части истории науки. Тут Татьяна Захарова-Мельник ее и отловила. Во всяком случае, выясняя связи и переплетения фамильных ветвей, обнаружила, что внучка профессора Киреевского и есть та Ольга, которую надлежало спасти от магических наговоров. Переход от науки к магии получился просто шикарный, не правда ли?

Далее не без трудов Татьяна обзавелась координатами Ольги, конкретно адресом и телефоном, далее выяснила, что Ольга Киреевская проживает по своему адресу вместе с мужем, но фамилии у них разные. Валька отчасти пожаловался, что именно он произвел эту часть работы с очень большой скидкой, девушка (то бишь Татьяна) привязалась, как репей и умоляла сделать одолжение, обещая взамен оставить Катю в покое.

– Еще одна шантажистка на мою голову, – пожаловался друг Валя. – Притом с двумя детьми, просто гильдия мамаш-попрошаек у вас образовалась, сделай им работу задаром, иначе жизни не станет! Так оставила тебя в том самом покое?

– Ну как тебе сказать? – дипломатично уклонилась я.

– Тогда не приходи ко мне рыдать и плакать! – пригрозил Валентин, далее переключился на интересный предмет, а именно, когда он может ожидать появления крестника.

На этой магической процедуре он настаивал из вредности, и предлагал милые имена для крошки, в частности Анемподист, откуда только брал?

Татьяна тоже приняла участие в именном конкурсе, причем бессовестно пользовалась этим предлогом, чтобы в очередной раз завести беседу о возможном подходе к Ольге Киреевской. Один случай запомнился, потому что имел интересные последствия. Получилось примерно так…

– Кстати сказать, Кирилл – очень приятное имя, модное, – толковала Таня. – Во всяком случае мне нравится.

– Ага, а вот Кирей – вообще нечто неожиданное, и не побоюсь этого слова – нетрадиционное, – отвечала я. – От него пошли Киреевские, тоже кстати. Но модным Кирилл был давным-давно. Если не ошибаюсь, то мужа Ольги зовут именно так. Кирилл Аврорский, хорошая фамилия, исключительно церковная. Поэтому она фамилию менять не стала.

– Не поняла, но рада, что ты помнишь подробности, – робко похвалила меня Татьяна, не зная, куда я могу вырулить в полете мысли.

– Элементарно, Ватсон! – радовалась я, хоть какие-то мысли имели место, кроме – Ольга Киреевская и Кирилл Аврорский – звучит интересно, а оба Аврорские – скучно, хотя и церковно.

– Почему церковно, я не поняла, – объяснилась тогда Татьяна. – Но знаешь что…

– Сейчас объясню, – поторопилась я (и чуть было не упустила главный момент в дальнейших событиях). – Когда человек вступал в церковную должность в прошлых веках, ему зачем-то меняли фамилию, скажем, Рождественский или Вознесенский, в честь соборов, либо на более благозвучную – это случай Аврорского. Монахам тоже меняли имя, скажем, был Иван, стал Анемподист.

– Ужас до чего сложно, но ты все знаешь назубок, – доложила Татьяна. – Но вот что я хотела сказать. Наша Ольга и Ольга Киреевская звали друг дружку по прозвищам, Кира и Слава. Потому что обе были Ольги, я видела записки, нашла тетрадки с конспектами на чердаке в ящике, там много чего осталось.

– Простенько, но со вкусом, – согласилась я, далее добавила рифму почти машинально. – Кира и Слава, звучит православно…

– Может быть, тебе привезти эти записи? – наконец Татьяна оформила запрос. – Мы до таких штучек и втроем не додумаемся.

– Только не весь ящик, – снисходительно отозвалась я. – Пару самых интересных бумаг будет в самый раз.

– Откуда я знаю, что тебе интересно? – воззвала Татьяна. – Они на конспектах писали.

– Ага, я возьму и стану читать конспекты по истории КПСС в туманной надежде, – это я задумалась вслух. – Бедный мальчик вырастет начётчиком, извини, не могу.

– Тогда я просто приеду посоветоваться, можно? – так заканчивался каждый пятый разговор.

И вот после месячной подготовки Татьяна бросила птенцов на маму с папой и приехала со своими конспектами. Чего там только ни нашлось, а главным номером программы крупным шрифтом были исполнены телефонные номера Ольги Киреевской, дома и на работе. И телефон музея имени профессора-дедушки на дальней окраине Москвы имел почетное место.

– Не буду тебя долго мучить, – посулила Татьяна. – Просто скажи, как начать разговор. Три варианта. Первый: «здравствуйте Ольга, я двоюродная сестра Ольги Славич, меня зовут Татьяна Захарова. Вся наша семья…» Или всю нашу семью? «Мы озабочены судьбой Ольги Славич. Могли бы вы нам помочь? Второй вариант: «Ольга Юрьевна, вы сделаете нам большое одолжение. Я понимаю, что, может быть, вам не очень приятно вспоминать эту семью, особенно мать вашей подруги Ольги Славич, но прошло столько времени, им пора помириться…» Третий вариант, самый последний: «Ольга, может быть, вы помните, как обстояли дела, когда Ольга Славич ушла из дому? Если так, что не могли бы вы нам подсказать, куда она могла уехать?»

– Никуда не годится ни один вариант, – объяснила я без радости. – В лучшем случае повесит трубку, в худшем пошлет подальше, в крайнем скажет, что не знает.

– Почему? – спросила Ольга с обидой.

– По кочану! – лаконично ответила я, далее пояснила. – Поверь специалисту.

– Я верю, – отозвалась Татьяна. – А что делать?

– Дать бумаги на просмотр и поставить чай, – ответила я отрешенно. – Попьем чайку, и всё сделаем, извини, я была не очень вежлива.

Татьяна обрадовалась, соорудила чайную церемонию с печеньем, она принесла гостинец. Я пила хорошо заваренный напиток и знакомилась с документацией вприкуску. Танечка отлично поняла намеки и сделала отличную работу, в конспектах оказались закладки, на них Таня аккуратно скопировала переписку девушек, даже пометила поименно, где писала Кира, а где Слава, просто браво!

Проникшись духом, а не буквой диалогов на конспектах, я получила мощный порыв вдохновения, произвела экспресс-обработку текстов и смело набрала первый же номер Ольги Киреевской. Удача была со мной.

– Ольга Юрьевна, у меня сейчас сидит сестра Ольги Славич, – начала я, едва успев представиться сотрудницей агентства «Аргус» (пусть Отче Валя меня простит). – Вы, наверное, её помните, встречали на даче, её фамилия Захарова, в девичестве Мельник. Последние месяцы их семья безуспешно пытается связаться с Ольгой, у её матери возникли проблемы. По другим каналам мы Ольгу отыскать не можем, но вы могли знать, за кого Ольга вышла замуж, и куда она отправилась, если уехала из Москвы. Не будете ли вы так добры побеседовать с её сестрой, не в розыск же пропавших нам обращаться?

Ответом мне было долгое и мучительное молчание, Татьяна успела прийти в картинное отчаянье и делала знаки, что мол, все пропало, сейчас повесит трубку – и с концами.

– Я могу приехать сейчас, – после бесконечной паузы проговорила трубка иным тембром голоса, на октаву ниже. – Диктуйте адрес вашего заведения, я на машине.

– Я вовсе не настаиваю, – я даже запнулась от неожиданного успеха предприятия. – Можно назначить встречу…

– Мне удобнее сейчас, – перебила Ольга Киреевская. – Потом время ограничено.

– Дело в том, что Татьяна Мельник не в офисе, а у меня дома, – я слегка засуетилась, отчаянно не желая получить «сеанс разоблачений» на дому.

 

– Тем лучше, – лаконично отозвалась Ольга. – Закроем проблему здесь и сейчас. Судя по номеру вы живете…

– Отлично, пишите адрес, – согласилась я, а куда было деваться, принцип был изложен четко: сейчас или никогда, один-ноль в пользу Ольги Киреевской.

Пока собеседница ехала по осеннему дождю сквозь транспортные потоки, Татьяна то приносила благодарность за успешное содействие, то впадала в панику последнего разбора, говорила, что сейчас уедет домой или спрячется в ванной комнате.

Немедленное свидание с Ольгой Киреевской отчего-то наводило на неё ужас, хотя именно к тому она стремилась последний месяц. Я сама пребывала в ошеломлении, не совсем понимая, как это у меня вышло, точнее, что я такого сказала, чтобы взрослая дама помчалась сломя голову беседовать с сестрой давно позабытой подруги студенческих лет. Если они расстались не в лучших отношениях, то что мешало сказать: «Кто такая Ольга Славич, не помню, какая сестра, какая дача? И вообще это было давно и неправда…»

В общем и целом ситуация разворачивалась по канонам мусорной литературы, я бы оценила, будучи в ином положении. А в настоящем интересном только тупо недоумевала, и надеялась, что Татьяна возьмет себя в руки и обойдется своими силами.

– Главные вопросы я уже задала, – толковала я бедной Тане. – Ты только не пропусти, добейся четкого ответа. С кем и куда уехала твоя Ольга, или намеревалась. Все прочее – литература! При том очень плохая, последнего сорта.

Однако деловые соображения бедную Таню не трогали, перспектива близкого свидания с Ольгой Киреевской тревожила её без меры и резона, я сжалилась и опробовала отвлекающий маневр.

– А ты хорошо ее помнишь, эту Ольгу? – спросила я в целях провокации и дальнейшей терапии. – Мне она показалась по разговору…

– Не говори, – Татьяна отлично повелась в нужную сторону и стала излагать скрытую проблему, не подозревая, что с нею ведется работа. – Она меня всегда нервировала. Понимаешь ли… До нее, вернее, пока не поступила в институт, Оля была очень замкнутая серьезная девочка, всегда с книгой, как правило очень толстой, на дачу ей возили книги из дому. Других занятий она не признавала. Представь себе, сидит девочка в беседке в разгар лета и читает кирпич синего цвета. «Мистер Блетсоурси на острове Ремполь» – ты когда-нибудь слыхала что-нибудь подобное? Понятно, что нет!

– Действительно, не припоминаю ничего даже отдаленно подобного, – созналась я. – Но откуда такие изыски?

– И виновата тетя Маруся, – продолжала Таня. – Она внушила Ольге, что та не блещет по части внешности, на самом деле водила ее плохо одетой и жутко причесанной, потом сама вечно критиковала. Ну представь себе, у девочки зализанные волосы, косица на макушке, рот сжат, глаз не видно из-за нависших бровей, вид ужасный. Понятно, оставались одни книги для утешения. Мама однажды вмешалась, посоветовала Марусе приодеть девочку, и сменить ей прическу, а та просто ни в какую! Я слышала, как она заявляла: «темные волосы надо причесывать гладко, никакой косметики до 18 лет, короткие юбки и брюки девочке не положены, она не сформировалась. А что проводит время за книгами – то ее счастье, лучше, чем бегать в Бог знает каком обществе. Это с намеком на меня, между прочим.

– А потом? – я вступила с наводящим вопросом, другая Ольга всё не ехала, а Татьяна отлично отвлеклась.

– Ну, я о том же, – пояснила Татьяна. – И вот следующим летом Ольга поступила в архивный институт, нас пригласили праздновать, выпили наливки, и я поняла, что Ольга может быть хорошенькой, мама права. Но не задумалась, так промелькнуло. Потом они всем первым курсом поехали на картошку, потом в сентябре я увидела Ольгу на даче и просто ее не узнала. Волосы она подстригла, брови выщипала вполовину, глаза блестят, улыбка во все зубы. Они у нее вообще-то великоваты, хотя и очень хорошие, тетя Маруся всегда указывала: спрячь зубы. Ольга поэтому стеснялась, старалась поменьше улыбаться и говорила со сжатым ртом. А тут она выкрасила губы польской помадой, и зубы встали на место – как у киноактрисы! Приехала в джинсах, в свитере в обтяжку, смотрелась по-другому, держалась очень уверенно. Её отец обратил внимание, мол, смотрите, дочка из колхоза приехала, а как из Голливуда! Ольга созналась, что подружка посоветовала и постаралась, брови ей выщипала, косу остригла и дала поносить джинсы. «Не всегда же мне ходить Золушкой-замарашкой» – объяснила высокомерно, и тетя Маруся очень была обижена. Все старания пошли насмарку, «девчонка отбилась от рук раз и навсегда» – говорила всю дорогу. Следующим летом, если Ольга бывала на даче, то с другой Ольгой, они наезжали, потом срывались с места, а на нас – ноль внимания, будто никого не было. Вот помнишь, когда мы за курткой ходили, они вдвоем сидели за столом, что-то резали и клеили, вроде стенгазеты и страшно веселились. А когда ты ушла в этой куртке, за ними машина приехала. Жигули «белая ночь». Они бежали через дорогу, бумагу свернули в трубку и смеялись обе, как безумные, пока садились. За рулем, я разглядела, парень сидел, немного старше их, красивый и наглый, тоже смеялся.